Завоевание 2.0. Книга пятая

В центре очередной из осматриваемых поселенцами долин, плотные джунгли переходили в сочные луга. Петляющие потоки воды переливались в солнечном свете, потом сливались воедино и вытекали из долины. Богатое жизнью местечко. Здесь и будет заложен первый город Нового мира. В последствии местные индейцы назовут его Тикаль (Город со стенами), этот город будет почти единственным городом Северной и Центральной Америки, имеющим стены для своей защиты.

Тут же, в долине, Сидору удалось привлечь еще одно небольшое индейское племя в полсотни голов на свою сторону. Работы впереди было много, рабочие руки были необходимы. К тому же эти края оказались на редкость опасны для белых поселенцев. Под сенью девственного леса им в любую секунду грозила жестокая, но невидимая смерть.

Из опасностей, которые постоянно грозили колонистам в джунглях, на первом месте находились ядовитые змеи. Самую агрессивную и опасную Копьеголовую змею, в этих краях называли «желтая борода». Недаром современные герпетологи считают ее одной из самых опасных змей в мире. В Новом Свете она убивает больше людей, чем любая другая змея. Эта гадина особенна активна ночью, ее как будто привлекают люди и любая человеческая деятельность. Эта рептилия на редкость агрессивна, легковозбудима и быстра. Есть данные о том, что ее клыки разбрызгивают яд более чем на полтора метра и могут прокусить самую толстую обувную кожу.

Иногда она нападает, потом бросается вдогонку и нападает вновь. Атакуя, она может подпрыгивать, целясь в ногу выше колена. Ее яд смертелен; если он не убьет сразу, спровоцировав кровоизлияние в мозг, то сделает это чуть позже, вызвав заражение крови. Если кто при этом выживает, то ужаленную конечность придется ампутировать: яд приводит к необратимому омертвлению тканей. Пришельцам приходилось постоянно носить на ногах толстые кожаные сапоги с металлическими вставками, даже (особенно) если ночью ты собираешься выйти, чтобы помочиться. Индейцы предупредили своих новых друзей, что нельзя перешагивать просто так через лежащий ствол: сначала нужно встать на него и посмотреть, что находится за ним. Сидор понял, что тут ему придется изрядно помучится с змеиными прививками.

Другие змеи были так же опасны. Кроме множества ядовитых, были опасны и неядовитые змеи. На ветвях деревьев таились многометровые древесные удавы, а в воде плавали водяные удавы анаконды, которые своим мускулистым телом душили жертву и ломали ей кости. Впрочем, тут в горах анаконды можно было не опасаться, как и злобных зубастых ящериц: крокодилов и кайманов. Москитов и других насекомых тут также было намного меньше, чем внизу.

На втором месте по своей смертоносности, были как раз разнообразные насекомые — разносчики болезней, с которыми поселенцы постоянно сталкивались, включая москитов, комаров, клещей, краснотелку, поцелуйных клопов (названных так, потому, что эти мерзкие твари величиной с ногтевую фалангу кусают в лицо), скорпионов и огненных муравьев, укус которых по болезненности сопоставим с пулевым ранением. Когда коричневая «тебанидае» вонзает в тело свой сантиметровый хобот, человек не в силах сдержать крик боли.

Пугала самая страшная болезнь, вызываемая москитами, — мукозный лейшманиоз, иногда называемый «белая проказа». Паразит, переносящий лейшманиоз, проникает в слизистую оболочку носа и губ жертвы и пожирает их: на месте лица образуется гигантская язва. Индейцы утверждали, что необходимо постоянно пользоваться гамаками и москитными сетками, и тщательно укрывать свое тело с наступлением темноты. Это также помогало и от летучих мышей-вампиров, с наступлением ночи сосущих кровь из несчастных людей и животных.

Колонисты услышали о скорпионах и пауках, которые по ночам будут забираться в обувь, поэтому следует насаживать ее на палки, воткнутые в землю, и вытряхивать каждое утро. Индейцы рассказали также о злобных красных муравьях, которыми кишит подлесок: стоит слегка коснуться ветки, и они дождем прольются на твою голову, заберутся в волосы, заползут за воротник, и будут кусать тебя как бешеные, накачивая смертельным ядом, так что потребуется немедленное лечение. Будьте внимательны, предупреждали индейцы, прежде чем дотронуться до ветки, стебля или ствола. Не пытайтесь идти напролом через густые заросли. Помимо насекомых и древесных змей, вы можете наткнуться на шипы и колючки, что вызовет обильное кровотечение.

И прочие прелести таили в себе опасные джунгли: хищников из семейство кошачьих, самым грозным из них был ягуар, девяносто килограммов стальных мышц и проволочных сухожилий, в добавок к смертоносным когтям и клыкам. Пумы, оцелоты и ягуарани были гораздо меньше по своим размерам. Очковый медведь и божественная обезьяна также были нежелательными соседями, при очной встрече с ними в лесу. В воде местных речушек могли находится хищные рыбы, типа пираний, а также электрические угри и скаты хвостоколы, от удара которых могло остановиться сердце. Некоторые маленькие рыбки вгрызались в половые отверстия или в анус, и тогда их приходилось оттуда вырезать вместе с мясом.

Муравьи сауба, были способны за одну ночь обратить одежду и мешки путешественников в труху. Клещи, впивающиеся точно пиявки (еще одна напасть), и красные мохнатые песчаные блохи, пожирающие человеческую плоть. Многоножки, брызжущие цианидом. Черви-паразиты, вызывающие слепоту. Местные оводы, протыкающие яйцекладом одежду и откладывающие под кожу яйца, из которых потом вылупляются личинки, буравящие тело. Почти невидимые кусачие мошки — пиумы, из-за которых на теле у путешественников не было живого места. А еще — «целующие жучки», кусающие жертву в губы, тем самым, передавая ей простейшего паразита; даже двадцать лет спустя человек, считавший, что выбрался из джунглей целым и невредимым, начинал умирать от опухоли сердца или мозга. Но опаснее всего были москиты. Они служили разносчиком чего угодно — от малярии до «сокрушающей кости» лихорадки, от слоновой болезни до желтой лихорадки.

Не менее опасны были мельчайшие паразиты, проникающие в поры кожи, и там вырастающие в личинки, размером с палец и толщиной с карандаш, без устали роющие свои ходы внутри тела человека. Другие паразиты, атакующие и выедающие глаза, вызывали «гватемальскую слепоту». Неприятны были также «земляные блохи» откладывающие свои личинки в теле жертвы, а также красные клещи, вгрызающиеся в колени и локти, а иногда в половые органы.

Паразиты, атакующие внутренние органы, желудок, кишки или мозг, вызывали в конечном итоге ужасную смерть. Их личинки циркулируют с потоком крови, некоторые застревают в крохотных сосудах головного мозга и образуют кисты, отчего в мозгу появляются наполненные жидкостью углубления размером с виноградину. Начинается воспаление мозга, у больного случаются приступы, галлюцинации, провалы в памяти, после чего наступает смерть. Эта болезнь — Нейроцистицеркоз и сегодня поражает миллионы людей в тропиках и является главной причиной приобретенных эпилептических приступов.

Если рассматривать в целом, то паразит — это сложное одноклеточное существо, действующее более хитроумно и изощренно, чем любые вирусы или бактерии. Когда москит впрыскивает насыщенную паразитами кровь, человеческое тело, чувствуя вторжение, посылает армию белых кровяных телец, чтобы выследить, поглотить и уничтожить агрессора. Многочисленные разновидности белых кровяных телец обычно имеют дело с бактериями и другими чужеродными телами, поглощая и переваривая их.

К несчастью, паразитам лейшманиоза именно это и требуется — быть проглоченными. Оказавшись внутри тельца, паразит отбрасывает жгутик и начинает размножаться. Вскоре тельце уже кишит паразитами, как детская погремушка, наконец, оно лопается, и паразиты проникают в ткани жертвы. В атаку бросаются новые тельца и поглощают оказавшихся на свободе паразитов, которые начинают новый цикл размножения.

Изъязвление вокруг пораженной зоны вызывается не самими паразитами, а действиями иммунной системы, атакующей их. Именно воспаление, а не паразит поедает кожу больного и (при мукозной форме) разрушает его лицо. Иммунная система сходит с ума, пытаясь избавиться от жестоких паразитов, которые уничтожают белые кровяные тельца: эта борьба опустошает поле боя, вызывает воспаление и убивает ткани в районе укуса. По мере медленного распространения паразита зона поражения расширяется, на месте кожной ткани возникает кратер с язвой внутри. Последняя — неизвестно почему — обычно не вызывает болевых ощущений, если только не находится вблизи сустава: тогда боли могут быть довольно сильными. Смерть при мукозном лейшманиозе в большинстве случаев объясняется тем, что инфекция проникает в организм через эту незащищенную дверь.

Неутомимый Сидор лихорадочно освежал в памяти древнюю мудрость, наследие погибшей цивилизации, чтобы понять, как бороться с этой напастью. Несомненно, нужно разводить во всех окрестных водоемах пресноводную рыбу, выедающую всех этих личинок и комаров еще в воде, и тогда местность станет относительно безопасной. Так как все эти комары и москиты могут пролетать по воздуху всего несколько километров, перенося с собой разнообразных паразитов от больного к здоровому человеку. Так что, стоит только очистить местность, и тут можно будет нормально жить и процветать. Кроме того, рядом с болезнью всегда находится и лекарство: никотин и кокаин из местных растений умерщвляют всех этих личинок, недаром же они находятся на родине этих лекарственных растений.

Кроме того, еще приходилось решать насущные вопросы по строительству нового города, налаживанию быта поселенцев и обеспечения их продовольствием. Главная местная зерновая культура — маис уже был известен обитателям Старого света по предыдущим плаваниям, и даже уже получил какое-то распространение в Африке. Также жрец опрашивал местных колдунов о других полезных и съедобных растениях, надеясь засадить ими поля. Пока же большим подспорьем для поселенцев была охота и рыболовство.

Сидор сосредоточил свои силы по Египетскому образцу на лечении и здоровье элиты из полсотни человек, справедливо полагая, что остальные могут смешивать свою кровь с туземцами, чтобы в результате получить метисов, более приспособленных к местному климату и условиям. В его попытках ему помогали еще шесть египетских жрецов, проследовавших с ним в поход. Приверженцы других культов, в том числе и новомодного христианства, ничего не могли противопоставить их знаниям и умениям. А жрецы уже поговаривали о строительстве первой пирамиды Нового Света, в которой будет заключатся символ спасения.

В первый год на новом месте десятая часть переселенцев умерла. Кого-то укусила ядовитая змея, кто-то не перенес местных болезней: желтой лихорадки и черной рвоты. Кто-то умер от паразитов или других причин. Но их смерть никого не опечалила, кроме их родных. Раскинувшиеся вокруг города зеленые плодородные поля давали богатые урожаи, а к числу жителей поселения постоянно присоединялись мелкие племена туземцев. Они, соблазненные множеством пищи и отсутствием голода, все время пополняли число горожан, числящихся в низших кастах. Скоро местные туземцы уже составляли половину населения нового племени.

Его местные чибчаязычные индейцы называли майя, в честь проживающего чуть далее северного приграничного племени. Коренные майя также уже несколько превосходили в своем развитии бродячих чибчаязычных охотников и собирателей, только недавно основавших постоянные поселения в этих местах. Эти майя жили дальше на севере, уже знали палку-копалку и пытались рядом со своими деревнями возделывать кукурузу и другие культурные растения. Впрочем, за прошедшую тысячу лет они в этом начинании нисколько не преуспели. Зато они начали внимательно присматриваться к странным южным пришельцам, которых майя также принимали за их великие знания и умения за посланцев богов.

Сидор охотно принимал в свою новую державу всех подряд. Рабов и слуг из низших каст мало не бывает. Пирамиды нужно строить, джунгли вырубать, болота осушать, водоемы обрыблять, на полях работать. Работы всем хватит, тем более, что, даже, пребывая в низших кастах, эти индейцы будут жить намного лучше, чем жили до этого свободными. Разноязыкий и многокрасочный людской поток будет направляться в нужном направлении. Главное сохранить в чистоте кровь высших каст, их ум и великие древние знания. Пары сотни человек вполне хватит, чтобы править многотысячными толпами индейцев и метисов. Конечно, можно поискать для убежища и более здоровое место, где-нибудь дальше на севере, но ему нужно приготовится к грядущей глобальной катастрофе. Главное построить надежную крепость-ковчег, в котором будет сохранена мудрость минувших тысячелетий!

Время шло… Через десять лет пришельцев сохранилось всего чуть более трехсот человек, среди несколько тысяч туземцев. Были основаны несколько других поселений на севере и на юге, куда также пришлось посылать колонистов. За эти десять лет народилось около тысячи метисов, так как туземцы почитали за счастье смешать свою кровь с богами. Что-то удалось успешно восстановить и внедрить на новом месте, но какие-то знания потерялись навеки. К домашним собакам, бывшим у индейцев, удалось приручить птиц, похожих на старых добрых курей. На вакантное место ослов, верблюдов, лошадей, и слонов местных кандидатов не находилось. Разве что на далеко юге, по слухам, обитали какие-то похожие на верблюда существа. У местных свиней была чрезвычайно развита стадность, и чтобы добыть нескольких детенышей, нужно было перебить полсотни диких свиней, а те были далеко не безобидны и весьма свирепы и опасны. Впрочем, кукуруза обеспечивала нормальное питание без особых трудозатрат, отчего народ отчаянно ленился.

Только под постоянным присмотром жестоких надзирателей и свирепых надсмотрщиков он продолжал упорно строить каменные пирамиды и храмы. Свои же убогие дома они без всяких затей сооружали из ветвей и тростника, обмазанного глиной. Металлов пока также в округе найти не удалось, приходилось пользоваться инструментами и оружием привезенными с собой их старых земель. «Что же на два десятка лет их вполне хватит, а там пусть у других голова болит» — думал Сидор в ожидании приближающейся катастрофы, которая так все и не наступала, хотя все признаки только усиливались.

Единство новой страны долго сохранить не удалось. Солнечная активность или магнитные поля тому виной, но между поселениями колонистов скоро разразилась междоусобица. Как и в Африке, люди поднялись друг против друга. На двенадцатом году переселения, правитель южного Копана восстал и отложился от Тикаля. Бывший ливиец Мато, храбрый и умелый воин, быстрый и сильный как горный барс, объявил себя независимым правителем новой страны. После нескольких кровопролитных стычек, в которых погибло с десяток переселенцев, его оставили в покое. Как гласит индейская легенда: «В 426 году (на самом деле в 443) из майяского города Тикаль (современная Гватемала) пришел правитель по имени К’инич-Йах-К’ук’-Мо’ (Солнечноглазый Ослепительный Кетцаль Мако) и захватил власть в Копане в результате переворота (или внешнего вторжения). (На самом деле он же этот город и основал)». Он стал первым «священным правителем» Копана и основал легендарную правящую династию, шестнадцать представителей которой превратили могущественный Копан в блистательный город, несколько веков господствовавший в южном регионе.

Кетцаль Мако и его отборные воины — майя смешались с местным населением, жившим в долине Копана до них. Этот коренной народ тоже был чибчаязычным, родственным племенам соседней Москитии. (Археологические работы в Копане наводят на мысль о том, что после прихода к власти легендарного Мако город стал мультиэтническим. В некоторых районах Копана обнаружены украшенные головами животных зернотерки, похожие на те, что были найдены в Москитии). Мако женился на коренной жительнице Копана — дочери местного вождя — явно для того, чтобы закрепить свою легитимность и заключить союз с местной аристократией, также как это делали когда-то европейские короли.

Южнее Копана власть майя (как теперь называли переселенцев) не распространялась. Их устрашили непроходимые джунгли и горы или они встретили сопротивление. В результате даже после майяского завоевания Копана в V веке южная дикая Москития развивалась сама по себе.

Мудрый и любимый своим народом, Сидор умер в свой срок, воспитав себе приемника — самого перспективного из потомков переселенцев и передал ему все свои знания.

Десятилетия сменялись десятилетиями. А предсказанная Сидором катастрофа все приближалась, пока в 535 году она, наконец, разродилась во всей своей безумной ярости. Одновременно проснулись несколько экваториальных вулканов и устроили суперизвержение. Заработали вулканы на Индонезии и Филиппинах, в Эквадоре, и начали выбрасывать в атмосферу тучи вулканического пепла.

На этот раз всеобщей планетарной катастрофы не произошло. Но все равно, это было страшно. Два года на небе не было видно солнца, несколько лет после этого оно еле проглядывало сквозь тучи пыли. Весь урожай погиб, температура понизилась на добрый десяток градусов, люди голодали и умирали. Ледники на севере сползли на десятки километров дальше к югу. Когда небо очистилось, разразилась страшная чума. Верблюжья оспа мутировала и яростно обрушилась на людей. Страшная и ужасная «Юстинианова чума» косила население, оставляя за собой только безжизненную пустыню. Большинство населения планеты тогда погибло.

Когда через десять лет чума заглохла, почти весь мир представлял собой незаселенное пространство. Но, из изолированных северных лесных хуторов выходили поселенцы франки и понемногу заселяли заброшенные плодородные поля и пажити. Восточнее распространялись выжившие в чащобе дремучих лесов славяне, осваивая Восточноевропейскую равнину. На опустевшем юге больше всего повезло арабам, сохранившимся в редких оазисах пустыни, перед ними расстилалась почти безлюдной вся Северная Африка и Ближний Восток.

Выжившие в своих горных убежищах среди чащобы джунглей, расселялись племена майя, почти забывших во время планетарной катастрофы свою историю и сохранившие только странные легенды о белых богах. Даже сами воспоминания о некогда могущественных и богатых городах стирались в сознании людей — так пески пустыни, надвигаясь, размывают человеческие следы, а заросли джунглей покрывают ветхие заброшенные башни и обвалы некогда крепких каменных стен

Глава 5

Как же сложилась далее судьба всех этих переселенцев из Старого Мира? Менее всего повезло северным ливийцам. Хотя они и высадились на территорию с хорошим благоприятным климатом и миролюбивыми индейцами-охотниками. Умных и умелых жрецов в числе менее чем двухсот колонистов не оказалось. Ливийцы широко расселились по обширной территории, не отказывая себе в удовольствиях становится вождями местных индейских племен, неся им свет своей местечковой цивилизации. Также они не стали устанавливать здесь кастовое общество и смешались с туземцами на протяжении всего трех поколений, пока не стали ничем отличаться от местных жителей, ни лицом, ни телом.

Какими-то особыми знаниями они не обладали, но все же некоторые племена с их подачи начали заниматься земледелием или строить земляные курганы. Рассказать и показать, как нужно построить правильную пирамиду, среди переселенцев нужных специалистов не нашлось. Те племена, в которых примеси от пришельцев было больше, получили названия «анассази» (древние) и стали родоначальниками оседлой культуры пуэбло. В дальнейшем судьба их была незавидна. Другие более дикие туземные племена повадились грабить их, совершая постоянные набеги. Потомки пришельцев уходили все дальше в глубь страны, в горы, где среди изолированных горных долин, в глуши, продолжали мирно заниматься земледелием. Но дикари постоянно выслеживали их, словно диких зверей и к концу 12 века, с земледелием к северу от реки Рио-Гранде в общем было покончено. Но все же североамериканское племя зуни по своему языку и мифам очень напоминает североафриканских ливийцев.

Интересно сложилась судьба тех, кто высадился в Мексиканском заливе у ольмеков. Среди чуть более двухсот переселенцев, оказалось более сотни негров рабов. Пользуясь привычным им климатом (среди белых оказалось на первом этапе немало больных), а также своей физической силой и численностью, чернокожие устроили настоящую революцию и стали новой властной элитой в этом смешанном обществе. Более десяти лет они блаженствовали, паразитируя на труде и знаниях белых поселенцев. Местных индейцев они заставляли называть себя богами и вытесывать из камня свои гигантские наглые морды.

Впрочем, индейцы, как везде, были не в обиде, так как получили и навыки земледелия и агрокультуры и другие полезные для них навыки и умения. Здесь было два ученых жреца, один из которых по имени Сусанин (Сус Анна — «Речной Цветок», или «Лилия») оказался настоящей кладезью мудрости. Самое главное, что этой мудрости ему вполне хватило, чтобы увести основную массу белых поселенцев подальше от своих черных правителей. Восемьдесят человек ушли в западные горы, на Мексиканское нагорье. Там они обнаружили здоровый умеренный климат, удивительную природу, голубое небо и три большие плодородные долины. Местные индейцы приняли их за белых богов и охотно выполняли все их распоряжения.

В дальнейшем среди индейцев память о этих пришельцах сохранилась в легендах о «тольтеках» — народе мастеров. Кастовая система вскоре приказала долго жить, из-за малочисленности поселенцев и быстро возрастающего числа индейцев, освоивших земледелие и быстро наращивающих свою численность. К тому же с севера все время приходили новые племена дикарей завоевателей, которых приходилось все время окультуривать. Но все же традиции этих поселенцев (в несколько деградированном виде) благополучно дожили до следующего европейского пришествия через тысячу лет. Естественно, что планетарная катастрофа 535 года негативно сказалась на старых знаниях, которые пережили этот период в очень искаженном виде.

Что касается чернокожих, то они блаженствовали на остатках чужой культуры еще почти столетие, пока все еще хоть как-то функционировало. Но потихоньку все приходило в упадок и разваливалось. Починить и исправить они ничего не могли и позже, когда индейцы убедились, что «грязные боги» еще глупее и бесполезнее их самих, разгневанные индейцы просто перебили всех этих самозванцев.

Что же произошло с центром переселения, очагом культуры майя? Переселенцев там было больше всего, но и место для жизни оказалось крайне неблагоприятным. И любая утрата древних знаний больно била по потомкам белых переселенцев. Так, после планетарной катастрофы умер очередной преемник Сидора, не успев научить всему, что знал сам своего следующего ученика. Мудрость о прививках против укусов змей и паразитарных инфекций умерла вместе с ним. К тому же деградировавшие потомки, среди которых большинство населения уже составляли местные индейцы, совсем забросили искусственное разведение рыбы в водоемах и, наоборот, увлеклись рыбной ловлей. Пагубный результат этих необдуманных действий не заставил себя долго ждать. Экологический баланс нарушился, в водоемах развелось много москитов и других насекомых, являющихся переносчиками паразитов.

При этом правящий класс все разрастался в течение нескольких поколений, каждое из которых численно намного превосходило предыдущее; ученые называют такое явление «возрастающим паразитизмом элиты». (Аналогичным образом в наши дни увеличивается численность саудовской королевской династии, которая увеличилась всего за сто лет с одного человека до не менее пятнадцати тысяч принцев и принцесс.) Рост числа аристократических отпрысков первопоселенцев, привел к кровавой войне внутри правящего сословия.

Примерно с 650 года, в благодарность богам за свое спасение от планетарной катострофы, майя обуяла строительная лихорадка — они возводили величественные храмы и сооружения для прославления себя и своих деяний. В надписях на камне, обнаруженных в южном Копане, ни разу не упоминаются простолюдины, что типично и для северных майяских надписей. Между тем все эти сооружения возводили простые рабочие. Земледельцам приходилось кормить этих строителей, а также священных правителей и знать. Такое деление на классы обычно не порождает особых проблем, если каждый считает себя частью общей системы и полагает, что отдельный человек играет заметную роль в жизни общества, участвуя в важных ритуалах, которые обеспечивают поддержание миропорядка.

С точки зрения майя, священные правители отвечали за сохранение миропорядка и умиротворение богов с помощью важных церемоний и ритуалов. Простолюдины были готовы поддерживать привилегированный класс, пока тот выполнял свою миссию, совершая эффективные ритуалы. Но после 650 года, вследствие порубок леса, эрозии и истощения почвы, урожаи стали резко падать. Рабочее сословие — землепашцы и строители пирамид, — вероятно, все больше страдало от голода и болезней, тогда как правители присваивали все большую часть общих ресурсов. Общество майя стремительно двигалось к системному кризису.

Непродуманные строительные проекты активизировали вырубку леса, в результате сократившееся еще до того количество осадков уменьшилось еще сильнее, что ускорило деградацию и эрозию почвы, и вдобавок привело к заиливанию ценных сельскохозяйственных угодий и рек. А там блаженствовали москиты! Засухи в период между 760 и 800 годом, вызвали страшный голод, который больнее всего ударил по простолюдинам. Уже давно был забыт вкус маиса. Единственной пищей индейцев теперь была кора дерева кумче и листья других деревьев. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения общества, и без того близкого к разобщению и внутреннему конфликту. Голод стал очевидным признаком того, что священные правители не исполняют свои социальные обязательства.

Все строительные проекты пришлось приостановить; последние надписи в южном Копане относятся к 822 году, а около 850 года сгорел королевский дворец. Город так и не оправился от этого. Кто-то умер от болезней и голода, но большинство земледельцев и строителей, видимо, просто ушли. На протяжении столетий население города неуклонно сокращалось, и к 1250 году долина Копана по большей части покрылась непроходимыми джунглями. То же самое произошло и с другими майяскими городами-государствами — не со всеми сразу, а постепенно, так как на севере агония продолжалась несколько дольше.

Все эти события происходили на фоне активных эпидемий Лейшманиоза — второго по опасности для жизни паразитарного заболевания в мире, уступающего по смертоносности только малярии. Здесь жители страдали от мукозного лейшманиоза, который называли «ута». Это страшное заболевание, обезображивающее лицо, наводило огромный ужас на майя, моче, инков и другие древние народы, — так как его считали наказанием или проклятием богов. В Перу и других местах археологи нашли захоронения людей (перуанских мумий), у которых лейшманиоз зашел так далеко, что вместо лица осталась только гнилая дыра — болезнь съела все, включая лицевые кости.

На древних перуанских керамических изделиях процесс обезображивания зафиксирован так точно, что можно выделить все клинические стадии заболевания: распад мягких носовых тканей, полное исчезновение носа и губ и, наконец, разрушение костей — носовой перемычки, верхней челюсти и зубов. Популярное перуанское наказание путем отрезания носа и губ, было простой имитацией лицевых деформаций, вызванных болезнью, которые могли считаться возмездием со стороны жестоких богов.

Когда в Америке появились испанские конкистадоры, они пришли в ужас, увидев обезображенные лица местных жителей в низинах, особенно у тех, кто выращивал коку. Испанцы решили, что имеют дело с разновидностью проказы, и назвали болезнь «лепра бланка» — «белая проказа». С годами мукозный лейшманиоз приобрел много других названий в Латинской Америке: «тапирий нос», «сиплый голос», «губчатая рана», «большая язва». Естественно, все это были мягкие симптомы болезни, более тяжелая форма заболевания, поражая внутренние органы, сразу сводила человека в могилу.

Распространение этой ужасной эпидемии вызвало настоящую панику среди индейцев майя. Часть из них, бросив все, ушла на более сухой полуостров Юкатан. Там известковая почва быстро пропускала воду в глубину, не вызывая застаивание почвенных вод, служащих питательной средой для размножения комаров и москитов. Но это особо делу не помогло, полуостров с трех сторон окружен океаном и влаги там, хоть отбавляй. Цивилизация немного потрепыхалась на полуострове, но все равно погибла еще до Колумба, оставив лишь свои загнивающие остатки.

Другая элитная часть населения, главные касты, потомки белых переселенцев, узнав от своих чибчоязычных подданных о южных горах Перу с высокогорным умеренным климатом, здоровом регионе, где имелись своеобразные верблюды в качестве объекта для приручения, массово эмигрировала на юг. Завоевав и подчинив местных индейцев, они дожили там, в покое и богатстве, до испанского завоевания. При этом они стремились сохранять древнюю чистоту крови от белых людей. Великий Инка считал своей законной женой среди трех тысяч индианок только свою родную сестру. И только наследник, родившийся в результате этого инцеста, мог занять трон этого государства. Судьба остальных индейцев была незавидна, они работали внизу в плодородных долинах, съедаемые паразитами заживо.

Так инки выбрали место для строительства своей новой столицы Мачу-Пикчу в том числе из-за широкого распространения мукозного лейшманиоза. Инки испытывали просто параноидальный страх перед лейшманиозом. Москиты — разносчики этого заболевания — не могут жить в горах, они обитают только в низинах, где инки выращивали коку, священный кустарник. Мачу-Пикчу расположен как раз на подходящей высоте — слишком высоко для лейшманиоза и достаточно низко для коки; в Мачу-Пикчу правитель, ведущий свое происхождение от белых богов, пребывал в полной безопасности и мог руководить ритуалами, связанными с выращиванием коки, без риска подхватить опаснейшую болезнь. Судьба остальных туземных подданных никого не волновала.

А оставшиеся без руководства индейцы майя ушли в джунгли, подальше от городов, и там основали свои новые поселения. Тут уже не было дворцов и пирамид: только хижины из пальмовых листьев и крохотные поля маиса…

Глава 6

И тут я пришел в сознание. Словно кто-то внезапно включил свет, и яркая вспышка озарила все вокруг. Впрочем, тут же этот свет потух, и мутная серая стена встала перед моими глазами. Что я видел? Сидор, финикийцы…Болезненный бред, галлюцинации, или тени минувшего обрели свои истинные черты, мелькнув в моей голове? Впрочем, это было неважно, тут же океан жуткой боли поглотил мое измученное тело.

Два дня я был на границе жизни и смерти. Этакое мерзкое состояние, когда ты не можешь отключиться и забыться, погрузиться в целебный сон, но и явь ты не ощущаешь полным образом. Все серое и все плывет. То становилось жутко жарко, и меня заливали струйки пота, а то ледяной холод заставлял дрожать мое израненное тело мелкой дрожью. Вдобавок ко всему, я изрядно наглотался глиняной пыли и крошки и теперь периодически меня разрывал жуткий кашель, в попытках отхаркнуть проглоченную мерзость. Во время приступов кашля я так напрягался, что ожидал, что мой ослабленный организм не выдержит этой пытки, и я скончаюсь от предпринимаемых усилий. Кроме того, жутко болело все тело, у меня было переломано немало костей, не говоря уже о повреждениях мягких тканей. Казалось, что какие-то кусочки своего организма я утратил безвозвратно.

Во время очередного приступа я решил, что для меня будет лучше всего просто сдохнуть. После чего стремительно пошел на поправку и сумел заснуть.

После сна я очнулся и понял, что кризис успешно миновал. Но я был ослаблен, подобно маленькому котенку. Сил не было, чтобы лишний раз пошевелиться. Я обвел глазами полутемную комнату, она была полна народу. Тут присутствовали: Кристобаль де Охеда, в прошлом личный медик Кортеса, парочка ацтекских жрецов-знахарей, раскрашенных в красные, синие и черные цвета, три служанки, в том числе молоденькая Фебея, и моя дежурная жена, кажется, дочь касика Куэрнаваки. Многочисленные стервятники в ожидании моей смерти слетелись на свой шабаш. Как в такой обширной компании я не отдал до сих пор богу душу — ума не приложу.

— Все вон! — тихо просипел я и шевельнул забинтованной левой рукой в направление входной двери.

Все засуетились. Мне пару раз пришлось еще повторить свое приказание. Впрочем, одну пожилую коренастую служанку-индеанку я все же позволил оставить в своей комнате. Фебея, конечно, смазливая девушка, но не полагаться же в таком деликатном деле на пятнадцатилетнюю девчонку, у которой ветер гуляет в голове?

Следующую неделю я выздоравливал. Впрочем, любые лекарства я пить категорически отказывался. Моя верная собака Стрелка, чующая любой яд в еде и питье, погибла смертью храбрых, спасая мою жизнь. Что они мне могут подсунуть? Лучше не рисковать. После переноса сознания в это тело я всегда обладал отменным здоровьем, так что положусь как я лучше на своего ангела-хранителя, а не на примитивное искусство местных шарлатанов!

Тем не менее, мне приходилось пить воду и куриный бульон. Симптомов отравления пока не наблюдалось, и я мог тем временем предаваться различным размышлениям.

Прежде всего, с гуманизмом явно пора заканчивать. Сейчас любой прогрессист и гуманист, что покойный Кортес, что покойный Магеллан без колебаний вешает и рубит головы, руки и ноги, при малейших подозрениях на измену. Так что не будем нарушать сложившийся порядок. Не нами он установлен, не нам его и отменять. Времена нынче сволочные, впрочем, как и всегда. А я был бы не правителем, а святым, если бы пользовался всеобщей любовью. Чужим добром не трудно соблазнится. Кто мягко стелет для колен — тот голову не прочь отрезать. Такие испанский народ порождает пословицы и поговорки. Все же правители держат своих подданных в повиновении страхом. Так что внедрим в народные массы провокаторов и особо буйных ликвидируем, а то благодушие тут чревато такими печальными последствиями. Таковы пути интриги…

«Как плотью, жилами, и кровью, и костями, так от рожденья мы наделены страстями». Даже если я узнаю простую шутку, содержание которой мне не понравится, ее рассказчикам, таившим в жале яд, не поздоровится! Недаром же в народе говорят: «Лишнее говорить — себе вредить». Ишь, расплодилось крысиное отродье, ничтожные псы! И вообще, хреново тут жить без пулемета! Жизненно необходим револьвер, готовый к выстрелу в любой момент. Перед глазами тут же возникла живая картина из штата Техас: одинокий гордый шериф, окруженный многочисленной сворой мерзких и грязных бандитов…

Второй момент, мне срочно нужна замена Стрелки. Животное-дегустатор, а то я, таким образом, помру в скором времени. Собака или обезьяна, мне без разницы, лишь бы хорошо выполняла свою работу.

Более сложные проблемы я оставлял на потом, предпочитая лишний раз поспать, чтобы восстановить свои силы. Так я убивал свое время в безмятежном спокойствии сонного дворца.

На вторую неделю я начал вникать в различные мелочи и их разруливать. «Но только возвестит гремящая труба, что снова близится кровавая борьба, он, забывая гнев врагу навстречу, как встарь, кидается в губительную сечу». Так, от сеньора Кристобаля я узнал, что помимо многочисленных переломов, у меня оторвало половину правого уха, и так же пару фаланг пальцев на правой руке. Не думаю, что мой ангел-хранитель обеспечит мне регенерацию тканей, но посмотрим. А впрочем, здесь считают, что шрамы лишь украшают мужчину. По крайне мере хоть яйца остались на месте, и это уже хорошо!

Ногти на руках тоже все послезали, но тут можно надеяться на лучшее.

— Сеньор Кристобаль, вы же умный человек! — как-то раз обратился я к нашему славному медику.

— Смею на это надеяться — склонил голову польщенный седовласый доктор, продавец знаменитого гранадского порошка для ступней, якобы предохраняющего от подгнивания ног.

— А почему Вы так редко попадались мне на глаза? — продолжал я свой допрос.

— Так Вы же никогда не нуждались в моих услугах, обладая завидным здоровьем! — отвечал мне столь важный член нашего Мексиканского просвещения.

— И теперь я хочу исправить свою невнимательность к Вам — начал я посвящать испанского врача в свой коварный план- Маэстро, мы с Вами откроем большую экспортную компанию на паях!

— Весьма польщен — ответил обескураженный моим напором врач, имеющий гордый вид человека, знающего что-то самое важное, и прячущий скромную улыбку в уголках рта- но чем же я могу помочь Вашей милости?

— Моя идея и Ваше исполнение и мы с Вами озолотимся! — я завлекал доктора в золотую ловушку- Привлечем туземных знахарей в качестве консультантов, наберем работников индейцев и начнем наше весьма прибыльное дело. Как Вы знаете в Европе сейчас бушует эпидемия сифилиса, привезенного еще моряками Колумба, и получившего широкое распространение в различных слоях общества. Лекари его лечат ядовитой сурьмой и ртутью, опасными не сколько для возбудителей болезни, сколько для самих пациентов. Между тем, у нас в колониях, испанцы лечатся туземными средствами и весьма успешно. Лекарство- лист гуахаки, настой из этих листьев уже вылечил Кортеса и многих других. Если бы такой авторитетный ученый муж сказал, что он изобрел чудо-лекарство, то он бы с успехом лечил грандов и королевских особ. А листьев мы тут насобираем на несколько сотен человек. Естественно, что такое чудо лекарство должно немало стоить. Нас ждут сказочные барыши!

— Я тоже так думаю — почтительно согласился со мной дон Кристобаль де Охеда.

— Идем дальше- продолжил я свою мысль- многих королевских особ в Европе беспокоит подагра. Приверженность к обильной и жирной пище дает о себе знать. Кристаллизация минералов в сосудах вызывает сильные и мучительные боли. А у нас есть прекрасное лекарство от этой болезни. Единственное, чем можно спасаться, — индейским средством сарсапарилья. Тот же настой из маниоки помогает от язвы желудка. Бальзам из коры дерева тамаака тоже не плох. Если у вас будет рана, помажьте этой мазью, кровь перестанет течь, и рана очень быстро заживет. Индейские врачи в Мексике знают тысячу сто лекарственных растений. Пора познакомить Европу с новыми лекарствами! А всякие осиные гнезда, перья попугаев и лапы опоссумов мы оставим индейским знахарям.

Вот и еще один хороший экспортный товар нарисовался. Сифилисом сейчас в Европе болеют даже короли и они не пожалеют деньжат за столь необходимое им исцеление. А весит все богатство это сущие пустяки, и много места на моих кораблях не займет. Да и пора бы под эту лекарственную волну подсаживать европейцев на кокаин. А то табак мне больших денег не принесет, а тут отличный, столетиями выверенный товар. Чистый продукт мне сейчас синтезировать не удастся, а листья пусть жуют или бодрящие настои из них делают, индейцы же за тысячу лет не сторчались, так что и наши доморощенные наркоманы сильно своим здоровьем не рискуют. А мескалин из местных кактусов? Тоже очень забористая штука! Еще надо и хинное дерево разыскать, кажется, на юге, в Гватемале, оно тоже встречается.

Наконец, я счел себя относительно здоровым для получения плохих вестей и осторожно узнал от сеньора Кристобаля об обстановке в столице после мятежа. Что же, не все так плохо. Моя комната во дворце развалилась при взрыве, и нас всех засыпало. Повезло, что непрочные саманные стены поддались взрывной волне, иначе меня там бы точно расплющило. Еще здесь, в Мексике, под сенью пирамид, довольно часто происходят землетрясения, и индейцы строят свои здания с учетом их безопасного разрушения. Так что, никакой каменюка мне по куполу не двинул. Глина, прутья, высохшие деревяшки, все это неприятно, но не смертельно.

Всех нападающих на мою резиденцию контузило и тоже присыпало. Так что прибывшие на место энтузиасты там же их всех и положили, без всякого суда и следствия. Все правильно: «зачем этим людям жить, когда у них погибла честь?» Присягу нарушили — значит получили по заслугам. Потом разразились стихийные беспорядки, во время которых каждый мог свести свои счеты с каждым. Конечно, больше всего досталось испанцам, но в сложившейся неразберихе никто особо не разбирался. Общий итог: из семи десятков белых обитателей Мехико и Коакоана эти лихие дни пережила ровно половина. Я прикинул: мятежников было не меньше дюжины, пара охранников во дворце, Истома… Значит еще два десятка обывателей попали под раздачу, как кур во щи. Печально, но я подумаю об этом завтра. На сегодня уже достаточно неприятных известий…лимит исчерпан.

Следующей, я решил задачу с новым домашним питомцем. Через сиделку я передал, что мне необходимо переговорить с псарем. Сейчас эта профессия весьма востребована, так что, если не профессионал, то любитель собак непременно отыщется. С собаками европейских пород у нас все же было намного легче, чем, к примеру, с лошадьми и прочими четвероногими. И молодых щенят тоже уже в Мексике было немало.

Пока же я попросил подыскать мне какую-нибудь умную обезьянку. К большому сожалению, самые умные из них не живут рядом с человеком. Потешные ночные обезьянки Аотус очень восприимчивы к любой инфекции. День они проводят высоко на дереве, обычно в дупле, куда комары не добираются. Но если поймать такую ночную обезьянку и держать ее в поселении, она недели через две умрет от болезни, которая по всем признакам отвечает Желтой лихорадке у человека.

Придется мне выбирать среди не слишком умных. К примеру, обезьяну- ревуна уж никак не назовешь диким и кровожадным. Нет в джунглях животного миролюбивее и симпатичнее, чем груа, как их именуют краснокожие, разве, что большая черная паукообразная обезьяна. Рыжий ревун — самая крупная обезьяна из семейства капуциновых, столь прославленных кинематографом. У индейцев такие обезьянки- живая виагра. Яйца самцов обезьяны-капуцина и прочих маленьких обезьян содержат большое количество гормонов, способствующих продолжительной сексуальной активности, причем даже в преклонных летах. Для этого у недавно убитого самца отрезают тестикулы и поедают их сырыми, чем-нибудь запивая при этом.

На следующий день ко мне зашла Фебея с подарком. Красивая индианка развернула какие-то лохмотья, откуда выглянули большие испуганные глаза и показались рыжий хохолок и трогательно вытянутые в трубочку губы обезьянки ревуна.

— Здраствуй, звереныш- приветствовал я нового члена своей команды.

Симпатичный молодой экземпляр очень быстро освоился. Он подбежал ко мне и тянул меня за простынку на кровати, выпрашивая молока. Да, мы молока тут не видали пока! Только каучуковое (одна из разновидностей), его индейцы пьют свежим. Хреново сейчас в Мексике с этим делом. Ладно, сейчас что-нибудь сообразим. Примем эту обезьянку пока на испытательный срок, на должность моего личного дегустатора. Назвал его Волосатик, ростом он был чуть больше кошки, но обещал немного подрасти.

Первое время бедный малыш выглядел очень несчастным. Его крохотное тельце покрывала свалявшаяся шерстка, в которой кишели насекомые. Цепкий хвост, спина и коленки совершенно облезли. Не могли для правителя страны подобрать нормальный экземпляр! Я взял Волосатика — главным образом из сострадания. Слишком уж он походил на чучело!

Фебея и еще одна служанка, первым делом вымыли Волосатика и вывели всех насекомых. Эта процедура явно ему не понравилась — он жалобно кричал и пытался укусить индеанок. Зато когда они вытерли Волосатика насухо, он все же сменил свой гнев на милость, и мы впервые услышали тихое ворчание, которым он выражал свое хорошее настроение. Купание сделало из него чуть ли не красавца: рыжая шерстка заблестела, стала пушистее и даже как будто гуще, скрыв худобу обезьянки.

Освобожденный от веревки, он благодаря хорошему уходу и питанию быстро превратился в приветливое маленькое существо. Хорошеньким его никак нельзя было назвать — ревуны далеко не самые красивые из детей природы — зато он был на редкость веселый обезьян, обладал довольно ярко выраженным характером и немалым умом. Наконец, у Волосатика был свой богатый язык, который я со временем научился хорошо понимать. И все же настоящим храбрым мужчиной он так и не стал. Волосатик смертельно боялся всяких ящериц, лягушек и даже насекомых. Никогда не забуду, в какой ужас привела Волосатика наша попытка познакомить его приятелем, с карликовой обезьянкой уистити, которую он превосходил размерами раза в четыре. Он испугался конкурента до смерти. Однако самое страшное переживание выпало на долю Волосатика, когда он однажды крепко спал, а какой-то бесцеремонный петух решил прокукарекать где-то рядом. Бедняга подскочил высоко в воздух и завизжал как зарезанный!

Еще смешней было то, что летом Волосатик, дитя тропиков, обливался потом и тяжело дышал. Зато зимой он отчаянно мерз и дрожал от холода. По ночам Волосатик спал в моей комнате в своем гамаке. Гамаком ему служила холщовая сумка, а одеялом — мохнатое полотенце, так что Волосатику всегда было мягко, тепло и уютно. Если утро оказывалось прохладным или дождливым, он так же неохотно покидал свою сумку, как и я — свою кровать. Однако валяться ему было некогда, даже в плохую погоду ему приходилось заниматься дегустацией моей еды. Так что с рассветом ему приходилось вставать, несмотря на обычные ворчанье и протесты. Впрочем, по его работе никаких претензий никогда не возникало. Яд, много специй или просто невкусно, но Волосатик решительно браковал многие блюда, и я всегда следовал его кулинарным рекомендациям. И оставался жив и здоров.

Когда Волосатика будили, он высовывал из сумки сонную рожицу, зевал во всю ширь своего маленького ротика и пытался снова юркнуть в свою уютную постельку. Однако я всегда решительно возражал против того, чтобы он лежал и нежился, когда все остальные уже встали и работают. С большой неохотой, поругиваясь, Волосатик оставлял постель и отправлялся через вентиляционное отверстие под крышей на поиски подходящего кустика или ветки, которые служили ему уборной. Затем он спешил ко мне, где его ждал легкий завтрак. Как и я, Волосатик любил начинать день вкусным спелым фруктом и чашкой свежего сока, а чуть попозже, перед тем как приступать к работе, — подкрепиться уже поосновательнее: например, копченой рыбой или жареной курицей и печеными бататами или кукурузной кашей с диким медом.

Я был вполне доволен Волосатиком. Уморительная рожица с выражением мировой скорби во взоре, не покидала его даже в самых смешных и нелепых обстоятельствах. Это был настоящий обезьяний комик, Чарли Чаплин, только несравненно темпераментнее знаменитого американского киноартиста. Волосатик умел злиться так, что от него только искры летели — например, когда я сажал его на обрубленную внизу лиану, и ему приходилось лезть до самого верха, чтобы потом спуститься на землю по стволу дерева. Подобно всем нам, Волосатик был не лишен определенных слабостей и недостатков, среди которых не последнее место занимала банальная лень.

— Послушай, Волосатик, ведь ты обезьяна, — говорил ему я, — а обезьяны всегда лазают по деревьям.

— Потому что они вынуждены! — отвечал Волосатик сердито (во всяком случае, так я его понимал). — А мне что делать на дереве? Листья и плоды мне ни к чему, я и так уже наелся кукурузной каши до того, что живот чуть не лопается!

— Именно поэтому тебе полезно немного поразмяться. Ты должен много двигаться, скакать, лазить… — настаивал я.

— А ты будешь сидеть и зубоскалить? Попробовал бы сам залезть по лиане за завтраком, так узнали бы, что это вовсе не так уж весело! Если говорить начистоту, то ты просто какой-то садист!.. Впрочем, — продолжал лукавый звереныш, нехотя приступая к утомительному подъему по раскачивающейся лиане, — и я тоже могу досадить тебе, если уж на то пошло!

После чего он взбирался на ветку над головой у меня и бросался какой-нибудь ерундой с удивительной меткостью.

Из сказанного вовсе не следует, что я пребывал в постоянной ссоре с Волосатиком. Можно поспорить иной раз, поругаться и оставаться, тем не менее, лучшими друзьями. Правда, Волосатик был еще мал и зелен, и его следовало держать немножко в строгости. Если он, например, не соображал сам, что свежие зеленые листья для его желудка намного полезнее, чем старые, из которых делалась местная бумага для записок, то приходилось, естественно, втолковывать ему этот щекотливый момент.

Кстати, я в жизни не видал более всеядного, чем Волосатик! Он разделял все наши трапезы, после чего еще охотно принимал разнообразные угощения у других. При этом я получил немало трогательных доказательств ответной привязанности со стороны Волосатика. При всем своем отвращении к воде, он отважно плыл ко мне, когда я купался. Больше всего Волосатик любил сидеть на моем плече. Это было не всегда приятно, особенно если он для верности цеплялся хвостом за твою шею, а воображаемый градусник в это время мог бы показывать тридцать пять — сорок градусов в тени.

В таких случаях Волосатик безжалостно ссаживался на землю. Он громко этим возмущался и пытался влезть обратно, но прекращал все попытки, как только на него прикрикивали. Однако стоило Волосатику заметить, что мое внимание чем-то отвлечено, как он тихохонько, крадучись, стараясь сделаться возможно легче, начинал взбираться опять на плечо. Он был готов повторять свою хитрость снова и снова. Известно, что сердце — не камень; в конце концов, победоносный Волосатик оставался сидеть на своем излюбленном месте.

Глава 7

Между тем я поправлялся, с изумлявших всех присутствующих быстротой. Кажется, только недавно я валялся, словно сломанная безжизненная кукла на кровати и вот мне уже начали снимать бинты. Особенно пострадала правая рука. У двух пальцев были оторваны крайние фаланги, у остальных сорваны ногти, все пальцы были переломаны, и на руку было страшно смотреть: кусок обгорелого мяса, да и только. А вот уже свежая кожа активно нарастает, пальцы срослись и шевелятся, а в лунках образовались крохотные новые ногти. Регенерация происходила стремительно и победоносно. Интересно оторванные фаланги пальцев отрастут или нет? Кажется, все же что нет, но поживем и увидим. Если это так, то тогда мне спокойно можно будет пить местное бухло, новая печень тоже вырастет.