Вилла Гутенбрунн

Ксения Шелкова

Вилла Гутенбрунн

Сборник рассказов

Le Serpent

В порту Кале царила суета. Множество кораблей стояли на внешних и внутренних рейдах, между ними сновали вельботы и шлюпки… Одни нуждались в ремонте, другие загружались и разгружались; шхуны чистили, чинили, приводили в порядок. Шум и грохот стоял такой, что слова, сказанные обычным голосом, расслышать было решительно невозможно.

Трехмачтовый фрегат «Le Serpent» был почти готов к отплытию — ждали только капитана, все еще занятого на берегу.

Ольгерд поднялся по сходням, когда его окликнул вахтенный матрос:

— Господин Ларсен! Тут какой-то юнец вас спрашивает…

Навстречу Ольгерду вскочил и коротко поклонился молодой человек лет семнадцати. На юге Франции часто встречаются такие же смуглые, черноволосые и темноглазые жители, но в этом юноше легко угадывался иностранец. Одет он был дорого, но просто и изящно. Манеры, осанка и чуть надменное выражение лица подсказывали, что он принадлежит к знатному роду.

— Если вы к капитану Бару, сударь, — сказал Ольгерд, — то он скоро будет, вы можете подождать.

— Это неважно, — торопливо произнес юноша. Он говорил по-французски бегло, но с резким акцентом. — Если капитана нет, я попрошу вас… Могу я остаться на вашем корабле?

Ольгерда удивил не столько вопрос, сколько нетерпение и дрожь в голосе незнакомца.

— Вам надо в Брест? — спросил он. — Я посоветовал бы вам поискать более подходящее судно. Наш «Змей» — военный фрегат, мы перевозим груз пороха. Для пассажиров такая прогулка может стать опасной, знаете ли.

Ольгерд вежливо улыбнулся, считая разговор оконченным. Но мальчишка настойчиво заглянул ему в глаза — он был гораздо ниже ростом.

— Сударь, я вас очень прошу… Я не пассажир. Я хотел бы остаться на судне капитана Бара юнгой, матросом, кем угодно, если позволите. Поверьте, это очень важно для меня.

Он говорил страстно и умоляюще, ухитряясь при этом держаться с достоинством. Юный изнеженный аристократ решился вдруг испытать себя на прочность? Или он всегда мечтал о море и сумел, наконец, сбежать из дому? Что же, не он первый, не он последний. Часто из таких эскапад ничего не выходило, но почему бы не попробовать? Этот мальчишка казался совершенно искренним и вызывал симпатию. Ольгерд протянул ему руку. Вокруг них уже собрались любопытные из команды.

— Первый помощник капитана, Ольгерд Ларсен. Здесь это звучит странно, но я не француз. Я датчанин. А ваше имя?..

Юноша, не отвечая прямо на вопрос, признательно поклонился.

— Благодарю вас, господин Ларсен. А… как вы считаете, капитан Бар не будет против моего пребывания на «Змее»? Ведь он меня совсем не знает…

Ольгерд невольно улыбнулся и покачал головой. Капитан Бар, выросший в семье моряков, корсар в третьем поколении, за свои тридцать восемь лет побывал в бесчисленных морских боях. Отличный воин, он был смел, решителен и находчив. И, что немаловажно, — удачлив. Казалось, морские боги благоволили к нему, как ни к кому другому. С юных лет он выходил в море и быстро поднялся от юнги до помощника капитана; он не был любителем артиллерийских баталий, противников предпочитал брать на абордаж и всегда лично принимал участие в рукопашных схватках.

Из множества безнадежных ситуаций Бар умудрялся выходить победителем — с тех пор, как на собственные средства снарядил первый галиот и предложил свою шпагу королю Франции. Бар ничего не знал и не любил, кроме моря. В тот год, когда английский флот сумел полностью заблокировать Дюнкерк, Бар, к тому времени ставший капитаном фрегата королевского флота, вдруг оказался не у дел. Это время было для них тяжелее изнурительных морских походов и опасных вылазок. Они были заперты в Дюнкерке, как в мышеловке.

Впрочем, Жан Бар недолго засиделся на суше: с началом войны Аугсбургской лиги неугомонный капитан не переставал писать прошения военному министру, предлагая доверить ему эскадру легких военных фрегатов. Они нападали на английские и голландские суда, препятствовали торговле вражеских стран, а захваченные корабли и ценности переходили в казну Франции. Бар считал себя офицером на службе его величества Людовика XIV и вызвал бы на дуэль всякого, кто осмелился бы назвать его пиратом. Бар очень гордился железной дисциплиной в команде: обычные грабежи и мародерство были строжайше запрещены. Горе тому, кто попытался бы скрыть или присвоить хотя бы малую часть добычи! Бар делал все, чтобы понятия «корсар на службе его величества» и «морской разбойник» не отождествлялись.

Но в бесчисленных стычках они теряли людей, да и корабли частенько выходили из строя. Последнее не было проблемой, их капитан был слишком известен и обладал большим влиянием — по его ходатайству тотчас снаряжали новое судно. А вот набирать команду стало сложнее: все знали, насколько Бар азартен и любит риск. Шанс уцелеть, воюя под его началом, был только у самых везучих. А многим капитан отказывал безоговорочно — если это были люди с дурной репутацией, о которых шла слава бунтарей и смутьянов.

После последнего рейда команда «Змея» не досчиталась почти десятка человек. Время военное, тревожное, и в этот раз капитан Бар отнюдь не склонен был осторожничать. За короткую стоянку в Кале они не успели добрать недостающих матросов, так что неопытный, но горящий энтузиазмом новичок им бы пригодился. Этот иностранец казался вполне толковым, авось будет учиться всему быстро и охотно.

Новенький, напряженно улыбаясь, разглядывал столпившихся вокруг моряков. Ему явно было не по себе, хотя он изо всех сил старался выглядеть уверенно.

— Эй, парень, тебя как звать?

— Франческо Фар… фарини.

— Фарфарини? Ну и имечко! — моряки дружно покатились со смеху.

Франческо вспыхнул, и Ольгерд недовольно покосился в их сторону.

— Ну, что языки чешете, заняться нечем? Живо разойдись! Готье, проследи за уборкой палубы! Чтоб до возвращения капитана все блестело!

Матросы во главе с боцманом, козырнув, начали расходиться. Но второй помощник капитана Феликс Морель остановился перед Ольгердом; его красивые дерзкие глаза вызывающе блестели. Морель, будучи родным племянником Бара, перешел с линейного корабля на «Змея» и рассчитывал никак не меньше, чем на первого помощника. Однако Жан Бар был справедлив и беспристрастен.

— Я собираюсь посмотреть на тебя в деле, мой мальчик, — сказал он Феликсу, едва тот изложил свою просьбу. — А до тех пор первым помощником капитана останется Ольгерд Ларсен — с ним мы съели не один пуд соли, он плавает со мной уже много лет.

— Но, дядюшка… Я старше и опытнее вашего Ларсена, я служил на боевом судне…

— Не о чем тут спорить, Феликс, — нахмурился Бар. — Свою смелость и находчивость докажешь в бою. Приступайте к обязанностям, сударь мой!

Морелю ничего не оставалось, как поклониться и отойти. Ольгерд хорошо слышал весь разговор и почувствовал, как его обожгли ненавидящим взглядом. Было ясно, что отныне Феликс Морель стал его смертельным врагом. Он пока не вступал в открытые перебранки, но при каждом удобном случае цеплялся к Ольгерду, отпускал ядовитые шуточки в его адрес и пытался спровоцировать на грубость. Как бы Ларсену ни хотелось поставить на место самоуверенного наглеца, он сдерживался: из уважения к Бару и потому, что не желал начинать новую кампанию со ссоры. Это была плохая примета, а моряки, как известно, — самые суеверные люди на свете.

— Господин Ларсен, — сказал Морель, — вы не много на себя берете, принимая в команду неизвестного человека? Да еще без ведома капитана.

— Позвольте мне самому объясниться с капитаном Баром, сударь. Если вы не заметили, на корабле сильно недостает людей, а нынче последний день, когда мы еще можем принять кого-то. Разумеется, если капитан будет против, этот молодой человек немедленно отправится на берег.

Феликс зло прищурился, но отступил. Ольгерд не сомневался: новичок нимало не интересует Мореля, а является лишь поводом для очередного спора. Ольгерд в который уже раз проклял решение Феликса перейти на «Змея». Он готов был побиться об заклад, что рано или поздно на судне останется только один из них…

* * *

Ольгерд задумчиво прохаживался вдоль фальшборта, когда позади вдруг раздался веселый голос:

— Полная готовность и боевой дух? Хвалю! Особенно за чистоту и порядок, господа мои!

Жан Бар легко взбежал по трапу наверх. Он не особенно походил на лихого корсара: на первый взгляд его можно было бы принять за купца или негоцианта. У капитана Бара был весьма характерный профиль: крупный нос, большие глаза, немного навыкате, тяжелый подбородок. Высокий и плотный, он часто улыбался, шутил, и никто никогда не видел его печальным или растерянным. Бар даже в походе одевался щегольски, носил длинные завитые парики и непрестанно курил трубку. Но стоило вблизи показаться вражескому судну, как от его добродушия не оставалось и следа.

Ольгерд поклонился капитану. Он был обязан ему всем и надеялся, что и Бар ценит его выдержку, знания и честность.

Ах, если бы и сейчас он мог прийти к его милости со своей бедой! Не хотелось тешить себя напрасными надеждами: их капитан — всего лишь корсар и вряд ли поймет… Ольгерд тихо вздохнул, и Бар тотчас это заметил.

— Ольгерд, мальчик мой, что это тебя так опечалило? Разве можно выходить в море с такой кислой физиономией?

— Тяготы в семье, сударь, — осторожно ответил Ларсен, прикидывая, не воспользоваться ли случаем и не обратиться ли с просьбой. Ну а вдруг Господь и удача смилуются над ним?..

— Что-то с твоей матушкой? — тотчас откликнулся Бар. — Она не захворала, надеюсь?

— Нет, то есть не совсем, — невпопад ответил Ольгерд. — Скорее, речь о моих младших братьях и… сестре.

Бар кивнул ему на дверь своей каюты. Они вошли внутрь, капитан присел на узкую походную койку, не выпуская трубки изо рта, и швырнул на стул шляпу с богатым плюмажем. Ларсен остался стоять.

— Вам известно, мой капитан, — взволнованно заговорил Ольгерд, — после смерти отца у нас остались большие долги. Я… я делаю все, что могу, но нас у матери семеро: у меня есть сестра и пятеро младших братьев. Они не голодают, благодаря моей службе у вашей милости, но пока я не в состоянии выплатить весь отцовский долг. А наш главный кредитор не хочет идти ни на какие уступки… Долг все время растет. Я понимаю, долги надо отдавать, однако тот человек нарочно загоняет меня в угол.

— Вот как? — удивился Бар. — И для чего же?

— Он просит руки моей сестры. Обещает, что сожжет вексель в камине, лишь только обвенчается с ней.

— Вот это благородно с его стороны! — восхитился Бар. — За чем же дело стало?

Ольгерд замялся.

— Видите ли, ваша милость… Этот господин мне не нравится, я не доверяю ему. Я не уверен, что он выполнит обещание. И Карин не хочет выходить за него. Она его не любит.

— Пф! Да мало ли что говорит молодая девица! Не любит — небось потом полюбит. А что думает ваша матушка?

Ольгерд опустил голову. Хотя главой и кормильцем семьи теперь был он, спорить с матушкой у них с Карин не получалось. Госпожа Ларсен считала чрезвычайной удачей сватовство их кредитора к дочери и запретила Карин даже думать об отказе. Остальные родственники поддержали это решение: кредитор Ларсенов был богат. По поводу того, что этот господин слыл пьяницей и грубияном, родня лишь пожимала плечами. Накануне их отплытия в Кале Карин сказала Ольгерду, что готова скорее утопиться в море, чем выйти за господина Мерсье, и Ольгерд пообещал достать денег и расплатиться с долгом. Сам он вовсе не был уверен, что, получив руку его сестры, Мерсье сдержит обещание и простит им долг.

Только вот, даже если сложить десяток жалований, получаемых им на службе, такой суммы не собрать… Поэтому он решился попросить капитана позволить ему оставить себе часть их будущей добычи. Выйдя в рейд, они нападут на английское или голландское судно, захватят его, Ольгерд возьмет из казны требуемые деньги и развяжется с Мерсье. А потом все вернет Бару со своего будущего жалованья.

— Глупости, мой мальчик, — заявил Бар, выслушав Ольгерда. — С чего ты взял, что этот господин Мерсье не уничтожит вексель? И как ты можешь загодя обвинять почтенного человека, подданного его величества, в мошенничестве?! Наоборот, твоя сестра и матушка будут жить припеваючи, долг тебе простят, и все устроится наилучшим образом.

— Ваша милость, вы не знаете этого человека. Но даже если бы вы были правы, все равно я не выдам Карин замуж против ее воли! — вырвалось у Ольгерда. — Я прошу, я умоляю вас…

— Ну довольно! — капитан стукнул кулаком по столу. — Что за пустые разговоры? Мы корсары на службе короля Франции, а не пираты! Я не позволю моим людям брать деньги из казны на собственные нужды. Извольте-ка, сударь мой, не докучать мне больше, а приказать готовиться к отплытию.

Ольгерд стоял неподвижно, и Бару пришлось окликнуть его, прежде чем он встрепенулся.

— Господин капитан, — голос Ольгерда звучал безжизненно, — перед вашим прибытием я принял на судно нового юнгу. Он итальянец, его зовут…

— Прекрасно, — перебил Бар. — Пришли его ко мне, посмотрю на него. Можешь идти.

Ольгерд козырнул и деревянной походкой направился к выходу…

* * *

Когда Франческо услышал, что ему можно остаться на «Змее» юнгой, он был счастлив как никогда. У него получилось! Не придется с позором возвращаться к своим, выслушивать равнодушно-оскорбительные сентенции отца и видеть слезы матушки. Отец никогда не любил его так, как любил Джулио. Теперь Франческо разочаровал родителя окончательно — ну и пусть. Он чувствовал уколы совести, вспоминая мать, но не сомневался, что она поймет и простит. Она всегда была на его стороне, а вот батюшка…

С раннего детства он прочитывал о море все, что попадало в руки, и хорошо представлял себе жизнь на корабле. Однако написанное в книгах очень отличается от действительности — Франческо это понял даже раньше, чем «Змей» покинул гавань в Кале. Неумелый юнга мог быть только мальчиком на побегушках, слугой всех и каждого на шхуне. К тому же он сильно мучился от морской болезни, что вовсе не способствовало усердию и расторопности.

И если с тяжелой работой, грубой пищей, неудобной подвесной койкой он хотя и трудом, но свыкся, постоянная брань и зубоскальство не могли не раздражать. Его происхождение и воспитание восставали против этого. На суше он немедленно бросил бы вызов любому, кто решился бы говорить с ним подобным тоном, а на корабле он был юнгой — а значит, полностью бесправным. Вначале Франческо часто вспыхивал от гнева, что лишь вызывало у окружающих издевательский хохот. Особенно любил его изводить второй помощник капитана Феликс Морель — высокий здоровый малый, силач и грубиян. Вероятно, он был храбрым солдатом и моряком, но уже на второй день плавания Франческо возненавидел его, как никого в своей жизни.

Он терпел и молчал, стискивая зубы и внутренне содрогаясь от оскорблений. Франческо напоминал себе о своей цели и надеялся, что Морелю рано или поздно надоест третировать его. Покуда же у него находился только один заступник — Ольгерд Ларсен. Не то чтобы Ларсен был к нему снисходителен, напротив, он строго спрашивал за промахи — но никогда не издевался и не позволял это делать другим. В его присутствии Франческо мог опасаться лишь Мореля, но и того Ольгерд обычно заставлял замолчать. Франческо заметил еще и другое — Феликс Морель ненавидел Ларсена всей душой и мечтал занять его место.

После нескольких дней в море Франческо немного освоился на судне и в первый раз вызвался помочь вахтенным матросам со снастями. Когда же поднялся ветер, который бывалые моряки называли «свежим», Франческо показалось, что это настоящий ураган.

…Ольгерд отстоял вахту, после чего его сменил Феликс Морель. Ветер крепчал, качка становилась все сильнее.

— Убрать брамселя! — громко скомандовал Феликс. Несколько матросов бросились отдавать подветренный шкот, чтобы скорее выпустить ветер из парусов и тем самым облегчить брам и бом-брам-стеньгу.

По сути, это был еще не шторм, а просто свежий ветер, но тем, кто был послабее или не успел привыкнуть, приходилось тяжело. «Змея» швыряло вверх-вниз, пройти по палубе, не хватаясь за что придется, было невозможно. Ольгерд решил остаться на палубе; даже ему, побывавшему во многих штормах, становилось не по себе. Ветер усиливался, свистел все оглушительней, волны захлестывали палубу. Фрегат был достаточно легким, с отличными мореходными качествами, но все равно ему приходилось туго. Тяжело взобравшись на гребень очередной волны, корабль стремительно проваливался в пропасть — и конца-краю этим бешеным прыжкам было не видать. Снасти протестующе скрипели, оглушительно хлопали паруса… Ольгерд слегка поежился — их прошлый рейс начинался не в пример спокойнее.

Морель и правда был неплохим моряком: знающим, смелым, с недюжинным опытом. На взгляд Ольгерда, Феликс вполне мог бы стать первым помощником капитана на «Змее», если бы Бар не был таким принципиальным. Морель натянул брезентовые рукавицы и отогнал от штурвала рулевого с бледно-зеленым цветом лица.

— Иди, погуляй! — Он презрительно поглядел на трех молодых матросов, перегнувшихся через борт.

В эту минуту «Змей» начал разворачиваться бортом к волне, и Ольгерд невольно бросился вперед, собираясь перехватить штурвал. Однако не успел он достигнуть цели, как стальные пальцы вцепились ему в предплечье. Другой рукой Феликс легко крутанул штурвал, выравнивая курс.

— Благодарю, сударь, — лениво бросил он, — но я уж как-нибудь сам обойдусь, без вас. С Божьей помощью.

В красивом низком голосе уже не в первый раз слышалась насмешка. Морель, кажется, взял за правило при встрече с ним нарываться на ссору. Ольгерд невозмутимо пожелал ему «спокойной вахты» и отошел. Несмотря на непогоду, ему хотелось посмотреть, как Феликс справится со всем этим. Ольгерд на минуту прислонился к мачте — качка начала действовать и на него.

Несколько матросов, напрягая силы, выбирали шкоты — порывы ветра рвали их из рук. Вдруг один из них громко вскрикнул и покачнулся. Ларсен бросился к нему. Это был Франческо. Видно, он забыл надеть рукавицы, и теперь кожа на обеих его ладонях была содрана натянувшейся веревкой. Палубу захлестывала вода, она смывала кровь, стекающую с израненных рук. Морель с досадой покосился в его сторону и демонстративно усмехнулся. Лицо Франческо исказилось от боли, но он был намерен вернуться к своему занятию. Ольгерд взял его за локоть:

— Пойдемте, Франческо. Не стоит продолжать, вам надо к лекарю…

— Да уж, господин первый помощник, будьте любезны увести отсюда эту мамзель в штанах, — раздался грубый смех Мореля.

Молодой итальянец вздрогнул, его глаза зажглись гневом. Ларсен подался вперед:

— Не надо так с ним, Феликс.

Внезапно ветер начал стихать, наполненные ветром паруса обвисли, зато заморосил дождь. Морель накинул плащ и снова взялся за штурвал.

— Господин Ларсен, кто вы такой, чтобы мне указывать? — процедил он сквозь зубы. — Лучше займитесь… своей черноокой красоткой, а мне недосуг с вами разговаривать.

Ольгерд не успел даже шелохнуться, как Франческо уже вырвался из его рук и отвесил Морелю пощечину. На лице Феликса остался кровавый след, который тут же смыли дождевые капли.

Феликс оставил штурвал, молниеносно шагнул вперед и ударил Франческо ногой в живот: тот согнулся пополам и рухнул на палубу. Морель схватил его за шкирку и встряхнул, точно щенка.

— В кандалы его! — проревел Морель.

Ольгерд схватил Феликса за запястье и стиснул, заставляя разжать пальцы.

— Нет. Вы оскорбляли мальчишку и сами нарвались на пощечину. Я не позволю вам его наказывать.

Морель отбросил его руку.

— Вы привыкли, господин Ларсен, что мой дядя вас защищает. Так и будете отсиживаться под его крылышком или все-таки примете вызов?

— Неправда, — возразил Ольгерд. — У капитана нет любимчиков, и вы это знаете. А выяснить отношения нам давно пора.

Франческо, шатаясь, поднялся на ноги и оперся о фальшборт — от боли он не мог даже выпрямиться.

— Готье, — позвал Ольгерд, — помоги ему! И отведи, наконец, к лекарю.

— Как же вы заботитесь о своем дружке, — усмехнулся Феликс. — Или я прав, и его следует называть вашей…

Он не договорил — кулак Ольгерда врезался ему в челюсть…