Инферно

Секунды щелкали, складываясь в минуты. Сол считал: время сожрало пространство, превратив мир лишь в фантастически четкую последовательность равных интервалов. На двенадцатой минуте и двадцать пятой секунде после остановки недалеко от корабля что-то ухнуло. Ударная волна ткнулась в корпус, как громадный, несмышленый зверь. Тут же об обшивку ударил целый дождь тяжелых шлепков, который быстро стих.

Комья зыби.

Новый взрыв, гораздо ближе. Кто-то наверху рявкнул: «Огонь!». Грянул оглушительный залп и фрегат присел от мощной отдачи. Сола чуть не выбросило из кресла.

Началась канонада. Сол вцепился взглядом в показатели приборов, старясь не моргать. Каждый последующий залп неведомого противника мог оказаться для них последним. Затем зажужжали фазерные установки — фрегат с высокой частотой изрыгал равные порции чистой энергии. На это ушло очень много энергии — почти весь запас аккумуляторов, похищенных с фермы. Пару раз о борт что-то хлестнуло. Наверно, тросы порвались, догадался Сол.

Затем пружинисто застрекотали пулеметы. Их поддержали минометы и ракетные установки. Фрегат бросал в бой все, чем располагал.

Сол проверял напряжение в одном из вспомогательных контуров, когда раздался особенно мощный взрыв. Весь корабль сильно тряхнуло. Кто-то из бионов упал на пол и больше не вставал. Сол не смотрел на тело — Сол смотрел на экран и стремительно падающий уровень напряжения.

Прорыв.

Похоже, враг смог угодить снарядом в борт. Потянуло горелым. Сол нажал на кнопку вызова и отчеканил в динамик:

— Говорит Триста седьмой. Напряжение упало, целостность контура нарушена.

Все. Он выполнил свою обязанность. Сол ждал ответа, но ответа не последовало. Это несколько удивило биона. Сол повторил доклад, но и на этот раз реакции хозяина не последовало. Сол непонимающе смотрел на динамик, а затем догадался оглянуться. Из четырех бионов в рубке живыми оставался лишь один. Трое других были убиты осколками. Рубку изуродовало — тут и там обшивку пронзили крупные острые фрагменты частей из других отсеков корабля. Под потолком стелился дымок. По пультам прыгали шальные искры. Второй бион был оглушен и ранен; он и бессмысленно перебирал пальцами по клавишам своей консоли. Сол осторожно встал. Звуки доносились приглушенно, словно он был под водой.

Где-то во внешнем мире продолжался бой. Слышались глухие залпы бортовых орудий и ответы противника. Сейчас это было не важно. Сол вышел из рубки, и наткнулся в коридоре на двух бионов.

— Нужно занять посты вместо выбывших, — механически произнес он.

Бионы не ответили ему и молча протиснулись в рубку. Это были новички, они тоже работали вместе с ним на ферме, а старых бионов как назло вышибло из строя. Сол быстро прошел в каюту Зорака, но того нигде не было. Вещи разбросаны, все вверх дном. По кораблю метались люди, что-то отчаянно выкрикивая. Сол снова выглянул в коридор и увидел в направлении кормы зарево от сильного пожара. Через несколько метров коридор просто кончался рваной дырой, в которую была видна часть мирового моря и сизое ночное небо с двумя лунами Катума. На Сола наскочил чернокожий человек со штурмовым станнером в руках.

— Где Зорак? — заорал он, бешено сверкая белками глаз.

— Я не знаю…

Чернокожий оттолкнул биона и побежал дальше. С другого конца разрыва матросы поливали сполохи огня пеной из шланга. Чернокожий сунулся в каюту к Зораку, потерпел такое же фиаско, и когда выскочил обратно, Сол очутился рядом.

— Контур разорван, — доложил бион.

Больше докладывать было некому, а этот человек, судя по всему, носил звание офицера.

