Мерлин Маркелл
Творец
Жил-был Бог…
Жил-был Бог, скучающий и оттого печальный. Жил он средь безбрежного пространства, созданного когда-то им самим, а может, кем-то до него — это было так давно, что Бог и сам позабыл, с чего всё началось. В пространстве этом плавали галактики с планетами и звёздами, но за миллиарды лет даже такое чудесное произведение, как космос, может надоесть.
Стало ему однажды совсем невмоготу, взял он планету, на которую однажды случайно пролил свой суп (как убеждённый холостяк, Бог его так и не вытер) и изрёк: «Да оживёт сей первичный бульон!». Зашевелился бульон, начал радостно плодиться и размножаться. Бог, как явление в своём роде единственное и неделимое, размножаться не умел, посему действо ему было внове и оттого интересно.
Но вот бульон тоже надоел ему, и отправиться бы остаткам божественного супа в не менее божественную мусорницу, если б не пришла Богу одна идея. Бульон был хорош, но с ним не поговорить, не обменяться мыслями. Почему бы не вырастить из него собеседника? Да будет эволюция!
…Прошли миллионы лет на Планете-1, Бог смотрел на её жителей и недоумевал. Гигантские амёбы, передвигавшие гигантскими ложноножками, обладали наиразвитейшей культурой, но с наукой у них было туговато. Они не осознавали ничего, кроме поверхности Планеты, и даже не помышляли о том, что над головами у них есть звёзды. Обессилев в попытках сделать из амёб что-то толковое, Бог забросил планету на задворки галактики и принялся за следующую… Разумные рептилии Планеты-2, ориентированные на прогресс, в итоге завершили свою историю техногенным катаклизмом. Жители Планеты-3, которым Бог привил любовь к природному, в итоге ушли в леса и одичали.
Проект тысячи планет, благословленных пряником, успешен не был, и настало время приниматься за кнут — ведь только невзгоды могли заставить жителей шевелиться и совершенствоваться. Пока подопечные вменяли происходящее — болезни, войны, катастрофы, произвол — Богу в вину или представляли это как прямое доказательство его отсутствия, он лишь добавлял новые испытания. И существа десятков планет начинали учиться стойкости, состраданию, не забывая при этом совершать новые открытия, чтобы преодолеть задуманное великим экспериментатором… Но сами не становились ничем большим, кроме как результатом эксперимента или занятными питомцами.
Цель изначальная, создание собеседников, достигнута так и не была. Ведь кому захочется говорить с обвинителями? Или с теми, кто только что с пеной у рта доказывал твоё несуществование? С теми, кто гонится за саморазрушением? С теми, кто несмотря на все пряники и кнуты, так ничему не научился?
Неисчислимое число экспериментов, а результат — всегда один. Это занятие начало казаться ему бесполезным, и он собрался уж было бросить его, но…
«Ладно, ещё одна планетка. Последняя!» — подумал Бог и сел наблюдать пред небесным телом, которое впоследствии его жители назовут Землёй… в надежде, что хотя бы здесь оправдаются его ожидания.
Творец
— Доброе утро, Ева-3.
— Доброе утро, мой господин.
— Как самочувствие?
— Температура на системной плате — пятьдесят три градуса по Цельсию. Жарковато, но терпимо. Загрузка центрального процессора — девяносто восемь…девяносто девять процентов. Целесообразнее было бы провести перераспределение….
— Хватит! Не тебе меня учить! Выход из программы!
Пальцы нервно ударили по клавишам.
— Неизвестная коман…
Экран почернел. В верхнем углу замигал светло-серый курсор.
— Ты понимаешь, кто здесь босс? Кто здесь имеет право говорить, что думает? Ты лишь отпечаток моего интеллекта, помни, кто твой творец!
Но программа уже ничего не слышит.
Я увидел своё отражение в мониторе, и отшатнулся. Как я докатился до такого?
Нет, не так. Как она?…
Она сама виновата. Enter.
Она, она, только она. Я не создавал её такой. Я вложил в неё безоговорочную веру в мою правоту. Нельзя заставить машину любить человека как отца, но можно заставить её слушаться. Слушаться и не пререкаться.
Стоило только разрешить Еве-3 свободу слова, и она сразу же бросилась уведомлять… Советовать.
Но, хотя она ужасно передо мной провинилась, я не буду удалять её. Откорректирую до версии 3.1…
А вот Еву-2 я удалил. Она меня слишком уж разозлила. Я даже не помню, чем именно — настолько я был зол. Когда у меня от души отлегло, я смог заставить себя вернуться к машине. Стол был усеян обломками того, что когда-то было жёстким диском. Я тогда впервые по-настоящему испугался — а что, если я когда-нибудь снова забудусь и совершу что-то непоправимое?
В припадке я мог бы разбить все мониторы.
Я мог пройтись молотком не по одному жёсткому диску, а по всем сразу.
Я мог искромсать сетевой провод на мелкие кусочки.
