Исходя из существующего положения, Павлу, собственно, лишь хотелось узнать, есть ли у самой Эллы или ее родителей ключ от дома, впрочем, проникнуть внутрь ему было все равно необходимо тем или иным способом.
– Я буду ждать тебя за забором внутри огорода, хорошо?
Согласовав, что кому делать, Наташа изящно, словно кокетка, поворачивая талией на ходу, поправляя на скорую руку забранные в пучок красивые волосы, направилась к своему дому. Павел выругал себя за то, что на долю секунды отвлекся от своего плана.
Внутри
Адвокат, отправив на всякий случай подальше от странного места девушку, остался рад, что с ней ничего не случится. Разглядывая внимательно снова эти не занавешенные полностью окна, Павел стоял на прогнивших дощечках, проложенных поперек заросшего огорода. Подавшись назад, чтобы лучше рассмотреть помещение сквозь стекло, оступился за перекладину, разделяющую границы грядок, едва удержавшись на ногах. Выругался.
Надо было спешить. Скоро может подойти Наталья, а ему не нужны были свидетели. Еще раз осмотрев дверь, он заметил две утопленные головки гвоздей, уходившие в косяк прохода, тем самым служившие вместо замка.
– Чертовщина…
Павел был недоволен результатом. Планы нарушились, пришлось заново придумывать, как поступить с проникновением внутрь, взламывать же дверь считалось нарушением закона. Павел вновь выругался. Кинул быстрый взгляд на руку: часы показывали половину третьего, до отхода второго, и последнего, рейса теплохода «Москва» оставалось более трех с половиной часов. Вздохнув с облегчением, положил руки на бедра, с задумчивостью выдохнул, окидывая взглядом весь дом. К нему пришла спасительная мысль, обойти его кругом, в надежде найти уязвимое место или хотя бы маленькую лазейку, остальное посчитал он делом случая. Что до его серых кроссовок, то они уже довольно испачкались в земле.
Наталья, не успев попасть на крыльцо своего дома, тут же была остановлена окриком своей матери.
– Отец чуть с ног не сбился, где тебя черт носит? Наталья, сиди лучше дома или сходи, поищи подружек, к Федорчуку вон к своему сходи…
– Мама, Федорчук – он не мой, – кинув, чтобы мать успокоилась, открывая дверь в сени, Наташа, не закрывая ее, скрылась в полутьме.
Отыскав бумажник в куртке, висевшей на кухне, откинув несколько листков, наконец отыскала то, зачем пришла, обрадовалась. Элла плавно подошла к телефону, наигрывающему одну из современных мелодий.
– Алло, – пропела она в трубку, словно не проснувшись, отдернулась от громкого голоса. – Наташка?! Да не кричи так, говори, что случилось… Нет. Нет. Да не было у нас никаких ключей. Ладно, я тебе перезвоню, а что случилось-то? Ого, я даже и не думала об этом. Нет, сейчас не могу, у меня сессия, и я с мамой собираюсь в Турцию. А? – сказала она, будто в нос. – Нее, я вообще не хочу туда возвращаться, ну ты понимаешь? Там такое случилось… Фрр. Так… А? Да нее, я с ним даже не разговаривала… А? Сидит… А? Не знаю… Ага, ну пока, ладно. Чао-какао. Пока.
На крыльце послышался топот ног. Это Геннадий Петрович, отец Наташи, вернулся из дровяника, нарубив несколько поленьев для растопки плиты.
– Наталья, – по-видимому, он уже знал, что его дочь находится дома, старался как можно строже говорить, но не повышая голоса, – я тебя просил, чтобы ты не ходила туда, это плохое место.
– Но, пап, отчего же оно такое плохое, – дочь не отступала, – ты видел хоть раз, чтобы там когда-нибудь птицы дохли или коты?
– Коты не могут помереть сразу, у них на это семь жизней.
Геннадий Петрович появился на пороге. Он был в безрукавке и напоминал купца конца монархического строя. Короткие кирзовые сапоги отдавали бряканьем вделанных туда подшипников. Наташа никак не могла понять, зачем они там, но спросить все не позволяло время, то она забудет задать вопрос, то не желала говорить на эту тему, так как представлялись дела важней. Сейчас предстоял именно тот момент, когда можно сменить тему и увести отца в другое направление. Они оба улыбнулись друг другу, бросив нежный взгляд, показывая, что не сердится, мотнув головой, Геннадий Петрович сразу понял, как легко провела его дочь, сменив серьезный разговор. Аккуратно положил дрова под дверцей плиты.
– Дочка, ты не понимаешь всей истории этого дома.
Его прервала вошедшая в комнату Полина, заставив Наталью еще задержаться на некоторое время, ей не терпелось покинуть навязчивых родителей, но, решив их не огорчать, бросила в большую чашку отца пакетик чая и подставила ее под носик самовара, открыла миниатюрный кран. Тонкая струя кипятка попала прямо на пакетик. Геннадий Петрович, затопив печку, снял сапоги, принялся искать тапки с шерстяным верхом. Спустя минуты три, почувствовав, что все успокоилось, Наталья спокойно вышла на улицу. Но остановилась на оклик матери.
– Наташенька, ты куда?
– Мама, все будет хорошо. Я скоро приду, погода, смотри, какая теплая, погуляю немного и приду, – ей не хотелось лгать, но иначе ее не отпустят к соседскому дому.
Полина, приняв на веру сказанное дочерью, успокоилась, но решила проконтролировать ее другими вопросами.
– Ты что, с Федорчуком пойдете гулять, наверное? – спросила она, развернувшись у входа в квартиру, впервые назвав правильно фамилию приятеля ее дочери.
– Да нее, мама, что ты… что ты мне приписываешь этого Федорчука, вон пускай с ним Федулова разбирается!
– Ладно, ладно, долго не задерживайся, – Полина Михайловна встряхнула медный таз, чтоб удобней ухватить его. Она собирала вчерашнее выстиранное белье во дворе, и оно тянуло книзу.
– К ужину приду.
В этот момент в дверях появился отец. Надев громкие из-за подшипников сапоги, собирался выносить мусор.
– Куда? – спросил отец, заметив прикрывающую калитку дочь. Настороженный, он переводил взгляд то на Наташу, то на свою жену, в голове которой возникло первое, что машинально пришло на ум.
– Да вон! Наверное, опять в тот чертов огород. Не лазайте там, доченька… – не зная,
в чем запрет, женщина повернула голову на мужа. – Я видела, ходили, наверное, к Филипповне с этим адвокатом… что-то выспрашивать.
Женщина, видимо, хотела добавить что-нибудь к своей реплике, но не успела.
– Наташенька! – мужчина, забыв, что он с помойным ведром, стал быстро спускаться с лестницы, направляясь к дочери. – Не ходите туда, ну ладно там у них, у прокуратуры, свои проблемы, ты только туда не суйся, я прошу тебя, – настойчиво сказал отец Наташи. Поставив на траву красное пластмассовое ведро, он, спеша, подошел к дочери. Пройдя сквозь незакрытую калитку, по-отечески обнял за плечи Наташу. Глядя в ее глаза, Геннадий Петрович старался всем своим желанием объяснить всю серьезность дела.
– Говорю тебе, Наташенька, здесь тебе нет шуток, это проклятое место.
Стараясь разубедить ее в своих действиях, он, не отрывая взгляда от нее, тяжело вздохнул, наконец решая сказать всю правду, но, боясь, что его собственная дочь может лишь посмеяться над ним и решить, что ее отец выжил из ума. Но иного выхода он не видел.
– Вчера вечером, когда вы с подружками гуляли где-то, я вышел во двор и случайно обратил внимание на дом Панкратовых, – Геннадий Петрович снова тяжело вздохнул, не решаясь продолжать, так как начало рассказа уже показалось ему подозрительным для нормального человека.
Он отнял от дочери руки, ждал, когда Наталья сама захочет узнать об окончании его истории, не выдержав и доли минуты, хотел развернуться.
– Ну, так че, папаня? Че там? Ты увидел там злобного мертвеца, разгуливающего по дому? – не без иронии спросила Наташа.
– Не знаю, Наташенька, – он понимал, что сказал лишнее, но глаза дочери заставляли продолжать рассказ, он повернулся к ней лицом, – конечно, это выглядит странным, но я… точно видел там…
– Ну?
– Там, внутри, свет, наверное, ночника, но он, понимаешь, явно отражал силуэт человека, который ходил по комнатам и все время почему-то осматривался. Потом я, конечно, подумал, что там кто-то поселился, я мог не заметить, может, в этот день приехал кто-нибудь из родственников…
– Папа!
У Наташи не было желания долго слушать отца, она быстро теряла терпение. И хотела скорей скрыться за маленьким домиком, где хранились овощи и другие вещи, банки с вареньем из крыжовника, диких яблок, черемухи и других ягод, маринованные помидоры и огурцы, сушился шиповник и грибы.
Солнце на небе припекало еще больше. Синее небо, казалось, очищалось от нависших с утра и невидимых под завесой утреннего тумана облаков. Лучи ниспадали прямо на жесткие волосы девушки, она сняла джинсовую курточку. Геннадий Петрович немного зажмурил левый глаз.
– …Я решил пройти туда, подойдя к двери, уже начиная чуять, что здесь творится что-то неладное, в общем, мои подозрения, к сожалению, подтвердились. Прибитые двумя гвоздями двери оставались на месте. Точь-в-точь, как и раньше, их шляпки, забитые грязью, даже не были затронуты.
Наташа, казалось, сейчас окончательно потеряет терпение. Он словно предугадал слова, которыми его дочь захочет сейчас ему возразить.
– Конечно, дочка, я обошел весь дом, протоптал, осторожно ступая весь огород, – ничего. Никаких намеков на следы или тайный лаз. Пусто, – он развел руками с глупым выражением лица, стараясь хоть этим отвести от себя подозрение на паранойю, – земля целая, как ничего год назад не было сажено, так ничего и не взращено этим, – проговорил он скороговоркой.
Наташа, собственно, так и предполагала. По ее небольшим наблюдениям сейчас складывалась довольно-таки понятная картина подозрений. За странным домом всегда был глаз да глаз, гуляя в своем дворе или выбегая к причалу, где обычно стирали белье, им приходилось ненароком видеть место происшествия. За последние три года, по крайней мере, проводимые здесь, на даче, в стороне от городской суеты, возле дома потерпевшего дяди Валеры, так называли его местные ребята, она не замечала пенья ни одной птицы, даже не забегала на некоторое время чья-либо беглая собака – ни одно животное.
Наташа припомнила случай, как однажды вездесущий беспризорник колли Василий появился у проема открытой калитки этого двора, в то время как Валера с племянницей Эллой Березой и ее матерью готовили в шашлычнице шашлыки. Запах настолько разнесся по округе, что приманил добродушного пса неведомо откуда. Клавдия Захаровна, тетя Клава, сестра хозяина дачного дома, бросила недожаренный кусок собаке. Тому сделать три шажка – и лакомая еда окажется в его глотке. Василий же, напротив, вместо привычного дружелюбного виляния хвостом в знак благодарности, лишь оскалился на находящихся за забором людей и направился в обход по склону, перебирая лапами вдоль речки по другую сторону от семьи Панкратовых.
Время шло, облака, казалось, ожившие на небе, словно теряли свое настроение и вот-вот, набухнув темной синевой, сейчас хлынут проливными слезами от нелепой обиды. Наташа заметила перемену погоды.
– Но, папа, что ты хочешь мне сказать, что там находятся настоящие призраки?
– Не знаю, дочка, – Геннадию Петровичу и самому уже не нравился весь этот разговор о том, чего он и сам не знал, – одно тебе скажу: держись подальше от этих мест.
Он развернулся, не желая больше говорить о неприятной истории или о том, что касается мистики, к тому же получалось, что он ее распространитель. Но что бы в том доме ни происходило, как отец своей дочери Геннадий Петрович все же волновался за Наташу. Не желая больше продолжать считавшийся понятным лишь для безумных разговор и подобрав красное ведерко, мужчина направился в противоположную часть сада.
– Ну ладно, а как же адвокат, или кто он, детектив?
– А что адвокат? – спросил мужчина, обернувшись.
– Ну… как? Он остался там… – она мотнула головой в сторону ближайшего дома. – Мы договорились встретиться уже, наверное, пятнадцать минут назад. Я заходила искать Елкин телефон.
Мужчина, чье заросшее лицо напоминало лик последнего российского царя, словно его ужалила оса, бросив внезапно свою ношу, едва не задев Наташу, выскочил за огражденье. Ведро упало на землю, из него высыпался легкий мусор.
– Ты куда?
Геннадий Петрович, отреагировав на голос дочери, понял, что поступает неправильно. Не объяснив причину своего поведения, ринулся, будто в его уме случилось помешательство.
– Спасать твоего друга… – многозначительно сказал он.
Девушка, не понимая, что происходит с ее отцом, все же поспешила за ним.
Павел еще раз обошел одноэтажное деревянное строение, тщательно осматривая, останавливаясь, пытаясь отыскать допустимую скрытую лазейку. Оглядывая верх дома, опуская взгляд вплоть до осмотра деревянного поддона, лежащего на земле. В последний раз, задрав голову кверху, он стал обдумывать, как попасть в дверцу, ведущую во внутреннее помещение крыши. Крыша, покрытая, по-видимому, двухгодичным шифером, выглядела как новенькая. Единственное, что отдаляло Павла, – это расстояние до створок второго яруса, до самой дверцы тянулась четырехступенчатая лестница. Ему было плохо видно, но, как показалось, дверца была на замке, возможно, он подумал, это был обман зрения, к тому же наверху был единственный шанс очутиться в самом доме.
Солнце отражало от свежих деревянных панелей, которыми был околочен свод второго этажа, свои лучи, которые заставляли адвоката жмуриться. Подпрыгнув от притащенной откуда-то старой ванны и шатающегося стула на ней, Павел, оттолкнувшись, окончательно сломав его, успел зацепиться рукой за старый крюк, ухватившись другой рукой за край ската. С ловкостью скалолаза, набирая силы, что есть мочи стал подтягиваться ближе к краю чердака. Упираясь ногами о брусья дома, вскоре на руках подтянулся вверх.
Но заметил заветную дверцу, и надежда на успех при приближении к цели пропала, он почувствовал отчаяние. На дверце висел едва заметный маленький замок. Не решаясь все-таки бросить едва преодолимое занятие, он решил продолжить упражняться в верхолазании, с упорством преодолевая каждое бревно, ощупывая их носком правой ноги, ища опору повернее. Смотря вперед, Павел не заметил изменений, как крюк при помощи неизвестной силы чуть выдвинулся. Ухватившись об него, подтянулся еще, теперь доставая до самой крыши. Опершись для более надежного упора, чтобы в последующем без проблем отворить дверцу, попробовав нажать на нее и установиться на скате, пальцами зажал угол черепицы. Но внезапно край покрытия резко отошел в сторону, и молодой адвокат быстро начал набирать скорость в падении. Вновь встретившись с проржавевшей ванной, продавил ее спиной. Но это не остановило его. Он вновь попытался проделать эти движения. Но на этот раз падение его продлилось, незамеченно затянувшись. Его словно уносило далеко по туннелю глубоко под землю, засасывая притяжением земли в противоположном направлении от света. Груда старых листьев от удара тела адвоката взвилась вверх и медленно, заворачиваясь в танце, опустилась вновь на землю, укрывая остатки старой ванны.
Девушка еще раз прошла мимо этого места, куча старых листьев выглядела обычной, примятой от впитавшегося в нее талого снега.
– Что ты об этом думаешь? – спросил ее отец, почесывая голову, запихав в шевелюру пальцы.
– Быть может, он ушел у кого-то спрашивать, – подошла к нему Наташа, – о том о сем, он так заинтересовался этим домом… Посмотри, посмотри, па… Там, кажется, занавеска на кухне дернулась.
Мужчина подошел ближе к первому окошку, куда указывала его дочь. Встав на одну ступень крыльца, присмотрелся, стараясь заметить кого-нибудь внутри помещения.
– Никого там нет, – со вздохом сказал он.
– Но, папа, а как же адвокат, ведь не мог он провалиться сквозь землю все-таки.
– Кто его знает, Наташа, может, он гуляет где-то по поселку. Он зачем сюда приехал? Расспрашивать. Устанавливать, так сказать, правоту, в общем, вести свое дело, как и положено адвокатам, расспрашивать всех, искать, что может помочь этому… Как парня-то звали?
– Не помню.
Девушка не могла вспомнить имя друга ее подруги, но сейчас о нем не хотелось думать. Ее больше интересовало место нахождения адвоката.
– Может… па… может, взломаем дверь? – Наташа решила хоть как-то задержать отца, когда тот уже направился к выходу.
– Это противозаконно, дочка, – ответил отец, не оборачиваясь.
Однако он посчитал, что девушка не собирается покидать это место и ничем ее оттуда не вытащишь. Применять силу он никогда бы не решился, но оставлять свою дочь в этом на вид мирном саду было нельзя. Он еще раз попытался убедить дочь покинуть это место и идти домой. Геннадий Петрович надеялся, что они сейчас уйдут. И в следующий раз, да и в последующие годы он ни за что не будет брать с собой Наташу. Вскоре к нему пришла мысль поскорее продать дачу.
– Ладно.
Мужчина уверенным шагом направился к крыльцу, несколько раз громко постучал в дверь. Не получив ответа, ударил по ней кулаком два раза. Дверь, как и следовало, ожидать, никто не открыл.
– Чертовщина какая-то, – сказал он, ругая себя за свои действия.
Не сходя со ступеней, замахнулся костяшками кулака над ближним окошком.
– Хэй, – крикнул он, обращаясь уже к кому-то, – черт, что за чертовщина какая-то…
– Что там, папа?!
– Да… ерунда какая-то. Там…
Мужчина не знал, как отреагирует его дочь. Внутри комнаты, ему показалось, на фоне белой печи метнулась чья-то тень, он решил не говорить об этом дочери, чтобы не показаться сумасшедшим.
– Ладно, доча, давай-ка пойдем лучше отсюда, а то, я чувствую, мы тут дотемна проторчим, так ничего и не выясним. Пусть этим занимаются специальные службы.
Геннадий Петрович, привыкший не верить в потусторонние силы и не доверявший рассказам, внушающим страх, слегка засомневался в своей правоте. Конечно, никаких служб по всей стране, занимающихся изучением паранормальных явлений, не существовало. Он имел в виду Павла, прекрасно понимая, что тот
Его предчувствие не подвело.
Спустя минуту послышался скрип. Оба оглянулись назад. Однако дверь по-прежнему стояла на месте. Переглянулись, будто поддерживая друг друга в том, что им пришлось слышать одно и то же.
Мужчина продолжил изучать дом.
– Ого! Ты знаешь, доча, а я тебя лучше сразу предупрежу, твой товарищ попал в кашу, перетертую с перцем, причем с очень даже что ни на есть красным.
– Что случилось, папа?
– Дверь-то не заперта…
– В смысле? Она же забита на гвозди, ты же сам тогда говорил, что видел их шляпки?
– Ах! Не нравится мне все это что-то.
Он ухватился за оттопырившийся край, ручки не было, с настороженностью начал ее открывать, дверь легко поддавалась.
В крылечной пристройке дома оказалось темно и несло сыростью. Все, как в обычных домах, в углу две земляные лопаты, грабли, но полки здесь оказались пустыми, не было законсервированных банок, обычно закинутых после заготовок и как традиционно забытых хозяевами, покидавшими дома на зимний период, они оставались покрытые пылью и отчасти, как и вся пристройка, мелкой паутиной.