— Это мы и так знаем! — крикнул черный. — Все орудия по левому борту обесточены! Нужно быстро восстановить питание, а проклятого жирдяя нет на месте!

— Я Сол триста седьмой, оператор энергосистемы, — сообщил бион. — Я мог бы это сделать.

Черный схватил Сола за грудки и проорал:

— Так делай! Я пришлю тебе людей!

Он побежал по боковому коридорчику в обход пожара и крикнул напоследок:

— Кабели в трюме! У нас мало времени!

Сол не пошевелился. Терпения у него было не занимать. Только дождавшись, когда явятся матросы, он спустился с ними в трюм. Оттуда общими усилиями вытянули мотки магистрального кабеля, кое-какое оборудование и Сол приступил к монтажу. Люди орали и бестолково метались вокруг, но Сол действовал методично, несмотря на крики и затрещины.

Дуэль кораблей продолжалась. Фрегат ожесточенно отстреливался. Один раз выстрел с «Пиявки» оказался особенно удачным, и вся команда на верхних палубах победно взревела. Но от выстрелов противника разорвало еще несколько якорных тросов, причем все в передней части. Фрегат стал заваливаться на нос. Заметив это, Сол ускорил работу; он прекрасно помнил про неумолимые двенадцать минут. Возможно, для столь массивного корабля этот срок окажется чуть длиннее, но в итоге зыбь все равно возьмет свою дань.

Зыбь всегда берет свое.

Сол зачистил рваные края кабеля и замкнул их стяжкой с новым отрезком. Мера временная, но в экстренной ситуации сгодится.

— Готово, — сказал он чернокожему, который стоял рядом.

Черный кивнул и крикнул в машинное отделение:

— Перезапустите цикл!

Часть команды толпилась возле дыры, помогая заделать брешь доступными средствами, пока остальные вели бой изо всех орудий. Сол покорно ждал новых приказов. Хозяина все не было, а черный, казалось, позабыл про него. В свете габаритных огней и тусклых внутренних ламп метавшиеся матросы казались переполошившимися демонами в аду. Наконец питание побежало по кабелю, и носовая турбина заработала в полную мощность. Тут же из-под днища фрегата взметнулись гейзеры песка. Сол не стал рассматривать подробности. Он должен найти хозяина живым или мертвым, остальное неважно.

Рядом стоял человек со знакомыми чертами. Тень падала на его лицо, но Сол безошибочно вычислил в его фигуре того, кто стрелял в него во время налета на ферму. Высокий богатырь произнес:

— Иди на свой насест, бион.

Сол не пошевелился и ответил:

— Мне неизвестна ваша должность. Возможно, я не обязан выполнять ваши приказы.

Почему он так сказал? Непонятно. Но слово не вернешь назад. Наверняка за этой выходкой последует суровая кара. Солу показалось, что человек улыбается. Скрытый чернотой, он мог бы сойти за мощную деталь корабля.

— Ты рассуждаешь правильно, человечек, — проговорил он. — Тогда найди своего хозяина и выполняй его приказы, только исчезни отсюда.

Сол принял эти факты как веский повод удалиться и ушел. Фрегат еще вздрагивал от рывков, как вьючное животное, резко понукаемое погонщиком. Пройдя мимо полумостика, он увидел, как из технической ниши юрко выскользнула фигура Зорака. Толстяк оглянулся. Оба замерли. Слышались остаточные, редкие залпы орудий с борта «Пиявки», но противник больше не отвечал.

— Похоже, абордажа не было, — заметил Зорак.

— Не было, — подтвердил Сол.

— Значит, мы победили, — решил толстяк.

— Вероятно. Корабль сильно поврежден. Мы заменили часть контура, но система нуждается в серьезном ремонте.

— Хорошо. Иди на вахту, — сказал Зорак. Его руки заметно тряслись.

— Да, хозяин.

— Если тебя спросит кто-нибудь, скажи, что не видел меня здесь.

— Да, хозяин, — сказал Сол и отправился в рубку энергоконтроля.

Он чувствовал усталость, ноющую боль в виске и слабое жжение на лице. Только сейчас он вспомнил, что лицо исполосовано плетью хозяина. Пустяки. Плоть как песок. Со временем сглаживает все следы.

Внутри Сола по-прежнему тлела слепая злоба.

4

Утро облизывало океан зыби шершавым горячим языком ветра. Сол нашел на первой палубе мостик между отсеками, где монолитный корпус раскрывался щелью шириной от силы в пару шагов. Отсюда открывался вид на кусок зыби и Сол на минуту задержался, чтобы рассмотреть унылый пейзаж.

Бескрайнее море вязкого песка. Бесконечные бугры волн, что движутся медленнее слизня, и кажутся неподвижными, когда корабль проплывает мимо. Ровная линия горизонта. Сол отвернулся.

В каюте Зорака не было.

Сол оглядывал интерьер, когда за спиной прозвучал приглушенный голос:

— Тебе следует быть с остальными бионами.

Позади него в коридоре стоял триста пятидесятый — косматый бион с тусклым взглядом и крючковатым носом. Рука его была перебинтована, а на лбу красовался пластырь. Этот был с ним в боевую вахту. Не новичок.

— Идем в кубрик.

Триста пятидесятый заскользил к самой корме, а триста седьмой следом за ним. Наверху сонно переругивались матросы. Триста пятидесятый указал на квадратный люк в полу:

— Туда.

Сол спустился по лесенке и очутился в помещении с очень низким потолком, где стоять можно было, только согнувшись. Все пространство кубрика занимали широкие лежаки, покрытые рядами бионов. Триста пятидесятый потянул за рукав, Сол послушно поплелся за ним. Они прошли мимо нескольких кроватей, где лежали мускулистые, широкие тела бионов первого класса, потом проводник указал Солу на его место. Несколько знакомых трехсотых повернулись к нему с пустыми лицами мертвецов, и тут же отвернулись. Сол лег, втиснувшись между двумя бионами.

В кубрике царила плотная тишина. Никто не разговаривал; у бионов нет в этом потребности. Лишь изредка шуршала одежда, когда бион вставал или ложился.

Сол закрыл глаза.

Скоро его организм приступит к восстановлению. Кровоток замедлится, сердце станет биться реже. Температура тела упадет. Мышцы расслабятся. Дыхание сделается глубже. И возможно тогда боль немного ослабнет.

Происходило что-то еще.

Что-то новое.

Вместо привычной темноты разум наводнили образы. Звуки голосов, смех, пение. Журчание драгоценности — прозрачной безвкусной жидкости, дающей человеку жизнь. Резонирующий хрустальный отзвук гискара. Кто-то мастерски исполнял на нем балладу, и слова знакомой песни складывались в строчки. Море цветов, в основном белый и золотой. Плавные, округлые узоры на одежде, предметах и стенах жилищ. Множество людей, наполнявших громадный зал. Витающие в воздухе ароматы — нежные, пряные, острые. Запах эльфилады — курительной смеси, услаждающей тело и дарующей состояние блаженного покоя разуму.

Цветные пятна становятся четче, обретают объем и тона, оживают, превращаясь в лица, испещренные замысловатым узором. Люди, множество людей. Их внимательные, любопытные взгляды — все прикованы к одной точке. Постепенно из общего гула проступают отдельные реплики.

«Поразительно», — восклицают голоса.

«Вы находите? А, по-моему, просто глупо», — вторят им другие.

«Не глупо, а бессмысленно», — поправляет мужской баритон.

«Почему?»

«Потому что не приносит пользы. Это же очевидно».

Шорох одежд, людской гомон становится тише, словно унялся ветер. Только три или четыре голоса продолжают негромко звучать. Они уверенны, расслаблены, так могут говорить только люди, не утруждающие себя жизненными тяготами и располагающие массой свободного времени для размышлений.

«Я не согласна, брат мой Малик», — льется звучный женский голос.

Тот, кого назвали по имени, скептически хмыкает.

«Мда? И почему?»

«Само созерцание этого экспоната призвано наводить каждого зрители на важную мысль».

«О, сестра, только не говори, что это сострадание!»

«Я хотела сказать вовсе не это», — в голосе сестры слышится укор. — «Сострадания достойны лишь люди, не бионы. А мысль, что побуждает скульптура, касается самого ценного в нашем мире. Ты уже понял, чего».

Малик фыркает, не в силах скрыть свой скепсис.

«Воды, конечно».

«Очень умно! Наблюдать, как из тела в никуда уходит влага».

«Не просто наблюдать, брат мой», — возражает сестра, — «А размышлять о том, насколько ценна каждая ее капля».

«Ты начинаешь рассуждать, как эти фанатики с полюсов. Видно, путешествие по провинциям не пошло тебе на пользу».

«Малик! Порой ты просто невыносим. Ведешь себя как юнец, все маскируешь свою невнимательность под маской надменности и не понимаешь, насколько глупо это выглядит. Я пытаюсь сказать тебе, что наш образ жизни, наша философия и культура нуждаются в переменах. Это вопрос выживания и будущего. Дуэньям разрешают мыться по три раза на неделе. Три раза каждой и в отдельном бассейне, не говоря уж о знатных дамах при дворе. А если взять остальную прислугу и господ? Ты представляешь себе, сколько драгоценной воды расходуется просто так?»

«Неправда. Она фильтруется и уходит к бионам».

«Две трети, брат, не более. Потому что треть испаряется прежде, чем ее успеют откачать. Слишком много воды в открытом виде».

«Ну и что, подумаешь! В конце концов, расход воды заложен в квартальный баланс».

Короткая пауза.

«Нет, ты не понимаешь».

«Послушай. Я прекрасно все понимаю. И, на мой взгляд, в демонстрации истощения смысла не больше, чем в излишнем умывании. Если люди не хотят что-либо понимать, они этого не поймут никогда. Думаешь, они о чем-то задумались сейчас? Да для них это развлечение! Очередная причуда титульного магистра при дворе».

«Это не так».

«О нет, сестра. Именно так, просто ты не хочешь признать очевидное. Сколько он уже стоит здесь? Второй день?»

«Третий».

«Третий день. И что, кто-то стал экономнее тратить воду? Или, может быть, меньше пить? Да ты сама видела, как бароны сегодня разбили бутылку с вином. Никто не переживал по этому поводу».

Снова пауза, на этот раз длиннее.

«Все равно, я считаю, что наглядная демонстрация произведет на людей впечатление. Пусть не на всех и не сразу, пусть для этого мне потребуется использовать два, три, пять тел, но я добьюсь того, что доктрина потребления изменится».

«Идеалистка. Моя маленькая идеалистка. Доктрины меняются по-другому. Люди скорее согласятся на ограничение свободы, чем пожертвуют правом умываться по утрам. Для них крайне важно, чтобы в водопроводе была вода, холодная и горячая, и чтобы она была чистой, и ее можно было пить. И расходовать без лимита. Остальное их не интересует, до тех пор, пока не коснется лично. Пойми это. Взгляни на него. Он стоит здесь третий день и страдает от жажды. Сколько он выдержит? Сутки? Может быть, еще два дня? А потом он умрет от обезвоживания. И что изменится в мире? Просто станет одним бионом меньше».

«Я думаю иначе, — упрямо произносит сестра. — Все, кто видели его сегодня, запомнят это зрелище надолго. Бледная кожа, худоба, синие провалы под глазами, сухие растрескавшиеся губы. Живой скелет! Такое остается в памяти».

«Не спорю, от одного его вида даже мне становится не по себе. Как произведение мрачного искусства он производит впечатление. Делай что хочешь, сестра. Ты такой же член великой Семьи, как и я».