Тайная сила маленьких решений. 15 пустяков, которые превращают обыкновенную жизнь в выдающуюся

– Конечно, это не все, – ухмыльнулся он. – И я не против рассказать, что конкретно в себя включает пресловутое «не все».

Едва была произнесена эта фраза, все те, кто стоял поблизости, перестали дышать. Все боялись упустить малейшую деталь из того, что он скажет.

– Это займет лишь минуту, не более, – начал он, потом кашлянул.

Пожал плечами, будто на мгновение смутился из-за кажущейся чрезмерной простоты ответа, а затем сказал:

– Вопросы очень хороши, и я рад, что вы задали именно этот. Все, что я на самом деле сделал, – захотел узнать ответ на кое-какой другой. Я применяю его ко всему, что знаю. А звучит он так: «ПОЧЕМУ?» Вот и все. Но ответы на этот вопрос, что я обнаружил за все эти годы, полностью изменили мою жизнь и карьеру. Или позвольте мне сказать так: столько народу знает, КАК овладеть законами жизни таким образом, чтобы получить конкретный результат. А что я? Я узнал, ПОЧЕМУ эти законы работают так, как они работают.

Он взглянул на нас и снова пожал плечами.

– Вот и весь секрет. Вы можете знать, КАК применить тот или иной принцип, и это очень даже неплохо. Но когда вы знаете, ПОЧЕМУ он действует именно таким образом, вы сможете использовать это в разных аспектах жизни, которые кажутся не связанными между собой.

Глава 5. Мельчайшая ошибка в исходных данных может дать совершенно иной результат

«Почти» может быть опасной концепцией. Она допускает отчуждение, финансовый крах и даже смерть.

Не обманывайтесь этим.

Почти в безопасности… это не значит безопасно.

Почти прямо… это не значит прямо.

Сколько раз нас предупреждали? Я не хотел думать об этом. Знал, что большая глупость – отплыть настолько далеко от берега без друзей на другой лодке на всякий случай. Но именно в ней мы и оказались. В одной лодке. Маленькой такой, скромной. На такой посудине не предусмотрены большие топливные баки и запасы горючего. По крайней мере, такое судно не требовало лицензированного капитана. Так что мы прилично сэкономили.

Мне было двадцать. Правая рука мертвой хваткой вцепилась в нержавеющую сталь стержневого держателя, приваренного к спинке сиденья кабины. Левая – была вытянута для равновесия. Иногда я так дико ей махал, будто скакал на бешеном быке. Кевин Перкинс в метре от меня зеркально повторял все мои действия, размахивая правой рукой.

Скоро должно было стемнеть. Я бросил на Кевина встревоженный взгляд, пока Джим стоял к нам спиной. Кевин и я были лучшими друзьями с незапамятных времен. Мы знали друг друга настолько хорошо, что зачастую слова для нас превращались в ненужный и бесполезный инструмент общения. Джима мы встретили недавно. Ему было примерно столько же, сколько и нам, и он казался вполне себе нормальным парнем.

По правде говоря, Джим мог оказаться амнистированным заключенным, который сидел за убийство в окружной тюрьме. И ни я, ни Кевин не имели бы ничего против этого факта. Он мог быть иностранным шпионом или террористом, и мы бы с радостью предложили ему узы вечной дружбы или кровного братства со всеми предусмотренными правами и привилегиями… потому что у отца Джима была собственная лодка.

В наши дни в современном мире редко встретишь двоих молодых людей, настолько жаждущих рыбы. Такими были мы – Кевин Перкинс и Энди Эндрюс. И это не преувеличение. Мы были одержимы рыболовным делом. Непреодолимых трудностей для нас не существовало. Как и штрафа или наказания, которых мы могли бы слишком испугаться. Не было ничего настолько рискового и опасного на этом свете, что было бы способно отговорить нас от возможной рыбалки. И в этот раз дошел до нас слушок, что целый косяк тунца бесновался всего в 160 километрах от нашей береговой линии. Вот так мы и оказались в этой бушующей бездне.

С того момента, как мы отплыли от берегов Орандж-Бич, ветер усилился до двенадцати узлов минимум. Волны поднимались высотой около метра, может, чуть выше. Хоть Кевин позже и отметил, что ни одна из них не показалась ему такой уж большой. В подмогу нарастающему напряжению работал тот факт, что после четырех часов скитаний никто из нас не заметил нефтяную вышку – ориентир места, где нас должна была ждать рыба. Я видел, как Джим нервно вертел головой туда-сюда, просматривая бескрайнюю серую гладь воды. Он тоже не нашел вышку.

– Разве она не должна оказаться сейчас поблизости? – кричал Кевин, пытаясь перебить своим голосом шум двух моторов.

Я взглянул на часы и кивнул. Джим немного потянул дроссели и обернулся, кинув на нас взгляд. Он не сказал ни слова. Ему и не нужно было. Страх в его глазах был явным. Как тот факт, что у нас большие проблемы.

Где-то раз в десятый наш новый приятель наклонился, чтобы свериться с данными электроники. Конечно же, он проверял автопилот. Мы набрали маршрут, когда лодка прошла мимо скал на перевале Пердидо. Мы плавали к вышке раньше и ни на минуту даже не предполагали, что могут возникнуть проблемы с ее поиском. Черт, да ее просто невозможно было проглядеть.

Вышка – это на самом деле очень мягко сказано. Нефтедобывающая платформа была массивной и настолько огромной, что для ее содержания требовалась не одна нефтяная компания. Как совместное предприятие, буровая установка должна была перекачивать сотни миллионов баррелей до того момента, когда на дне скважины не останется ни капли. Почти километр в ширину, она поднималась ввысь на десятки метров. С каждого угла были прикреплены сирены размером с железнодорожный вагон. Каждая из них была достаточно мощной, чтобы напрочь повредить барабанные перепонки. И в качестве финального штриха, этот монстр был оснащен тысячами прожекторов. Со стороны освещение выглядело так, будто Господь решил зажечь свой последний костер.

Я уже упоминал, что было совершенно невозможно проплыть мимо нее? Что ж, нам это удалось.

Как только небо и вода погрузились в чернильную тьму, яма в моем желудке стала глубже. Платформу нигде не было не видно. На случай, если вам интересны детали, заверю вас, что в юношах, осознавших свое бедственное положение, бравады совсем не осталось. И в тот момент мы оказались очень тихой командой. Не имея на руках других вариантов, кроме как развернуться, мы разыграли именно эту карту.

Испуг и растерянность – вот что наполняло нас всех. Хотя желание заявить, что буровая установка затонула или была перемещена, было соблазнительным, но мы знали, что все не так. Наши друзья рыбачили там несколькими днями ранее.

– Обивайте левую сторону алмазами, ребята, – говорили они. – Тунец буквально сгрызает краску с лодки.

Каким-то образом до нас дошло, что мы попросту сбились с курса. Это было единственное логичное объяснение происходящего.

Кевин уставился на свои часы. Я не задавал вопросов, ведь знал, что он делал, – производил расчеты затраченного на дорогу времени и средней скорости. На лодке было достаточно топлива, чтобы доставить нас до пункта назначения и обратно в Орандж-Бич. Всего лишь достаточно. Мы не планировали продлевать наше морское путешествие или заворачивать в другие места. Даже хотели отключить двигатели и пришвартоваться к буровой установке или одному из ее буев. Затем достать живую приманку и начать рыбалку.

То, что мы не обнаружили платформу, стало тревожным сигналом. Во-первых, потому, что это означало отмену удачной рыбалки, а я вам говорил, насколько одержимы мы ею были. Во-вторых, существовала возможность того, что мы каким-то образом упустили ее из виду и уплыли дальше, чем планировали. Если бы такое случилось, у нас бы просто не хватило топлива, чтобы спокойно добраться домой.

Джим думал, что нефтяная вышка могла «спрятаться» в тумане или скрылась за облаками. Но, когда тьма поглотила буквально все вокруг, мы поняли, что она и близко не была. Окажись мы в любой точке в радиусе пяти километров от платформы, ее яркие огни мы бы заметили.

Выбора не было, и мы развернулись. Двигались навстречу земле достаточно медленно – старались сэкономить столько горючего, сколько было возможно. Тем временем ветер крепчал. С каждой минутой мы все больше ощущали, что волнующееся море решило проверить на прочность работу какого-то парня, занимавшегося стекловолокном, который, вероятно, мирно спал в Майами или в городке, где была сделана лодка.

В течение следующего часа мы несколько раз замечали проблески яркого освещения нефтяной вышки. Огни то появлялись, то исчезали, словно светлячки. Если бы они летали на расстоянии в тридцать метров, заключенные в темно-коричневую банку.

Нефтедобывающая платформа была на востоке и далеко от нас. В том направлении, где ее, по идее, быть не должно. Однако наши оцепенелые мозги едва ли могли составить адекватные ответы на собственные вопросы о том, как мы могли так промахнуться. Мы стиснули зубы, сконцентрировавшись на молитвах, произносимых нами не так уж и часто за всю жизнь, и затаили дыхание, пока двигатели всю ночь работали над тем, чтобы быстро превращать топливо в дымок.

Когда последний литр горючего был израсходован и оба мотора стихли, Джим закрепил веревку, привязал другой ее конец к пустому ведру и бросил его за борт. Нос лодки мгновенно отреагировал на импровизированный морской якорь и развернулся, плавно направив относительно небольшое судно навстречу волнам.

Разговоров мы не вели, но страх витал в воздухе, заставляя нас держаться кучкой. Словно ключ к спасению каждого мог оказаться у кого угодно из нас троих. Мы все промокли, продрогли до костей и чувствовали себя разбитыми. На нас все так же были надеты монструозные спасательные жилеты оранжевого цвета, о которых мы зачем-то вспомнили посреди ночи. Со стороны наша троица напоминала вырядившихся на маскарад детей или собиравшихся на водяную битву около автомойки. Однако, несмотря на эту кажущуюся смехотворность, мы их не снимали. Разве что время от времени туже затягивали не очень крепкие ремни. Думаю, мы надеялись, что, когда наши бездыханные тела обнаружат в течение нескольких последующих дней, цветастые жилеты на наших трупах станут свидетельством одного простого факта. Какого? Перед смертью мы все-таки проявили хоть капельку здравого смысла.

На рассвете нам удалось воспрянуть духом. Мы осознали, что лодка теперь находится в пределах видимости земли. Нас спасли – но думаю, вы уже об этом и так догадались. В конце концов, перед вами рассказ от моего лица. Нас спасли только поздним вечером, что немного удлиняет историю. Поэтому я не стану рассказывать вам подробности происходящего дальнейших часов. Они были полны скуки и последствий мрачного ужаса от бескрайней воды, испытанного нами прошлой ночью. И, конечно, стыдное обстоятельство в виде буксировки нашей лодки к пристани ценности истории не добавляет.

Лишь спустя пару недель после нашего бедствия мы узнали важную информацию, которая решила все. Полная проверка электроники на судне показала, что автопилот отклонялся от курса на два градуса.

Два градуса.

Во встроенном компасе системы автопилота – 360 градусов. Два таких деления на реальном компасе – это совершенно крошечное расстояние менее 1,5 мм. Но дистанция усиливает разницу.

Большинство полагает, что автопилот – предмет роскоши. Прибор, который позволяет капитану бить баклуши и ничего не делать. Это не так. Мудрый шкипер всегда сосредоточен и находится в состоянии повышенной готовности, даже когда механизм работает. Любопытно, что первый морской автопилот был установлен в 1951 году как аппарат для экономии топлива. Все давно знают, что движение из пункта А в пункт Б по прямой требует меньше горючего, чем прохождение извилистого маршрута. А в океане, со всеми его течениями, ветрами и волнами, не найдется человека, способного вертеть головой взад-вперед, переводить взгляд то на водную гладь, то на компас, одновременно управлять лодкой и прокладывать что-либо кроме зигзагообразного курса.

В тот день, когда мы отчалили от причала в сторону перевала Пердидо, наш автопилот был запрограммирован на курс «юго-юго-запад» по четко заданным градусным мерам. Он вывел нас на прямой маршрут, как и было задумано. Однако неправильная калибровка предполагала, что чем дальше лодка уходила в море, тем дальше мы уходили в сторону от назначенного пункта Б.

Вообще, легко себе представить, как моряки несколько столетий назад считали Землю плоской, безумно боясь доплыть до края и упасть за ее пределы. Любому, кто заплывал так далеко в Персидский залив, знакомо это чувство. Не имея точки отсчета, на которой можно было бы сосредоточиться, всегда кажется, что человек направляется в синие оттенки небытия. В тот день для Кевина, Джима и меня все так и было.

Из-за кривизны земли наше место прибытия, находившееся более чем в ста шестидесяти километрах, было далеко за горизонтом. По крайней мере, вот почему в течение первых часов мы часто оглядывались назад. Наверное, очень хотели убедиться, что Орандж-Бич все еще стоит за нами.

С того расстояния береговая линия хорошо просматривалась. Даже когда мы прошли не менее пятнадцати километров, вершины высотных кондоминиумов оставались в пределах видимости. Но неисправный автопилот уже увел нас с установленного курса. Мы просто этого не знали.

На протяжении по меньшей мере следующих 140 км мы совершенно не ожидали увидеть что-либо. Поэтому, когда повсюду оставался только бесконечный водный массив, мы ни о чем не подозревали. Нам и в голову не приходило, что лодка все больше и больше отклонялась в сторону от нефтяной платформы – нашего основного ориентира. К моменту, когда вышка уже должна была оказаться в поле зрения, отклонение от установленного маршрута было настолько критичным, что она скрылась далеко за горизонтом.

Сегодня, когда я сталкиваюсь с людьми, которые разочарованы своим прогрессом в момент начала нового дела или решения новой задачи, я ощущаю, что большинство из них пытается делать все и сразу в погоне за наспех составленной общей картиной. И в момент, когда ожидания не проявляются в реальности так быстро, как им бы хотелось, они позволяют своим мечтам – часть из них в первую очередь вызывает волнение – обернуться против них самих.

И нет бы вообразить себе, как все будет хорошо, и думать о новых методах, которые можно использовать для воплощения задуманного в жизнь. Вместо этого они начинают представлять все те причины, из-за которых ничего хорошего никогда не произойдет. Их охватывает отчаяние. Ирония в том, что подобное уныние влияет на их физическое состояние. С каждым днем желания совершать мелкие действия, необходимые для превращения своей жизни в мечту, становится все меньше и меньше.

И что же нужно для того, чтобы изменить ее к лучшему? Правильно – мелочи.

МАЛЕНЬКИЕ СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ШАЖКИ ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ЦЕЛИ НА СТАРТЕ ЛЮБОГО НАЧИНАНИЯ В ИТОГЕ ПРИВОДЯТ К МОЩНОМУ РОСТУ В БУДУЩЕМ.

Компас вашей жизни работает по тому же принципу и дает меру движения, как и прибор, который мы использовали на лодке. Мелкие шаги могут привести к большим успехам. На самом деле, если маленькие движения повторяются последовательно в течение какого-то времени, то это всегда приводит к результатам. И однажды вы сможете оглянуться и увидеть, какой путь проделали. Путь от того, с чего все начиналось, к тому, о чем вы всегда мечтали.

Глава 6. Бездействие – тоже выбор, который в будущем становится привычкой

Да. Все, что вы делаете, имеет значение. Но то же самое можно сказать обо всем, чего вы не делаете. Каждое маленькое действие – или бездействие – заставляет вашу жизнь идти чуть по-другому.

Сейчас в это тяжело поверить, но было время, когда я ненавидел американский футбол. Однако так было не всегда и не с самого начала. Я любил смотреть матчи по телевизору и слушать обзоры по радио. Мне нравилось гонять мяч с соседскими ребятами во дворе. Но, будучи шестиклассником, я оказался в школьной футбольной команде и был неприятно удивлен. Оказалось, что настоящая игра на самом деле далеко не такая интересная и веселая.

Хм, было любопытно подумать об этом. Блин! Когда я зашнуровал наплечники и натянул майку с номером 25 команды Heard Elementary Rams, во мне появился азарт. Большой синий шлем с белыми вставками болтался на моей голове. Казалось, он парил над вертикальной линией, которая обычно вызывала смех у всех, кому удавалось оказаться достаточно близко. Ведь только тогда становилось понятно, что эта линия – моя шея. И да, я убежден, что именно мой образ послужил прототипом для всех этих большеголовых игрушек[7], безумно популярных у нынешней молодежи.

Как бы то ни было, после недели тренировок я решил уйти. Меня мучали головные боли. Великолепная комбинация высокой влажности и сумасшедших августовских температур на юге Алабамы работала на то, чтобы моя голова разрывалась непрерывно.

– Это всего лишь мигрени, – сказал мне отец. – И нет, ты не бросишь свою команду.

Спустя две недели мне стало предельно ясно, что пора со всем этим завязывать. Вдобавок к паре сотен кругов, что мы наматывали в летнюю жару без воды, шатаясь из стороны в сторону, мы еще и получали оскорбления и крики от старшеклассника, игравшего роль нашего тренера. Этот парень явно был поклонником Пола Брайанта[8] и копировал его манеру поведения. Головная боль на такие раздражители реагировала мгновенно. Я не притворялся. Это правда было больно. Наверное, поэтому однажды я пришел к матери весь в слезах. Она все рассказала отцу, который, в свою очередь, вежливо дал мне понять две вещи. Во-первых, мне все еще нельзя уходить из футбола. И, во-вторых, слезы могли только усилить мои мигрени.

Даже когда начался футбольный сезон, я хотел все бросить. На улицах по-прежнему царила жара и влажность. Наш «Пол Брайант – младший» заставлял нас бегать больше и пить в разы меньше воды, чем нам хотелось. А благодаря нашему лучшему игроку в городе – Бобу Вудаллу – и его каждодневным попыткам снести мне голову на тренировках, мои мигрени можно было возводить в квадрат.

Но отец был непреклонен. Ничто не могло на него повлиять. На слезы, рвоту, кровь, расчет на доброту, обмороки, угрозы побега из дома и симуляции проявлений психического заболевания у него явно был иммунитет. В течение всего сезона, вплоть до дня проведения финальной игры, я перепробовал все, что могло заставить его позволить мне уйти из команды. Но эту крепость мне захватить так и не удалось. Ни штурмом, ни измором.

Мне было восемнадцать, когда я узнал, насколько трудным для моего папы выдался тот сезон. Об этом мне рассказала мама. По ее словам, он пролил в тот год куда больше слез, чем я. Естественно, этого никто не видел. Однако, по маминым уверениям, он был намерен сделать все, чтобы я усвоил один урок. Нельзя допускать мыслей о том, что бросить дело на полпути – это один из вариантов решения проблемы, когда ситуация принимает скверный оборот.

Через некоторое время после этого разговора я подошел к отцу и спросил его про тот сезон. Помню свои вопросы так же хорошо, как и его ответы. И сейчас уверен, что слушал бы его более внимательно, если бы знал, что через год его не станет.

– Я так люблю тебя, сынок, – сказал он мне в тот день. – Любил тогда, люблю и сейчас. Могу поклясться, что хотел разрешить тебе бросить эту команду в разы больше, чем этого хотел ты.

– Пап, так почему же ты мне не позволил сделать это?

– Потому что очень сильно тебя любил.

На этом месте он сделал паузу, а затем продолжил:

– Уйти из школьной футбольной команды, будучи шестиклассником, – это пустяк. И если бы тебе предстояло остаться в шестом классе до конца твоей жизни, это было бы не важно. Но в жизни все работает не так. Я знал, что ты вырастешь. В этот момент уход может показаться незначительной мелочью, но она заставит тебя двинуться в каком-то новом направлении. И в общем итоге это все создаст мышление, которое ты начнешь воспринимать как нормальное.

Я кивнул. Он тем временем добавил:

– Для некоторых людей отступить – это нормально. Так оно и есть. Всегда проще бросить на полпути, чем продолжать и продираться сквозь тернии трудностей.

– А что, если я столкнусь с чем-то невыполнимым? – спросил я. – Что, если в моем начинании будет просто невозможно преуспеть?

В ответ мой отец улыбнулся.

– А кто решает, что возможно, а что нет? Если ты окажешься в ситуации, которую провозглашают «безвыходной», тогда все, что тебе нужно сделать, – это продержаться до того момента, пока не найдешь способ выбраться. Улавливаешь? Ты должен найти выход там… где его обычно нет.

Увидев, как я нахмурился, отец рассмеялся и протянул руку вперед, желая, видимо, хлопнуть меня по плечу.

– Просто запомни. Успех способен принимать разные формы. И действует он согласно своему собственному расписанию. Ты можешь сидеть и думать, что тот год в команде был напрасной тратой времени или большой ошибкой. Но послушай, сейчас я говорю тебе – то было твое достижение. Ведь тебе удалось доказать самому себе, что ты можешь проявлять упорство даже в самые тяжелые времена.

– Обещаю, – продолжил он, – однажды тебя ждет огромный успех за счет того стержня, который ты выработал тогда, на шестом году твоей учебы в школе. И единственным, кто будет знать правду о преимуществе из-за привычки никогда не сдаваться, будешь ты сам.

Знаете что? Мой папа был прав. Двадцать семь лет спустя я закончил рукопись романа, который назывался «Подарок путешественника». И никто не хотел его публиковать.

Это была история о мужчине, чья семья переживала самый трудный период в своей жизни. Его звали Дэвид Пондер, и у него была способность путешествовать во времени. Он мог перемещаться в семь разных локаций. В каждом из этих мест он встретил семь исторических фигур, которых в тот момент судьба также испытывала на прочность. Каждый из семерки давал Дэвиду записку, содержащую определенный принцип. И постепенно он пришел к пониманию того, что если он применит полученные знания к собственной жизни, то сможет изменить свое будущее к лучшему.

Я полагал, что книга была неплохая. Я верил в то послание, что было в ней заключено. Думал, что она поможет людям, находящимся в похожей ситуации, направить мысли в более позитивное русло. Но первые десять издателей, с которыми я контактировал, оказались с этим не согласны. Они не были заинтересованы в издании моего романа под их эгидой. Другим она и вовсе не понравилась. Вскоре количество отказов приблизилось к двадцати.

Прошел год, за ним еще год. К тому моменту «Подарок путешественника» отклонили тридцать издательских домов. Некоторые из них даже не стеснялись в выражениях, когда присылали отказ.

Думал ли я о том, чтобы все бросить?

Конечно.

Было бы это легко сделать?

Вполне.

Сочла бы большая часть людей, что мое отступление было оправданным и вынужденным?

Уверен, что да.

К счастью, как оказалось, седьмой из принципов, описанных мной в книге, постоянно меня преследовал. Даже сейчас, когда я сижу в своей комнате в полном одиночестве, открываю ту самую страницу рукописи и просто смотрю на одну строчку. Она гласит: «Я БУДУ УПОРСТВОВАТЬ, НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО».

За три года попыток я получил сорок три письма с отказом. Каждый крупный и средний издатель в Штатах отправил мне одно такое. Откровенно говоря, это был очень тяжелый для меня период поиска других издательств, с которыми можно было бы попытаться сотрудничать.

Свой пятидесятый отказ я получил через несколько месяцев. Затем пришел пятьдесят первый. И вот наступил момент, когда мои друзья начали уговаривать меня отступиться.

Я слышал в свой адрес:

– Не будь идиотом. Не позорься ты так.

А один человек сказал:

– Слушай, тебе нужно взглянуть правде в глаза и смириться. Это не в обиду тебе, поверь, Энди. Но более пятидесяти крупнейших, известнейших издательств в мире сошлись во мнении, что написанное тобой недостойно печати.

О-о-ох.

А затем пятьдесят второй издатель сказал: «Да».

Сегодня «Подарок путешественника» переведен на сорок языков и продан тиражом в несколько миллионов экземпляров. Прошло больше десяти лет с момента релиза, а ее все еще издают только в твердой обложке и не стремятся удешевить. Ее читают победители Супербоула, американские военные, владельцы и сотрудники компаний из списка Fortune 500[9], а также работники сферы образования. Ее используют в церквях, тюрьмах, приютах для бездомных, реабилитационных центрах. Этот роман знаком и голливудским звездам, и олимпийским чемпионам, и даже нескольким президентам Соединенных Штатов.

Да, мой отец был прав по поводу многих вещей. Он был прав, когда сказал, что отступление – это мелочь, а не процесс возвращения в зону комфорта. То же самое можно сказать о его предсказании моего успеха, который случился благодаря тому стержню, что во мне появился в шестом классе. Он принял форму бестселлера по версии New York Times, имея при этом прямую ссылку на команду Heard Elementary Rams. Кто мог себе такое представить?

Глава 7. Иногда то, что все считают логичным – совершенно неэффективно!

А сейчас вспомните слова вашей мамы: «Если все пойдут прыгать с крыши, ты тоже прыгнешь? Только потому, что все делают так, еще не значит, что это правильно».

Почему некоторые вещи мы делаем определенным образом? Что подталкивает миллионы людей к решению одной конкретной задачи в абсолютно идентичной манере? Как может все население планеты прийти к одинаковым выводам насчет того, что должно быть сделано?

Один и тот же результат у всех людей в мире? Каким бы невозможным это ни казалось, это далеко не редкость. Почему так происходит? Ответ прост – логика. Чаще всего мы принимаем решения и совершаем ежедневные ритуалы исходя из того, что нам кажется наиболее логичным. Неважно, работаем ли в группе или индивидуально.

Итак, какими бы умными мы ни были, не странно ли осознавать, что иногда наша интерпретация фактов неверна, несмотря на очевидную логику? Что мы отобрали продуктивные действия и методы и – коллективно – ошибаемся на их счет? Что некоторые из очевидных вещей, в которые мы верим, даже отдаленно не верны!

Этот феномен легче всего описать, используя то, что вызывает его в первую очередь. Мы думаем логически и приходим к неверному заключению.

Вспомните, как многие чистят банан. Обычный фрукт, знакомый всем. Его можно купить в любом магазине мира. В гипермаркетах Walmart это товар номер один по объемам продаж. Крупные продуктовые сети ежегодно реализуют более полумиллиарда килограммов этого фрукта. Чаще всего в магазинах бананы продают неочищенными, поэтому узнать их можно по кожуре бледного или яркого-желтого цвета, иногда с зелеными вкраплениями.

У каждого банана есть черенок и кончик. Многие из нас (по крайней мере в Америке) одной рукой берут фрукт за середину, а другой – очищают кожуру от черенка.