Стеклянный шар

Шампанское становилось поперёк горла, закуски не вызывали интереса. Артисты вводили в ступор. Страшно представить уровень известности некоторых, а они ходят от гостя к гостю, почтительно улыбаются, порой откровенно подобострастно.

К Фролову, словно к цезарю, режиссер – знаменитый на весь мир своим постановками, – время от времени, подводил солистов. Те перекидывались вежливыми благодарностями, делали сдержанные комплименты Лиде, воздерживаясь от откровенной лести, однако, всем, включая шикарные интерьеры, было очевидно, кто хозяин положения и ситуации. И это всё сильнее давило на психику. Отвлечённые разговоры с дамами, имена которых смешались в единую массу, не могли отвлечь от происходящего.

– Интересное платье, – иногда делали комплимент наряду Лиды.

– От Кристи Марана, – с готовностью, приклеив к губам улыбку, отвечала Лида, надеясь, что творением молодой, талантливой девушки заинтересуются.

Впрочем, объективно оценить собственный внешний вид Лида так и не смогла. Она словно зависла в невесомости, в пространстве между неустроенной прихожей в панельной однушке и комфортабельным салоном автомобиля. Не вписываясь никуда.

– Пара дежурных фотографий, и мы свободны, – шепнул на ухо Фролов, деликатно обхватив талию Лиды. Все его движения, взгляды, слова были исключительно сдержанны, дистанцированы, в то же время любому становилось понятно, с кем пришла его спутница, с кем и, главное, как он проведёт остаток вечера, даже если она сама в этом не была уверена.

Фролов быстрым шагом отошёл от Лиды, направился к собирающейся группе артистов, приглашённых и фотографов, которые, к слову, не сновали по залу, навязчиво фотографируя всё и вся, а находились в стороне, делая лишь постановочные снимки. Корреспондента, показавшегося присутствующим некорректным, тут же вывела из зала охрана. Естественно, гости афтепати фотографировались друг с другом, делали селфи, делились происходящим в социальных сетях, особенно дамы, спешащие запечатлеть себя в знаменитых интерьерах или с молодыми красавцами – артистами. Информационный поток о мероприятии регулировался гостями, а не устроителями, и тем более не корреспондентами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уже через несколько минут Лида вышла на улицу в сопровождении Фролова, автомобиль стоял у входа, водитель предупредительно открыл дверь, никак не прокомментировав появление хозяина со спутницей. Словно был немым.

– Ресторан? – предложил Иван… Ефремович в салоне, улыбнувшись лишь взглядом.

Холодок пробежался по спине Лиды, ухнул вниз и поднялся горячей волной, опалив всё тело от кончиков ушей до пальцев ног, сжатых туфлями.

«Ещё и ресторан», – всё, что подумала Лида, но чёртова аура, парфюм с древесными нотками, тепло ладони, ненавязчиво поглаживающей её руку, вынудили произнести пусть и неуверенное, но согласие:

– Хорошо.

– Есть предпочтения?

– На ваш выбор, – на предложенное «ты» она тоже не могла перейти. Словно «вы» и «Иван Ефремович» позволяли держаться на плаву среди бушующих, мечущихся из крайности в крайность эмоций.

Выбор Фролова пал на рыбный ресторан, от одного названия которого у Лиды потемнело в глазах. Господи, ещё и это! При всей нелюбви к фастфуду, собственному неподходящему внешнему виду, она бы с радостью оказалась сейчас в сетевой забегаловке, бойко торгующей шаурмой.

«Стыдись – не стыдись, а коли назвался груздем, так полезай в кузов». *

Просторное помещение ресторана с потрясающим видом из панорамных окон поражало интерьерами, продуманностью каждого элемента, штрихами, составляющими гармоничную картину. Их провели к круглому столику на двоих, расположенному у окна. Внизу сиял огнями город, жил своей жизнью, несясь вперёд, иногда на космической скорости.

Лида старалась не глазеть по сторонам как нищенка, случайно попавшая в императорский дворец, но никак не могла отделаться от этого ощущения. Синдром самозванки распускался пышным цветом, стоило бросить быстрый взгляд на уверенного в себе и в происходящем Фролова. На вышколенного официанта, на девиц за соседнем столиком – ярких, как тропические бабочки, абсолютно непохожих на сдержанных дам на премьере оперы. Алые помады, платья на грани фривольности, уверенные взгляды, сканирующие пространство, бесконечные ноги, громкий смех.

Сосредоточилась на меню, отдавая должное терпению Ивана… Ефремовича. И что из предложенного она могла выбрать, не выглядя при этом откровенной дурочкой? Например, «гребешок с соусом понзу и трюфельным маслом» или «спизулу» – двустворчатого моллюска, с раковиной тригонально-округлённой формы? Лида не была уверена, что сможет проглотить «желтохвоста с хурмой, трюфельным маслом и соусом из лакедры» или «морского гребешка с манго, икрой морского ежа, водой даси и снегом юзу».

На выручку пришёл Фролов, взяв ситуацию под свой контроль. В итоге Лида получила почти привычные блюда, отличающиеся лишь подачей и более тонким, изысканным вкусом. Она бы даже получила удовольствие от происходящего, если бы не попытка завязать беседу.

О, нет, она вполне могла поддержать разговор на должном уровне. Фролов не предлагал темы, в которых обычный детский педагог мог потеряться. Он не говорил об особенностях смены правящих династий в Китае, хотя Лида смогла бы поддержать диалог. Не сыпал экономическими терминами, где она точно потеряла бы нить разговора до его начала. Избегал тем религии, политики, денег, прошлых отношений. Тем не менее, Лиду не покидало чувство, что она сидит на раскалённых углях, в спину воткнули кол, не дающий расслабиться, а руки сковывает холод. С каждой минутой она проваливалась в неуверенность, как в зыбучие пески, без надежды выбраться. Единственное, чего желала – оказаться дома, на своей территории. Там, где она сможет, наконец, скинуть сковывающее чувство бесконечной неловкости.

И главное – её отчаянно пугали мысли о продолжении вечера. Даже бревно смогло бы считать плотский интерес Ивана… будь он неладен, Ефремовича. Если в самом начале вечера Лида предполагала, что возможно, то сейчас в висках стучало паническое, категорическое «нет!»

Не потому, что Фролов не нравился, напротив, потому что слишком нравился. Слишком! Получить толику удовольствия? Оторвать кусочек с манго, икрой морского ежа, водой даси и снегом юзу, не заботясь о впечатлении, которое произведёт на него? Наплевать на сидевшие в подкорке головного мозга убеждения, что секс обязательно должен быть по любви и главное – вести к серьёзным отношениям? В идеале быть в браке и только в браке. Какие у неё могут сложиться отношения с Фроловым? Сегодняшний вечер показал – никаких. Абсурд даже думать о подобном. Ни единой точки соприкосновения. Два параллельных мира, не понимающих друг друга. Две непересекающиеся реальности.

Приснопамятная Золушка была дочерью придворного лесничего, а значит, урождённой аристократкой. Не пара принцу, да, и всё же предпочтительней педагога, живущего на две бюджетные зарплаты в квартирке, доставшейся от бабушки с дедушкой.

Автомобиль подъехал к подъезду Лиды, спугнув опешивших собачников, высыпавших к ночи на прогулку.

– Доброй ночи, – спокойно произнёс Фролов, Лида ответила в унисон:

– Доброй, – стараясь не думать о том, что три минуты назад руки Фролова почти бесцеремонно огладили бедро, скользнули на талию, а губы прошлись по шее, остановились у уха, заставив её сердце бухать, кажется, на весь салон. И, наконец, накрыли губы настойчивым поцелуем, вынуждая принять его.

Так бы всё и было, Лида ответила бы, она утопала в запахе, вкусе, тепле, в собственном томлении от близости Ивана… Ефремовича, но безучастный водитель на переднем сидении вводил в ступор. Люди, подобные Фролову, привыкли, что обслуживающий персонал – безмолвная мебель. Им не приходило в голову испытывать неловкость перед стулом и комодом, Лиде вот пришло.

Скинув в прихожей туфли, тут же стянув платье, она смотрела на то, что осталось от её попытки наладить личную жизнь. Целая пара обуви, в отличие от одной туфельки Золушки. Не так и плохо.

* Цитата из романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина. Житие Никанора Затрапезного, пошехонского дворянина».

Глава 11

Настал день концерта в честь дня учителя. Месяц работы прошёл не зря. Малыши старались вовсю, читали стихи, разыгрывали сценки, средние и старшие не отставали. Родители и приглашённые педагоги искренне аплодировали юным артистам и Лидии Константиновне. Позже было чаепитие, радостное поедание тортов, домашней выпечки, в том числе Лидиной, поздравления в неформальной обстановке, довольные мордашки младших школьников и серьёзные – старших.

В итоге рабочий день затянулся, клуб Лида закрыла около девяти вечера. Погода стояла на удивление безветренная, небо, затянутое хмурыми тучами, не сыпало дождём, воздух будто застыл, чем-то неясным напоминая тёплый летний вечер. Будто бабье лето по ошибке заглянуло.

Накануне звонил Димка Мизурин, звал в кино. Вышла третья часть популярной франшизы, грешно пропустить первую неделю проката. Потом приятно провести время, прогуляться, сходить в ресторан. Лида отказалась, сослалась на мифическую занятость. Сил на второе провальное свидание за неделю не было. Почему оно должно быть безуспешным, она и сама не понимала, просто ограждала себя от очередного разочарования.

– Может быть, позже, – произнесла она вслух, давая про себя обещание, что обязательно воспользуется приглашением.

Смешно сравнивать Мизурина и Фролова. При всех очевидных плюсах Ивана Ефремовича, Димка давал ему фору хотя бы тем, что рядом с ним Лида не балансировала, как канатная плясунья, держа в одной руке зонтик, а в другой неразумно дорогую обувь.

Просто нужно время, чтобы выбросить из головы сомнительное приключение с представителем Форбс, тем более, за прошедшие дни он не давал о себе знать. Не звонил, не присылал сообщений. Очевидно, что вечер с чамрочной учительницей он посчитал ошибкой. Что ж, тем лучше для всех. И для Ивана Ефремовича, и для Лиды.

В конце концов, чем могла закончиться интрижка с Фроловым? Лишь большим разочарованием. Лиде хватало тех, что уже имелись в её жизни, незачем плодить очередные горькие выводы. Не для чего искать подтверждение тому, что и так известно. Приклеивать на доску визуализации очередную картинку несбыточного будущего.

– Лида! – услышала она окрик за спиной, как подтверждение собственным мыслям.

Зажмурилась, перевела дыхание, на секунду зацепилась взглядом за грязно-бурое граффити на обшарпанной стене пятиэтажки. Мелькнувшая надежда, что обозналась, ошиблась в тусклом освещение дворовой территории, растаяла. Неужели нельзя пройти мимо? Сколько лет прошло после развода? Семь? Восемь?.. Да, восемь.

– Здравствуй, Олег, – обернулась она, натянув дежурную улыбку. Взгляд невольно скользнул на стоявшую рядом с бывшим мужем девочку, похожую на своего отца. Те же карие глаза, нос с небольшой горбинкой, пухлые губы. Красивая девочка. Во второй класс должна перейти…

– А я думаю, ты, не ты? – восторженно проговорил Олег.

– Я, – кивнула она. Что скажешь? «Нет, не я»?

– А мы вот… – бывший показал глазами на коляску впереди себя, там устроился карапуз около двух лет, в синей шапке, наползающей на глаза, с огромным помпоном. – С Максимкой Сашу встречали с танцев, – кинул взгляд на дочку, без всякого интереса рассматривающую знакомую папы, крутя в руках голубой рюкзак с изображением балерин в воздушных пачках, больше похожих на фей или волшебниц.

– Молодцы, – интересно, что именно Олег ожидал услышать в ответ на свой отчёт?

– Жена неделю, как родила, так что пока всё на мне, – добавил он.

– Поздравляю.

– Девочку. Алёной назвали.

– Хорошее имя. Ты прости, я спешу. Ещё раз поздравляю.

– Спасибо. А я вот только вспоминал тебя, думаю, рядом живём, а не видимся никогда… Странно.

– Па-а-а-ап, – недовольно протянула Саша, не понимая, какую услугу оказывает Лиде.

– Идём, идём, – поспешил ответить Олег, толкнул коляску впереди себя, напоследок окинув бывшую жену липким, как клейкая лента для мух, взглядом, останавливаясь на губах, бёдрах едва прикрытых курткой, ногах в узких брюках.

Лида поморщилась, развернулась, поспешила домой, мысленно отряхиваясь от встречи, клейкого взгляда, навязчивых воспоминаний. От жалких мыслей о несправедливости мироздания, понимания – что-то дало сбой, а она никак не могла понять, что именно. Ответить себе на простой вопрос: «Почему? Какого чёрта?»

О том, что у Олега есть любовница, стало известно за полтора года до развода, почти за два. Узнала банально, наткнулась на переписку в социальной сети – щедро открытый браузер на странице диалога не оставил Лиде шанса для самообмана. Муж не отнекивался, признался, что увлёкся коллегой, заигрался, заврался, но в ближайшее время завяжет с порочной связью.

Лиде нужно было выставить мужа за порог, плюнуть на старших подруг по несчастью, утверждавших в один голос, что семью необходимо сохранить, что развод – это позор, пожизненное клеймо на женщине. Да и потом, все гуляют. Перебесится Олег, вернётся.

Сколько слёз Лида пролила в те полтора года, знала лишь она. От родных заплаканное лицо прятала, улыбалась в глаза близким, терпела склизкие смешки брата Олега, пренебрежительные реплики, взгляды. Старалась быть хорошей женой, ведь должен муж понять, кого он любит на самом деле. Он и понимал, так казалось Лиде. Говорил, что любит, что она, Лида – добрая, порядочная, самая-самая лучшая. Бросал любовницу, клялся в верности, просил прощения, становился ласковым, нежным, потом снова задерживался после работы, придумывая предлоги один нелепее другого.

Лида верила Олегу, как не верить мужу? Кому же тогда доверять? Старалась усерднее. Только что она могла знать о мужчинах? Позже подтвердилось – ничего. У неё был один образец семьи перед глазами, как казалось, самый верный. Бабушки и дедушки. Сколько лет вместе прожили, подумать страшно! Бабушка всегда учила, к приходу мужа должен быть готов обед, квартира убрана, вещи наглажены. Женщине нужно выглядеть опрятно, так и говорила «опрятно», одеваться скромно, а не как «непутёвая девка, на которую смотреть стыдно».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лида экспериментировала с внешностью, как монашка не обряжалась, были у неё и фривольные платьица, и свитера, демонстрирующие живот, и почти радикальные мини, но ничего экстравагантного, вызывающего, она не могла заставить себя надеть. Сама себе казалась нелепой, нескладной, как корова в седле и на коньках.

Глаза Лиде открыла приехавшая на неделю погостить свекровь. Сидела на кухне, зорко следя за движениями невестки. Правильно ли суп варит, так ли лук режет, не много ли масла в пассировку добавляет.

– Чамрочная и есть, – недовольно фыркнула родственница за спиной Лиды, отодвинула широким тазом невестку от стола и принялась быстро кромсать морковь. – Ни телу, ни делу, ни глазу – ничего ж в тебе, Лидка, нету. Не удивительно, что Олег гуляет! Зацепиться же не за что, – она окинула взглядом растерявшуюся Лиду. – Подержаться путёвому мужику не за что! Хоть бы поправилась, что ли. Причесалась, накрасилась.

– Я накрашена, – растерялась Лида. Готовкой она занималась после работы, макияж не смыла, только волосы убрала в хвост.

– Нормально накраситься, чтобы видно было, женщина рядом, а не чамрочный задохлик. Стрелки нарисуй пожирнее, губы сочными сделай, чтоб издали видно было. Платье это позорное сними. В обтяжечку, яркое, бархатистое одень. Хотя, что тебе обтягивать-то, наказанье господне! В лифчик вон ваты подложи что ли, глядишь, и загорится глаз у мужика.

Лида опешила. Она блондинка, белокожая, почти всегда бледная, действительно худая. Как же нелепо она будет выглядеть со стрелками как у Клеопатры, алыми губами, в платье в обтяжку.

– У бабы всё в руках гореть должно, сама как пряник выглядеть, чтоб за три версты было видать, подмахнёт, так подмахнёт. Раздраконивать надо мужика, вот где его держать, – свекровь сжала увесистый, натруженный кулак, так непохожий на маленькую руку Лиды, с узкой ладонью, тонким запястьем и музыкальными пальцами. – Не реви! – охолонилась свекровь. – Нечего сопли размазывать. Природа тебя обделила, тут уж ничего не поделаешь. Бабка уму-разуму не научила, я тебе подскажу, как быть. Дитё тебе надо родить, тогда Олег от тебя никуда не денется. Хоть есть у тебя титьки, хоть нет, а будет жить, как миленький. Наша порода кровиночек на произвол не бросает. Рожай, пока деваха его не сподобилась. По бабам так и будет бегать, здесь ничего не попишешь, натуру твою чамрочную не переделаешь, от постнятины справный мужик всегда посытнее искать станет, но за задницу ты его крепко схватишь. Рожай, тебе говорю! Хоть какой-то прок от тебя будет.

Лида тогда стиснула зубы, ничего не ответила. И что ответишь? Выходит, права свекровь, раз Олег через пять лет брака к любовнице ходить начал, тем более, он никогда не скрывал недовольства внешним видом жены, выражался, правда, деликатней:

– Вот бы меж грудей потереться, – иногда вздыхал он, глядя на скромные размеры Лиды.

– Шорты вон те надень, – указывал он на джинсовые шортики в обтяжку, открывающие половину ягодиц. – Видно будет, что жопка есть, как со школьницей иду, честное слово.

Основное переживание Лиды было связано не с внешностью, существует ли разница, какого размера грудь и «жопка», если она не могла справиться с основным, самым главным предназначением женщины – родить ребёнка.

А ребёнка Лида хотела сильно, кажется, всю сознательную жизнь, с тех пор как поняла, что бабушка с дедушкой ей точно братика или сестричку родить не смогут. Почему-то тогда ещё в детских мозгах жило убеждение, что, родив малыша, она никогда в жизни не будет одинокой. У неё появится напарник по играм, в учёбе, наперсник, верный дружочек. Позже пришло понимание, что ребёнок вряд ли станет напарником в играх, ведь в семь лет не родишь, а в восемнадцать играть не захочется. Со временем детская мечта трансформировалась в основную потребность, самое необходимое, острое желание, которому не суждено сбыться никогда в жизни…

Лида забеременела в первый год замужества, честно говоря, потому она и вышла замуж. Олег сразу сделал предложение, выглядел довольным, носил молодую жену на руках. Лида же боялась дышать, сглазить, прислушивалась ночами к себе, представляла, какой малыш там, в её животе. Запоем читала книги о беременности, тщательно следила за здоровьем. Те четыре месяца стали самыми счастливыми в жизни. Пока однажды она не проснулась от тянущей боли в животе, поплелась в туалет, там долго, непонимающе смотрела на следы на нижнем белье. Врачи в стационаре ничем не смогли помочь, через несколько дней ребёнка не стало, а жизнь Лиды поделилась на до и после.

Олег переживал, поддерживал молодую жену, обещал, что как только доктора разрешат, сразу попробуют ещё раз. Приехавшая свекровь вздыхала, говорила, что с такими-то бёдрами, как у невестки, немудрено не выносить дитя. Бабушка качала головой, напоминая, как глупая внучка в школьном возрасте отказывалась надевать среди лета в дачном домике шерстяные носки. «Чтобы сохранить женское здоровье, нужно держать ноги в тепле», – неустанно повторяла бабушка. С тех пор грёбаные носки стали обязательным атрибутом в жизни Лиды, только беременности не наступало.

Она прошла все мыслимые и немыслимые обследования, лежала в больницах, посещала платных врачей, даже к народным целителям, обещавшим чудо за наличный расчёт, обращалась. Запись «бесплодие неясного генеза» продолжала красоваться в медицинской карте. Была надежда на ЭКО или суррогатное материнство, но в то время это звучало почти как абзац из научной фантастики.

Именно бесплодие вбило гвоздь в крышку гроба брака Лиды. Однажды Олег пришёл домой, хмуро оглядел приготовленный ужин, мазнул невидящим взглядом по жене, вздохнул и велел Лиде собрать его вещи на первое время. Остальное заберёт на неделе.

– Шутки кончились, Лидок, – сказал он. – Нелли беременна, – Лида услышала настоящее имя любовницы, в переписке та была «kissa087».

– Я тебя понимаю, – говорил Олег, расхаживая по комнате, пока Лида, захлёбываясь слезами, складывала вещи мужа в дорожную сумку. Носки, трусы, пену для бритья – сегодня купила, специально сделала круг в магазин после работы, – футболки, рубашки, любимый свитер. – Но и ты меня пойми. Устал жить на два дома, мне баба похожая на бабу нужна, а не на школьницу. Чтоб в руках у неё горело, чтоб… – договаривать Олег не стал, пощадил самолюбие жены.

Лида без слов поняла продолжение: «чтобы подмахнула, так подмахнула, раздраконила».

– У тебя вообще детей не будет! – заорал Олег, наступая. На секунду показалось, он ударит Лиду, только мокрое место останется на месте жены у стены со старыми обоями. – Сколько ещё пытаться?!

– Можно из детского дома… мы говорили… помнишь?.. – зачем-то лепетала Лида.

– Ты говорила, не я! Чего ради мне чужих детей воспитывать, если я своих могу родить? С нормальной бабой жить, а не с… бледнёй поганой! Ни задницы, ни груди, ни морды, ни темперамента, ни-че-го! Повёлся на девственность, а толку?! Дитя родить, и то не можешь. Всё, Лида, хватит! – рычал Олег, нависая над растерянной, едва державшейся на ногах Лидой. Хорошо, уцепилась за косяк двери, иначе свалилась бы, перегнувшись от острой боли в животе, груди, душе.

– Зла на меня не держи, – сказал он напоследок, перед тем как закрыть дверь.

Лида не держала. Не умела. Не была приучена. Жизнь показала, прав был Олег, во всём прав. И бывшая свекровь права. Отношения у Лиды больше ни с кем не складывались, несмотря на то что после развода она ухнула, как в омут, в незнакомый мир флирта. То перекрашивалась, то наряжалась, то макияж наносила, как индеец перед смертельным боем. Мужчины проявляли интерес, жаловаться не приходилось. Однако, всё сводилось к горизонтальной плоскости, сразу, не теряя времени на ухаживания. Это другим присылали цветы, дарили подарки, посвящали песни. Лида была запасным аэродромом. На случай, если откажут все, а самоудовлетворение противоречит убеждениям, то и с чамрочной училкой можно покувыркаться. Прыгать в постель просто для того, чтобы поставить галочку в послужном списке, Лида не хотела, а долгими ухаживаниями её не баловали.

Если вдруг появлялся искренне заинтересованный мужчина, тут же вспоминала о собственном диагнозе. Никакого права портить жизнь человеку своим бесплодием она не имела. И не хотела. Правильно Олег сказал, зачем воспитывать приёмных детей, если можно родить единокровных.

Острая обида, неприятие, жалость к себе давно отступили. Лида вычеркнула из жизни Олега, приняла, как должное, свою внешность, бесплодие, реальность, в которой существовала. Возможно, жизнь её кому-то казалось скучной, мрачной, лишённой всяких радостей, вспышек эндорфинов, адреналиновых встрясок, но Лида не нуждалась ни в чём подобном.

Какое-то время пыталась «жить полной жизнью», в общепринятом представлении. Ходила на выставки современных художников или ювелиров, посещала кружок литераторов в библиотеке, смешно вспомнить, пыталась писать малую прозу. Всерьёз раздумывала, не прыгнуть ли с парашютом, ходила на скалодром дважды в неделю, в фитнес-клуб, однажды поддалась порыву, отправилась на пробный урок по дайвингу. В итоге плюнула. Зачем ей жить чьей-то жизнью? Притворяться тем, кем не является? Ради чего? Чтобы оправдать не свои надежды?

Лида такая, какая есть. Пусть чамрочная, бесплодная, зато не изображающая из себя ту, кем не является. С тех пор жизнь покатилась по удобной колее. Она ездила на дачу к дедушке, находя маленькие радости. Получала искреннее удовольствие от работы, общения с детьми, горела клубом, переживала за ребят, они отвечали ей взаимностью.

Вечерами смотрела фильмы, читала книги, которые нравятся ей, а не навязчиво рекламируют. Покупала одежду, в которой было комфортно во всех смыслах. Облегающие бархатные платья, яркие помады обходила стороной. Забавно представить её скандинавский тип внешности и скромные формы в новогоднем наряде боевой подруги Чингачгука.

Нечаянные встречи с бывшим неминуемо нарушали равновесие. Окунали в болезненное прошлое. Лупили наотмашь по всем болевым точкам одновременно. Угораздило же Олега купить квартиру именно в этом микрорайоне! Понятно почему, тесные квартирки в старых пятиэтажках стоили сравнительно недорого, но Лиде от этого легче не становилось.

В дурном настроении, расстроенная, накрученная до предела воспоминаниями, стыдом за собственные действия в браке и после, Лида сидела на кухне. В полной тишине, уставившись в одну точку.

Влажное полотенце после ванны бросила на спинку стула. Надела растянутую футболку, шерстяные носки, будь они неладны. Размышляла о том, что стоит всё-таки позвонить Мизурину, сходить в кино, привести домой, заняться сексом. Тело стоически молчало на предложение уставшего от сомнений разума. Ну и что! Сколько лет относительной молодости ей осталось? Пять, семь? Ждать любви? Внутреннего толчка? Ничего подобного она не дождалась в браке, глупо надеятся на чудеса сейчас.

Звонок в дверь вывел из транса. Лида одёрнула футболку, вздохнула. В это время мог прийти только сосед Валера, хронический алкоголик. Частенько не хватало на бутылку, занимал у соседей. Надо отдать должное, всегда отдавал, чтобы тут же снова пойти по соседям, одалживая по сотке, полтиннику или того меньше. Суммы больше попросту никто не давал.

– Держи, – Лида распахнула дверь, сразу протягивая сто рублей. – Больше нет, всё на карточке.

– Неожиданно…

Она услышала голос Фролова, тут же проваливаясь в знакомый до чёртиков парфюм. Подняла взгляд, медленно скользя от модельной обуви по стрелкам брюк, перескочила лишь место молнии на гульфике, по джемперу светло-дымчатого цвета, гладковыбритому подбородку, прямому носу, по высоким скулам, выразительным глазам, стальным, спокойным, припечатывающим несокрушимой уверенностью. Той самой, чёртовой аурой властности, не оставляющей простым смертным шанса на сопротивление.

Глава 12

– Что-то случилось? – Лида уставилась на Ивана Ефремовича, не веря глазам. В галлюцинации, впрочем, тоже не верилось.

– Нет, – отрезал Фролов. – То есть, да, – продолжил он неуверенно, чем окончательно смутил Лиду. Неуверенность и Фролов никак не вписывались в одну картинку, не складывались в единую конструкцию. Этот человек попросту не мог быть неуверенным хоть в чём-нибудь, начиная с цен на Нью-Йоркской бирже, заканчивая собственными чувствами.

– Проходите, – она отошла в сторону, жестом приглашая гостя. Смотрела, как, оглядевшись, Фролов пристраивает пальто на вешалке, разувается, молчаливо идёт на кухню, туда, куда указала хозяйка.