Помоги проекту - поделись книгой:
Начинаем инфузионную терапию – физраствор 750 мл в/в кап. на время транспортировки.
Начата неинвазивная ИВЛ респиратором Pulmobetic LTV-1200 с параметрами iPAP – 17 см, ePAP – 8 см. FiO2 0,6. Использована лицевая маска М.
Пациент испытывает чувство комфорта, ЧД 24–26, Sp02 – 98–99 %. ЧСС – 88. Кожные покровы розовые, пациент в полном сознании, активен. Концентрация кислорода снижена до 35 %, SpO2 прежняя.
При изменении любых параметров пациент начинает испытывать дискомфорт. В процессе транспортировки отошло значительное количество вязкой мокроты.
Доставлен в реанимационное отделение клиники с теми же параметрами НИВЛ. Физиологические показатели те же. В клинике НИВЛ продолжена. Так что привезли пациента в больницу радостного и веселого. А все почему? Потому что мы это можем. Специфика бригады.
Это просто пример использования неинвазивной вентиляции на ДГЭ.
Рассказ 22. «Итак, хвала тебе, чума!..»
Прошлой ночью (а если смотреть на часы – то очень ранним утром), возвращаясь с очередной ковидной перевозки за несколько десятков км (НИВЛ, дополнительные баллоны, СИЗы – а до этого была такая же, только километраж переваливал за сотню), я подумал, что эта фейковая пандемия сделала хотя бы одно доброе дело. Неинвазивная ИВЛ прочно вошла в арсенал реаниматологов.
Не только реаниматологов ССиНМП им А.С. Пучкова, хотя представить себе 31 января 2020 года, что все АиР станции будут регулярно применять этот метод, было невозможно. Единственная бригада, применявшая НИВЛ постоянно, была наша, но только потому, что нашим ноу-хау была транспортировка пациентов с муковисцидозом и другой легочной патологией. Остальные, если и пользовались НИВЛ, то от случая к случаю – у них и масок соответствующих тогда не было.
Но и в стационарах НИВЛ мало где жаловали. Как раз вчера, сдавая больного, я услышал от принимающего доктора: «Как же эта неинвазивка достала! Я как-то к другому приучен, труба, ИВЛ!» Доктор, видимо, был из «вахтовиков» – приехал работать на ковид откуда-то, судя по говору, из Поволжья, и пока внутренне не перестроился. Но ведь не только в Поволжье НИВЛ воспринималась как периферийный метод где-то на стыке «большой» реаниматологии, пульмонологии и паллиатива. Или вспомогательная методика для лечения отека легких. Отдельные энтузиасты были не в счет.
Страшно подумать, сколько пациентов было угроблено либо ненужным переводом на ИВЛ, либо оставлением просто на инсуфляции кислородом. «Ненужным», потому что ИВЛ у «легочников» – это филиграннейшая работа. ИВЛ – это вообще уже не просто протез дыхания, а очень сложный метод лечения, причем зависящий не только от аппарата, но в первую очередь, – от врача. Наши отцы-основатели вытягивали сложнейших больных даже на РО-2 (был такой аппарат ИВЛ в 60–70 гг.), но они тогда садились возле больного на сутки и сидели, крутили ручки, перебирая без конца анализы. Меня так в свое время учил мой учитель Михаил Константинович Штатнов, – мол, поставь себе кружку с чаем, сиди и наблюдай. Если работать так, то и муковисцидоз можно с трубы снять.
Но когда у тебя пусть даже 6 больных (ха-ха! Восемнадцать на одного!) и еще куча писанины, а сестры крутятся, как пресловутые белки, то уследить забольным практически невозможно. Вот и становилась интубация и ИВЛ для легочников билетом в один конец. Ковид тут не исключение. У него механизмы немного другие (и то – смотря с чем сравнивать), а конечный эффект тот же.
А так как все это заметили уже давно, то с переводом на ИВЛ старались не торопиться. Давали кислород потоком и ждали: проскочит – не проскочит. Кто-то проскакивал…
Про высокопоточную оксигенацию (Hi-Flow) многие вообще услышали только сейчас. Раньше сама идея, что в человека можно вдувать 60 литров кислорода в минуту, казалась дикой. Хотя, например, детскому реаниматологу (а я как раз из детских) она интуитивно понятна – режим НППД (это когда голову оборачивали в целлофановый пакет и пускали туда кислород) еще в 70 гг. В.А. Михельсон с А.З. Маневичем описывали, но вот канюль не было.
А НИВЛ… Конечно, Зильбера все читали, и про кабинеты респираторной поддержки тоже слышали, но это все было где-то там, в заоблачных далях пульмонологии. Ведь когда ковид начался, многие весьма уважаемые доктора и профессора (даже те, которые сейчас активно НИВЛ пропагандируют) всерьез отвергали этот метод. Приходилось спорить и доказывать.
А теперь – ура! – даже в глухих местах сплошь и рядом встречаешь адекватный подход к лечению. И даже нормальную технику. Не везде – но есть.
Ну, а мы потихонечку отрабатывем логистику дальних перевозок таких больных. Ведь одного 10 литрового баллона при таком расходе кислорода хватает максимум на 30 минут. А если ехать 6 часов? Поэтому приходится решать и такие задачи.
Рассказ 23. Дело было в 1980 году
Я – юный студент 1 курса (а может, и школьник 10 класса – не помню, была ли это зима 1979/80 или 1980/81 годов) подрабатывал санитаром в приемном отделении 55 московской больницы. И в эту ночь я дежурил.
Конечно, несовершеннолетним по ночам дежурить нельзя, но если очень хочется, то можно. Дежурства ставились другим санитаркам, а выходил за них я. Почему санитаркам – потому что санитаром мужского пола был только я.
Так вот, в эту ночь я как раз дежурил. Больных было мало, поэтому две мои напарницы-медсестры завалились спать. А я распивал чай с дежурным терапевтом, которая была доцентом кафедры внутренних болезней.
Доктор была настоящей красавицей. Я бы даже сказал – восточной красавицей. Темные волосы, огромные чувственные глаза, губы, брови… в общем, царевна Будур. И несмотря на то, что я прекрасно понимал, что мне в мои то ли 16, то ли 17 лет вряд ли удастся добиться от 35-летней красавицы чего-то большего, чем совместное питье чая и беседы на медицинские темы, все же просто пойти спать я не мог. Она тоже…
Зазвенел звонок. «Скорая» привезла старушку с гипертоническим кризом. Фельдшерицу я знал – это была Лена Л., пухленькая хохотушка, поэтому мы постояли, потрепались, и я пошел снимать пациентке ЭКГ. Да, ЭКГ я снимать умел, как и делать уколы, поэтому сестры так легко меня и оставляли на ночь.
Бабушка лежала тихо, но когда я закончил, вдруг спросила меня: «А вы что – тут птичек держите?»
– Каких птичек? Нет у нас никаких птичек. На улице, может, и есть, а у нас нет.
Это было правдой. Никаких птичек у нас не было. Даже рыбок не было – рыбки были в холле кардиологии, там заведующий был известный аквариумист. К нам только кошка Мурка, живущая между пищеблоком и моргом, по утрам в выходные, когда морг был закрыт, прибегала. Там ее подкармливал старший санитар Вадим, называвший себя не санитаром, а «ассистентом клинического патолога». Ну, а по выходным его не было.
Бабушка продолжила: «Ну вот же – птички поют!»
– О-о-о, – подумал я, – бабуля-то того… съехала. – И пошел звать доктора.
Красавица вошла в смотровую, померила давление и уже вывела на истории болезни «2 т. о.», что означало, что бабушка отправится на 5 этаж терапевтического корпуса, но тут старушка опять поинтересовалась птичками.
Терапевт задумалась. Конечно, бабушка не буйная, но кто ее знает… и решила поместить ее пока в наш изолятор.
– Понимаешь, Сережа, – сказала она мне задумчиво, – может быть, это у нее всегда так. Но мы же этого не знаем. Давай психиатра позовем. Пусть посмотрит.
55-я больница отличалась от других московских больниц тем, что через забор от нее была Психиатрическая больница им. Кащенко – всем известная «Канатчикова дача». И у двух больниц был договор – при возникновении необходимости в консультации не вызывались городские консультанты, а приходил доктор из той или другой больницы. Поэтому мы позвонили в «Кащенко».
Где-то через полчаса мы увидели фары, и раздолбанный кащенский «рафик» остановился у наших дверей. Шофер выскочил и открыл дверь салона. Из салона, тяжело вздыхая, вылезла Графиня из «Пиковой дамы». Некрасивое морщинистое лицо и горящие глаза вызывали священный трепет. Одета была она в черное пальто, из под которого выглядывал халат, а из-под него – черная же юбка, а на голове – черный капор.
– Что тут у вас? – Графиня обвела наш приемник своим пугающим взглядом.
– Да вот… больная поступила… бабушка… птичек слышит, – немного испуганно сказала моя доктор. – Может, ваша?
– Птичек? Хм… ну, где она?
Графиня тяжелой, но царственной походкой проследовала за мной в изолятор, где тихая старушка сидела на кровати, прислушиваясь к пению птичек. В дверях Графиня показала мне, чтобы я вышел, и начала с бабушкой какую-то беседу.
Минут через 15 она вышла из изолятора и сообщила, что бабушка в переводе в дурдом не нуждается.
– Но как же? Она же птичек слышит! – начала возражать моя доктор.
Психиатр отложила ручку, которой она писала в истории болезни, долгим взглядом посмотрела на красавицу и спросила:
– А Вы птичек слышите?
– Н-н-н-нет, – с ужасом ответила та, – я не слышу.
Графиня тяжело вздохнула:
– Да, Вам птичек не услышать!
После чего все той же походкой королевы-матери вышла из дверей приемного покоя. В окно мы увидели, как усатый шофер подсадил ее в машину, и «рафик» скрылся в зимней ночи.
Самое интересное, что старушка-пациентка сразу уснула и потом ни у нас, ни во второй терапии птичек больше не слышала.
А мы с красавицей-терапевтом потом еще не раз дежурили вместе, но таких случаев у нас не было.
Поделиться книгой: