Помоги проекту - поделись книгой:
Для моего сына смартфон – это что-то личное и надежное. Он чувствует, что именно там содержатся сведения, определяющие, кем он является на самом деле. Голосовой помощник утверждает, что знает его и может предугадать его потребности. Панель поиска заверяет, что всегда найдет ответы на любые вопросы, сведет к минимуму неопределенность и поможет урегулировать конфликты. Стоит ли удивляться, что он бесится, когда я забираю его телефон или говорю выключить его? Мальчик не зависим от своих устройств; ему просто не нравится, когда я нарушаю их связь. В чем он действительно нуждается, так это в том, чтобы я принял, поддержал и наставлял его, когда он научится использовать эти инструменты для выражения и формулирования точно идентифицированных сведений.
Мой сын активно развивает способность справляться с диссонансом между тем, что происходит в его голове, и тем, что происходит вокруг него. Ему нужна помощь, чтобы чувствовать себя уверенно относительно правильности выбора, который он делает. Это важно, потому что шаблоны, которые он закрепляет сейчас, повлияют на всю его оставшуюся жизнь. «Процесс принятия реальности никогда не завершается, – пишет Винникотт, – (…) ни один человек не свободен от напряжения, связанного с восприятием внутренней и внешней реальности».
Вспомните любой спор, который вы когда-либо вели с коллегой, возлюбленной или супругой. Это результат разрыва между ожиданием и реальностью. Вы каждый раз чувствуете тревогу, расстройство и разочарование, когда исход противоречит вашим мысленным прогнозам. Почему? Потому что прогноз – это не просто стратегический замысел. Каждый раз, когда вы мысленно разговариваете сами с собой – подбираете аргументы, которые вы сможете использовать в споре, прокручиваете в голове события, которые как бы рассказываете матери, вычисляете, сколько денег планируете заработать и потратить на роскошный отпуск, – вы также закрепляете нарратив своей личности. Проблема в том, что в конце концов наступает реальная жизнь, и она редко соответствует ожиданиям. Возникает конфликт между внутренней и внешней реальностью.
Для моего сына смартфон – это что-то личное и надежное. Он чувствует, что именно там содержатся сведения, определяющие, кем он является на самом деле.
Как с этим справиться?
По словам Винникотта, все зависит от того, насколько удачно вы пережили детский этап привязанности к переходным объектам. Если вы грамотно их использовали, то наверняка смогли развить необходимые для жизни во взрослом мире навыки. Если нет, вы всегда будете ожидать, что другие люди примут вашу точку зрения как единственно возможную. Этого, разумеется, не произойдет – и придется страдать.
Чтобы избежать подобного дискомфорта и стать «хорошо приспособленными», детям нужно то, что Винникотт назвал «достаточно хорошим материнством». Достаточно хорошая мать интуитивно распознает переходный объект. Она не критикует фантазии ребенка, а отражает и признает их. Даже притворяется, что разговаривает с ним, называет его «Мистер Мишутка» и иногда позволяет ему присоединиться к остальным членам семьи в гостиной. Каждый раз, когда она принимает Мистера Мишутку, она закрепляет привычки, которые лягут в основу взрослой способности ребенка позитивно и уверенно относиться к себе и окружающим. Конечно, малыш знает, что Мистер Мишутка ненастоящий. Но когда мама подыгрывает, она демонстрирует, что его внутренняя, субъективная фантазия имеет вес, даже если ей противоречит внешняя, объективная реальность.
Взрослые понемногу принимают мягкие игрушки в качестве переходных объектов, но при этом паникуют, когда дети привязываются к электронным устройствам. Почему? Я думаю, их беспокоит, что те будут затягивать детей в захватывающие виртуальные миры, которые сложно отличить от реальности. Они верят в то, что материальное проявление фантазий, построенное на окружающих предметах (чаепитие кукол или невероятные приключения экшен-фигурок), лучше соотносится с принципами здорового развития детства. Чего они не понимают, так это того, что, подобно песочнице, семейному ужину и фотографиям на стене, Мистер Мишутка так же является продуктом определенного времени и места.
Все плюшевые мишки названы в честь Теодора Рузвельта. Во время охоты на Миссисипи он отказался подстрелить медвежонка, привязанного к дереву. Хотя Рузвельт и был заядлым охотником, убившим тысячи животных в течение своей жизни, выстрел в беспомощного звереныша не казался достойным пунктом в его послужном списке. Это противоречило его чувству собственного «я».
В ответ на это в политической карикатуре Washington Post под названием «Проводя границу по Миссисипи» был изображен президент, одетый в охотничьи штаны цвета хаки и бандану, с винтовкой в руке, в очках, в шляпе, вздернутой вверх с одной стороны. В этом знаковом образе он отворачивается от милого, испуганного медвежонка. Этот мультяшный медведь стал прообразом не только плюшевых мишек, но и в целом любых мягких игрушек.
«Мягкие игрушки» – это изобретение XX века. По мнению историка Стивена Минца, они отражают «новые представления о детстве и возникновение современного вида потребительской экономики». Первоначально они продавались в качестве «приятелей по кроватке» для перепуганных младенцев, которые пытались заснуть в отдельных спальнях, лишь недавно ставших частью семейного дома. В те дни потакание капризам и страхам детей считалось довольно прогрессивной реакцией, поэтому покупка плюшевого мишки, должно быть, заставляла родителей чувствовать себя просветленными.
Мистер Мишутка помог включить ребенка в список независимых личностей индустриальной эпохи. Он развивал его внутреннее чувство авторитетности и стойкой индивидуальности. Он готовил ребенка ко взрослой жизни в XX веке. Большинство взрослых считают, что плюшевый мишка – это всего лишь квинтэссенция детского опыта, существующего с начала времен. Но на самом деле он уникален, и он хорошо подходит для конкретной социальной, культурной и экономической парадигмы.
Что это говорит о смартфоне моего сына? Возможно, для подростков цифровой эпохи это «Мистер Мишутка 2.0»? Научит ли он его позитивным привычкам мышления? Поможет ли он развить нужные качества и черты характера?
Все зависит от того, что думает сам ребенок. Если его интересует сам гаджет, то возникает проблема. Как только ребенок начинает беспокоиться исключительно из-за обновлений и новых аксессуаров для своей стильной игрушки, синхронизация сбивается. В этом случае устройство становится символом статуса. Ребенок использует объект, чтобы компенсировать чувство собственной неполноценности. В таком случае нужно объяснить ему, что в долгосрочной перспективе подобный фетишизм только усилит это ощущение. Apple и Samsung отлично освоили цикл запланированного устаревания, так что ничто не остается блестящим и невероятно крутым слишком долго. Технологические компании продолжат следить за тем, чтобы новинки появлялись раз в полгода, и мы каждый раз будем бездумно вздыхать по очередной модификации. Маркетологи не погнушаются использовать глубокие эмоциональные связи, которые возникают у нас со смартфонами, и использовать эту психологическую зависимость для получения прибыли.
Плюшевый мишка помог включить ребенка в список независимых личностей индустриальной эпохи.
Мы и правда зависимы, привязаны к нашим цифровым устройствам – но так ли это плохо? В конце концов, жизнь всегда связана с инструментами времени. Многочисленные гаджеты все так же выполняют роль моста между частным и общим опытом. Они снимают напряжение в конфликте между внутренней и внешней реальностью и делают это хорошо. Но это не следствие матового алюминиевого корпуса, закаленного стекла Gorilla Glass или фронтальной многопиксельной камеры. Если мой сын думает, что лучшие характеристики помогут ему вписаться или почувствовать себя одним из самых крутых детей, он ошибается. Он не понимает, что социальный ранг – это не то же самое, что социальный навык.
Это моя вина. Моя задача как отца состоит в том, чтобы убедиться, что он не путает материальный предмет с переходным объектом, который может облегчить трудности того или иного этапа.
Быть подростком в цифровой агоре
Рассмотрим Facebook, Instagram, Snapchat и Twitter. Эти платформы доступны в виде отдельных приложений для смартфонов, и все они являют собой то самое переходное пространство, где подростки могут рассказывать разные виды историй своей идентичности. Это шанс поэкспериментировать и увидеть, как внутренний опыт переносится на внешние контексты. Взрослых беспокоит поверхностность соцсетей; для них заполнения профиля – это просто нарциссические состязания в популярности. Но когда дети проходят через сложный этап «поисков себя», эти пространства могут оказаться как раз тем, что им нужно.
Представим, как типичный подросток переживает пубертатный период. Пытаясь выразить себя как самостоятельную личность, он начинает отделяться от своих родителей. Фактически это фаза, когда дети стремятся развить независимую агору в своем сознании. Они играют различных персонажей, чтобы решить, кто из них достоин отображения в диджитал-пространстве, кто достойно впишется в социально-культурную парадигму.
Чтобы шагнуть в мир, который простирается за пределами родительского дома и очага, им нужно заново «изобрести себя», перерезать пуповину, разорвать связи со старыми способами бытия. Вот почему в книге на эту тему Грэнвилл Стэнли Холл назвал отрочество «новым рождением» и сравнил его с «каким-то древним периодом бури и стресса, когда после разрушения старых якорей достигается более высокий уровень [развития]». У Холла подросток – это первобытный человек, впервые открывающий для себя сознание и цивилизацию, отрывающийся от панацеи естественности и дикой природы, отсоединяющийся от привычных традиций.
Вот бы процесс пубертата и правда был таким эпичным!
Современные подростки просто становятся непослушными и иногда стремящимися к саморазрушению. Они дистанцируются от всего, что напоминает «детское», включая собственных родителей. Но все отринуть невозможно. В конце концов, каждый из нас строит свою идентичность на фундаменте, заложенном на пепелище раннего опыта очага. Наши исполнительные функции развиваются посредством подражания и притворства в ответ на привычки и порядок воспитателей. Наши родители и другие взрослые представляют авторитет всего мира, пока, будучи подростками, мы не начинаем осознавать, что взрослые тоже совершают ошибки. Для родителей это неприемлемо: дети знают нас слишком хорошо и начинают сами указывать на наши неудачи. Для детей, однако, все еще хуже. Им нужно развить уникальное чувство собственного «я», которое одновременно отвергает и принимает доминирующие ожидания их ошибочных ролевых моделей.
Наши родители и другие взрослые представляют авторитет всего мира, пока, будучи подростками, мы не начинаем осознавать, что взрослые тоже совершают ошибки.
К счастью, как объясняет детский психолог Алан Шугармен, смартфоны могут помочь. Они становятся своего рода подростковым гибридом песочницы и обеденного стола. При правильном подходе дети могут отрепетировать жизнь в социуме только в условиях своей собственной агоры, с индивидуальными условиями и ожиданиями. Дети практикуются во «взрослости».
Конечно, жизнь в социальных сетях без родительского контроля может быстро выйти из-под контроля. Мы все читали истории о кибербуллинге. Что уж говорить о подростках – даже взрослые иногда ведут себя навязчиво и поверхностно, пытаясь хорошо выглядеть в интернете. И как тогда родители могут помочь своим детям справиться с напряжением? Что сделать в момент, когда дети пытаются развить в себе чувство собственного достоинства для смешанного онлайн- и офлайн-существования? Один из способов – совместно пользоваться благами цифровизации и поддерживать это начинание. Родителям стоит включить видеоигры в список совместных семейных занятий, а затем интегрировать социальные сети по мере взросления своих детей. Цифровые ритуалы должны стать такой же частью семейной жизни, как и плюшевые мишки, сказки на ночь и совместные ужины.
С помощью видеоигр, мгновенных сообщений, чатов и фотолент мы можем подготовить наших детей к новой социальной агоре.
Мой аватар, мое «я»
Чтобы помочь детям развить здоровое чувство собственного «я» в цифровом мире, вспомните теорию Бруно Беттельгейма о том, как очарованность повествованием приводит к катарсису (глава 4). Во-первых, рассмотрим, как его теорию можно вписать в современные видеоигры. Затем добавим еще и социальные сети.
Контакт с цифровым миром знакомит нас с понятием «аватар». Аватар в видеоигре – то же самое, что протагонист в любой сказке на ночь (сравните Джека из сказки о бобовом стебле с Линком из франшизы The Legend of Zelda от Nintendo). Разница в том, что с героями сказок мы можем только соотносить свои поступки, как бы представляя себя на их месте. Аватарами в игре мы действительно управляем, влияя на их движения и действия.
Слово «аватар» происходит из хинди, буквально оно означает что-то вроде «олицетворения». Собственно, предметы и качества как бы проявляются, олицетворяются определенным образом. Первоначальный санскритский корень «avatara» означает «пересечение» или «спуск». В индуистской религии аватар – это тело, в которое вселялись боги. Будда, к примеру, является одним из аватаров Вишну – телом, которое божество использует, чтобы появиться в материальном (или земном) мире. Будда позволяет Вишну
Цифровые ритуалы должны стать такой же частью семейной жизни, как и плюшевые мишки, сказки на ночь и совместные ужины.
Аватар позволяет игроку контролировать более одного «я». Есть «я», которое держит джойстик. Есть виртуальное «я», которое путешествует по игровому полю. «Я» с джойстиком в руке знает об аватаре. Оно распознает его как нечто отдельное, оно может легко выйти из игры и вернуться в реальный мир, чтобы перекусить, поговорить с отцом или быстро сесть за обеденный стол.
Подумайте о том, как это разделение между игроком и аватаром может быть применимо к нашему жизненному опыту. В какой-то момент нашего детства мы учимся представлять себя отдельно от «я», которое отражается на нашем опыте. Мы проводим различие между телом и разумом – между нашим аватаром из мира жизни и игроком в голове.
Примерно в 1936 году французский психоаналитик по имени Жак Лакан дал определение «стадии зеркала». Это этап развития, на котором дети вдруг видят свое отражение в зеркале и узнают себя. Это может показаться незначительным, повседневным событием, но за ним стоит нечто большее, чем просто разглядывание внешности. Возможность видеть отражение заставляет ребенка признать разрыв между тем, как он воспринимает себя, и тем, как его воспринимает внешний мир. Эти два образа никогда не совпадают.
Как и Винникотт, Лакан говорит о конфликте между внутренним и внешним опытом. Как только ребенок осознает существование личного представления о себе и общественного, жизнь полностью меняется. Он осознает себя и как субъект, и как объект. Субъект – это та часть, о которой он думает, как о «я». Объект – это то, как его воспринимают другие. Когда ему становится известно об этом различии, он начинает принимать преднамеренные решения о том, как контролировать свой аватар. Он учится рисовать образ, который хочет показать миру. Он создает модель реальной жизни в профиле социальной сети.
Но не воспринимайте Лакана слишком буквально: стадия зеркала лишь символически описывает универсальный психологический феномен. Даже если бы мы никогда не смотрелись в зеркало и не видели своего отражения, мы все равно развивали бы эту способность к самоосмыслению. Это основа человеческого сознания. И мы все сталкиваемся с этим в период от года до трех лет. Затем мы проводим остаток детства, оттачивая навыки управления своими аватарами; это часть любого ритуала в нашем детстве и подростковом возрасте. Мы идем в синагогу, играем в песочнице или убираем локти со стола во время обеда – в каждый из этих моментов мы учимся управлять игровым миром реальной жизни. Мы запоминаем, как окружающая среда реагирует на наши действия. Мы учимся менять свой выбор в зависимости от контекста. На самом деле мы можем даже принять исполнительные функции и самоконтроль как важнейшие навыки, необходимые для управления джойстиком сознания и тела аватара. Не освоите основные операции на начальном уровне – обязательно забуксуете, когда доберетесь до финального босса.
Как же пубертатный период вписывается в эту аналогию? Это уровень, на котором игра становится исключительно сложной, но не из-за препятствий или антагонистов. Просто, как только мы расслабляемся, думая, что поняли принцип игры, аватар полностью меняется. Подростковый возраст кидает нас в пучину физиологического ада; тело как будто перерождается и бросает вызов самому себе – и своему умению управляться с метафорическим джойстиком. Аватар трансформируется непредсказуемым образом. Он резко поворачивается, будто спешит к игровым бонусам, которые раньше игнорировал.
Чтобы справляться с этими изменениями, детям нужны переходные пространства, в которых можно попрактиковаться. Необходим реальный эквивалент казуальных игр; среда, в которой они могут привыкнуть к тому, как новый аватар перемещается по миру; песочница, где подростки могут поискать секретные ходы и опробовать специальные навыки. Это не какое-то новое явление; каждый раз, когда индустриальная экономика вводила новшества и модернизировалась, целое поколение подростков проводило ребрендинг и снова пыталось «найти себя». Стоит ли удивляться, что современные подростки так же нуждаются в собственных технологически актуальных версиях переходных пространств? Нет.
Нравится нам это или нет, сегодня роль такого пространства взяли на себя смартфоны и социальные сети. Беспокоиться, что этот выбор неправильный, – пустая трата времени. В конце концов, дети не могут отказаться от них в пользу устаревших эквивалентов, которые мы, взрослые, считаем более нормальными и знакомыми. Часть подросткового становления включает в себя бойкотирование образа жизни родителей, отказ от статус-кво. Более того, как заметила исследовательница дана бойд (именно так, в нижнем регистре), «они бы и не против вместе развлекаться в реальном мире, но суетливый характер их повседневной жизни, отсутствие физической мобильности и родительские страхи делают такое личное взаимодействие все более невозможным». Поэтому мы должны перестать бороться с будущим и признать, что наши дети действительно нуждаются в помощи, чтобы найти лучшие способы направить свои аватары по правильному пути. Как мы можем помочь им – ненавязчиво, конструктивно и безопасно? Ответ прост: совместное вовлечение в диджитал-пространство.
Если вы играли в видеоигры со своими детьми, когда они были маленькими, вы уже на полпути. Каждый разговор об играх за ужином являл собой тот самый вдумчивый подход. Вы с самого начала учили детей размышлять о концепции аватара. Что более важно, вы предоставили им взрослый пример: мама и папа, сидя на диване, тоже мастерски управляют своим виртуальным «я».
Пришло время провернуть то же самое с социальными сетями.
Цифровое (само)сознание
Когда у них появляются новые друзья, мои дети всегда спрашивают меня, можно ли им загрузить новое приложение очередной соцсети. Я не очень понимаю, как к этому относиться. Я знаю, что они просто пытаются общаться с другими людьми, чувствовать себя ближе к своим сверстникам. Но при этом очевидно, что они начинают борьбу за статус. Социальные сети – это эквивалент стола, за которым собираются «крутые ребята» в школьной столовой. Каждый хочет быть частью этой группы.
Когда я общаюсь с другими родителями, они неизменно спрашивают меня о тех или иных приложениях: «Как вы относитесь к Snapchat? Это безопасно? А что насчет Instagram?»
Они обеспокоены и пытаются найти идеальный баланс между защитой детей и их свободой. Взрослые тоже когда-то были подростками, так что им известно, что доступ является необходимым условием для принятия и что дети, подверженные гиперопеке, могут быстро стать социальными изгоями; грань тут очень тонкая. Столкнувшись с незнакомыми условиями, родители не знают, где провести черту. Они думают, что все сводится к тому, какое приложение разрешить скачать, а какое нет. Но они ошибаются.
Независимо от того, о каком приложении идет речь, ответ всегда один и тот же. С точки зрения безопасности особых отличий между платформами нет. Реальная проблема заключается не в том, в каком приложении зависает ребенок и какой вид поведения оно подразумевает. Просто теперь ваши дети попадают в мир подросткового соперничества, сплетен, группировок, ботаников и придурков. Готовы ли они к эмоциональному стрессу и потрясениям? Вы должны убедиться в том, что у них есть уверенность и этический костяк, необходимые для навигации аватара через социальную агору с большим влиянием. Затем необходимо постоянно отслеживать их взаимодействие. Помогите им учиться на своих ошибках и настойчиво преодолевать неизбежный поток обид, разбитых сердец и разорванных дружеских отношений. Социальные сети могут быть для вас чем-то чужеродным, но правда в том, что мы все проходили через аналогичный период. Возможно, в технологическую эпоху это и проявлялось иначе, но мы все еще знаем наверняка, каких потрясений стоит ожидать.
К сожалению, когда дети начинают взаимодействовать с социальными сетями, родители почти всегда реагируют предсказуемо: пытаются ограничить доступ к ним. Это никогда не срабатывает. Дети 12–14 лет отлично умеют обходить родительские препятствия. Они игнорируют предупреждения взрослых и все равно входят в систему. Конечно, некоторые приложения автоматически накладывают возрастные ограничения, но подростки и тут находят способ быстро их обойти. Согласно сетевому профилю моего двенадцатилетнего сына, он родился в 1983 году. Аналогично тому, как я в детстве смотрел фильмы с рейтингом R и врал маме, когда она спрашивала, будут ли взрослые в доме во время моей ночевки у друзей, дети всегда отыщут выход из ситуации.
В итоге большинство взрослых просто сдается. Они признают, что социальные сети – это неизбежный аспект взросления в современном мире. Но потом они совершают еще более серьезную ошибку: оставляют детей в сети в полном одиночестве. Агора социальных сетей воспринимается ими как место, где дети могут свободно шататься без надзора и родительских запретов. Они относятся к цифровой жизни своих детей так, словно это дневник с замочком или коробка из-под обуви с любовными письмами. В общем-то, у таких родителей исключительно благие намерения: они просто пытаются уважать частную жизнь детей. Вот только подобный подход не имеет особого смысла. Вы бы не позволили подростку с бушующими гормонами идти на свидание до «взрослого разговора», так с чего бы разрешать им исследовать новую агору, не убедившись, что они понимают принцип действия своих аватаров?
Возможно, взрослые пренебрегают онлайн-жизнью своих детей, потому что сами устройства стали слишком личными предметами. Дети держат их в руке или в кармане, а на время сна прячут под подушку или кладут на тумбочку у изголовья. Они превратились в продолжение нашего тела. Возможно, взрослые правильно делают, что признают необходимость разделения, физической отрешенности, уединения. Родители стараются дать детям свободу. Но когда дело касается цифровых устройств, это ошибочный подход. Это все-таки не части тела ваших детей, и социальные сети нельзя назвать уединенным пространством. Это общественная вечеринка, длящаяся 24/7. Так что родителям стоит постоянно заглядывать на нее, а еще лучше – присоединяться к всеобщему веселью.
Хотите ограничить ребенку доступ в соцсети? Бесполезно. Лучше сразу создайте аккаунт вместе с ним.
Начните прямо сейчас. Ведите странички в социальных сетях вместе со своими детьми. Пусть они заведут аккаунт, даже если вы считаете, что они недостаточно взрослые. Не ждите, пока вас спросят, ваша задача – подготовить их. Родители должны познакомить своих детей с цифровыми социальными пространствами раньше, чем те сами того захотят, и с определенными намерениями.
То же самое мы делаем чисто интуитивно, когда дело доходит до книг, фильмов, а иногда даже видеоигр. Когда мои дети были совсем маленькими, я читал им истории 60-х про мистера Пайна. Став дошкольниками, они сразу посмотрели все фильмы франшизы «Star Wars». Как только они научились управлять джойстиками, я включил им New Super Mario Bros. Я не просто делился тем, что любил сам, я также активно оказывал влияние на их личность, развивал вкус и демонстрировал набор ценностей, вкусов и предпочтений, выражаемых через определенные наборы инструментов.
Почти все родители изо всех сил стараются познакомить своих детей с определенным опытом, важным для них самих, и научить их соответствующему этикету и поведению. Мои братья, например, фанатеют от американского футбола, и их дети, одетые в зеленые футболки команды Philadelphia Eagles, начали смотреть воскресные игры и кричать «E-A-G-L-E-S» еще раньше, чем познакомились с алфавитом. Дети не просто узнали, за какую команду болеть, они также изучили все ритуалы и обряды, которые выполняет болельщик. Не могу описать, что именно они узнали: я не футбольный фанат, ничего не смыслю в профессиональном спорте и не могу поддержать разговор с племянниками и племянницами, когда они восторженно вещают о Суперкубке. Мои дети тоже не могут: я ничего не рассказывал им об аватарах этой игры, так что они находятся в невыгодном положении в день игры. С моей точки зрения, это нормально: зрительские виды спорта могут приносить удовольствие некоторым людям, однако они не входят в тот необходимый минимум знаний, требуемый для продуктивной и полноценной жизни.
Социальные сети, однако, критически важны. Поэтому все взрослые должны считать своей первостепенной задачей подготовку детей к этому миру. Убедитесь, что они
Вы также можете поговорить со всеми родителями в социальном кругу ваших детей и вовлечь еще и их в этот процесс до того, как наступит пубертатный период и дети начнут отдаляться. Обсуждения спортивных команд и церковные группы – отличный ресурс. Каждый желающий может поделиться своими видео и историями, произошедшими за выходные. Дети будут видеть комментарии, которые вы оставляете под постами друг друга, и в их сознании это будет хорошим примером позитивного участия в мире соцсетей. Они ознакомятся с подходящими способами улаживания онлайн-конфликтов и научатся разрешать их самостоятельно, когда взрослые наконец забросят свои странички.
Суть в том, что причин беспокоиться из-за социальных сетей у вас не больше, чем причин беспокоиться о любом месте, где играют ваши дети, – если только вы не чувствуете, что не подготовили их к такому опыту должным образом. Если это так, пришло время понять, что единственный способ помочь им – это держать их за руку и вести вперед. Когда мы учим детей переходить дорогу, то ходим с ними годами, прежде чем позволяем пойти в одиночку. Никто не говорит им в один прекрасный момент: «Соблюдайте меры безопасности, смотрите в обе стороны. Теперь вы сами по себе, посмотрим, что произойдет!» Если бы мы так поступали, они бы наверняка пострадали, дело могло бы дойти даже до летального исхода. Но когда дело доходит до интернет-жизни, мы поступаем именно так. Мы не направляем наших детей, мы их инструктируем. Мы не руководим ими, мы ограничиваем их доступ.
Было время, когда людям пришлось поменять свои воспитательные стратегии, чтобы приспособиться к миру автомобилей и пешеходных переходов. Они с этим разобрались. Помог доктор Бенджамин Спок: его книга «Ребенок и уход за ним» стала бестселлером в XX веке. С учетом продажи пятидесяти миллионов экземпляров, его превзошла только Библия. На первых страницах было написано: «Доверься себе. Ты знаешь больше, чем кажется».
Доктор Спок утверждал, что у него есть ответы, которым необходимо прорваться через общий поток голосов. «Куда бы вы ни обратились, везде есть эксперты, которые говорят вам, что делать», – писал он. Он понимал, какое давление испытывали родители в середине века, когда обращение к традициям уже считалось немодным. Бабушкин совет уже не был достаточно хорош – ведь это всего лишь сказка, народное средство. Телевизионный очаг теперь транслировал «экспертов» прямиком в гостиные, и эти «эксперты» ежедневно выдавали поток универсальных, основанных на научных исследованиях советов по воспитанию детей. Наверняка выглядело пугающе.
К счастью, доктор Спок жил в ту же эпоху, так что быстро смог успокоить родителей. Он заверил взрослых, что «воспитать ребенка несложно, если вы доверяете своим инстинктам». Но все равно оказалось довольно сложно. В конце концов, разве доктор Спок не был таким же экспертом? Его исследования, возможно, предполагали, что материнский инстинкт – сам себе лучший советчик, но они были основаны на том, что историк Пола Фасс назвала «новой уверенностью», которую матери обрели «в статистике». Доктор Спок утверждал, что вдохновляет людей, но при этом он тайно поддерживал стандартизированное и коммерциализированное родительское чувство собственного «я». Мать, может, и чувствовала, что все и так знает, но это вовсе не из-за того, что у нее был «инстинкт». Возможно, она просто наслушалась всевозможных консультантов.
Мы все постоянно подвергаемся воздействию образов, показывающих нам, каким должен быть хороший родитель. Доктор Спок прав: не нужна докторская степень, чтобы знать, как необходимо действовать в интересах семьи. Но это лишь потому, что ответы уже есть; средства массовой информации транслируют их весь день напролет. Телевизионные сериалы показывают нам идеальный семейный ужин. В рекламных роликах отцы радостно пинают мяч со своими сыновьями. В глянцевых журналах матери качают малышей на качелях. Витрины универмага советуют, что надеть на прогулку с коляской. Упаковка игрушки напоминает, как счастливы братья и сестры, когда они играют вместе. Билборды наглядно демонстрируют, как весело бегать по пляжу и брызгаться водой во время семейного отдыха.
Когда я рос, мой отец ничего не знал о Стэнли Холле, Мелани Кляйн, Карле Юнге, Бруно Беттельгейме, Зигмунде Фрейде, Дональде Винникотте или Жаке Лакане. Зато знал, что тренировать мою бейсбольную команду из Младшей лиги – это пример хорошего воспитания. Сообщения СМИ, которым он подвергался, предлагали несколько разных родительских аватаров, из которых он мог выбирать. В то время американские медиа распределили разные типы пар «родитель – ребенок» по разным демографическим корзинам. Взрослым было ясно, что семьи из сельских районов совместно выезжали на рыбалку. Дети рабочих собирали двигатели для машин вместе с отцами. Городская элита носила шорты цвета хаки, рубашки поло и тренировала Младшую лигу. Мои родители представляли своих детей членами верхушки среднего класса с образованием, полученным в колледже. Поэтому мы проводили воскресенья, делая то, что должны делать элитные семьи. «Культуру» мы познавали в Музее искусств Филадельфии. По субботам мы учились работать в «конкурентоспособной команде» на бейсбольном поле.
Причин беспокоиться из-за социальных сетей у вас не больше, чем причин беспокоиться о любом месте, где играют ваши дети.
Бейсбол – то, что помогло нам с отцом сблизиться. Мы вместе ходили в парк, где он учил меня правильно подавать. Иногда он держал меня за руку, пока мы переходили улицу, чтобы купить пачку жвачки с коллекционными карточками в магазине неподалеку. Он научил меня разбираться в параметрах статистики игроков, расписанных на обратной стороне карточек, развивая экономическое мышление, которое нужно, чтобы предсказать результаты игры. Я ведь даже не люблю спорт, но у меня все равно остались исключительно приятные воспоминания об этих прогулках. Я как будто чувствую прикосновение его шершавой кожи к моей. Эти гигантские темные и волосатые руки полностью скрывали мои крохотные пальцы, накрывая волной безопасности и запаха его лосьона после бритья от Old Spice.
За ужином наша семья говорила о бейсбольных матчах Philadelphia Phillies, хоккейных матчах Philadelphia Flyers или футбольных матчах Philadelphia Eagles. Мама прикрепляла расписание трансляций к холодильнику магнитом, чтобы мы всегда знали, когда будет следующая игра. Мы использовали знакомые метафоры в повседневных ситуациях: «сделать хоум-ран» означало успех в любом начинании, «попасть в страйк-аут» стало синонимом провала. Моим родителям было легко интегрировать спорт в повседневную семейную жизнь. Это произошло довольно естественно, потому что существовало много четких поп-культурных образов семейной жизни в отношении бейсбольного поля. СМИ рассказывали о «мамашах-наседках», возящих детей в кучу кружков на минивэне. Сумасшедший спортивный папа – живущий опосредованно достижениями своих детей – был образом, постоянно засвечивающимся на телевидении и в кино. Куда бы вы ни посмотрели, везде были идеализированные образы совершенных семей XX века.
Однако взрослые настоящего времени понятия не имеют, как должен выглядеть родитель в мире, где повсюду электронные носители информации и цифровые устройства. Что значит быть родителем геймера? Должен ли папа быть просто еще одним игроком, так же активно пытающимся победить Боузера и Доктора Роботника? Или он все-таки тренер? Должен ли он давать практические рекомендации, как делал мой отец на бейсбольном поле, одновременно проводя параллели с реальной жизнью? Кто такая «социально-сетевая мама»? Она наставница или лучшая подруга? Ей лучше быть частью всеобщего веселья или оставаться в стороне? Может ли она «лайкать» посты своих детей в Instagram? Или стоит прятаться на заднем плане, тихо наблюдая?
Никто не знает наверняка. Нас продолжают бомбардировать бесполезными образами устаревшей модели домашнего хозяйства. Нас поощряют поддерживать семейные ценности способами, которые больше не являются устойчивыми. Но цель состоит не в том, чтобы интегрировать новые технологии в старую парадигму, а в том, чтобы перестроить модель семьи и подготовить детей к жизни в мире с новыми инструментами.
Выводы
Руки прочь от новых одеял безопасности!
Цифровую медиа-зависимость сопровождает адская шумиха, но на данный момент это по большей части обычная паника. Наука пока не предоставляет убедительных аргументов в ее подтверждение. Например, вы, возможно, слышали о том, как социальные медиаплатформы взламывают дофаминовую систему стимуляции мозга. Это называется «убедительная технология», и она черпает свое вдохновение в исследованиях психолога начала XX века Берреса Фредерика Скиннера по поведенческой обусловленности.
Разработчики приложений и видеоигр делают все возможное, чтобы сделать свои продукты желанными и заставить нас возвращаться к ним снова и снова. С точки зрения нейробиологии, причина, по которой мы поддаемся на эти уловки, заключается в том, что мы получаем много случайных «дофаминовых уколов». Как собаки, которые будут крутиться, сидеть и подавать лапу ради очередного лакомого кусочка говяжьей печени, мы все продолжаем проверять социальные сети, потому что платформы запрограммированы на обеспечение рандомных порций дофамина.
Дофамин – химический нейропередатчик, который всегда идет в связке с вашим чувством удовольствия, похоти, желания, возбуждения. Именно благодаря ему люди любят секс, наркотики и рок-н-ролл. Хотя речь не только об искушениях и соблазнах; дофамин также замешан в исполнительных функциях, регулируемом внимании, физическом движении и амбициях. Исследования даже предполагают, что дофамин может мотивировать детей на получение хороших оценок или достижение спортивных успехов. Вы бы жаловались, если бы ваши дети были «зависимы» от поведения, которое вы считаете положительным? Скорее всего, нет.
Когда дело доходит до экранных устройств, термин «зависимость» не описывает нездоровую химическую зависимость, это скорее моральный негатив. Правда в том, что дети не зависят от своих устройств; они используют их, когда могут, потому что гаджеты – это новые переходные объекты. Они помогают ускорить важнейшую часть индивидуального психологического развития. Подобно плюшевым мишкам и одеялам безопасности (инструментам, которые, по-видимому, обеспечивают выброс дофамина с каждым объятием), цифровые устройства помогают подросткам преодолеть когнитивный разрыв между их внутренним опытом и внешней реальностью. С помощью смартфонов они могут разрешать конфликт между личным и общественным восприятием себя.
Наша работа как родителей – поддерживать процессы индивидуализации детей. Но когда мы ссылаемся на их устройства, используя тот же язык, которым описываем сигареты, алкоголь и наркотики, мы оказываем им медвежью услугу. Вместо помощи при переходе во взрослую жизнь мы сеем ненужное беспокойство. Тогда они сталкиваются с противоречивыми сообщениями о том, что значит соответствовать ожиданиям внешнего мира, – и очаг с агорой никак не могут состыковаться. В таком случае детей ждет жуткая нервотрепка и упорная борьба за то, чтобы преодолеть конфликт между этими двумя областями.
Будьте осторожны, когда говорите о гаджетах своих детей. Помните, что в цифровом мире чувство собственного «я» человека зависит от его отношения к онлайн-аватару.
Помогите детям освоить навыки цифрового мира
Когда у детей есть свои собственные девайсы, родители должны научить их правильно определять время и место, в которых их использование будет уместным. Вспомните, сколько усилий прилагают взрослые, чтобы помочь детям познакомиться с правилами и этикетом внешнего мира. Мы так стремимся научить наших детей говорить «пожалуйста» и «спасибо», что постоянно ждем, когда уже эти слова будут вылетать из них на автомате. Пока они еще маленькие, мы постоянно напоминаем: «Что нужно сказать? Какое волшебное слово?» Но, к сожалению, мы не делаем то же самое, когда дело касается цифровых устройств.
Родители, похоже, гораздо чаще жалуются на неправильное использование гаджетов своими детьми, чем учат их тому, как действовать правильно. Почему? Потому что они чувствуют себя беспомощно при столкновении с цифровыми устройствами. Но правда такова: если ваши дети не знают, когда остановиться, это ваша вина. Вы не разъяснили им этикет цифрового мира.
Родители, похоже, гораздо чаще жалуются на неправильное использование гаджетов своими детьми, чем учат их тому, как действовать правильно.
Хорошая новость заключается в том, что еще не поздно научить их хорошим манерам. Прямо сейчас решите, какие условия приемлемы для вас, и проведите границу. В моем доме гаджетам не место за обеденным столом или во время еды в ресторане. Я говорю своим детям выключить телефоны, если мы смотрим вместе фильм или собираемся в школу рано утром. За час до сна – только книги, никаких экранов.
Конечно, то, что у меня есть четкие правила, не значит, что мои дети всегда им следуют. Честно говоря, это постоянная борьба. Но это нормально, сказать «пожалуйста» и «спасибо» они тоже иногда забывают. Как их отец, я нацелен не на то, чтобы иметь безупречно воспитанных детей, а на то, чтобы вырастить хорошо воспитанных взрослых.
Да, к сожалению, воспитание включает в себя много нытья, но таков уж характер этой работы. В строгости, безусловно, мало веселого, но мы должны быть стойкими. В конце концов назойливое родительское влияние становится внутренним голосом совести ребенка.
Пусть ваши дети следуют за вами в сеть
Диджитал-инструменты служат связующим звеном между личным и общественным опытом. Их основная цель как средства коммуникации состоит в том, чтобы помочь в управлении нашими практическими отношениями с социальным и культурным миром. В случае с половозрелыми детьми они также помогают ослабить конфликт между внутренней и внешней реальностью.
Подростки слились воедино со смартфонами, потому что социальные сети являются их переходным пространством. Это место, где они могут экспериментировать с новыми аватарами. Оно идеально подходит для нынешнего цифрового мира, потому что любая культура – даже подростковая поп-культура – передается посредством инструментов времени. К сожалению, взрослые настолько привержены старым образам своей юности, что сопротивляются переходным пространствам нового детства. Это реальная проблема, потому что детям действительно нужно, чтобы их родители перестали бороться с будущим и конструктивно помогли им понять, как управлять своими аватарами.
Если вы играли в видеоигры со своими детьми, когда они были еще маленькими, вы уже оказали им большую услугу. Вы довольно хитроумным способом помогли им развить устойчивое чувство собственного «я» для комбинированного существования в онлайн- и офлайн-среде. Каждый разговор об играх за ужином являл собой этот вдумчивый, ненавязчивый подход к ребенку. Вы с самого начала учили детей размышлять о концепции аватара. Что более важно, вы предоставили им взрослый пример: мама и папа, сидя на диване, тоже мастерски управляют своим виртуальным «я».
Если вы никогда не играли в видеоигры со своими детьми, это тоже нормально. Просто помните, что детям нужны образцы для подражания. Так что не оставляйте их на произвол судьбы. Заводите профили в социальных сетях вместе с ними. Сделайте над собой усилие, чтобы продемонстрировать онлайн-поведение, которое соответствует вашим ценностям. Покажите им, что значит быть взрослым в цифровом мире. Станьте их примером для подражания.
Часть III
Школа
Глава 7
Новый звонок
С первых дней учебы в школе детей приучают мыслить так, чтобы их размышления коррелировали с окружающими инструментами и технологиями. Это делается довольно хитроумными способами. Например, мои сыновья были в первом или во втором классе, когда начали определять время по часам. Они учились называть точное время по часовой, минутной и секундной стрелке. Они чертили таблицы и заполняли ячейки, записывая принятые в обществе обороты. «Без пятнадцати четыре». «Половина четвертого». «Восемь ноль семь».
Умение определять время – это своего рода техническая грамотность. Когда я был ребенком, я тоже учился его определять. Учителя раздавали нам иллюстрации тех пластиковых радиоприемников, которые люди держали у изголовья кровати еще до появления смартфонов. На пурпурных мимеографических копиях были начертаны прямоугольные цифры. Учеников просили перевести язык времени с одного вида часов на другой. Мы рисовали короткую стрелку на девятке, длинную – на семерке, дополняя картину с круглым циферблатом.
Тогда цифровые часы были еще новинкой. Часовщики экспериментировали с механизмами «прыгающего» часа с конца XIX века, но технология не стала обыденной, пока компания Hamilton Watch в 1972 году не выпустила наручные часы Pulsar. Их гладкий полированный металлический корпус и красные светодиоды ассоциировались с ракетостроением и футуризмом. Но перспективы прогресса всегда уравновешиваются долей франкенштейновской технофобии. Родители и учителя переживали из-за цифровых часов так же, как сегодняшние взрослые беспокоятся из-за смартфонов и видеоигр. Они страстно отстаивали превосходство старых технологий и панически боялись, что дети никогда не научатся определять время по тикающим часам.
Возможно, мою мать расстроило бы, что даже с учетом таблиц и постоянной практики мои дети все равно считают «пятерками» от двенадцати, чтобы расшифровать показатели минутной стрелки. При этом их понимание времени более сложное, чем было у меня в их возрасте. Оба моих ребенка отслеживают несколько часовых поясов в смартфонах и ноутбуках. Мне хочется думать, что эта разница в отдаленных местах важна для них потому, что я часто путешествую, а им хотелось бы знать, когда можно позвонить папе по видеосвязи. Но правда в том, что их интерес мало связан с моим графиком. Просто они признают: если они хотят играть в глобальной песочнице, им нужно обращать внимание на то, когда их друзья из других стран спят или бодрствуют. Когда дети в Боснии зайдут в Minecraft? В котором часу можно звонить в Грецию по Skype? Во сколько люди в Великобритании подключатся к каналу в Discord? В их возрасте я вряд ли осознавал, что такое «часовые пояса». Но в XXI веке у детей иное понимание времени.
Физики и философы знают, что нет точного внутреннего способа воспринимать поток времени; человеческое восприятие меняется всякий раз, когда мы внедряем новые технологии. В каждой эпохе взрослые знакомят детей с уникальным набором временных условностей. Так они не только развивают знания и навыки, необходимые для работы с конкретными инструментами измерения времени, но также учатся укладывать свои действия в определенный ритм, видеть свою жизнь поэтапно, оценивать собственные успехи и неудачи, чтобы их чувство собственного «я» оставалось совместимым с текущими временными понятиями.
Большая часть этого обучения происходит в школе. Мы учим детей считать, сколько времени требуется для выполнения задачи. Мы хвалим их за качественный тайм-менеджмент. Мы следим за решением тестов с точностью до секунды. На самом деле все наиболее знаковые классные рутины поддерживают определенную концепцию времени. Их постоянная координация с часами привязывает опыт учеников к текущей экономической модели.
Вспомните свои школьные годы: звонки, журналы посещаемости и опоздания научили вас воспринимать время так, чтобы это соответствовало стандартам рабочего места. Вы узнали, что труд оценивается по карточкам, с помощью которых необходимо отметиться для точного подсчета рабочего времени. Вы усвоили понятие дедлайна и пунктуальности. Вы отслеживали выполнение работы по четвертям или семестрам. То, как мы воспринимаем часы, минуты и секунды, связано с конкретными экономическими, политическими и историческими событиями. И часы – которые висят на стене в большинстве классов и влияют почти на все, что происходит в течение учебного дня, – формируют наши теории обучения, наши стандарты развития ребенка и наше определение идентичности.
Родители и учителя переживали из-за цифровых часов так же, как сегодняшние взрослые беспокоятся из-за смартфонов и видеоигр.
Поделиться книгой: