То, что не могло случиться

Несколько секунд неловкого молчания. Пот на лбу играл против Гарика, выдавая слабость напоказ. Глаза Ольги сверкали, заставляли покорно говорить. Будто в бреду, не контролируя себя, Гарик быстро прошептал:

– Я хочу погулять с тобою под лунным светом…

Поставьте ему памятник!

– Что-что? – переспросила Ольга.

– Н-ничего. – ещё сильнее заволновался Гарик.

– Я не расслышала, повтори пожалуйста. – настойчиво давила Ольга.

Соберись! Смелее!

– Я сказал, может…

Неожиданно невдалеке послышался знакомый бас пивной бочки:

– Тьфу ты, вашу мать! Чаи гоняют! А ну быстро работать, трутни! Бегом! – бранился Пётр Андреевич.

Вся компания возле стола дёрнулась от испуга.

«Опять… Вечно будешь меня преследовать?» – подумал про себя Гарик.

Секретарши, в том числе и Ольга, мигом разбежались по рабочим местам. Гарик с досадой проводил Ольгу глазами.

Не успел сказать… Момент упущен.

– Стеклов, тебе особое приглашение нужно? – кривлялся жирный павлин.

– Нет. – отрезал Гарик и направился на рабочее место.

– Уволю! Всех уволю! – уходя, продолжал кричать Пётр Андреевич.

Рабочий день сегодня, как и вчера, как и позавчера, как и всегда, закончился быстро, так что Гарик и глазом не успел моргнуть. Он дописал последнюю формальную бумажку и положил её в папку. Приведя в порядок стол, поднял руки вверх, потянулся с глубоким вдохом. Быстро собравшись, Гарик поспешил поскорее выйти на улицу, набрать воздуха в полную грудь. И затем повторить каждодневный шаблон и пойти в бар, отметить свою большую победу над собой и, в некотором роде, над Ольгой, и разделить всё ту же боль с девушкой у барной стойки, если повезёт…

Уметь радоваться мелочам огромная сила. Но счастье любит тишину. Гарик светился от головы до пят, глаза сверкали, он не ходил, а летал, но с виду оставался спокойным, прежним. Прохожие оглядывались и смотрели вслед Гарику, чувствуя, будто мимо них пролетела раскалённая комета.

Хотелось говорить, петь, бежать без оглядки, дарить прохожим улыбки и восторг…

И солнце в этот вечер было особенным, не как в предыдущие дни, сейчас оно грело словно плед в дождливую погоду, светило, словно фонарь маяка вдалеке, дающий надежду всякому пребывающему в беде судну. Воздух чист, немного влажен, приятен, нежен и насыщен, и запах у него другой, особый. Машины казались мягкими игрушками, городской шум казался целым оркестром, балуя уши волшебной и своеобразной мелодией.

Глава II

Одинокий, маленький, ничем не примечательный бар «Уголок» на краю города ближе к ночи медленно просыпался, превращаясь из тихого местечка, где можно мирно отдохнуть, в место скопление раненых, разбитых и порой одиноких душ, жаждущих потеряться, забыться, разделить свою печаль с другими через танцы, выпивку, случайные знакомства, давая себе отсрочку на следующий гнетущий и убивающий их день.

Бар изнутри выглядел своеобразно, приятно, не похоже по оформлению на другие бары, где преобладали хаос и сумасшествие. Интерьер в «Уголке» создавал в большей степени царствующую атмосферу спокойствия и какого-то тёплого уюта: от входной двери слева и справа без определённого порядка стояли столы, мягкие, кожаные диваны в коричневых чехлах; над столами висели небольшие круглые лампы, которые издавали немного тусклый, но приятный, тёплый свет, подчёркивающий глубину тонких тёмных тонов; длинная барная стойка сияла разными цветами от светильников, которые аккуратно разложены на стеклянных полочках, создавая тем самым цветные отблески от бутылок алкоголя, бокалов, рюмок. У стойки близко друг к другу стояло восемь стульев на высоких ножках; чуть дальше, в углу зала, располагалась главная изюминка «Уголка» – полукруглая мини-сцена, где играла живая музыка, в исполнение группы из трёх парней и двух девушек, которые максимально с душой подходили к своей работе, понимающе создавая посетителям эмоции и атмосферу, которая им была нужна. В основном звучали энергичный и ритмичный джаз, а после захода солнца спокойный, ленивый блюз.

На протяжении недели, Гарик зачастил приходить в бар после рабочего дня и изрядно напиваться. Выпивка для него была как лекарство, как обезболивающее от его болезни, которое на время сможет убрать мучительные переживание в его душе, что безусловно является чистой неправдой, и он сам это понимал. Но всё равно приходил и напивался. Наверное, всё-таки Гарик прав в чём-то. Придумать самому себе «лекарство», пускай даже оно не лечит, а наоборот гробит здоровье, это не главное. Главное, наверное, вера в то, что оно поможет. Если есть вера, то это сразу начинает существовать и работать. Разве нет?

Обычно Гарик заказывал себе бутылку коньяка и садился за первый столик, самый близкий кстойке бара, смотря на высокие стулья, ожидая повторения вчерашней зрительной беседы с той девушкой.

Он запомнил её лицо, в особенности блестящие, наполненные страданием, глаза, которые манили, притягивали к себе страшнее любого магнита, словно молящие о таблетке от одиночества.

Сейчас стул на длинных ножках возле барной стойки пустел, оставив лишь её призрачный силуэт: красное, свободное платье подчёркивало красоту её длинных ног, которые грациозно прислонялись к ножкам стула, одетая поверх плеч постоянно спадающая лёгкая джинсовая куртка, прямые, блестящие тёмные волосы, чей цвет подчёркивал бледность лица…

Возможно, смотря на Гарика в тот вечер, она ждала, верила, что он вот сейчас, или через минуту, час, сгоревший до пепла, подойдёт к ней, возьмёт за руку и выведет её из дьявольского притона тлеющих душ и уведёт подальше, не важно куда, главное, чтобы под руку и ближе к Млечному пути…

Стакан быстро наполнялся и пустел, силуэт становился всё яснее. На фоне музыканты заиграли приятный, спокойный блюз, заставляя успокоится от энергичных танцев посетителей и немного как бы передохнуть, обратить внимание друг на друга и разделить боль в медленном танце, совершенно с случайными и солидарными, в этом плане, людьми. Мужчины без слов вежливо приглашали с вытянутой рукой и доверчивым, прямым взглядом женщин на интимный, ментальный разговор душ. Без лишней суеты, отдавая руку в знак согласия, женщины медленно вставали и начинали неспешно, лениво, «общаться» в движениях…

Гарик пристально смотрел на силуэт, сердце его забилось чаще. Осушив стакан до дна, он всё-таки решился подойти к ней и пригласить на долгожданный разговор…

Его правая рука охватила её талию, левая слегка лежала на плече. Она прислонилась к груди Гарика, закрыв глаза, слушала, как волнительно и слабо билось его сердце, посылая сигнал помощи.

Со стороны предельно странно. Одинокий мужчина танцует сам с собою, держа руки в воздухе. Многие видели это мимолётно, понимали его, не заостряя внимание, продолжали разговаривать в наполненных теплотой объятиях.

Мелодия медленно подходила к концу, сбавляя ритм, заглушая инструменты, оставляя одну лишь шепчущую электрогитару. Пары начинали двигаться ещё ленивее. Крепче обнимая, счастливые до безумия, мужчины и женщины слышали грустный эпилог и не хотели отпускать друг друга, желая навечно остаться в этом моменте и просто танцевать, не произнося ни единого слова…

Гитара проиграла последний, резавший душу, протяжный аккорд…

Силуэт медленно растворялся из рук Гарика. Он остановился, закрыл глаза и прошептал:

– Прощай…

Гитара стихла, заполняя бар сладкой тишиной. Мелодия счастья погибла, пары остановились и ещё долго стояли неподвижно, благодаря друг друга за разговор…

Гарик спешно вышел из бара на улицу, глубоко вдохнул воздух в полные лёгкие, задрав голову к небу. Резкий, в одну секунду, выдох успокоил и немного отрезвил Гарика.

Хотелось идти. Просто идти, по освещённым тротуарам, куда-нибудь, от счастья великого, теперь с необычайной легкостью, рядом с образом секретарши Оли, столь безумной и равнодушной девушки, к которой Гарик испытывал самую, пожалуй, сильную, чистую, сложную, одностороннюю, полную мук и переживаний, любовь, которую никому не пожелаешь.

Одинокая, полная луна терялась среди необъятных облаков, но всё равно находила лазейку и освещала своим бледным светом всё вокруг, прогоняя ночной сумрак.

Два часа ночи, по меркам сов, время для начала бодрствования. Ночной образ жизни по-своему прекрасен, загадочен, продуктивен и отнюдь не скучен, как многим может показаться. Люди привыкли обычно ночью поддаваться скучному сну, завершая ещё один прожитый день, и их нельзя в этом винить.

Ночь отличается от дня тем, что ночь-это природное откровение для людей. Мрачное, местами грустное, но красивое, время для фантазий, душевных полётов, рождения невозможного, немного детского внутри, что хорошо прячем, закрываем, защищаем и боимся показывать другим…

Первые неуверенные, неспешные, расслабленные шаги в сторону дома уже были сделаны и настроение Гарика становилось яснее и лучше от фантазии, которую он придумал: вместо серых многоэтажек и улиц начали появляться планеты, пролетающие кометы и метеоры, звёзды разного размера и цветовой палитры.

Вместо дороги постепенно появлялся длинный, бесконечный мост из маленьких звёздочек и…

Оля крепко спала в своей мягкой постели, и сон ей снился приятный, сказочный, от которого она улыбалась, вертелась, двигала ногами, будто прогуливалась или бежала, и время от времени говорила что-то своим приятным и мелодичным голосом.

Странное совпадение или знак, но Оле снилось, как она сейчас гуляет с Гариком по звёздному мосту через бесконечную галактику… Без каждодневного равнодушия, а с тёплым чувством, идёт с ним рядом, смотрит в его блестящие карие глаза и смеётся добрым, честным смехом, грея больную и измученную душу Гарика.

Он счастлив! Счастлив смотреть в её волшебные, чарующие глаза, наблюдать за легкостью её движений, слышать, как она смеётся, и не мечтать о поцелуе или объятии, нет! Ему было достаточно знать, что сейчас, в эти минуты, Оля любит его! Без фальши, без обмана, любит! Гарику думалось, что ничего более в жизни ему не нужно, только бы звёздный мост не заканчивался…

– Бродил бы вот так, как сейчас, с тобою веками по бесконечной Вселенной – и ничего более мне не нужно, и закончились бы мои страдания, сердце забилось вновь…

Резкий звук тормозов вернул «фантазёра» в реальный мир. Гарик дёрнулся от испуга и посмотрел на машину с потерянным взглядом.

– Мудак! Смотри куда идёшь! – крикнул из окна водитель.

Гарик поспешил уйти с проезжей части. Его душевные порывы погибли, вернулось настроение одиночества и лёгкой растерянности. Ещё этот водитель… Если бы только он понял, что к чему, если бы знал, что происходит, возможно и повёл себя спокойнее. Если бы только люди понимали друг друга, и бед, наверное, было бы меньше, и души не угнетённые…

Досадная мысль стала мучить Гарика:

«Не успел попрощаться… Сказать «до встречи» … Почему произошло именно так? Мир мог забрать меня снова и продолжать молотить мне кости. Да и что угодно делать, мне бы было побоку! А теперь испарилось всё… Насовсем…».

Опять квартира, опять неуютная темнота встречает Гарика, охлаждая огонь в душе, разжигая новый, замыкая его в сознании, заставляя биться насмерть с самим собой. Тяжёлый бой длится не долго, пока сон не разгонит бойцов по углам, завершая очередной раунд, объявляя длинный тайм-аут до следующего дня.

Войдя в спальню, Гарик упал без сил на кровать, закрыл глаза. Сон с каждой секундой забирал его с собой. Сопротивляясь, Гарик начал шептать… Чисто, откровенно, как и в предыдущие ночи.

Шептал он великой силе. Могущественному, незримому, неясному, необъяснимому существу, с именем – Судьба.

Еле-еле слышимые слова доносились эхом даже до самых дальних уголков Вселенной. Тяжело было не услышать…

Шептал Гарик медленно, разделяя точно подобранные слова:

– Судьба… Спасибо тебе… За твой дар… Сегодня я был… Самым счастливым человеком… На свете… Я знаю… Ты справедлива… Любительница злой шутки… Суди меня… Не щади… Я верю… Что когда-нибудь… Мы с Ольгой… Будем вместе… И нашему счастью… Не будет предела… Прошу тебя… Услышь… Я весь твой…

Уснул. С неуверенностью шептал благодарность за сегодняшний подарок… Не стоит. Просьба твоя услышана. Мне, как никому другому, ясны твои мучения и мечты.

Ох, как я тебя понимаю, Гарик! Это трудно… Даже невыносимо местами. Когда будучи на пике страшной, невообразимой душевной боли, ты научился ценить мимолётные мгновения счастья, самую малость, щепотку, которому нет цены, хранишь, растягиваешь, будто кислород в той комнате пустой, благодаря которому ты живёшь. Ты всё ещё живёшь! Дышишь! Танцуешь! Хотя, какие танцы… Не нужен тебе этот танец… Хочется просто дышать… Просто жить… И лишь мечтать, что когда-нибудь, рухнет стена и вместо той щёлки будет простор и много воздуха, настолько много, что не придётся задерживать дыхание на неопределённый срок… Твоему счастью не будет конца, но ты будешь, Гарик, навечно ценить прошедшие мгновения, будешь помнить их как наяву…

Тебе сейчас говорят «отпусти»! Но ты не отпустишь… Никогда. Ты знаешь, что это на всю жизнь… Тебе, несчастный Гарик, говорят, что ты глупец, что потом превратится это не больше чем в конфету, не больше чем в самый длинный и сладкий экстаз. Не верь! Это уже не будет любовью, ты превратишь её в кайф и наслаждение. Разве так можно? Не думай, не слушай!

Когда будет много воздуха, ты будешь всё равно задерживать дыхание… Гарик, тебе не нужно её бренное тело, я знаю. Тебе хочется слияние ваших душ…

Это будет… Любовь…

Вас не будет в этом мире, вы улетите… Далеко-далеко… Подальше от Земли… В…

Всему своё время, Гарик. Всему своё время…

Глава III

Утро выдалось немного пасмурным: тёмные облака пленили небосвод, моросящий дождь и лёгкая прохлада овеяли только-только пробудившийся город.

Гарик обманул «Шамана» и встал на час раньше.

Он налил себе кружку крепкого чая, сел в кухне напротив окна и наблюдал за каплями дождя, которые смертельно разбивались о стекло и медленно стекали вниз к подоконнику. В еще сонной голове рождались странные, противные и приставучие мысли. На душе небольшой холодок, смятение, тревога. Ольга сильно и крепко въелась в сердце и разум Гарика. Он постоянно переживал, скучал, создавал фантазии, порой ему даже становилось плохо от них.

Что поделать.

Зал совещания. И снова работа.

И вот они сидят совсем близко друг с другом, их разделяет лишь стул, как невидимое стекло, как граница между несознательным и сознательным, между желанием и нежеланием, между да и нет…

Она, в сладких облаках, и он, в невыносимых муках.

Ольга хотела рассказать Гарику свой сон, поделиться волшебным мигом, но упорно игнорировала это из-за одной лишь только мысли непризнания и непонимания частички её счастья. Она никак не могла отпустить ту прогулку, наоборот, вспоминала неустанно всё в мельчайших подробностях, дорисовывала детали, тем самым отвлекаясь от страданий, терзающих её душу и мысли. Несчастный ангелочек стыдился своего моментного порыва нереального (отчасти) счастья, не хотела им делится, даже со своим звёздным путником.

Ангелочек расправил крылья с необычайно долгожданной свободой и лёгкостью…

Наконец она смогла полететь, ничего не боясь, по бесконечной Вселенной, пусть и недолго, лишь на миг, но полететь, почувствовать себя собою…

Ему так хочется ей многое сказать, страсть! Но страх… Человеческий страх играет отменно свою роль.

Боязнь не перед сказанными словами, отнюдь не в них! Боязнь от мысли, что вдруг, она не хочет услышать этих слов, что на эти слова она ответит ещё большим равнодушием, которое убьёт Гарика…

Ох, понимаю твои мысли. Ты потерян, ты в смятении. Напишу тебе пророка и помощника.

Дождь закончился, оставив после себя слабый запах свежести.

На волне задумчивости, неспешно выйдя из здания на улицу, Гарик невольно стал свидетелем демонстрации протеста или если быть точнее, бунта, причём яркого, выразительного, в плане метафорического посыла, который состоял из всего-то одного человека. Зато какого…

Внешний вид бунтаря был до безобразия официальным, даже немножко аристократическим и в тот же момент помятым, неопрятным, грязным, бродяжным: серый клетчатый костюм, белая рубашка, пыльные, с протёртой подошвой, туфли; грязные волосы, на лицепятна грязи, неаккуратно выбритая щетина, глубокие, выразительные глаза; в одной руке бунтарь держал пакет с кучей пустых бутылок из-под алкоголя, во второй то ли ликёр, то ли вино (не имеет значение).

– Пропили! – прокричал бунтарь, с силой бросив на ухоженный газон пакет с бутылками, да так сильно, что пакет порвался и всё содержимое хаотично рассыпалось от него на два, а то и на три шага. – Пропили культуру! Про-пи-ли! Народ пропили! Следующее поколение про-пи-ли! – выделяя каждый слог особой интонацией, кричал бунтарь, жестикулируя рукой, будто стучал по столу.

Спустя мгновение, бунтарь умолк и сел на газон, специально спиной к зданию министерства. Открыв бутылку алкоголя, начал пить.

Гарика словно пчела укусила, больно так, бодряще, от чего он мигом забыл о чём думал. Ему захотелось вдруг поговорить с бунтарём. Его тянула к нему неведомая сила…

Гарик присел рядом с бунтарём.

– Вам чего-нибудь надобно, милейший? – вложив максимальную неприязнь в последнее слово, окинув взглядом Гарика, выдал бунтарь.

– Поговорить хочется, а не с кем. – робко ответил Гарик.

– Нагло конечно с вашей стороны. Или милосердно. – бунтарь сделал глоток спиртного, -С людьми, как я, обычно не разговаривают. Всё больше ругают и бранят. Да куда там…

– И имеют неприязнь. Более того, высокомерно призирают. – добавил Гарик.

– Не без этого… Однако же, сейчас разговариваешь, а стало быть, преследуешь какую-то цель.

– Имею. Просто поговорить.