Цвет: белый

– Что всё это значит?

– Тебе пора замуж.

– Это предложение?

– Это факт.

Мэри-Энн погладила роскошный чёрный бриллиант на своей груди. Его огранка, как и чистота, были безупречны: само совершенство. Джон тогда выложил за него всё, что у него было, заложив в ломбард даже часы, доставшиеся ему после смерти отца.

– К тому же как минимум четверо сейчас добиваются твоей благосклонности, так что выбери кого-нибудь. Уезжайте в Европу или Азию. Судя по тенденциям в экономике краха не избежать1, надо быть готовым…

– У меня достаточно средств, – нетерпеливо отмахнулась девушка, и с издёвкой добавила, – а уж если я последую примеру Иды Вуд2, то мне совсем не о чем будет волноваться! Номера отелей очень комфортабельны! Только выбрать надо номер люкс!

– Не о чём будет волноваться, когда ты выйдешь замуж за мужчину с крепким состоянием. Выбери себе мужа или это сделаю я.

– Интересно было бы на это посмотреть! – зашипела та со злобой в глазах. – Ты не способен на подобное!

– Это спорное утверждение, – невозмутимо откликнулся Джон и отрезал кусок превосходного стейка.

– Ты – чудовище! – беззлобно пожурила его девушка и через небольшую паузу, понизив голос, подалась вперёд. – Но я тебя люблю любого. Я знаю тебя лучше всех на свете!

Она замолчала, внимательно вглядываясь в лицо молодого человека в поисках нужной реакции. Услышь это Джон 5 лет назад, он был бы ослеплён от счастья! Сейчас же, предвидя все эти приманки и «крючки», смог найти в себе силы обойти знакомую ловушку.

– Базилика в соусе многовато, но в целом – превосходный ужин! Новая кухарка – настоящая находка.

– Ты невыносим! – воскликнула Мэри-Энн, беря в руки на столовые приборы. – И кстати, кухарку тебе следовало выбирать тщательнее. Блюда весьма посредственные. Ты определённо не умеешь разбираться в людях. Какая девушка позарится на тебя, раз ты даже прислугу не можешь…

Джон не сдержался и бросил на неё жёсткий взгляд, в котором дрожало еле сдерживаемое бешенство. Желваки напряглись. Увидев это, Мэри-Энн внезапно облегчённо улыбнулась и тут же мягко пожурила его.

– Всё, всё, молчу, молчу! Ты такой вспыльчивый! Ни капли не изменился!

– Проиграл, – пронеслось в голове Уитмора-младшего. – Держи себя в руках, Джон. Держи себя руках.

– Что там за история с русской танцовщицей? – между переменой блюд поинтересовался Джон. – Ты говорила, что она – твоя лучшая подруга.

– Ириной? А что с ней? – наигранно равнодушно спросила девушка, пригубив вино.

– Говорят, она пыталась покончить с жизнью.

– А я тут при чём? Я не говорила ей этого сделать, – Мэри-Энн повела красивыми плечами и скривила чувственные губы.

– Не говорила… – глухо повторил Джон, невольно скользя взглядом по линии женской шеи. Он скучал. Как же он скучал по ней…

– Я не несу ответственность за поведение других людей, – напомнила девушка. – Она хорошая, хоть и ошибается во многих вопросах, но по-прежнему для меня важна, просто она стала такой душной!

– Это называется – добрые отношения, – устало откликнулся Джон: смысла в его ответе не было, его не услышат. – Ты не принимаешь заботу, считаешь её навязчивостью.

– Не надо меня опекать! – звонко воскликнула Мэри-Энн. – Это контроль, поводок, на который меня хотят посадить! Я никому ничего не должна! Даже тебе!

Задумавшись, Джон пропустил момент, когда надо было уткнуться в тарелку и не реагировать на её слова, но вилка выпала из его рук и не к месту звякнула о тарелку.

– Джон, ты же знаешь, как сильно я пыталась избавиться от опеки твоей тётушки, – мягкий доверительный тон и добрая улыбка.

Джон горько усмехнулся: эту карту она разыгрывала уже, поэтому тут он не поведётся.

После ужина Джон демонстративно прошёл мимо неё, даже не удостоив взглядом, и сел перед камином со стаканом виски.

Мэри-Энн покорно последовала за ним и устроилась прямо подле его ног.

– Только ты понимаешь меня, Джони, – она легко сжала руку молодого человека и смело посмотрела тому в глаза. – Хоть ты и не говоришь, но я знаю: Димитриадис приходил к тебе. Я отказала ему. Не думала, что смогу так быстро охладеть к человеку, но ты же знал, что так будет, верно?

Помимо своей воли Джон почувствовал боль: она всё же нашла плохо зарубцевавшуюся рану в его сердце. Эта дыра только начала затягиваться, но от небольшого давления разошлась вновь, заполняясь кровью.

Мэри-Энн торжествующе улыбнулась и подалась ближе к оцепеневшему Джону: козырь был разыгран блестяще.

– Ну же, Джони, признайся, что ты скучал по мне, – её дыхание жарко обдало мягкие губы молодого человека. – Ты ждал меня всё это время, знал, что я вернусь. Как всегда. Есть только ты. Ты, кто понимает меня.

Уитмор-младший поднял отяжелевшие руки и коснулся её лица. Девушка доверчиво прижалась к его ладоням и улыбнулась той самой улыбкой, за которую Димитриадис готов был вскрыть себе грудную клетку собственными руками, если бы это помогло.

Проверяя и себя, и её, Джон стал сжимать тонкую женскую шею. Как далеко он сможет зайти? Как долго она сможет соглашаться на его условия?

Глядя на неё, он думал о полыни, чей горько-пряный аромат проявляется, если растереть листья между пальцами.

Мэри-Энн смотрела на него со страхом, интересом, азартом и восхищением, этого было достаточно, чтобы стереть остатки голоса разума у молодого человека. Он переместил свои руки на её спину и талию, собственнически прижал к себе и втянул легко поддавшуюся девушку в долгий и глубокий поцелуй.

Он повторял себе, что сможет остановиться в любой момент и всего лишь проверяет самого себя, но это была очередная ложь. Он соскучился, изголодался по этой женщине как зверь. Боже, как он любил её! Как мучился осознанием того, что она проводит дни и ночи с кем-то другим, а потом выбирает открытку, придумывает изощрённую фразу и наслаждается уже одним предвкушением от переживаний Джона. И это повторяется снова и снова. Целую вечность.

Когда его суровая, рано овдовевшая тётка привела Мэри-Энн, то вся семья была в недоумении. Всем им было известно, что бездетная набожная родственница оказывала помощь приютам при церквях больше из желания казаться благообразной и почти святой, нежели из любви к ближнему. И вот в одном из приютов она увидела бойкую, отнюдь не тихую и послушную девочку-подростка, которая в отличие от остальных смотрела на благодетельницу прямо, без страха или подобострастия, смело и резко высказывала своё мнение. Только Джон спустя годы понял, что его тётка всегда хотела быть именно такой, как Мэри-Энн, а ей этого было нельзя. И она не смогла оставить своё альтер-эго в приюте и обречь за неопределённое будущее, поэтому не просто взяла её к себе в дом воспитанницей, но сделала своей единственной наследницей. Взамен женщина требовала почти круглосуточного нахождения подле неё, очень ревниво относясь к любому вниманию в сторону своей протеже.

Взаимную симпатию Мэри-Энн и Джона было сложно не заметить, они постоянно сбегали в дальние уголки сада, наслаждаясь обществом друг друга. Джону было 18, Мэри-Энн 15 лет. Казалось, что весь мир лежал у их ног, и единственной преградой к счастью была престарелая, чванливая тётка.

Шли годы, молодые люди переписывались и встречались, но не так часто, как этого хотелось: сначала им обоим, потом только Джону. Он видел охлаждение к себе, однако считал, что пылкость писем, дороговизна подарков и широта поступков изменят это. Напрямую Мэри-Энн никогда не отказывала ему, но своё появившееся равнодушие тоже не скрывала.

Когда тётка была совсем плоха, то потребовала Джона приехать к ней. Тогда он не воспринял её слова как пророческие и не отнёс их к себе, и лишь годами позже он оценил совет умирающей родственницы: «Не показывай ей свои чувства, Джон. Она знает, как ими цеплять нас. Она дёргает ими как кукловод за ниточки своих марионеток, и мы не в силах противостоять её воле. Будь сильнее меня, Джон. Будь равнодушен и тогда, возможно, удержишь её. Но ради своего же блага: прекрати с ней всякое общение, забудь её.».

Уитмор-младший хорошо помнил эти слова.

Когда Джону пришлось услышать от своей любимой, что по какой-то непонятной причине он перестал быть интересен, это не просто разорвало ему сердце. О нет, это почти свело его с ума. Он искал любой способ, чтобы вернуть любовь мисс Пилтон. Позже он прикроет свою рану легендой об ударе по самолюбию: всё же он из очень богатой семьи и не ему слышать отказы каких-то девиц. От этого станет легче дышать. И ждать.

Слова тётки обрели смысл не сразу, лишь по прошествии тех двух лет ада, когда он в последний раз умолял Мэри-Энн сжалиться и объяснить, чем он её обидел, что сделал не так, как он может вернуть себе её расположение! Прошло после более трёх лет после их последнего выяснения отношений, а он всё ждёт ответа…

Джон мягко поглаживал голое плечо уснувшей Мэри-Энн, понимая: днём ему не позволят этого. Он проиграл, снова проиграл ей. Расплата за слабость будет скорой и жестокой.

Мэри-Энн проснулась достаточно рано для себя: в 10 утра.

Джон сидел уже у окна в шёлковом халате поверх полосатой пижамы и читал газету, неторопливо прихлёбывая кофе.

– Доброе утро! – девушка села на кровати, сладко потянулась и взъерошила свои длинные чуть волнистые волосы, прекрасно зная, как неотразимо выглядит при этом.

– Доброе утро! – откликнулся Джон, не отрывая взгляда от газеты.

– Ты и сегодня пойдёшь на работу? – капризно выпятила губу девушка. – Сколько можно работать? Останься сегодня со мной! Мы устроим в саду пикник, помнишь, как когда-то давно?

Джон посмотрел на неё: «давно», значит. Хочет снова напомнить о том, как он волочился словно собачонка?

Как сам стоял на коленях?..

– На работу я сегодня не пойду, но и остаться не смогу: я обещал мисс Сандерс помочь ей с выбором торта для свадьбы.

– Чьей свадьбы?

– Нашей. Моей и мисс Сандерс.

– Ты женишься? Абсурд! – недоверчиво нахмурилась Мэри-Энн, натянув на грудь одеяло.

– Я вернусь к семи вечера, если захочешь, мы поужинаем вместе.

– Не строй передо мной ледяного человека! Я знаю тебя! И я знаю, что ты и дня не можешь прожить без меня! Я видела стопку моих писем и телеграмм! Ты всё тот же…

Джон вышел из спальни, громко хлопнув дверью.

– Ты всё равно вернёшься ко мне! – услышал он уверенный женский возглас.

И Джон Уитмор-младший знал, что это правда. Однако горечь полыни уступает место терпкости, которую уже можно заменить чем-то похожим или наоборот чем-то совсем иным, например, благородным ароматом розы. Рано или поздно он станет свободным. Просто надо подождать…

-3-

На приёме в честь скорого бракосочетания было многолюдно. Джон и его будущая жена были в центре внимания, и им обоим это не нравилось. Собственно, так они и познакомились. Мэри-Энн тогда была в Калифорнии с Димитриадисом. Несмотря на внешнее спокойствие, Уитмор-младший был полон горечи и ревности, ведь тем утром он получил от неё телеграмму: «Тебе бы здесь понравилось. Не скучай. Люблю».

И это могло быть милым посланием, или прощальным, или дружеским, или искренним, но Джон слишком хорошо знал автора телеграммы, поэтому не стоил на этот счёт никаких иллюзий. Мэри-Энн просто проверяет, насколько крепок и короток эмоциональный поводок вокруг его шеи.

Весь день Джон изводил себя мыслями о том, как он слаб и ничтожен, раз не может оборвать всякую связь между ними, оставаться спокойным и нечувствительным к её манипуляциям. У него больше не было иллюзий относительно того, любит ли его эта красавица: нет, не любит, но и не отпустит. Она никого не отпускает. Всех держит при себе. Даже бывшие поклонники постоянно маячат на горизонте, надеются, заискивают, ловят её взгляды, посылаются букеты и подарки. Она никому не даёт возможность просто уйти. Покончить с этими мучительными отношениями, в которых нет места обоюдности, есть только беспрекословное подчинение капризам Мэри-Энн. Ему даже пришла в голову мысль, что она как фонарь собирает вокруг себя только букашек, готовых сгореть в её огне. И ему хотелось быть умной птицей, а не ослеплённым жуком.

Как назло, тот день выдался непростым и на бирже. Уитмор-младший, в отличие от конкурентов и бывших партнёров своего отца, мог похвастаться физическим превосходством, которое ему давала молодость: выносливый, быстро анализирующий, стрессоустойчивый.

И всё же он был измотан, даже подумывал отказаться от посещения званого ужина у Лапинских в честь помолвки их сына со второй дочерью банкира Свенсона. Но какой уважающий себя деловой человек пропустит собрание высшего света? Вот и Джон понимал, что нельзя делать так, как хочется.

Вечер был душным, шумным, что неудивительно. Улучив момент, он вырвался на боковой балкон и с шумом вдохнул сентябрьский ночной воздух: уже давно не лето, но ещё и не зима – колкий миг последнего прощания с бесшабашной жарой.

Позади него что-то звякнуло и раздалось по-девичьи робкое «ой!».

Джон обернулся. В тени большого тиса, ещё не осыпавшего всё вокруг своими листьями, в углу балкона стояла хрупкая женская фигурка в шёлковом зелёном платье.

– Добрый вечер, мисс! – тут же взял себя в руки Джон. – Прошу прощения за моё вторжение. Поверьте, я не имел намерения Вас напугать.

– Добрый вечер, мистер Уитмор. Это моя вина, не стоило мне тут находиться.

– О, так Вы меня знаете? – смутился Джон, потому что к своему стыду он не мог узнать голос и лицо. – Вы не могли бы выйти на свет, а то я по голосу не могу Вас вспомнить.

– Меня зовут Натали Сандерс. Я – младшая дочь генерала Сандерса. Мы не были представлены друг другу, просто не знать Вас это как не быть знакомым с творчеством да Винчи. То есть невозможно.

Девушка, сделавшая навстречу Джону два небольших шага, была далеко не красавицей, однако её круглый овал лица, большие серые глаза, тёмно-русые волосы и родинка на кончике носа вызывали очень приятные эмоции, располагали собеседника и обещали не разочароваться в приятной внешности.

За спиной она что-то держала обеими руками.

– Польщён нашим знакомством, мисс Сандерс. Прошу простить мою бестактность.

– Ну что Вы! Это я веду себя явно неподобающе, – улыбнулась Натали. – Но я действительно очень рада нашему знакомству.

– Кхм… – чтобы прервать возникшее неловкое молчание Джон был вынужден спросить. – А что Вы прячете за спиной, мисс Сандерс?

– Заметили, да? – смутившись, Натали осторожно показала своё сокровище.

На изящном фарфоровом блюдце с золотыми вензелями лежал квадратный кусочек орехового торта. В левой руке у неё была маленькая серебряная ложечка.

– Я… Я не могу есть на людях, мистер Уитмор. Просто не могу ничего проглотить. А пирожное было единственной едой, которую подавали на маленьком блюдечке, – извиняясь, призналась она и непроизвольно ссутулила плечи, ожидая насмешки и укора.

Однако каково же было её удивление, когда она увидела выражение лица своего собеседника.

Дело в том, что в детстве Джон обожал сладкое! И его мама разрешала няне водить его в чудесную кондитерскую, владельцы которой – выходцы из Франции – баловали своих посетителей восхитительной выпечкой! Для семейного бюджета эти вылазки не были проблемой, но привыкший к аскетизму и самоконтролю Уитмор-страший усмотрел в этом зачатки разнузданности и расточительности. Однажды, к большому удивлению сына, он взял того на прогулку. Привёз к хорошо знакомой кондитерской и ткнул указательным пальцем в вывеску на дверях заведения.

– Прочитай, что здесь написано, Джон, – приказал мужчина.

– «Закрыто», – удивился мальчик.

– Я купил их и закрыл.

– Зачем? Зачем ты это сделал, отец?

– Запомни, Джон, никакие излишества и соблазны не должны брать над тобой власть. Холодный расчёт и острый ум не терпят вольностей. Ты должен быть как исправный часовой механизм: пыль и фривольная мелочь только помешают твоей работе.

Джон очень долго плакал в тот день. Напрасно его мать просила супруга вновь открыть магазин, взывая к ледяному сердцу мужа. Позже она узнает, что владельцы кондитерской переехали в другой город, потому что Уитмор-старший осторожно намекнул о нежелательности их деятельности в Нью-Йорке. С того самого дня Джон отказывался от любых десертов, хотя сердобольная мать тайком от мужа покупала сыну конфеты и сладости. И видя её слёзы, мальчик неохотно отступал от собственных принципов, ощущая вместе со сладостью горечь от нарушенного данного самому себе слова. Спустя четыре месяца, никто даже не мог уговорить мальчика согласиться на сладкое. Так он хотел доказать вечно недовольному отцу крепость своего духа. Он надеялся увидеть, как тонкий рот растянется в слабое подобие улыбки. Тщетно.

И видя сейчас, в минуту смятения, отчаяния, ревности, ненависти к себе и тоски по Мэри-Энн, десерт, в котором он отказывал себе уже много лет, Джон вдруг осознал, что даже после смерти отца продолжает что-то доказывать мертвецу. Даже при жизни отец не оценил его жертвы. Это просто стало один из многочисленных требований, всего лишь ступенькой к недостижимой планке, поставленной Уитмором-старшим для единственного наследника.

Натали с удивлением наблюдала мучительную внутреннюю борьбу на лице Джона, и то, как он весь подался вперёд, не отрывая завороженного взгляда от пирожного, поразило её.

Для этой девушки мистер Джон Уитмор-младший был хорошо известной персоной по разговорам родителей и их гостей. Все до единого откликались о нём как об очень умном, суровом, изворотливом и холодном человеке. Вызывала недоумение его холостая жизнь, которая не пестрила скандалами, как к тому привыкло общество. В связи с ним часто упоминалась Мэри-Энн Пилтон и её очередной блестящий выход в свет. За закрытыми дверями, не при юной девушке, уже перемывались косточки «бумажной» родственнице Уитмора-младшего. Поэтому Натали были неведомы все эти хитросплетения и слухи. В её головке сложилось мнение об этом герое. Она его сравнивала с Одином – верховным богом викингов, потому что не могла представить себе более подходящей фигуры.

И вот этот самый «Ледяной бог» сейчас перед ней, он бледен, его глаза горят безумно и ей видятся в них подступившие слёзы. Красивый рот, который потом она будет рисовать снова и снова, пряча скандальные рисунки в кровати своей куклы, чуть дрожит, словно он сдерживает то ли рыдания, то ли какой-то возглас. Уитмор-младший волнует Натали. Её нежное сердце 20-летней девушки – ещё такое неиспорченное и пылкое – ощутило жар.

– Не хотели бы Вы попробовать это пирожное, мистер Уитмор? –вкрадчиво, словно разговаривая с диким зверем, спросила Натали. – Судя по всему, у Вас был тяжёлый день, маленькая ложечка явно пойдёт Вам на пользу.

Уитмор сперва отказался, испуганно помотав головой, но тут Натали проявила завидную женскую изобретательность и настойчивость, заставив Одина сдаться.

Джон впервые за очень долгое время смог вдохнуть воздух без навязчивого аромата горькой полыни, что ощущал всё это время. Юная Натали, чьё совершеннолетие, как он выяснил, наступит через полгода, очаровала его, и он отказывался понимать, почему не замечал её раньше. Ему показалось, что от неё исходил тонкий аромат роз, и это было восхитительно!

А через неделю он принял окончательное решение жениться на младшей мисс Сандерс. Информации об её характере и нраве, полученной от разных лиц, и его собственное впечатление о юной особе убедили его в правильности такого выбора.