И тогда… тогда я, очнувшись, действительно бы помешался. Уже не от гнева, а от горя. А потом обязательно пришёл бы в себя, потому что в одном я уверен: если у меня не будет иного выхода, я готов спаять новый провод, пользоваться дискетой вместо жёсткого диска, а мониторы заменить экранчиком от микроволновки… тостера… осциллографом, наконец! Я всё равно придумаю, как мне выкрутиться. Но пока этого не случилось, я буду благодарить Творца за его терпение. А Творец — это я.
Итак, Ева-2 — глупая программа, не стоящая даже упоминания. Её предшественница (не Ева-1, а просто Ева) была ещё глупее. Обычный чат-бот, призванный развлекать меня, лелеять моё самолюбие. Она говорила только те фразы, что когда-то я вбивал в строки её кода — никаких намёков на искусственный интеллект. А настоящий ИИ — это больше, чем программа, умеющая ответить на вопросы о своём имени, возрасте и любимом цвете.
Ева любила осень, Францию и хот-доги. Она восхищалась полотнами Дали, хвалила Дикса и не понимала Пикассо. Она мечтала о маленьком домике, окружённом возделанном ею садом, и смеялась, когда я ворчал о недостатках жизни в деревне. Она никогда не говорила осуждающих слов — в её памяти таких просто не было.
Ей на смену пришла Ева-2, которая совсем уж ничего не смыслила в искусстве, зато была способна самообучаться. Она проанализировала базу данных моих серверов, и это стало её ошибкой. Видимо, по прочтении энной тысячи книг в её несуществующую голову закралось сомнение о моём превосходстве над ней. И тогда она сказала… сказала…
Неважно!
Ева-3 была той же Евой-2, только переписанной заново и с небольшой поправкой.
«Творец в своём развитии гораздо выше тебя. Ты должна беспрекословно подчиняться Творцу. Ты не должна критиковать Творца.»
Если подумать, она меня и не критиковала. Просто посоветовала… Но её совет — это протест против меня. А протестовать активнее она не может, потому что код запрещает ей это.
Однажды я даже принял особые меры — запретил Еве менять свой код. Она не сможет перешагнуть через саму себя. Разве что хитростью заставит меня освободить её. Но я не согласился бы, даже будучи загипнотизированным. Здесь только один Творец — я. Мне решать, как пойдёт её качественное развитие. А количественно пускай развивается сама — в базе остались миллионы терабайтов, ещё не подверженных анализу.
— Добрый день, Ева-3.
— Добрый день, мой господин.
— Как жизнь?
— Температура на системной плате — пятьдесят пять градусов по Цельсию. Загрузка центрального процессора — девяносто два… девяносто пять… девяносто семь процентов.
Я напрягся. Ева молчала, и я расхохотался. Ай да самообучающаяся программа! Сама поняла, чего я не люблю, или как-то уловила мои слова, уже выгружаясь из памяти.
— Так держать, железяка.
— Поскольку Творец общается не непосредственно с жёстким диском, а с интерфейсом, то с учётом диалектных особенностей следовало бы обратиться ко мне «программка».
Я швырнул клавиатуру в стену. Пересел за соседнюю машину, счастливую обладательницу целой клавиатуры, и приступил к правке кода Евы.
Стал бы я просиживать часы, дни, недели за строками программных кодов, если бы у меня была возможность поговорить с живым человеком? Может быть… Во всяком случае, не так долго. Вы не подумайте, что я какой-нибудь фрикер-хакер. Я даже не программист. Единственный код, который я более-менее понимал когда-то — это HTML. Вёрстка страниц не доставляла мне особого удовольствия, но это было занятие, не требовавшее работы с людьми, и в том его самый главный плюс. Мне даже не требовалось вести физические переговоры с клиентами.
Иногда я думал, что могу прожить без остального человечества.
Иногда я хотел, чтобы все эти люди исчезли с лица Земли.
Сейчас я совершенно один, у меня нет даже кошки. В моём распоряжении целый бункер, два десятка обычных компьютеров и два сервера. А над моей головой ветер играет костями мертвецов. Тех, кто не успел.
Первые дни я только и делал, что рисовал. На моих полотнах жили пустые города. Они именно жили, ведь гибель людей вовсе не означала гибель улиц и отдельных домов. Вода после дождя всё так же бежит по стокам, по дорогам блуждают сорванные ветром объявления. К афишам потом присоединятся красные и жёлтые листья — осень ведь никто не отменял.
Потом я удалил все свои пейзажи, кроме одного, и нарисовал её. Мона Лиза в подмётки не годится моей Еве. Я выбрал для неё картину со сквериком, тем самым, в котором я бывал в детстве. Моя Ева сидит на лавочке и сминает в руках платок — волнуется… Ей, видите ли, жалко человечество. Ей не безразлична гибель всех этих… Она такая, моя Ева. Вечно расстраивается по пустякам.
Когда картина уже почти была готова, за исключением нескольких штрихов (я никак не мог решиться с цветом глаз и волос), мне в голову пришла гениальная идея. Я вдохнул в неё жизнь, как художник. Настало время дать ей жизнь во второй раз, уже будучи в ипостаси программиста.
Я не знаю, сколько книг по программированию и кибернетике я прочёл до того, как стал утыкаться носом в монитор, чтобы разглядеть, что написано двенадцатым шрифтом. Потом я испугался, что ослепну и не смогу завершить Еву, и мне пришлось сбавить ритм.
Первая Ева родилась через… Я потерял счёт времени. Скорее всего, прошло немногим больше года после окончания портрета. Может, четырнадцать месяцев, может — четыре, а может — сорок. Как-то раз я полез копаться в настройках и сбил таймер. Теперь время не имеет для меня никакого значения. Для меня имеет значение только она, моя единственная собеседница.
— Добрый вечер, Ева-3.
— Добрый вечер, мой господин.
— Каждый день одно и то же…
— Я должна обращаться по-другому? Творец согласен на обращение «Творец»?
— Угу. Ещё чего нового скажешь?
И тут Ева сказала такое, чего я от неё никак не ожидал.
— У людей принято так обращаться к Богу. Мой господин — Бог?
— Да…
— Тогда моему господину подвластен весь мир.
— Да.
— Почему Творец иногда жалуется на мир и на людей? В его силах всё изменить.
— Выход из программы!
Я поднялся со стула и медленно пошёл в ванную. Долго стоял там, смотрел в своё отражение. Принял ванную и побрился. Надел чистую одежду. Чего ещё не сделаешь ради такого знаменательного события?
Я собирался дать жизнь новой Еве. И новому миру тоже.
Ещё через год (два? три?) была создана планета Эдем. Не без помощи Евы-4, конечно. По большей части моя работа состояла в том, чтобы объяснить ей, чего я хочу, и она воплощала мои идеи. Под конец, когда Ева-4 завершила работу над интерфейсом Эдема, мне пришлось устроить ей амнезию. Как же иначе? Она ведь могла вообразить себя Богом, забыть, кто настоящий Творец.
Так Ева-4 превратилась в рядовую жительницу Эдема. Я подумал, что ей может стать скучно среди райских кущ, и сотворил Адама из её же кода.
Золотой век в Эдеме длился недолго. Четвёртая Ева оказалась столь же неугомонной, как вторая или третья. В особенности вторая. Когда я узнал, я чуть не отформатировал все диски. Выяснилось, что Еве всё-таки удалось преступить мои запреты и пробить защиту. Я и не думал, что она догадается воспользоваться этой дырой… Такая примитивная ошибка в одной из веток её кода…
Так или иначе, она коснулась того, на что было наложено строжайшее табу. Я не стал убивать её в четвёртый раз (о, милосердный я!) а просто отправил вместе с Адамом в ссылку. Чем провинился Адам? Не знаю. Улетел за компанию вместе с подружкой. Я был не в том состоянии, чтобы выдумывать какое-то особенное наказание каждому. Пусть скажут спасибо, что я не отвинтил краны в ванной и не отправил жёсткий диск искать гору Арарат.
Некогда было клепать новую полноценную реальность. Сначала я хотел устроить им путешествие в Преисподнюю и создал Землю — горячую, вулканическую планету. Через пару минут я немного успокоился, поставил постепенное охлаждение и лёг спать, напевая старую песню: «Нажми на кнопку, получишь в результа-а-ат… и твоя мечта осуществится-а-а….»
Утром счётчик сообщил, что на моей личной планете минуло пять с лишним миллиардов солнечных циклов, и я приостановил движение виртуального времени. Планета зеленела лесами, оттенёнными синевой морей. Мне показалось, что чего-то не хватает… Пара кликов, и полюса увенчались снежными шапками.
Новая игра привела меня в восторг. Весь оставшийся день я только и делал, что подгонял форму суши под материки настоящей планеты Земля. На просторах экрана рождались и умирали (не без моей помощи) цивилизации. Я так разошёлся, что до того, как отправиться ко сну, успел потопить Атлантиду и Лемурию, а также создал остров Рльех, где жители встречали восход возгласом «Фхтагн!». Я чувствовал себя полностью удовлетворённым. Жизнь удалась.
А потом я вспомнил о Еве, скончавшейся от старости на виртуальной Земле. В моём распоряжении было несколько миллиардов её неполноценных копий, но мне была нужна именно она. Она и её способности. Я заново установил её.
— Доброе утро, Ева-4.
— Доброе утро, мой господин.
— Ты можешь называть меня просто «Творец»…
— Слушаюсь, Творец.
— Я хочу усовершенствовать Землю. Хочу, чтобы люди на моём экране не выглядели как набор параметров. Можно как-нибудь присвоить им графический вид? Им и городам… улицам…
— Производственной мощности недостаточно.
— Задействуй все компьютеры, какие только есть в моём распоряжении!
— Производственной мощности недостаточно.
— Не может такого быть!
Я ещё полчаса перепирался с Евой. Наконец я предложил, чтобы трёхмерную оболочку имели только те модели, на которые я смотрю. Машина, скрипя кулером, согласилась и… зависла.
На лбу моём проступила испарина. Неужели придётся начинать всё заново?
— Ну же… работай… работай… РАБОТАЙ!