Помоги проекту - поделись книгой:
– И что же, твоя подруга связывает это с прочтением стихотворения «Ад Тобико» ? – С усмешкой осведомилась Люй у Сунь Ся.
– «Ад Томино» – Поправила Сунь подругу, а затем продолжила. – Выходит, так. Она когда в больнице девчонкам в палате рассказала, на неё все как на умалишённую смотрели. Говорят, ты что, не знаешь, сколько народу в Японии погибло из-за стиха этого жуткого? Ты знаешь, говорят, статистику суицидов в Японии? Ты думаешь, это люди сами себя? Нет, это вот все такие же, как ты, идиоты. На спор читают, а потом либо в речку с моста, либо на ножик напорются, либо в петлю лезут. У них в голове от стиха этого чего-то переключается и всё, пиши пропало. До старости точно не доживешь.
Сунь опять тяжко вздохнула.
– Вот теперь Ци с этим как-то и живёт. Пока, говорит, держусь, но мысль эта мне покоя не даёт. Хочу надеяться, говорит, что на этом автобусе мои несчастия закончились, но…
– Что ты мне ерунду всякую рассказываешь? – Люй изменилась в лице. – Настроение испортила только.
– Не ерунда всё это, Люй! Ты, вот, например, знала, что и в России есть такое стихотворение, которое, если прочитаешь вслух, то обязательно беда придёт? «Смерть пионерки» называется.
Его там написали в прошлом веке в начале 30–х, в 1931–м или 1932–м году. Потом ввели в школьную программу к разучиванию и прочтению вслух перед классом в обязательном порядке.
Сунь внезапно остановилась, оглядываясь вокруг в поисках чего-то. Люй, следуя примеру подруги, тоже встала и начала с любопытством рассматривать прилавки со всякой съедобной и не очень съедобной снедью.
– И вот представь, вызывают какого-нибудь пионера или пионерку на уроке к доске читать этот стих, а вечером за папой или мамой приезжают и либо на расстрел везут или в Сибирь. А в Сибири зимой знаешь как холодно? – Глаза Сунь раскрылись от ужаса. – Минус сорок – минус пятьдесят. Бр–р–р. Цхао ни ма!1 Короче, смерть верная!
Сунь перевела дух, оглянулась воровато по сторонам – не услышал ли кто крепкое выражение из её уст – и продолжила:
– Пионеры-то когда поняли, к чему приводит чтение вслух стиха про пионерку эту, начали всячески избегать выходить к доске. Но пока дошло до них, народу в России, тогда ещё СССР, постреляли да по лагерям сгнобили!
– Да-а? – Словно не веря своим ушам, спросила Люй. – Слушай, Сунь, а ты умом случайно не повредилась ли? Вместе со своей подругой Ци и прыщом этим ходячим Лу Яном? Что за бред?
– Да не бред это, Люй! – Чуть не плача воскликнула Сунь. – Всё совпадает – в начале тридцатых стих написали, пока вводили в школьную программу, пока то, пока сё, репрессии эти советские и начались. Против фактов не попрёшь!
Вот и у вьетнамцев есть такой стих. «Кровавый лотоса цветок» называется. И у корейцев…
– Наверняка какой-нибудь «Кровавый пёс». – Перебив подругу сострила Люй и хохотнула, довольная своей шуткой. – Или «Адкий», нет, «Ац–ц–ц–цкий пёс»!
– Тебе бы всё смеяться. – С дрожью в голосе сказала Сунь, покусывая губы от досады.
Она лихорадочно сняла со спины ранец и, покопавшись в его обширных внутренностях, достала на свет тетрадь в красной обложке.
– Вот, смотри, у меня распечатки этих стихов вклеены в тетрадку. И перевод их на китайский рядом. Вот, – Сунь трясущимися от волнения руками перелистывала разлинованные листки с наклеенными листками плотной белой бумаги. У корейцев это не «Кровавый пёс», а «Хон Суль уходит из дома». Мне Лу Ян на недельку эту тетрадку дал, я у него выпросила.
– Я каракули русские и корейские не разбираю, а в японском хоть и есть наши иероглифы, но их немного, так что тоже, считай, не понимаю ничего. – Усмехнулась своими изящными губами Люй, глядя через плечо подруги в тетрадку. – Наверняка перевод вслух читать бесполезно, так ведь?
– Ну, не знаю, наверно. – Пожала Сунь плечами. – Хотя я лично проверять бы не стала.
– А интересно, у нас в Китае есть такой стих? – Впервые проявив заинтересованность, спросила Люй у подруги.
Тут Сунь, видя, что её рассказом наконец-то всерьёз заинтересовалась любимая подруга, допустила непростительную оплошность, брякнув:
– Ну конечно есть. Он короткий, но как сказал Лу, обладает убойной силой, так что лучше его не то что вслух, но даже и про себя дозированно читать.
– Как стихотворение-то называется? – Полюбопытствовала Люй.
