Метафоризировалась и еще одна физиологическая способность, а именно дыхание, которое связывалось с
А щеголихи носили свои души с собой в коробочках с благовониями. Периодически они открывали шкатулки и вдыхали нежные изысканные ароматы. Поскольку жизненное начало вообще отождествляли с дыханием, то вдохнуть в себя благоуханный запах значило укрепить жизненные силы, обогатить сущность собственной души. При случае в шкатулку или сосуд (его так и называли – «обитель души») можно было и выдохнуть душу на время.
Души живущих для сохранности связывались в узел, вражеские же можно было насильно развязать и рассеять по ветру, таким способом обрекая на верную смерть их обладателей.
Почти то же самое мы видели в Древнем Египте: и слух, и дыхание там были священны. Но, если современные исследователи правильно интерпретируют древние знаки, то получается, что одно и то же явление в разных знаковых системах приобретает разные смыслы.
Кажется, что в месопотамских религиях – или все-таки единой религии, существовавшей во многих вариантах в зависимости от народа и эпохи – боги в большей степени сохранили привязанность к «семейному» началу. Они оставались прародителями, родоначальниками определенных семей – тогда как в Египте, став покровителями власти, боги приобрели особые сверхполномочия и отдалились от конкретных людей. Родственность между богами и сотворенным ими миром делала домашний очаг в Месопотамии священным. И не только живущий в каждом доме бог-хранитель (в Риме таких богов называли ларами и пенатами, в библейских легендах – терафимами) оберегал своих домочадцев, но и главные лица пантеона, несмотря на занятость большой политикой, отечески относились ко всему живому. Да и воспринимал их обычный человек именно как родоначальников. «Домашняя», бытовая ипостась как бы стояла между грозной сущностью бога – и людьми, примиряя два различных масштаба.
Не случайно дух алад, как называли его шумеры, или по-аккадски шеду, чьи изображения издревле охраняли все значительные государственные здания, одновременно считался воплощением и хранителем индивидуального человеческого начала, причем не только мужского: для дам в Шумере существовали ла́мы, а Аккаде – ламма́су. У них была голова человека, туловище быка или льва и орлиные крылья. Создавая изваяния аладов-шеду, художники-месопотамцы решали чрезвычайно важную проблему движения в скульптуре. Дело в том, что эти фигуры располагали при входе в здание, в проеме ворот, таким образом, что лица и две передние ноги находились по сторонам проема, а туловище, более длинное, уже на стенном массиве. Та передняя нога существа, которая приходилась на угол, оказывалась общей для обоих ракурсов, но вторая, парная, изображалась и на стене, причем не статично, а в шаге, отнесенная чуть назад. Получалось, что у шеду пять ног. Каменные шеду, технически зачастую представлявшие собой комбинацию рельефа и круглой скульптуры, служили также и охранителями углов, что важно практически для любой культуры: в углах и на перекрестках дорог имела обыкновение скапливаться разная нечисть (поэтому во всех религиях существовали специальные духи перекрестков). Между прочим, это древнейшее поверье еще жило в России XIX века: не случайно мастера, изготавливавшие киоты для икон, прямым углам предпочитали закругленные.
С большой осторожностью нужно говорить о ювелирном искусстве древнего ближневосточного региона – прежде всего потому, что до нас почти не дошли предметы, которыми украшали себя простые люди, а ведь трудно поверить, что этого не происходило. То, чем располагают археологи, было найдено в царских гробницах или в местах захоронения знати. Но наши небогатые знания наводят на мысль о стилистической близости украшений храма – и человека. Особенно, конечно, властителя. Сам собой напрашивается вывод о культурной монолитности, о ее внутреннем единстве.
Такой же монолитностью характеризовалась и домашняя жизнь. На небесах Междуречья она мало отличалась от земной. Последовательность бытовых действий была неизменной, неприкосновенной, святой, как и части ритуала при богослужениях. И то и другое обеспечивало порядок жизни в целом. Показателен такой миф. Перед смертью умирающий и воскресающий бог Думузи видел страшный сон. Кто-то заливал водой костер на его пастбище, маслобойку забирал из маслобойной ямы и чашку снимал с колышка, на котором она всегда висела. Секунду спустя в поле зрения спящего попали его козы и овцы, лежащие в пыли, – и рядом с ними перевернутая чашка и маслобойка без капли масла. Конец жизни – это разрушение священного бытового порядка, одинаково страшное и для бога, и для человека.
Исполнявшие одни и те же действия в одинаковой последовательности, земные обитатели легко находили общий язык с небесными. И те, и другие были весьма практичны. Неловко говорить о небожителях «приземленные», но в Междуречье они были именно такими. Что такое «дела», «занятость», даже «бизнес», они понимали очень хорошо. Поэтому каждодневное общение человека с его богом, во всяком случае, уже во II тыс. до н. э., было весьма неформальным. Если перевести на сегодняшний язык обращение к небесному родителю, получится примерно следующее: «Ну как ты? Все в порядке? Мне сегодня предстоит
Однако внешняя, так сказать, субординационная сторона сохранялась неукоснительно. И тут приходили на помощь статуи, настолько живые в своей каменной неподвижности, что заменяли людей, ушедших по делам или оставивших земной мир. Фразы, начертанные на статуях, означали расшифровку имен молящихся и могли включать имена богов: «Да продолжит мать бога мою жизнь», «Да будет мне жизнь наградой», «Энлиль – моя защита», «Вблизи Бау – жизнь», «Баббар – мой отец».
Если человек тяжело заболевал, ему меняли имя: считалось, что его бог-покровитель не справился с обязанностями защитника. Выбирали «новых родителей», «мать» с помощью других женщин имитировала процесс родов. Если человек выздоравливал, он молился новому богу, давшему ему новую жизнь. Статуя прежнего бога оставалась на прежнем месте, но к ней больше никто не приходил, жертвы ей не воскурялись, доверительные беседы не велись.
Вообще же бескровные приношения совершали ежедневно, воскуряя дымы разнообразных благовоний (и в Египте, и в Месопотамии благовония ценились едва ли не выше, чем чистое золото). Жертвы приносились и богам-покровителям оросительных каналов, отдельных местностей (особенно перекрестков), статуй, музыкальных инструментов… Вот что гласит одна из дошедших до нас записей II тыс. до н. э., которая так и называется – «Человек и его бог»:
Внешне боги соответствовали роду своих занятий. Так, богиня Баба, покровительница птичьих ферм, выглядела как полная коренастая женщина в длинном домашнем платье, восседавшая на троне, поддерживаемом гусями, и с золотой короной на голове.
Перевод посвятительной надписи богине Бау на глиняной оливке (Лагаш, раннединастический период, середина III тыс. до н. э.) гласит: «Богиня Бау, советчица, нашла для Урукагины место службы! – (это) его имя». Пометка «(это) его имя», вероятно, относится к какому-нибудь предмету, который Урукагина принес в храм и посвятил богине Бау. Можно предположить, что на самом предмете (им могла быть, например, финиковая пальма, посаженная в храмовом саду) нельзя было ничего писать и поэтому на него необходимо было повесить этикетку с сопроводительным текстом, чтобы никто не перепутал, чей и кому это дар.
Божества зачастую покровительствовали самому процессу, священному порядку, последовательности действий. Общение небесных и земных обитателей происходило как «напрямую» (в шелесте тростника звучали веления Энки, бога бездны и воды), так и через посредников – крылатых гениев утукку и ламассу.
Если завоеватели предавали город разрушению, а его святыни – поруганию, то жители обвиняли в этом богов-покровителей. Если бог отворачивался от своего человека, тот обижался и горько жаловался:
У каждого человека имелась печать – цилиндр, на которой личный бог-покровитель подводил своего подопечного к божеству, стоявшему выше рангом, и даже к верховному богу.
Такие печати с именем личного бога и сценой представления человека главе пантеона служили и чисто практическим целям: например, их ставили на глиняные пробки сосудов, и тогда оттиски и сообщали имя владельцев, и служили заклинаниями, оберегавшими содержимое сосудов от сырости, пламени, гниения и от воров. Месопотамцы вели обширную переписку с «родственниками» наверху, писали им проникновенные послания, а те в случае нужды передавали их прошения, также в письменном виде, дальше по инстанциям, вплоть до верховного бога. На земле обращение писал писец, и свой голос он присоединял к мольбам просителя.
Не стоит думать, будто ответственность за свои действия месопотамцы возлагали на своего бога. Они говорили: «Если заглядываешь вперед, твой бог – твой; не заглядываешь, то твой бог – не твой бог» (наш современный вариант: «на Бога надейся, а сам не плошай»). «Я обрел бога», – говорил месопотамец, если его судьба принимала счастливый оборот. В случае проступка человек безоглядно раскаивался:
Религия в Месопотамии очень близко стояла к тому, кто называется «простым человеком». Для сравнения: основными в древнеегипетской религии были три момента – это культ солнца, поклонение богам в виде животных и учение об Осирисе, страдающем, умирающем и воскресающем боге, и о бессмертии. В Месопотамии бог плодородия Думузи, как и Осирис, также страдал, умирал и воскресал. Верховные боги также являлись правителями надо всем, однако если в Египте они в большой степени связаны с силами природы и в высочайшей – с качествами животных (откуда происходят и отдельные черты характеров этих богов), то в Месопотамии – с абстрактными категориями Власти (Ан), Силы (Энлиль, или Бел, или Ваал, и Адада), Производительности (Нинхурсаг), Хитроумия (Энки), Царственности (Нанна, Суэн), Воинской доблести (Нинурта), Праведности (Утту, или Шамаш), Бесконечного разнообразия (Инанна, или Иштар).
В обоих государствах искусство работало на укрепление государства, в котором верховный владыка имел полномочия и верховного жреца. Собственно, уже здесь мы сталкиваемся с важнейшей особенностью, характерной с той поры для истории человечества вплоть до нашего времени: искусство, красота стали атрибутом власти, пришли к ней на службу, служа наглядным доказательством мощи, всесилия правителя, его божественного происхождения и права вершить судьбы народов. Боги также воспринимались как красивые.
Так искусство оказалось характеристикой не просто разумного, но и властного человека.
Что же касается низших магических сущностей, то они играли значительную роль в практической жизни месопотамца. Так, чрезвычайно важно было знать и правильно применять символическое значение цифр и чисел. Например, в торговле к ним относились по-особому, потому, что за ними скрывались добрые или злые духи. Имелись и нейтральные, которые можно было спокойно произносить. Так, отмеривая зерно, произносили следующий текст: «Велик и благостен бог наш /первая мера/. Ему нет равного /вторая/». Слова «первая» и «вторая» не произносились, потом спокойно говорили «три» и «четыре» – скрывавшиеся за этими словами сущности не интересовались суетным миром людей. Очень неприятной была пятерка – за нею прятались зловредные божества, поэтому говорили «ваша рука», подразумевая, что собеседнику известно, сколько у него на руке пальцев.
Шестерка являлась нейтральной. Семерки боялись, поэтому вместо нее быстро шептали благословение, а лучше всего считалось просто молчать. Восьмерка не вызывала страха, а вместо слова «девять» говорили: «прошу во имя бога моего». Пересыпая десятую меру, выразительно умолкали, после паузы добавляли «здесь десять», быстро ссыпали одиннадцатую и на следующей облегченно произносили: «двенадцать». Эти многословные формулы призваны были запутать недоброжелательные божества и не дать им прокрасться в отношения между людьми.
И боги, и люди воспринимали все строения как живых существ. Боги обращались к ним в случае необходимости. Иной раз они даже предпочитали общение с домами разговорам с их хозяевами. Чтобы предупредить своего любимца Утнапиштима о грозящем потопе (в Библии Великий потоп, как мы помним, переживает Ной вместе с семьей), его покровитель шумерский бог Эа изложил суть вопроса стенам и тростниковой крыше жилища Утнапиштима. Те и донесли до обитателя хижины весть о грозящей опасности.
Особую роль отводили порогу дома. В нем и под ним обитали духи, макушки которых упирались в лежащие доски, получалось, что, наступая на порог, ты проходишь по голове духа – а кому это понравится? Порог полагалось переступать, а лучше, в знак особого уважения, – перепрыгивать, совершая перед прыжком и после него замысловатые па в знак приветствия. Если стражи порога (вспомним египетских стражников) оставались довольны обхождением, они всячески оберегали людей. Полагалось, например, подержать над порогом новорожденное дитя: божества должны были внимательно рассмотреть его, чтобы впредь узнавать и помогать в различных жизненных ситуациях. Стражам порога жертвы приносились в первую очередь, еще при закладке дома: в основаниях фундаментов найдены жертвенные сосуды и глиняные цилиндры с костями домашних животных.
Стоит на минуту перенестись из Месопотамии в Элладу, чтобы увидеть: особая знаковая роль отводилась порогу и там. В дом мужа в первый раз молодая жена не должна была входить сама: через порог ее на руках переносил муж. Древние верования о божествах порога – хранителях дома были известны и эллинам. Такой хранитель мог принять незнакомого человека за врага и на всю жизнь невзлюбить его. Негативное отношение домашнего гения грозило чем угодно, вплоть до смерти жены или детей. Хозяин дома, внося супругу на руках в их общее теперь жилище, таким способом показывал божеству порога, что отныне эта женщина – часть семьи и относиться к ней надо соответственно.
Деревянный порог «помнил» о своей предыдущей жизни среди деревьев. Поэтому деревья той же породы, как и использованные при постройке дома, старались сажать поближе к нему, чтобы их души могли свободно общаться с досками, своевременно предупреждая о грозящих напастях. Но если, паче чаяния, дерево при падении наносило человеку ущерб или убивало его, тут вершился строгий суд, и «виновник» жестоко наказывался: его корни выкапывали из земли и сжигали, что называется, на глазах у остальных – чтобы молодой поросли и деревьям-ветеранам неповадно было причинять вред человеку. В особо печальных случаях вырубали и молодые побеги, опасаясь, как бы зловредность одного не передалась остальным.
Тростниковые хижины – древнейший тип построек, однако даже в доисторическую, догосударственную эпоху не единственный: строились также и дома с глиняными, тщательно выровненными, порой крашенными и полированными полами и кирпично-земляными стенами. В одном из таких древнейших (V тыс. до н. э.) домов было обнаружено странное помещение: пустой зал, потолок которого опирался на деревянные столбы, а в нем множество глиняных фигурок – женщины, мужчины, дети, лошади, коровы, овцы, козы, свиньи. Здесь же лежали и глиняные модели мужских половых органов. Ясно, что это – самое древнее из известных домашнее святилище, в котором перед богом предстает буквально вся семья, включая, обратим внимание, и домашних животных. Вот наглядное подтверждение свойственного древнему человеку чувства родства всего живущего.
Но именно живущего. В последний путь шумерийцы снабжали своих покойников не бытовыми вещами, как египтяне, а
Этот обычай был распространен в IV–III тыс. до н. э. Позже, во времена Аккадского царства, покойников могли хоронить во дворе дома, и потому захоронения были очень бедными: мертвые не нуждались в отдельной утвари, в их распоряжении по-прежнему находился весь домашний скарб.
Когда оформилось стремление упорядочить все сферы жизни человека (рубеж III–II тыс. до н. э.), были записаны так называемые «Тексты домашних предзнаменований», которыми руководствовался при строительстве каждый домохозяин. Вот некоторые из них:
– если дверь дома будет слишком широкой, этот дом разрушат;
– если дверь дома открывается наружу, жена в этом доме будет проклятием для своего мужа;
– если двор лежит выше дома, хозяйка будет выше хозяина (имеется в виду внутренний дворик, обязательная принадлежность жилища);
– если вода собирается к середине двора, человек соберет большие богатства;
– если дверь комнат выходит на двор, дом этот расширится; если же дверь комнаты выходит в другую комнату, дом этот будет снесен;
– если штукатурка выкрашена в белый цвет, это приносит счастье;
– если внутри штукатурка обваливается, дому сему грозит гибель.
Интересно, что и в эту эпоху главной идеей жизни была опять-таки крепость семьи, что подтверждается самим принципом строительства: дом обращен на улицу глухой стеной, окна и двери выходят на внутренний центральный двор, отдаленность от улицы нарочито подчеркивается двумя, а не одной, дверями. На внутренней, второй от улицы, жители вешали терракотовые маски бога Пузузу, который защищал от юго-западного ветра, несшего лихорадку.
С едой тоже связывались определенные магические представления, нельзя было, например, кипятить молоко, поскольку оно помнило о том, как жило в теле козы и было частью этого тела. Коза тоже знала, что происходит с ее молоком, а потому кипячение молока было равносильно кипячению вымени, после которого, что понятно, животное не просто переставало доиться, но могло и умереть, а это означало угрозу жизни всей семьи. Серьезную опасность представляли пристрастия гурманов к мясу молодых козлят, сваренному в молоке: приготовленное таким образом блюдо было чрезвычайно вкусным, но влекло за собой возможную смерть всей семьи или даже целого племени.
Огромное значение имел также материал, из которого делались сосуды для хранения продуктов: они никогда не изготовлялись из металла и никогда не были каменными. Такие запреты существовали потому, что люди были уверены: и еда, и вместилище для нее должны уметь общаться друг с другом. Это обеспечивало сохранность продуктов, а чем ближе по своей природе пища и ее вместилище, тем их «общение» проходило успешней: продукты не только долго не портилась, но сохраняли аромат и свежесть. Лучше тыквенных бутылей, разумеется, трудно было придумать – особенно если, выскребая мякоть тыквы, предложить какую-то часть козе. Скрепя сердце стали древние жители Междуречья использовать для изготовления сосудов, в которых хранилась пища, глину – и то лишь потому, что красная глина по виду напоминает человеческое тело, а значит, горшок подобен желудку, в который рано или поздно попадет содержимое сосуда. Кстати, в уже описанном нами доисторическом домашнем святилище, в котором были найдены глиняные фигурки людей и животных, не найдено глиняной посуды, хотя обращаться с глиной люди к тому времени давно умели.
С приоритетом семейного начала как основы основ связана еще одна немаловажная деталь: у домашних богов не было собственных имен, их называли просто «бог такой-то семьи». По подсчетам археологов, только в пределах городских стен в Уре (XVIII в. до н. э.) было примерно 4250 частных жилых домов. Значит, столько же семей и столько же домашних пантеонов. Представить себе весь сонм неземных существ Двуречья трудно – уже упомянутые божества улиц и перекрестков, у каждого из которых были свои часовни, божества путей и путников, разнообразных ремесленных и домашних занятий…
Системы культуры Древнего Египта и Междуречья в чем-то близки, а в чем-то серьезно различаются. Обе религиозные системы направлены на укрепление высшей, царской власти. И там и там царь считался земным воплощением небесного владыки. Но если в Египте вся энергия народа направлялась на создание и согласное функционирование общности людей, то в Месопотамии – еще и на частное, отдельное существование. Хотя это, конечно, обобщение довольно грубое. В любом случае очень многие черты обеих мировоззренческих систем отозвались на последующем развитии человечества, очень многое узнаваемо, близко к тому, чем мы сейчас живем.
Так кому, по аналогии с доисторической эпохой, предназначалось искусство Египта или Междуречья – мертвым или живым?.. Для Египта ответ на этот вопрос может, наверное, выглядеть так: вечно живым, но населяющим царство мертвых. Что же касается Месопотамии, то здесь такой однозначности нет. Религия Междуречья более земная. Конечно, никто ни в Шумере, ни в Вавилоне не говорил, наверное, вслух, что цари важнее богов, но это как-то само собой вытекает из всего, что нам удается узнать о месопотамской культуре.
Однако самое важное даже не это. Культовые сооружения и Египта, и Междуречья однозначно делятся на два типа. Одни горизонтальные, они стелются по земле и предназначены для богослужений, совершаемых людьми. При этом в египетских храмах колонны – вектор движения души в небо. Но и пирамиды, и зиккураты очевидно вздымаются ввысь и устремлены к небу. Диалектика горизонтального и вертикального начал будет присутствовать в архитектуре всех времен и народов вплоть до нашего времени. Помимо функциональности, она в самих истоках имеет еще и символический смысл.
Так как же,
Формула третья
От единства с природой к первенству человека
В истории человечества была эпоха, когда культура, и только она, сформировала целый народ, а он, в свою очередь, породил систему ценностей, которой пользуемся и мы с вами. Это народ эллинов, а их страна называлась Элладой. Слово «Греция» имеет позднее, римское происхождение.
В Элладе архитектура полностью отражала общественное устройство, и нужно представлять его себе хотя бы в общих чертах, чтобы
На территории материковой Эллады и полуострова Пелопоннес до III тыс. до н. э. обитало коренное население – племена пеласгов, лелегов и другие. Затем с севера двинулись волны переселенцев. В мифах сохранились упоминания о том, что эллины родом из Гипербореи, страны «за севером». Древнеримский ученый Плиний Старший в «Естественной истории» писал, что Гиперборея находилась за Рифейскими горами, по ту сторону Аквилона. Но что такое Рифейские горы и где Аквилон, сказать затруднительно: земной рельеф менялся, и там, где сейчас равнины, находились горные массивы. Во всяком случае, отождествлять Рифейские горы и Урал, как часто делают в России, скорее всего, не следует. Современные исследователи считают, что северная цивилизация могла находиться на территории нынешнего Кольского полуострова, в Гренландии, Карелии, на Таймыре.
Плиний писал, что в Гиперборее солнце сияло в течение полугода, светила там восходили только однажды в год при летнем солнцестоянии, а заходили только при зимнем. Страна эта, подчеркивал он, имела благодатный климат, а ураганов там не бывало. Там жил народ, почитавший бога Аполлона, прекрасный и блаженный, искушенный в науках и искусствах, наслаждавшийся полнотой жизни. Даже смерть приходила к гипербореям лишь тогда, когда они уставали жить, и в этот момент они бросались в море.
Гиперборея исчезла, гиперборейцы рассеялись по миру, добрались и до Северного Причерноморья.
Первыми через Фессалию на Пелопоннес пришли ахейцы. Их потомки правили в Кноссе, Фесте, Микенах, Тиринфе, Афинах и в других городах. Ионийцы, ранее жившие на северном побережье Пелопоннеса, распространились в Аттике (юго-восточная область Средней Греции), на островах Хиос, Самос и других. Около 1200 г. до н. э. случилось вторжение дорийских племен, уроженцев европейской Греции. Они широко расселились на Пелопоннесе и на южных островах Эгейского моря, в частности, на Крите, Родосе, Фере, Мелосе и др., а также в юго-западной части Эгейского побережья Малой Азии. Основными государствами дорийцев стали Спарта, Коринф, Мегары, Эгина, Аргос. Дорийцы существенно потеснили ахейцев. На оставшихся пустыми ахейских территориях в Северной Греции расселилось племя эолийцев, последнее из четырех основных протогреческих, или предшествующих собственно греческим.
В истории Эллады выделяется три важнейших периода: это архаика (до середины I тыс. до н. э.), классика (V в. до н. э.) и эллинизм (IV–II или, по другим классификациям, IV–I вв. до н. э.). Архаика – эпоха, когда в Элладе происходило формирование полисов и демократии. Классика – период довольно краткий, когда Эллада достигла наивысшей степени развития, благоденствия и совершенства, как говорили эллины,
Уже в первой половине II тыс. до н. э. – эллины осознали себя единым народом. Примерно к V в. до н. э. представления о национальной общности укрепились ощущением общности культурной – хотя города-государства постоянно воевали не только с внешними врагами, но и друг с другом! Всем народам ойкумены эллины противопоставляли свою образованность. Платон утверждал, что все эллины – близкие друг другу люди и состоят между собою в родстве. Его современник Исократ (V–IV вв. до н. э.) утверждал, что эллины – название даже не народа, а склада ума, подразумевающего высокую степень образованности.
Период первобытного искусства охватывает десятки тысячелетий. История Древнего Египта или Месопотамии продолжалась приблизительно по три тысячи лет. История Эллады, интеллектуальной колыбели сегодняшнего человечества, тоже долгая, но все самое интересное и, главное, документированное в культуре начинается с VII (рубеж VIII–VII?) века до н. э., когда первый эллинский поэт Гесиод написал свои поэмы «Теогония» и «Труды и дни» (примерно в то же время были записаны и поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея»). Конец эллинской эпохи – II в. до н. э., когда Эллада попала под римское влияние.
Безусловно, очень многие формы культуры были восприняты эллинами от критян и микенцев (крито-микенский период начался в III тысячелетии до н. э.). Однако культура Крита нам непонятна, поскольку не расшифрована критская письменность. Из-за этого мы не можем говорить о степени близости Крита и Эллады, хотя доказано, что в эллинских мифах отразились критские (главный бог Олимпа, Зевс, был родом с Крита). К тому же раннеэллинское искусство носило следы восточного влияния, в частности, египетского. Но в чем же
В основе эллинской культуры лежали два важнейших понятия. Первое – это калокагатия. Принцип калокагатии был идеалом эллинского общества, мерилом всей жизни. Это гармонически сбалансированное единство телесного и интеллектуального начал. Принцип калокагатии работал на всех уровнях: и когда речь шла об отдельном человеке или о воспитании детей, и когда обсуждалась планировка города, или управление страной, или внешний облик чего угодно… Не говоря уже, конечно, об искусстве. Когда эллины хотели подчеркнуть низкий уровень развития человека, они говорили: «Он не умеет ни читать, ни плавать», – то есть не развит ни духовно, ни физически. Спартанцы предпочитали физическое развитие умственному, и остальные эллины спартанцев презирали.
Нарушение принципа калокагатии в культуре Эллады – явление чрезвычайно редкое. Например, искусственно созданная женщина Пандора, которую боги послали в наказание титанам и людям, была прекрасна внешне и уродлива внутри. На свадьбу с титаном Эпиметеем коварные боги подарили ей запечатанный пифос (керамический сосуд с крышкой). Стоило ей открыть сосуд, как по всему свету разлетелись свадебные «подарки» – ревность, зависть, алчность, недоверие…
А вот еще один пример, исторический. Он касается личности Перикла, великого правителя полиса Афины в V в. до н. э. Перикл происходил из знатного рода, его отец прославился во время Греко-персидских войн, а один из родственников матери, Солон, разработал законы, которые помогли покончить с властью тиранов в Афинах и установить демократию. Уже при рождении Перикл, сильный и здоровый ребенок, поразил всех необыкновенными размерами и формой головы. И когда Перикл стал правителем Афин, сатирики издевались над ним и называли Луковицеголовым, а на монетах его профиль чеканился только в шлеме.
Принцип калокагатии проявлялся, в частности, в том, что в Элладе не было и не могло возникнуть разделения на гуманитарные и технические науки. Основой всех знаний считалась философия. Изучавший философию человек получал все знания о мире, доступные на момент его жизни. Мыслитель Гераклит из Эфеса (рубеж VI и V веков до н. э.) понял, что в основе всего лежит начало, которое он назвал
Современное европейское мышление
Вот так в самом общем виде выглядят основы мировоззрения древних эллинов. Пора сказать о том, как жители Эллады организовали общество, цивилизацию. И здесь важны, во-первых,
Установив
Как же формировался полис? Процесс этот начался в начале I тыс. до н. э. Люди держались не только за племенные объединения. Отдельные вожди уводили за собою сторонников. Шло заселение территорий материковой Греции, Балкан, Пелопоннеса, островов. Кто-то облюбовывал плодородные долины между горными хребтами. Кто-то, напротив, селился на каменистых землях.
Вокруг крупных селений начинали потихоньку вырастать деревушки помельче. Постепенно центральное поселение становилось городом, обязательно окруженным крепостной стеной (собственно, понятие «город» и означает «то, что огорожено»). На возвышении стоял верхний город, или акрополь. Там располагались главные храмы. Акрополь был особенно хорошо укреплен. Рядом с ним – форум, или агора (центральная площадь, на которой происходили народные собрания и действовал рынок), общественные и частные каменные здания. Позже среди них появились театр и гимнасий (там давали начальное образование в греческом духе, учили различным наукам и развивали физически).
Прилегающие сельские территории – а ведь жившие там люди возделывали землю и снабжали горожан продуктами, и это оказывалось жизненно важно, – непременно являлись частью каждого небольшого, но самостоятельного государства.
Греческие полисы даже в эпоху расцвета были небольшими. В каждом – свой властитель. Постепенно формировались законы, чеканилась монета. Поначалу властитель являлся царем, как на Востоке, но довольно скоро – в историческом, разумеется, масштабе – от единовластия отказались.
Каждый свободный гражданин в Элладе мог со временем рассчитывать на значимую государственную должность. Отсюда – очень высокий уровень образованности в Элладе. Любой, кто обладал достатком, стремился отдать своего сына продолжать образование. Со временем сформировалось несколько образовательных центров: Академия Платона (380-е гг. до н. э., близ Афин), Ликей Аристотеля (330-е гг. до н. э., Афины), Сад Эпикура (300-е гг. до н. э., Афины) и Стоя Зенона (с конца IV в. до н. э.). Разумеется, существовали и философы, не принадлежавшие к той или иной традиции, и они также имели учеников.
Полисы обладали самостоятельностью, хотя представления об общей судьбе и происхождении у разных племен оставались. Были у них и культурные различия – например, местные вариации мифов. Но при этом главенствовало единство культуры. Отдельные властители и армии могли сколько угодно враждовать друг с другом – это были военные конфликты между родственниками, даже «братьями», поклонявшимися одним и тем же олимпийским богам (число и иерархия богов также варьировались). Общие святилища формировали единое патриотическое сознание, которое способствовало укреплению крупнейшего панэллинского (всеэллинского) единства.
Гражданином мог быть только свободный человек и только уроженец данной местности. Метэки (пришлые люди, иностранцы, выходцы из других мест), желавшие получить гражданство, должны были преодолеть громадное количество различных юридических препятствий. Еще надо сказать, что эллины не уважали труд, особенно ручной. Они любили пользоваться красивыми и практичными вещами, но к ремесленникам, их изготовителям, относились без пиетета (это отношение распространялось и на скульпторов и художников!).
Все в полисе было устроено так, чтобы обеспечить свободным гражданам наилучшие условия жизни. Собственность на землю была поделена между государством и частными владельцами. Право обладать земельным участком имели только граждане данного полиса и никто иной. Существовал также и Совет полиса, куда входил сто один член.
Если, например, какого-нибудь чиновника уличали во взятке, он обязан был заплатить штраф – весьма ощутимую сумму. Если права какого-нибудь гражданина оказывались ущемлены, он обращался напрямую к народному собранию – а ведь демос в эллинских полисах значил куда больше, чем отдельный человек, даже авторитетный и облеченный властью. Законы принимались только с согласия и при участии всего свободного населения. Считалось, что закон освящен Аполлоном Пифийским, а значит, преступать его – все равно что идти против воли богов.
Каждый свободный гражданин-землевладелец Эллады был также и потенциальным солдатом. Никаких отговорок при военной опасности эллин даже и представить себе не мог: война, как и земледелие, воспринималась как естественное занятие свободных людей, еще одно свидетельство равенства граждан полиса.
Расцвет полисов пришелся на V–IV вв. до н. э. Греки победили Персию, Афины возвысились, создали военно-политический Делосский союз, но и другие греческие полисы испытывали в это время подъем. За все время греческой истории существовало примерно шестьсот-семьсот полисов (если считать население побережья Эгейского моря и островов).
Увы, признаки упадка полисов стали проявляться с конца V в. до н. э. Причина его – политическая: олигархи, т. е. богатейшая знать, хотели больше власти, чем предоставляла демократия. Началась борьба, которая привела к закату культуры Эллады.
Все основные принципы жизни эллинов – и в плане бытия, и в плане сознания – были теснейшим образом связаны между собой. Демонстрацией принципа калогакатии стала
Городские кварталы разделялись пополам, по проходу были проложены канализационные трубы: по ним нечистоты стекали в общегородскую клоаку. Если позволяли природные условия, улицы были сориентированы по сторонам света. Главная улица выходила на площадь – агору.
Заслуга Гипподама еще и в том, что он не просто строил – он размышлял о влиянии, которое городская среда оказывает на сознание людей. Так, пожалуй, впервые в истории оказалась осознана проблема «город и люди», «город как его жители». Аристотель, кстати говоря, критиковавший Гипподамову систему, отмечал, что в основе ее лежат порядок и стройность как принцип не только расположения улиц, но и организации отношений между отдельными сословиями и даже… получения государством налогов. Получается, что Гипподамова система подразумевала наилучший способ и организацию жилого пространства и цивилизованного сосуществования граждан. Юридический закон здесь важен не более и не менее, чем планировка, более того – они выражают сущность друг друга.
Что же касается дома как частного жилища, то еще на рубеже III и II тысячелетий до н. э., в эпоху эгейской культуры, на территории будущей Эллады сложился определенный тип жилища – мегарон. В буквальном смысле это слово означает «большое здание» или «большой зал». В плане мегарон представляет собою четырехугольник. Внутри находился зал, а перед ним – портик (выходящая на улицу крытая галерея, перекрытие которой опирается на колонны), обычно двухколонный. Посередине зала – очаг. Над ним в крыше делали отверстие, чтобы дым уходил наружу. По принципу мегарона выстроен, например, царский дворец в Микенах, и это важно, поскольку царь жил так же, как и его подданные.
В гомеровскую эпоху фундаменты домов складывали из грубого камня, стены – из необожженного кирпича-сырца (сформованные кирпичи высушивались летом на жарком солнце), выложенного вокруг и внутри деталей деревянного каркаса. Если стены были каменными, их штукатурили. Крыша была двухскатной, на торцевых стенах делались фронтоны (треугольное завершение фасада здания, ограниченное двумя скатами крыши по бокам и карнизом снизу, по линии начала скатов). В конце II тысячелетия до н. э. облик мегарона изменился, хотя принцип четырехугольника остался незыблемым. Иногда одна из стен делалась закругленной. Такие дома называются апсидальными (от «апсида» – полукруглый в плане выступ здания).
С веками образ эллинского дома эволюционировал, и здесь даются только общие черты, создающие единое представление.
Дом был замкнутым в плане и возводился вокруг внутреннего дворика. Дворик играл роль светового колодца: благодаря ему освещались все помещения нижнего этажа. Если в каких-то домах надстраивали второй этаж, то там прорубали маленькие окна (кстати, на Крите двухэтажных домов было множество). В зданиях пастадного типа («пастада» – крытый проход, идущий в сторону двора) жилые комнаты располагались только с северной стороны, что и понятно: в Элладе очень жарко, и эллины стремились обеспечить себя комфортным отдыхом в холодке. В центре двора, как правило, у состоятельных людей стояла статуя бога-покровителя.
Входя в дом, человек попадал в небольшой вестибюль в начале пастады. По обе стороны вестибюля располагались подсобные помещения. Богатые люди могли позволить себе и второй двор, хозяйственный: по сторонам его находились подсобные помещения, каморки для рабов.
Внутреннее пространство дома четко делилось на мужскую (андрон) и женскую (гинекей) половины, точно так же, как и семейный мир делился на «мужскую» и «женскую» области.
Главным помещением андрона было место, где мужчина проводил пиры –
В комнате для пиров (симпосием назывались и она, и сами праздники) средняя часть пола несколько заглублялась и украшалась мозаикой (полы в остальных помещениях были землебитными). Здесь ставились столики с угощением, они назывались
На симпосии мужчины рассуждали о космосе, играли в кости, спорили по разным вопросам. Разумеется, общение есть общение: случалось им и поссориться, и даже подраться, и побить посуду. Но праздник как таковой все равно был посвящен ночному существованию Гелиоса, который, согласно верованиям эллинов, в темное время суток уходил в водную стихию. Выпивая разбавленное вино, напиток, символически соединявший два начала жизни, воду и огонь, греки словно становились причастны бессмертию. Так, во всяком случае, полагали они сами.
Помимо симпосия, важным помещением в андроне была комната с очагом, причем опять-таки имевшим не только конкретный смысл (место, где сжигаются дрова или уголь), но и символический. Комната называлась ойкос, как и семья. Выражение «святость домашнего очага» имеет древнегреческое происхождение. В ойкосе сосредоточивалась домашняя жизнь. С ним ассоциировались и боги-хранители дома. Рядом с ойкосом имелась ванная комната (горячая вода поступала из труб, а согревалась благодаря воздуху из очага, идущему по трубам). Греки были крайне чистоплотны. Входя в дом, они снимали обувь. Перед симпосием рабы омывали гостям ноги – сначала водой, а затем благовонными растворами.
Со временем пастаду заменил перистиль – прямоугольный двор, со всех сторон окруженный колоннадой. В центре мог находиться бассейн (вода в нем была обычно дождевая, так как с водой в Элладе всегда было непросто). Возле бассейна в богатых домах стояли цистерны, в которых хранилась вода про запас.
Такое устройство дома даже на словах поражает спокойствием и продуманностью. Так как же в архитектуре храмов и в других видах высокого искусства проявлялись особенности сознания древних эллинов?