Помоги проекту - поделись книгой:
— Пожалуйста! Мой брат пропал…
— Это же дочка Пинк-Ботлов! Такая же, как братец, — никакого уважения к старшим!
— Заткнитесь!!! Вы не знали моего брата!
— Пффф, — женщина в шляпке чинно фыркает и отворачивается.
— Пожалуйста, — снова гляжу на кассира, — любая…
Мужчина сзади отталкивает меня.
— Не трогай!!! — я вдруг понимаю, что на этот визг обернулись почти все посетители станции.
Наглец спокойно наклоняется к окошку:
— До Алнмута.
— Я еще не договорила!
— Иди отсюда, пока я не отвел тебя к родителям! Ты не должна быть в школе?
— Иди… сам!!!
Я пытаюсь вдохнуть и не могу. Только открываю и закрываю рот, как рыба на берегу. Небо темнеет… Нет, не падать, присесть. Ничего, что на снег. Холод — это не страшно, надо только дышать.
— Ааа, — в легких пусто, не хватает позвать на помощь.
Майя, борись.
Скрежет в горле — короткий вдох.
У меня все в порядке. У меня все в порядке. Дыши.
Жду, пока поток людей уменьшится, и снова подхожу к кассе.
— Ах, — кривится белокурая работница. — Ну, давай свой билет.
Вертит бумажку, морщит лоб:
— Эти станции много лет закрыты. Не знаю, чем тебе помочь. Разве что… Сейчас напишу номер моей подруги. Она, кажется, говорила, что работала с бывшим начальником станции Илдертона, это на той же ветке. Боюсь, все…
Мередит Питерс — Кевин Саммерхауз — Руперт Перебрайт. Рука устает держать телефон.
Симпатичный автобусик везет меня по проселочной дороге. Внутри тепло и уютно; снежинки за окном тихо кружатся и простыней накрывают мерзлые поля. Иногда посреди такого белого квадраты видны следы. Оборотни в Нортумберленде?
«Сенсация! Человек-твидовый-пиджак похищает скот!»
Знаете, если бы я могла стать животным, точно не выбрала бы тигрицу или лошадь, как большинство. Всегда хотела быть огромным добродушным сенбернаром, который любит ездить на машине — высунет голову в окно и жмурится от ветра, от удовольствия, от своего простого собачьего счастья. Мне бы наверняка закладывало уши — потому что, когда быстро едешь и опускаешь стекло, то всегда закладывает от потока воздуха. Но разве сенбернаров волнуют такие вещи? Ву-уф! Вуф!
Вот интересно, кто бы тогда нас с Раулем выгуливал: папа или мама? Лучше бы папа — он любит поговорить с песиком.
Деревушка Хорнклифф напоминает собрание эклеров, маленьких и разноцветных, — они словно сгрудились вокруг дорожек и активно обсуждают, у кого вкуснее глазурь. Руперт Перебрайт под стать месту — немолод, лысоват и пышен; но глаза добрые.
— Вулер — Акелд, — шепчет, рассматривая билетик, мужчина. Мне кажется, сейчас он не здесь, а где-то году в пятидесятом: гоняет с друзьями на велосипедах и восхищенно смотрит на мчащийся по рельсам локомотив. — Коллекционная серия. И последний пассажирский рейс на этой ветке. Любители могут купить его за порядочную сумму. Где же ты взяла?
— Из журнала в библиотеке.
Мистер Перебрайт рассказывает о своем детстве, о том, как любил и любит до сих пор старые поезда. Вспоминает, что они пахнут душным июлем, смолой и дымом. Грезит наяву — этот маленький мальчик с залысинами и одышкой, — будто снова увидит мчащийся по просторам Северной Англии LNER A4, и побежит за ним, и станет что-то кричать, неразборчивое, неважное, подбрасывая в небеса отцовскую кепку.
Я знаю, что мне это не нужно, что не поможет в поисках Люка; пускай: в глазах Руперта Перебрайта больше правды, чем во всех полосах «Юнион Джека».
Где же остановка? Иду по дороге из деревни — сквозь пелену снега, в тишине и холоде. Мне надо домой, в школу, нужно искать брата, а я заблудилась! Дуреха.
Кажется, большинство проблем в жизни именно от этого — знаешь пункт назначения, а вот, как до него добраться и откуда, черт разберет.
Каменная стена, пихты за ней, проход в ограде, что ведет в темноту или уже белизну чащи. Между стволами видно поле: верхушки деревьев в низине и трехэтажный особняк красного кирпича.
Как же холодно, давно такой зимы у нас не было. Обычно снега не дождешься, но сегодня погода, видимо, компенсирует пару веков застоя.
Метров через пятьсот поворот — сторожка имения, красный знак «Дорога закрыта» и желтый с черный стрелкой — «Объезд».
Что-то тянет меня на перекрытую трассу. Здесь медовая ферма справа и слева — частокол голых сосенок с обломанными ветками. И… могила???
В груди кольнуло. Не волноваться — всего лишь цветы, свечки и крест под шапочками снега.
«Здесь, 17 августа 2011 года, разбился на мотоцикле неизвестный мужчина. Возраст около двадцати пяти лет; рост — шесть футов и один дюйм; вес — сто сорок пять фунтов; шатен. Просьба имеющим сведения о происшествии или личности погибшего обратиться в полицейский участок Бервика-на-Твиде».
Люк пропал 17 августа. Боже…
Темнеет в глазах, больно. Кто-то кричит. Я?
Из мира забрали весь воздух, нечем дышать. Помогите… Пом…
Белый саван надо мной. Снег. Падает и падает, а я лежу рядом с могилой брата, и всем плевать. Или здесь просто никого нет? Дорога перекрыта. Можно умереть, и заметят только весной, когда тело растает. Разложится. Растворится в тишине.
Встаю, дрожа и хлюпая носом, и зачем-то иду домой.
— Да пошла ты! Сука! — я кричу до хрипоты и боли в горле. — Предательница! Ты предала нас, и теперь Люк мертв!!! Ненавижу!!!
— Майя, просто поговори с мисс Гриффит, — робко шепчет мистер Ходжсон, — тебе… нужна помощь.
Мама смотрит на меня с ужасом, папа побледнел и молчит. Они ждали дома — родители, учитель и психиатр. Решили, что, раз я снова не пришла в школу, надо брать дело под контроль.
— Пошел ты! Пошли вы все!!! — я кашляю, давлюсь и приваливаюсь спиной к косяку. Боже, как тесно. — Вы не верили, и теперь он мертв!
— Майя…
— Пошла на… сука!!! Ты не мать мне!!!
Нахожу в себе силы рвануться к двери.
Бежать. Бежать…
Забор железной дороги. Здесь была дырка…
Меня шатает от усталости и простуды, от нервов. Еще немного, и потеряю сознание, но оставаться на месте не могу.
Пробираюсь под колючей проволокой, обдираю шею — плевать, и так жар, — перебегаю пути, и вот оно… Море!
Дыши, Майя. Дыши.
Волны шепчутся в темноте. Обсуждают сплетни тысячелетней давности, а я все равно чувствую в них что-то родное.
Домой теперь нельзя. Там враги, которые хотят запихнуть Майю в психушку. Что же делать? Без… Люка. Боже, Боже, Боже…
Слева, за холмом, вспыхивают три круглых огонька над землей. Перестук колес медленно нарастает, пока я не оказываюсь в облаке грохота, лязга и хлещущего ветра. Мне хочется кричать и плакать; хочется, чтобы маленький мальчик в глазах Руперта Перебрайта увидел этот поезд.
Люк, прости. Я должна была…
Не плакать. Майя! МАЙЯ!!!
Холодные дорожки на щеках тут же замерзают и стягивают кожу.
Можно пойти к Эми. Да? Переночевать, а потом…
— Привет?
— Ма… Майя? Сестренка, что с тобой? Ты плачешь? Тебя все ищут!
Чайка визжит где-то во мраке.
— Люк мертв. Слышишь? Он… ра… разбился у Хорнклиффа.
— Что? Не верю! Ма…
— Я видела могилу, я… Можно я у тебя переночую? Родители хотят сдать меня. Они считают, что я сошла с ума, они…
— Сестренка, прости, мне… — запинается Эми. — У меня тут негде. У меня ремонт. У м…
Нажимаю на сброс вызова.
— Алло, Майя? — телефон почти разрядился от постоянных звонков, и я наконец взяла трубку. Номер неизвестный.
— К-кто это?
Майя не спала всю ночь, и встречает утро на ледяном песке. Тело трясет от температуры и холода, нос заложило, а в голове не осталось мыслей. Только прибой и блеск рассветного солнца на волнах.
Ш-ш-шух.
Ш-ш-шух.
— Мэтью Айронквист, из библиотеки. Помнишь? Ты заходила узнать насчет брата и оставила номер, чтобы, если я вспомню…
Какая теперь разница? Люк мертв.
— Майя? Ты слышишь?
— Да.
— В прошлый раз я перепутал журналы. Понимаешь, фламандский язык очень похож на немецкий… Я дал тебе не тот. Сейчас я нашел правильный, и в нем записка. Не знаю, может ли это помочь, но она от некой Лав: «Встретимся в пятницу у меня, родители уезжают».
Лаванда?!
Я вскакиваю, и стайка чаек с криками поднимается над берегом.
Лаванда и Люк??? Господи, так вот чей это ребенок…
— Майя?
— Вы очень помогли.
Я в «Макди». Пью кофе в отвратительном ореоле отвратительной еды. Мне только и нужно собраться с силами — немножко, в последний раз, — поговорить с Лавандой.
Даже не знаю о чем. О племяннике? Его отце? На…
— Какого черта ты треплешь всем, будто я умер?
Аромат сигарет «Жимолость». Сердце замерло, и страшно шевельнуться, даже моргнуть.
— Люк? Люк?! Люк!!!
Поделиться книгой: