Лукоморье

— Не останавливайся! — потребовала Евгения, когда показался и трактор, и улыбающийся Семён с ведром воды. — Едем дальше!

Они обогнули Семёна, тот махал им рукой вслед со вполне дружелюбным выражением лица, и тут на них накатило. Вначале стало жарко, потом — душно. Во рту пересохло, глаза жгло, словно в каждый щедро бросили песка. Ужасно, непереносимо захотелось пить.

— Не… останавливайся, — сумела произнести Евгения. Глотнула из фляжки с «живой водой», сразу полегчало. — Вот! Выпей глоток! — Антон, похоже, держался сам из последних сил. — Катя? Сергей?

Те безвольно лежали на сидениях. Антон глотнул ещё.

— Дай им воды, — вернул он фляжку.

Евгения без особых усилий перелезла через спинку сидения, и тут накатила жаркая волна такой мощи, что казалось кожа трескается и обугливается, дышать стало нечем, в глазах почернело. Евгения ещё сумела приподняться на локте и поднять фляжку к губам… и всё.

* * *

Евгения включила планшет и убедилась, что прошли ещё одни сутки. Приподнялась на локте, остальные трое сидели на кухне. Сидели и смотрели на неё.

От внезапно нахлынувшего чувства безысходности захотелось завыть по-волчьи, истово и тоскливо. Евгения переборола это желание и оделась, ощущая взгляды на себе.

— Вы чего тут «День сурка» устраиваете? — осведомилась она, входя на кухню. — Очень смешно — уже на кухне, и уже при параде.

— А сама? — Катерина посмотрела в её глаза. — Посмотри, как ты оделась.

Евгения опустила взгляд… и подавилась очередной язвительной репликой. И впрямь, сама оделась, словно уже собралась выходить. Никогда так к столу не одевалась.

— Мы уже немного поговорили, — Антон побарабанил пальцами по столу. — В общем, так. Вчера мы с Сергеем сделали снимки того, как на столе всё стоит. Сегодня сделали ещё раз. Вот, сравни сама. — Антон протянул ей свой планшет. Два снимка было выведено в редакторе, слева и справа. — Видишь разницу?

— Вроде нет. — Евгения присмотрелась. — Ну, с точностью до точки съёмки. Немного не там стоят тарелки и стаканы, но такие же. И еда… — Она всмотрелась и ахнула. — Еда другая. По-другому всё лежит.

Антон покивал.

— То есть готовили её заново, а вот поставили всё идеально так же. Следующий вопрос: «Где готовили?». Мы тоже в тот день внимания не обратили.

— У неё сковородок полно, — указала Евгения на ящики стола и стену, где этого добра стояло и висело во множестве.

— Точно, точно. Но на какой из них готовили? Мы уже всё осмотрели. Ни одной использованной. И плиту не грели, не говоря уже о печи.

— Пусть ещё в печь заглянет, — посоветовала Катерина. — Только встань поудобнее, а то снова брякнешься.

Брякнуться не брякнулась, но чуть не села на пол. В горниле, за массивной — еле убрала сама — заслонкой оказалось чисто, чуть не сверкало — и стояло нечто сверкающее: чугунок не чугунок, кастрюля не кастрюля. Неведомо что. И тёплое. Евгения не без опаски приложила ладонь — и немедленно отдёрнула, дуя — горячее!

— Там ещё лампочки, сбоку, — пояснил Сергей. — Мы это дело тоже сфотографировали. Заслонку закрой или дай, я сам закрою. Там, похоже, свинец. Мы дозиметром эту хреновину исследовали, есть гамма-излучение. Слабое, но выше фона. У Антона всё в цифрах записано.

Сергей помог ей поставить на место заслонку.

— Это что же — ядерный реактор?! — поразилась Евгения. — В печи? А где хозяйка, кстати?

— Нам тоже интересно. Мы уже по второму разу всё осмотрели, пока ты спала.

— Меня почему не разбудили? — возмутилась Евгения.

— Пробовали, — возразила Катерина. — Не начинай только, ладно? У нас всех что-то в голове случилось. Я все эти дни, как просыпаюсь, иду зачем-то к окну и смотрю туда. Потом словно в себя прихожу, я уже одетая, словно в походе уже. У ребят та же ерунда. А ты просто спишь — мы даже испугались, трясли тебя, трясли, даже воды холодной на лоб вылили. Ноль реакции.

— Что за чёрт! — Евгения замерла. Показалось или нет, но что-то словно зашевелилось под ногами, под полом.

— Мы тоже заметили, — пояснил Антон. — Чёрта помянешь, и сразу что-то начинает там шевелиться. Если честно, то без оружия выяснять неохота.

— Может, пора уже сесть и подумать, как отсюда выбираться? — предложила Евгения. — И есть не буду. Найдите мне что-нибудь в рюкзаке. Хоть сухарей, их ещё тонна оставалась. Это я есть не буду.

— Правильно, — одобрил Сергей. — Мы тоже есть не стали. А «живая вода»? Хочешь память освежить?

— А кто сказал, что она же её не отшибает потом?

— Верно, — кивнул Сергей. — Но я тебе ещё кое-что покажу. — Он протянул левую руку. Две недели назад он порезал руку, остался едва заметный шрам. Сейчас шрама не было.

— И связи с Интернетом нет?

— Никакой. Ни мобильной, ни спутниковой. Вообще никакой.

— И реактор в печке, — завершила Евгения, усевшись на стул. — Что ещё вы успели увидеть?

— Идём, сейчас покажу. Только есть не надо. Потом поешь, если аппетит останется.

— Что ты мне показать собрался? — насторожилась Евгения. — Давай, выкладывай.

— Семёна. Нашего тракториста-спасителя.

* * *

Трактор так и стоял, негромко тарахтя и содрогаясь, выпуская едкий выхлоп. Антон осторожно потянул дверцу на водительском сидении.

Правильнее, видимо, было бы назвать это мумией. Но мумией, облачённой в ту самую одежду, в которой они видели Семёна. Останки лежали так, словно человек откинулся на спинку сидения и стал вот этим. Евгения ощутила комок, подступающий к горлу.

— Запаха нет, — пояснил Антон. — Снимки мы сделали. Попытались полицию вызвать, спасателей — кого угодно. Ноль реакции. Он не мог стать вот этим за пару дней, понимаешь? И трактор. Слушай.

Он поднял с пола кабины гаечный ключ и постучал по топливному баку. Гулко и звонко.

— Мы туда заглядывали. Сухо, — пояснил Антон, вытирая руки тряпкой. — Что скажешь?

— Убираться надо отсюда, — отозвалась Евгения. — Не знаю, кого сюда надо вызывать, если тут черти шалят и реактор в печке. Может, армию, может, санитаров. Но надо ноги делать, точно говорю.

— И ещё. — Антон придерживал её за локоть, пока возвращались назад, к дому. — Я подумал, что у нас были глюки, что никуда мы на самом деле не отъезжали. Но у нас не глюки. Машина стоит не так, и наших следов вокруг полно. Мы на самом деле уезжали, а потом возвращались.

Остальные так и сидели за столом. Евгении показалось, что даже не пошевелились.

— Что нам мешает уйти отсюда пешком? — Евгении стало не по себе от молчания минуты за три. — Что вы все такие, чего молчите? Маршрут у меня записан. Просто движемся обратным путём.

— Бросить машину? — поднял взгляд Антон. — Она там снова завязнет. Ну и далеко мы уйдём без неё?

— Не бросить. Бензина у нас много, я знаю. Мы же все канистры залили там, на базе, и оба бака. Верно? Должно хватить. Поедем аккуратно обратным маршрутом — дождя не было, не должны застрять. А если там всё ещё вязко, другим путём — у нас же карта есть!

Все молча смотрели на неё.

— Похоже, он нас чем-то интересным поил из того ведра. — Евгения налила воды из «термоса», принюхалась. — Как насчёт этого? В предыдущий раз это помогло. Ну? — Она выпила стакан до дна и налила ещё. Уже не заботясь, кто ещё будет пить из него. — Есть желающие?

— Мне страшно, — призналась Катерина дрожащим голосом, но выпила. Помогло почти сразу же. — Что за… — Катерина посмотрела внутрь стакана. — Только что сидела и боялась пошевелиться, а сейчас… Сейчас даже не понимаю, чего вообще боялась. Мальчики! Ну-ка, давайте все ещё по стакану!

Никто не отказался.

7

Как только они приближались к границе, на парней нападала болтовня — «Проще вас убить, чем заткнуть», — мрачно замечала Катерина; а на девушек нападала дрожь и беспричинный страх. А на самой границе приходил иссушающий жар. Он и вправду иссушал, они попробовали пройти сотню шагов прочь от деревни, прочь от дуба, но не осилили и двадцати. Но самыми неприятными были двадцать шагов назад, вопреки всем ожиданиям, жар не проходил, а усиливался, и внезапно оканчивался, только когда уже не было сил терпеть.

На третий раз Катерина прокусила губу почти насквозь, и от дальнейших попыток пока воздержались. А когда возвращались в дом, там стояла горячая ещё сковорода с картошкой на сливочном масле. И тарелка с чесноком, помидорами, огурцами и луком. И солонка — снежно-белая горка, ну невозможно не взять щепоть-другую, есть хотелось даже сытым.

— Не надо это есть, — сумрачно заметила Катерина, когда они все в который уже раз обнаружили себя утром сидящими за столом. — Мы не видели хозяйку. Куда она делась? И кто готовит? Кот этот выдуманный? И та мумия в тракторе… У нас есть что поесть в рюкзаках?

— Есть. — Антон знал ответ, не пересчитывая. — Восемь банок тушёнки, полтора килограмма гречки, сухари и пять литров воды.

— Вот её и надо пить. — Катерина посмотрела на Евгению, и та неохотно кивнула. — Такое ощущение, что у нас у всех глюки, что куда-то нам наркотики подмешивают. Ну не бывает наяву такой хрени, не бывает! Как может тот трактор стоять и тарахтеть уже почти две недели с пустым баком? Где все люди? Как мы начали из дома выходить, во всех соседних домах темно стало. Вы ведь там никого не нашли?

— Никого живого, — уточнил Сергей. — Нашли только…

— Ни слова! — Катерина встала. — Я сейчас с ума сойду. Без подробностей. Мне неинтересно, что вы там видели. Я уже навидалась всего, особенно во сне. Надо решить, как отсюда уходить будем.

— Пешком не можем. Обошли уже — кругом та ерунда с жарой творится. И мозги как будто выключают.

— А здесь, в доме, всё так приятно и спокойно, — заключил Антон. — Знаете, что? В доме и надо поискать. Ну, вокруг тоже. Ведь кто-то готовит еду? Кто-то нас укладывает спать, раз сами не помним? Раз мы не можем это записать…

Он осёкся. Евгения и Катерина обменялись взглядами.

— Не можем, — кивнула Евгения и выразительно посмотрела вокруг. — Правда, не можем. Тут есть электричество?

— Есть, вон, лампочки горят кругом. — Сергей прошёлся по комнатам. — И счётчик крутится, в сенях который. А что?

— Есть одна мысль. — Евгения потёрла лоб. — Потом скажу.

8

Поутру они традиционно сидели за столом.

— Лето кончится через три недели, — заметил Антон. — Хорошо бы что-то придумать к тому моменту. Нас, поди, уже всем миром ищут. А сейчас у нас… — он полез в рюкзак, долго там шарил, и выставил на стол пару банок тушёнки, пакет сухарей и бутылку родниковой воды. — Сейчас у нас завтрак.

Все переглянулись.

— На пару секунд почудилось, что еды нет, — пояснил Антон. — Ну, приступим?

Никогда ещё тушёнка не елась с таким аппетитом. Притом совершенно молча.

— Есть ещё одна идея. — Антон открыл дверь в сени, выглянул, и вернулся, плотно затворив дверь. — То, что на столе — деть куда-нибудь. Жалко, конечно, но если оставить — всё сразу поймёт.

— Кто поймёт? — поинтересовалась Катерина. — Баба Нюра? Так ведь это она нам руками махала — езжайте, мол. Зачем ей нас тут удерживать и кормить наркотиками? Женя, выкидывай уже картошку, что там интересного в помойном ведре?

— А ты сама загляни, — предложила Евгения, замершая у ведра со сковородой в руках.

— Что вы там обе увидели? — Сергей встал, подошёл к ним и тоже заглянул. И тоже замер.

— Эй, народ! — Антон встревожился, но подходить и заглядывать не стал. — Что там увидели? С вами всё в порядке?

— Примерно то же, что и в туалете. — Сергей забрал у Евгении сковороду и высыпал содержимое в ведро. Подошедший Антон успел увидеть, как картошка словно впитывается, всасывается в дно и стены ведра. И вот уже оно чистое, сверкающее — ни запаха, ничего. И картошки нет.

— Я сплю? — отрешённо поинтересовалась Катерина. — Сначала туалет, потом умывальник… Куда делась картошка? Что с ней стало? Антон, не смей!

Но Антон уже осторожно опустил в ведро руку — самые кончики пальцев, ни к чему внутри не прикасаясь. Свечение стенок тут же угасло, а когда человек вынул руку, возобновилось секунд на пять.

— Похоже, есть защита от дурака. Чтобы пальцев случайно не лишиться. — Антон явно заинтересовался. — Кто такое придумал? И почему здесь, в этом Лукоморье?

— И почему работает трактор на пустом баке, — добавил Сергей.

— И почему эта граница, которую не дают перейти, — добавила Катерина. — Мы что, все спим? Такое разве бывает?

— Сейчас увидим. — Евгения сбегала в соседнюю комнату. — Всё, зарядился, можно смотреть.

* * *

Телефон записывал видео; Евгения установила его накануне так, чтобы захватывать часть гостиной — комнаты между кухней и первой спальней (самой тёплой, надо полагать).

— Пролистай, не смотреть же всё это подряд, — попросила Катерина.

Евгения сдвинула полоску. Полчаса с лишним вперёд. Людей на кухне уже нет. Сдвинула назад, все четверо сидели, выпрямившись, словно аршин проглотили, смотрели на стол и молчали. Минуту молчали, не шевелясь, две…

Через пятнадцать минут все встали — опять же молча, как по команде — и пошли, но не в спальни, к своим кроватям. В левую, если смотреть из спальни, часть кухню — в правую, если смотреть со стороны входной двери.

И всё. Запись идёт, ничего не происходит. Никого не появляется.

— И куда это мы делись? — Катерина посмотрела в ту часть кухни, куда они все «делись». Стена и стена, лавка, рядом с ней — крышка, прикрывающая вход в подполье. — Сидели на лавке? Или…

— Ну-ка. — Антон поднялся, подошёл к крышке и приподнял её. Оттуда вырвался поток чистого, свежего, тёплого воздуха. — Чувствуете? Ни сырости, ни плесени, ничего. Серёга, дай-ка фонарь.

Он посветил внутрь. Подполье как подполье. Просторное; здешние грунтовые воды не очень глубоко, поэтому и подполье не слишком высокое. Но чистое, без лишнего мусора. Ящики, бочки. И светло, как днём! И никакого запаха мышей или крыс, никакой плесени — судя по запаху, как минимум!

— Баба Нюра! — позвал Антон. — Вы нас слышите? Вы здесь?

Потом все признались, что в тот момент ощутили мурашки по коже. Никто не отозвался, ни единого звука.

— Что ж, сейчас посмотрим. — Антон осмотрел стены подполья рядом с лестницей. Что-то не видать выключателей, здесь что, вечный свет? Едва он это подумал, как свет мигнул. Остальные невольно отшатнулись, Антон лишь взял фонарь крепче и ещё раз всё осветил вокруг. Нет выключателя. Ну и ладно.

Спуститься по лестнице в шесть ступенек оказалось не так просто, как думалось, вроде и не страшно, но очень не по себе. Первым делом Антон осмотрелся. Никого не видно; ни хозяйки, ни кота, о котором она любила повторять. Тепло! Ну и на кой подполье, в котором всегда тепло? Его ведь не для этого строят.

Ничего. Под потолком — вернее, прямо на потолке — странные округлые штуковины. Именно они излучают этот яркий, мягкий свет. Антон невольно протянул руку и коснулся одной. Отдёрнул руку, штуковина оказалась мягкой и приятной на ощупь. «Пушистая, — подумал Антон. — Точно, пушистая, как кошка». Он осторожно прикоснулся вновь, затем взял и потянул. Штуковина отлепилась от потолка и угасла. Антон погладил её, держа на ладони, поражаясь ощущениям, и штуковина снова разгорелась ярким, мягким тёплым светом.