– Ты что – дура? – Брови Сунь поползли вверх. – Ты меня просишь вслух произнести название стихотворения, которое и про себя-то лучше не произносить, а уж тем более не читать полностью? Мне Лу Ян сказал, что в последний раз вслух название стиха случайно произнесли в 1968 г. в Гонконге, а примерно в первой трети XIV века какой-то зловредный идиот догадался прочитать весь стих вслух!
– И что?
– И ничего! – Чуть не завопила Сунь. – Историю в школе проходила? Про «чёрную смерть» слышала? А про гонконгский грипп? Все эти бедствия от произнесения вслух слов из этого стиха пошли!
– Я тебе не верю! – Вызывающе сказала Люй. – Давай проверим!
– Нет, нет и ещё раз нет! – В ужасе отшатнулась Сунь от подруги.
– Ну-ка, дай! – Озорно воскликнула Люй и, не дожидаясь, пока Сунь отдаст ей тетрадь, с силой рванула её из рук подруги. Не успела обиженная грубым обращением Сунь открыть рот, как Люй уже начала читать «смертельные стихи»:
– Ну-ка, ну-ка, посмотрим, где тут «Пионерка»? А, вот:
«Воздух воспаленный,
Черная трава.
Почему от зноя
Ноет голова?
Почему теснится
В подъязычье стон?»
– У-у-у-у, как страшно! – Громогласно воскликнула Люй, театрально откидывая голову назад.
Сунь явно не ожидала такой подлости от подруги, поэтому, не успев отобрать у неё тетрадь обратно, она только зажмурила глаза и заткнула уши, чтобы не слышать ужасные строчки. Она лишь шептала, глотая слёзы:
– Что ты делаешь? Перестань, перестань сейчас же!
Люй тем временем, упиваясь обретённой властью над подругой, продолжала листать тетрадку:
– Та-ак, а где тут у нас «Ад Мисико»? О, вот! Итак, внимание – «Ад Томино». Слушайте все! – Проорала Люй и принялась читать:
«Старшую сестру рвёт кровью,
Младшая сестра плюётся огнём,
Милая Томино плюётся драгоценностями.
Томино умерла в одиночестве и брошена в ад,
Ад, тьма, без малейшего цвета…»
– О-о-о, какая жуть! Ха-ха-ха! – Глумливо засмеялась Люй.
Сунь, видя, что подруга не собирается прекращать представление, предприняла слабую попытку вырвать тетрадь у неё из рук, но та, хохоча, отбежала от подруги и принялась искать китайское стихотворение.
К тому времени, как Сунь нагнала её со словами: «Чёртова уханьская девчонка», Люй уже успела добраться до китайского стихотворения и принялась громогласно зачитывать его перед лавкой продавщицы морепродуктами.
Шёл ноябрь 2019 г.
________________________________
Использованы отрывки из стихов Э.Г. Багрицкого «Смерть пионерки» и С. Ясо «Ад Томино».
Из серии «Несколько дзенских притч Таниндзабуро Котэ»
***
Болван
Один монах ужасно боялся гнева своего наставника Буцуки, отличавшегося суровым нравом. Действительно, Буцуки, когда ученики неправильно, по его мнению, отвечали на вопрос, лупил их по голове своим посохом. Именно поэтому ученик, каждый раз, когда Буцуки обращал к нему свой вопрос, старался отвечать в духе дзен.
Так, например, когда Буцуки, увидев спешащего на кухню ученика, спросил у него: «Ты не на кухню отправляешься ли?»; тот ответил: «Луна заходит за склон Исидзути в ночь накануне начала праздника Бон».
Получив несколько раз подобные ответы на, казалось бы, вполне простые и не подразумевающие каких-либо дзенских глубин вопросы, наставник лишь удивлённо поднимал вверх брови, но впоследствии это начало его раздражать и, выслушав подобный ответ ученика (например, «Чу! Слышите, как улитка ползёт по слону Фудзи?» или «Тихо в лесу Аокигахара, только барсук Тануки не дремлет»), он кричал ему вдогонку: «Болван!» или «Идиот!».
Полагая, что учитель доволен ответом, монах разворачивался и, кланяясь, радостно кричал наставнику: «Спасибо, сэнсэй!».
В конце концов Буцуки настолько осерчал на бестолкового монаха, который не мог ответить на элементарные вопросы, наподобие: «Какая нынче погода?» или «Что у нас сегодня на ужин?»; что изловчился и ударил посохом тому по голове.
Монах, воскликнув: «Ха!»; направился к побережью реки Сандзунокавы2.
Комментарий Котэ: Хочешь ли ты понравиться наставнику или не хочешь, ты всё равно получишь посохом по голове, продолжив бесконечную череду перерождений, и дзен тут не поможет. Я лично не верю, что в данном случае монах сказал «Ха!», достигнув сатори.
Каверзный вопрос
В монастыре Тандзин-дзи зрел бунт. В один из дней после утренней трапезы, отделившись от кучки шушукающихся монахов, к наставнику Райтонину подошёл монах Рюкусай и спросил:
– Мудрейший, братья задаются вопросом, а не легче ли все интересующие вопросы, касающиеся Дхармы, прояснять в поисковике, например в «гугле», без риска получить оплеуху или удар посохом по голове?
Наставник в мгновение ока поднял палку, на которую опирался, и обрушил удар на голову Рюкусая, от которого слёзы брызнули из глаз монаха.
Волнения в монастыре утихли, ибо достигший просветления монах поведал братьям: «Из ответа наставника я понял, что достигнуть просветления возможно только получив определённое количество ударов посохом по голове».
Умные вопросы
Орокана Шицумон утверждал, что, задавая себе 5 вопросов «Зачем?», можно добраться до сути вещей.
Он, в частности, озадачивал честолюбцев, с лёгкостью наглядно доказывая им, что все их потуги бессмысленны.
Так, Орокана предложил одному хозяину чайного домика, расположенного в весёлом квартале «Ёсивара», по прозвищу Химо сообщить о своём самом сокровенном желании.
Химо, задумчиво покрутив пальцами кончик своей заострённой бородки, поведал Орокане, что, несмотря на изобилие у него железных колесниц, самым сокровенным его желанием является приобретение новой железной колесницы, произведённой либо в Тоёте, либо в Йокогаме.
– Хорошо же. – Сказал Орокана Шицумон. – Зачем ты хочешь приобрести новую железную колесницу?
– Я хочу всех поразить. – Ответил Химо.
– Зачем?
– Хочу, чтобы на меня все обращали внимание.
– Зачем? – Последовал вопрос Шицумона. – Только честно.
– Ну-у, я чувствую себя неуверенно. – Сказал Химо.
– Зачем тебе чувствовать себя уверенно?
– Неуверенность создаёт у меня чувство дискомфорта.
– Зачем устранять чувство дискомфорта таким дорогим способом? – Спросил тогда Шицумон. – Ты думаешь, если у тебя не будет денег, которые уёдут у тебя на железную колесницу, ты будешь чувствовать себя комфортно?
Химо впал в тяжкие раздумья.
Доходчивое объяснение
Князь Асахи Бирува любил посвящать свой досуг не праздным развлечениям, но занятиям, достойным восхищения и полезным для души. Каждый месяц он приглашал настоятелей храмов и учёных монахов для разъяснения ему принципов Дхармы.
К его великому сожалению, настоятель храма Хэй-дзи Канкэцу, который разъяснял ему сложные моменты в сутрах, отправился в паломничество к Пику Грифов, что находится в Стране Небесной Обители.
Прослышал он, что очень толково разъясняет сутры монах по имени Нанкай и решил пригласить его в свой дворец, чтобы попросить его разъяснить некоторые положения «Алмазной сутры».
Явившись во дворец, Нанкай уселся за стол и достал из своей дорожной сумы длинные свитки толкований и комментариев к «Ваджраччхеддике Праджняпарамите сутре». Разложив в одному ему известном порядке свитки, он спросил у князя Асахи:
– Наслышан я, князь, что до меня вам разъяснял тонкости «Алмазной сутры» настоятель Канкэцу. До какого места в сутре вы добрались?
– Э-э-э. – Князь беспомощно оглянулся по сторонам, переводя взгляд с монаха на собравшихся вокруг, пока самый смышленый из служек не воскликнул: «О мудрейший! По-моему, мы прошли абзац, начинающийся так: «Будда сказал Субхути: «Через пять сотен лет после ухода Так Приходящего появятся люди, придерживающиеся благих обетов…».
Монах пошелестел свитками и, найдя интересовавший его абзац, спросил у Асахи:
– И вам всё понятно?
Князь вновь оглянулся на окружавших его членов семьи и прислужников:
– Ну-у да-а… Конечно.
– Значит, нам следует продолжать со следующих слов: «Субхути, как ты думаешь, достиг ли Так Приходящий аннутара самьяк самбодхи и проповедовал ли Так Приходящий какую-нибудь Дхарму?».
Князь радостно закивал головой, предвкушая доходчивое объяснение сложного места «Алмазной сутры»:
– Да, да! Объясняйте уже!
– Что ж. – Начал Нанкай. – Субхути сказал: «Если я уяснил смысл проповеданного Буддой, то нет никакой установленной дхармы, которая называлась бы «аннутара самьяк самбодхи» и также нет никакой установленной Дхармы, которую мог бы проповедовать Так Приходящий. Ту Дхарму, которую проповедовал Так Приходящий, нельзя взять, нельзя проповедовать. Она не есть ни Дхарма, ни не-Дхарма. И почему это так? Все мудрые личности разнятся от всех прочих тем, что опираются на недеятельные дхармы».
Монах прокашлялся, пошуршал свитками, перекладывая их, и продолжил:
Поделиться книгой: