Помоги проекту - поделись книгой:
Франческо мог только держаться за фальшборт и стараться не упасть, казалось, его сейчас вывернет наизнанку. По приказу Ларсена боцман Готье подхватил юнгу под руки. Сквозь мутную пелену он видел, как Феликс что-то сказал Ольгерду. Верно, это было оскорбление, потому что Ларсен не стал отвечать, а просто сбил Мореля с ног сокрушительным ударом. Тот рухнул на колени, но тотчас вскочил, выплевывая осколки зубов вперемешку с кровью. Феликс выхватил кинжал и двинулся на Ольгерда — он был выше, шире в плечах, массивнее; стройный и худощавый Ларсен казался рядом с ним почти хрупким. Однако Ларсен оказался очень ловок и быстр. Франческо даже не успел понять, как Ольгерд ухитрился поставить Феликсу подножку и выбить кинжал; матросы зашумели, давая советы дерущимся. Франческо разобрал выкрики «Морская дуэль! Морская дуэль!». Он не знал, что это значит, и лишь наблюдал за противниками. В один момент Феликс опрокинул Ларсена спиной на фальшборт, навалился было сверху, но гибкий Ольгерд неведомо как извернулся — в ту же секунду оба оказались за бортом.
Драка продолжалась в воде, только теперь разобрать, что происходит, было практически невозможно. Тут уже решала не столько физическая сила, сколько умение держаться на воде и дыхание. Феликс, пользуясь своим весом, пытался притопить Ларсена, не дать ему подняться на поверхность, но тот легко выскальзывал. Один раз Ольгерду удалось обмануть врага: он глубоко нырнул, отплыл в сторону; Феликс бестолково крутился на одном месте, пытаясь разглядеть противника в волнах. Ларсен подплыл с другой стороны, его рука вцепилась в длинные черные волосы Мореля — Феликс беспомощно замахал руками: видимо, хлебнул воды.
Франческо, Готье и другие уже торжествовали за Ольгерда, как вдруг с кормы раздались насмешливые аплодисменты.
— Так-так — произнес Бар. — Готовитесь к предстоящей схватки с силами неприятеля, господа мои? Я в восхищении! А ну, вон из воды, сию минуту!
Морель и Ларсен отпустили друг друга. Вскоре оба, тяжело дыша, стояли на палубе; с них стекали потоки воды, Франческо содрогнулся, представив, какая она холодная…
— Я ценю ваше усердие, — усмехнулся Бар. — Однако приберегите этот пыл до встречи с англичанами или голландцами. А до тех пор прошу соблюдать порядок на судне.
Он развернулся и отошел, дымя трубкой. Франческо и все остальные наблюдали за плотной фигурой капитана, как всегда щегольски одетого, когда Морель, воспользовавшись всеобщим замешательством, подскочил к Ольгерду и изо всех сил ударил его головой о тяжелую вымбовку. Боцман Готье с гневным криком кинулся к Феликсу, однако Ольгерд предостерегающе вскинул руку. Кровь стекала по его лицу, он рассеянно стер ее со лба, запачкав светлые волосы.
— Господин Морель только что показал, как хорошо он умеет нападать исподтишка. Мне стыдно иметь дело с таким противником.
Морель злобно глянул на Ольгерда, на его скулах вздулись желваки. Казалось, сейчас он снова набросится — но Готье оттер его в сторону и предложил Ольгерду опереться на его руку.
— Господин Ларсен, я отведу вас к лекарю. Фарини, идем!
Франческо поплелся за ними. Оказывается, наблюдая за «морской дуэлью», он совершенно позабыл о собственных неприятностях.
* * *
После того, что произошло днем, никто больше не пытался подтрунивать над Франческо. Он от души был благодарен Ольгерду и отныне считал себя его должником. Ларсен теперь вызывал в нем восхищение, близкое к восторгу, даже больше, чем сам капитан Бар. Вот это настоящий рыцарь и воин — в честь таких, как он, должно быть, трубадуры слагали свои баллады! Если бы Франческо спросили, готов ли он умереть за Ольгерда Ларсена, он не задумавшись ответил бы «да».
Они остались наедине в судовом лазарете после того, как лекарь зашил Ольгерду рану на лбу и предупредил, что останется шрам. Ларсен отмахнулся: «Одним шрамом больше, одним меньше…», поблагодарил лекаря и с облегченным вздохом откинулся на подушку. Франческо был не в состоянии пошевелить забинтованными руками, но ему страстно хотелось поговорить с Ольгердом по душам, высказать свою благодарность, заверить в преданности. Он понимал, что Ларсен устал и, вероятно, скверно себя чувствует. Совестно было его беспокоить, и все же он не мог сдержаться.
Франческо неслышно соскользнул со стула и подошел к Ольгерду — тот покачивался в подвесной койке и дремал. Франческо присел рядом.
— Синьор Ольгердо! — позвал он негромко.
Ольгерд досадливо зажмурился и прижал ладони к глазам. Но, когда он опустил руки, Франческо увидел привычную ободряющую улыбку.
— Что вам, Фарини? Не спите? Зря, вам сильно досталось сегодня.
— Синьор, я должен сказать вам… Только не смейтесь… Вы единственный на свете, кто заступился за меня. Вы рисковали жизнью, чтобы поставить на место этого невежу. Вы добрый и благородный человек. Я понимаю, что никогда и ничем не смогу вас отблагодарить…
— Ну полно, — перебил Ольгерд, невольно смягчаясь при виде волнения Франческо. — Не стоит благодарности, вы поступили бы так же на моем месте. Да, Феликс грубиян и задира, но вряд ли он имеет что-то против вас лично. Он сегодня пытался спровоцировать меня на драку, и ему это удалось. Ну а вас никто больше не тронет.
— Он вас ненавидит, синьор, — пробормотал Франческо. — Он не простит вам, будьте уверены.
— Вижу, вы разбираетесь в людях, Франческо. Особенно для человека совсем другого круга.
Франческо с испугом глянул на Ольгерда.
— Не переживайте, я ровно ничего о вас не знаю. Если вам угодно сохранять инкогнито — ради Бога, это ваше право. Просто не надо обладать большой проницательностью, чтобы заметить вашу принадлежность знатному роду. Этого не спрячешь даже здесь.
Франческо мучительно покраснел.
— Вы правы, синьор Ольгердо. Я не стану больше скрывать от вас… Меня зовут Фарнезе, я наследник герцога Рануччо Фарнезе из Пармы.
Ольгерд был удивлен.
— Вы наследник дома Фарнезе? Как же у вас получилось сбежать на корабль?
Франческо Фарнезе смутился еще больше.
— Синьор, я… Я вовсе не…
— Ладно, не стоит меня в чем-то переубеждать. Мне не так важно, как вас зовут и почему вы здесь, лишь бы вы вернулись к семье в целости и сохранности.
— Ах, синьор, вы ничего не знаете! Я совсем не хочу туда возвращаться, — Франческо уже не мог держать себя в руках. — Я не должен был становиться герцогом Фарнезе. У меня был старший брат, Джулиано. Батюшка обожал его, брат похож на него как две капли воды — высокий, смелый, уверенный в себе. Отец говорил, что Джулиано — настоящий Фарнезе, он будет достойным правителем Пармы. А я рос болезненным, робким, стеснялся всего на свете. Матушка жалела меня, тогда как отец считал, что лучше бы я родился девчонкой, и зачем ему, Рануччо Фарнезе, такой сын…
— А ваш брат, где он сейчас?
— Погиб, — глухо ответил Франческо. — Джулиано убился, упав с лошади. Батюшка был вне себя от горя. И так как больше сыновей у него нет, он взялся за меня, требовал, чтобы я стал таким, как Джулиано, — сильным, мужественным. Правитель Пармы не должен витать в облаках и краснеть, как юная сеньорита, говорил он.
— И чтобы избегнуть этой участи, вы решили податься в море? Господи, Франческо, какой вы еще ребенок! — Ольгерд нахмурился: этот мальчик слишком наивен для своих лет.
Франческо снова вспыхнул, собираясь возразить, но овладел собой.
— Не совсем так, синьор Ольгердо. С детства я знал, что мне не быть правителем Пармы, и радовался этому. Семи лет я впервые увидел море, и я с тех пор не мог думать ни о чем другом. Ждал, пока вырасту и смогу распоряжаться собой. Потом случилась смерть Джулиано… Я не хотел бежать, но отец не оставил мне выбора. Я знаю, это глупо и безответственно с моей стороны…
— Боюсь, что именно так, — произнес Ольгерд чуть более жестко, чем собирался. — Но вы должны сами понять это до конца. Раз уж я разрешил вам остаться на корабле, Франческо, мое дело смотреть, чтобы с вами ничего не случилось.
Фарнезе облегченно вздохнул, радуясь, что неприятная часть беседы окончена.
— Синьор… Ваш разговор выдает в вас грамотного и образованного человека. Не будет ли с моей стороны дерзостью спросить, где вы учились? — с жадным любопытством осведомился он.
— Нигде, — пожал плечами Ольгерд. — Мой отец был мелким торговцем, а в последние годы своей жизни много пил и наделал долгов. Всем, что знаю и умею, я обязан капитану Бару. Бар выучил меня читать и писать, к моим услугам была его библиотека, в море же я все постигал с азов под началом моего капитана.
Ларсен заметил тень, пробежавшую по лицу юноши. Завидует. Смешно, каждый из них, похоже, считает другого счастливчиком. Что сказал бы Франческо, окажись у него на руках пожилая мать и шестеро младших, которых нужно кормить? Ольгерду стукнуло девятнадцать, когда умер отец. Впрочем, участь моряка он не променял бы ни на что — тут чувства молодого герцога Фарнезе были ему совершенно понятны.
* * *
— Господин Ларсен! — в дверь каюты громко постучали. — Впереди неизвестное судно!
Ольгерд вскочил с койки и бросился на палубу. Было раннее утро, хмурые облака готовы вот-вот пролиться дождем. Ольгерд схватил подзорную трубу. Незнакомая шхуна несомненно была военным линеалом… Голландец!
— Прикажете поставить все паруса? — спросил вахтенный офицер.
— Да, и собственные брэ в придачу! — рявкнул Ларсен, злясь на его недогадливость. Он слышал, как выкрикивали команды; матросы ловко, словно муравьи, взбирались по мачтам вверх. Посчастливится ему или нет? Накануне он бросил в воду дорогой для себя трофей: саблю английского офицера, которая досталась ему в прошлом бою. Он надеялся, что море будет к нему милосердно… Ольгерд рос в набожной семье, и молить Бога об удаче в таком деле было страшно и совестно: он исполнит обещанное Карин. Он пойдет против воли своего благодетеля, капитана Бара. Ольгерд отлично понимал, какой грех собирается совершить, но все-таки это было легче, чем своими руками сделать сестру несчастной.
Ольгерд хотел все-таки прочесть молитву, но не успел: на вражеском корабле поднимали паруса. Он торопливо перекрестился; горнист несколько раз отыграл тревогу. Сзади послышался резкий голос Жана Бара: тот приказывал разжечь фитили.
* * *
Франческо было страшно, как никогда в жизни: он предпочел бы занять себя каким-то делом, а не просто стоять и ждать. Грохотали пушечные выстрелы, корабль был окутан едким дымом. Благодаря умелому маневрированию «Змей» еще не получил сильных повреждений, но Франческо казалось, что это лишь вопрос времени. Они столкнулись с военным кораблем, и они перевозят порох. Одно попадание в пороховой склад и… Он судорожно стискивал руки, не замечая, что зубы выбивают дробь. Франческо шепотом повторял молитвы, то и дело сбиваясь и начиная снова.
— Целься по парусам! Надо их обездвижить! Точнее, черти проклятые! — ругался Бар, не выпуская трубки изо рта. — Ларсен, за штурвал!
Ольгерду, как лучшему штурману, во время артиллерийских сражений приходилось брать управление на себя. Он привык к этому, но заметил, как Морель полоснул его злобным взглядом.
— Иди на сближение! Возьмем на абордаж! — крикнул Бар, перекрывая рев снарядов.
— Они будут бить изо всех сил. Попадут в пороховой погреб, капитан. — ответ Ольгерда, к удивлению Франческо, прозвучал спокойно и ровно.
— На все Божья воля, мой мальчик, — громко ответил Бар. — Эй, куда смотрите, черт бы вас побрал!
Вражеский снаряд с неистовой силой рванул, как показалось Франческо, прямо над его головой. От ужаса он присел на корточки, закрыл глаза и обхватил руками колени, стараясь спрятаться за мачтой. Вот сейчас, сейчас его разорвет на куски…
— Встать, щенок, или я прикажу привязать тебя к мачте! — рявкнули над его головой. — Не кланяться голландским пушкам! — Бар не выпускал трубки из зубов, его камзол был испачкан копотью, а шляпа куда-то делась. Он щелкнул пальцами, подскочил его адъютант и подал ему подзорную трубу. Клацая зубами, Франческо поднялся; мимо него бегали, заряжали пушки, что-то подносили, управляли с парусами, вокруг грохотало и выло, снаряды поднимали водяные столбы. Франческо, застыв, наблюдал этот ад кромешный и горько жалел, что не попросился помогать матросам, артиллеристам, лекарю, да хоть кому — лишь бы не стоять беспомощным наблюдателем! Растерянность и мерзкий, животный страх парализовали его.
— Черт побери, — знакомый голос вернул юного герцога к действительности. — Куда пропала моя фляга?
— Сейчас, синьор Ольгердо, — произнес, а может быть, прошептал Франческо и кинулся вниз, к камбузу. Там никого не было. Франческо второпях сшиб несколько табуретов, ударился о стол. Где же бочонок с питьевой водой? Ах да, он же стоял у самого выхода… Франческо отбросил крышку. Черт, он и не подумал, в чем отнесет воду помощнику капитана! Франческо дернулся туда, где были деревянные кружки, но фрегат сильно качнуло, он не удержался на ногах и налетел прямо на бочонок. Тот пошатнулся и завалился на бок, на ноги Франческо хлынула вода. К дьяволу, как можно быть настолько неловким! Он не в состоянии справиться даже с таким простым делом!
Злость на себя прогнала панику, и Фарнезе спокойно огляделся. Воды нет, но бочка с вином, прикрученная к стене, в целости и сохранности, а вино утолит жажду даже лучше, чем вода. Франческо наполнил собственную флягу и направился наверх. Не обращая больше внимания на всеобщий гвалт, он подскочил к штурвалу. Светлые волосы Ольгерда обгорели, лицо было перемазано сажей.
— Вот, синьор, — Франческо протянул Ларсену флягу. — Простите, я опрокинул бочонок с водой, но…
— Благодарю… Осторожно!
Франческо не успел ничего понять: Ольгерд железной рукой придавил его к палубе и вроде бы заслонил своим телом. Раздался грохот, по сравнению с которым предыдущие звуки боя казались шелестом. Вражеское судно врезалось в их борт, послышался скрежет, гул, треск, вопли на незнакомом языке…
Франческо поднял голову: Ларсен был уже на ногах и обнажил саблю.
— Ольгерд, Феликс за мной! — голос Бара на секунду прорезал шум. Он первым, лишь только абордажные крючья впились в борт «голландца», перепрыгнул на чужой корабль. За ним с дикими криками и ругательствами посыпалась абордажная команда.
Франческо ринулся было следом, но был схвачен за плечо. Ольгерд по-прежнему выглядел спокойно.
— Фарнезе, держитесь ближе ко мне! Не лезьте вперед. Защищайтесь, но не нападайте первым, когда противник нанесет удар и откроется — разите! Это лучшая тактика для новичков.
Абордажная сабля оказалась длиннее и тяжелее привычной рапиры. Франческо не считался скверным фехтовальщиком, но бывать в настоящем бою ему, конечно же, не доводилось. Но сейчас его не столько мучил страх оказаться раненым или убитым, сколько не хотелось уронить себя в глазах Ольгерда. Сможет ли он наконец доказать, что достоин стать настоящим моряком и солдатом? Или Ларсен по-прежнему будет считать его балованным мальчишкой? Последнего жутко не хотелось. Фарнезе стиснул саблю и удивился — рука почти не дрожала. Ну, если только чуточку. Он не отстанет от Ольгерда ни на шаг.
* * *
После абордажа и кровавой свалки «голландец» был взят. По правде, Ольгерд в этом и не сомневался: тактика капитана Бара была ему давно знакома. Он предпочитал бить высоко, калечить мачты и паруса, выводить из строя команду, парализуя вражескую шхуну. Потом абордажные крючья забрасывались на корабль, и в дело вступали лихие вояки Бара, лично вымуштрованные им.
Ольгерд спустился по трапу вниз. Надо было проверить, не осталось ли в каютах и трюме живых, не сдавшихся в плен. Он сжал эфес сабли: перед ним была закрытая дверь в каюту. Ольгерд осторожно потянул ручку — дверь подалась неожиданно легко. Ларсен шагнул внутрь — и едва успел перехватить руку с кинжалом. Противник зарычал от ярости, рванулся в сторону. Ольгерд разглядел в полумраке горящие глаза и занесенную над ним саблю, еще секунда — и ему раскроили бы череп. Ольгерд парировал, одновременно отскочив чуть назад, сделал резкий выпад; его клинок вошел в чужое тело почти по рукоятку. Враг схватился обеими руками за лезвие, точно желая его вытащить, пошатнулся и мешком свалился на пол.
Голландец, несомненно, был мертв. Ольгерд отдышался, сделал несколько глотков из фляги Франческо — спаси его Господи за эту милость… Он уже собирался выйти из каюты, как вдруг внимание привлек тусклый блеск драгоценного камня на руке противника. Ольгерд прошел вперед, наклонился. Тяжелый золотой перстень с крупным изумрудом изумительной красоты. Ларсен не считал себя знатоком драгоценностей, но за время службы у Жана Бара ему приходилось видеть многое. Да такое кольцо стоило состояние!
Мертвый офицер лежал, откинув правую руку, Ольгерд чувствовал, как на его висках проступает пот. Если он просто возьмет перстень, все беды, обрушившиеся на его семью, будут позади! Он расплатится с долгами и наконец откажет господину Мерсье от дома. Мать и тетушки ничего не смогут возразить, а Карин выйдет замуж за того, за кого пожелает. И никогда, ни у кого он не будет брать в долг! Вырастут братья, найдут работу, матушка будет сыта и довольна… Воображение уже рисовало блаженные картины, и Ольгерд не скрывал от себя, что больше, чем все остальное, его волнует судьба Карин, любимой сестренки, которую не придется отдавать замуж насильно. Да он бы и не смог, скорее убил бы этого отвратительного Мерсье! А надо-то самую малость: скрыть от капитана добычу, взять кольцо с изумрудом себе. Всего лишь раз, один-единственный раз!
Ларсен встал на колени рядом с телом. Снять перстень не получилось: он крепко сидел на безжизненной руке. За свою карьеру помощника капитана Ларсен видел множество трупов, однако ни разу ему не приходилось обыскивать их или снимать драгоценности, он понятия не имел, как это делается. Не отрубать же пальцы мертвецу? По спине пробежали мурашки отвращения. У Ларсена были крепкие нервы, но то, что он собирался сделать сейчас… Он еще раз попытался сдернуть кольцо с пальца, но кисть врага была в крови, рука Ларсена скользила. Ничего не оставалось, как взяться за кинжал. Ольгерд стиснул зубы. Его мутило — он представлял, что сказал бы Жан Бар, его благодетель, если бы видел это все.
На палубе слышался топот ног, выкрики; надо скорее заканчивать, не ровен час кто-то из команды «Змея» решит сюда спуститься. Превозмогая себя, он отсек покойнику указательный палец. Окровавленное кольцо соскочило и отлетело в угол каюты, под кресло. Какая же мерзость, зачем он на это пошел… Ларсен торопливо достал перстень, вытер о рукав рубахи. Ему почудился шорох за спиной, и, еще не разобравшись, в чем дело, он молниеносно спрятал добычу в волосах, стянутых перед боем атласной лентой. Затем обернулся — и кровь отхлынула от его щек. На пороге каюты стоял Феликс Морель.
* * *
— Если бы матрос из новичков пошел на такое, я бы еще мог понять. Но ты, Ольгерд… — В голосе Жан Бара звучало искреннее недоумение.
Ларсен молчал. С тех пор, как Феликс с плохо скрытым торжеством в голосе объявил: «Капитан, я своими глазами видел, как ваш первый помощник совершил кражу драгоценности», Ольгерд не произнес ни слова. Он не оправдывался. Не пытался притвориться, что не виноват. Он молчал и тогда, когда большая часть команды во главе с боцманом протестующе зашумела в ответ на обвинения в его адрес. И когда Морель уверенно подошел к нему, сдернул ленту с волос; перстень стукнулся о доски палубы, и этот звук показался Ольгерду оглушительным.
— Ты обманул меня, — сказал ему Бар, — будучи моим первым помощником. Какой пример ты подаешь команде? Тебе мало было моего запрета? Я стыжусь, что доверял тебе, Ларсен, ты… Вы не имели права так поступать.
Капитан повернулся на каблуках, заложил руки за спину и отошел, дымя трубкой. Ольгерд продолжал молчать — никакая сила не заставила бы его объясниться или попросить прощения. Он прекрасно знал, как Бар презирает его в эту минуту. Ну что же, он виноват, очень виноват, и капитан волен наказать его, как хочет. Ему теперь все равно. Он не смог раздобыть денег, Карин заставят выйти за их кредитора, а место первого помощника капитана он потерял…
— Пятнадцать плетей, — ровно произнес Бар.
Те, кто хорошо его знал, содрогнулись от этого спокойного тона. Но, хвала Господу, Жану Бару не вздумалось жалеть его или проявлять снисхождение — вот тогда бы он точно умер со стыда.
Полуобнаженного, его заковали в колодки: обычно Бар не применял это наказание, считая его позорным для моряков. Ольгерд мельком представил, как торжествует Феликс Морель, и даже удивился: почему его это не трогает? И не пугает предстоящая порка? Ларсен наблюдал за собой как бы со стороны, тело стало деревянным, а мысли падали тяжелыми камнями. На злость и страх сил просто не было, осталось лишь холодное отчаяние. Ольгерд заметил среди команды Франческо: наивный восторженный мальчишка смотрел на него круглыми от ужаса глазами. Что, юный герцог Фарнезе, наконец-то увидели настоящую жизнь без прикрас? Все еще завидуете и желаете себе подобной судьбы?
* * *
Поделиться книгой: