Комфорт проживания и самосотворение

Один из первого поколения смертных, кто был допущен к Богам, – вор и клятвопреступник Тантал – накормил богов мясом убитого им же собственного сына. И он передавал все разговоры богов смертным. За это весь род его был проклят, но его потомки болтали по земле, что знают, что боги создали расу сверхлюдей, и ее только надо пробудить. Наследники Римов, бредивших вечной империей и приведенных к власти своими же народами, взялись то реализовывать. Это были сын кузнеца и двое сыновей сапожников, что родились к исходу XIX века. Богов они не чтили, давно на себя примерив их одежды, но всех их объединяло то, что они верили, что власть выше жизни и смерти – это как бы было подслушано от богов тем же Танталом. Они восхваляли свои легионы, объявив их сверхлюдьми с правом убивать других. Потом схватились между собой, каждый мечтая построить свою мировую империю – наследницу. Но третьего Рима не будет, так же, как и третьего Нерона. Во втором акте рядом будут сидеть, опять же, трое. Двое из них жили сладкими воспоминаниями о своей имперской истории, а третий предвкушал захват мира если не штыком, то деньгами и словоблудием. Но опять ведь третьего Рима не случится, Господь такой воли людям не даст. И даже самому новому оружию – деньгам – он не позволит воцариться среди людей. Всему придет время. Когда люди научатся считывать информацию с гамма-излучения тантала, тогда и получат информацию о богопроизводстве, а пока что используют его в производстве лопат. У Агасфера было время на легкую интересную работу: создавать среди людей идеи, развивать их и подтверждать. Это и инопланетяне с кругами на полях, снежный человек и зомби-апокалипсис, да и много чего другого. Однако он все чаще думал о том теплом апрельском дне, что-то в нем никак не умирало, и где-то глубоко жило отдельно от него, того, кто продался из страха. Но ведь он продал только тело, душа-то не продается и не дарится. Страха у него становилось все меньше.

***

Сегодня Сла̀ва во сне награждали – за что и чем было непонятно, но процедура проходила очень даже торжественно и пышно. Были и шлемы с красными звездами, и погоны с гербами, и гарделя, сияющие золотом, и даже пуговицы с орлами. Вдруг, нежданно, среди этого томного величия завыли волки и захрюкали свиньи. Они тоже сидели за столами, с сальными мордами, и пили водку из больших кружек. Из какой-то табакерки выскочил Зуд и опять полез целоваться.

На скамейке у дома сидел Вовчѝк и пальцем одной руки ковырял под ногтем другой руки. Похоже, вчерашняя закуска беспокоила. Он поджидал проспавшего Сла̀ва, имея какие-то планы по сегодняшнему дню. На улице было туманно и безветренно, но не очень что бы и холодно. Вовчѝк уже тоже перестал умываться, но еще как-то пытался убрать под ногтями. Из имеющихся на сегодня мероприятий, «Гастрономический фестиваль» показался наиболее живым и аппетитным. Это значило, что в ближайшей корчме есть не будут, а сразу двинут на место. Туда ехать пришлось довольно долго, но это того стоило, ведь открывающаяся картинка впечатляла и обнадеживала. Здание было уложено в пять террас под сплошным прозрачным столом, где и вкушались яства. Лифт поднял их на пятый этаж; было видно, как на четвертом развлекаются мужелюбы. Заставленное столами пространство терялось в мягких поворотах.

Заполнение было по утреннему часу довольно плотное, все от чего-то отдыхали. Уселись, меню, как и везде, было два: одно с гастрономией еды, другое с ассортиментом тел. Вовчѝк начал со второго. Заведение было статусное, тут привезут тебе по высказанному набору достоинств и способностей. Вовчѝку и придумывать было не надо, он хотел эталонную Мамо̀нт. Через минуту на стол стали таскать жратву, которой было валом. Что такое горчица и хрен, им было неведомо, зато знамо, что сие – отличный толкач мяса, но такое было не везде. Все пошло – и холодные языки, и хвосты, зажаренные до хруста. Небольшой туманчик вперемешку со сладким дымком сигарет настраивал на хорошие мысли, а водочка эти мысли шлифовала до сладострастных желаний. Подбежал носатенький распорядитель, достал блокнот и стал записывать желания. Параметры Вовчѝка были известны заранее, а Сла̀в опять завыебывался и сказал, что будет только самую лучшую. Носатенький похмыкал, кивнул и исчез. Кругом сношались, здесь это делали в маленьких кабинках, расставленных вдоль стен, двери в них не закрывались для остроты ощущений. Никогда не прекращающееся веселье разогревало кровь и будоражило потенциал, который, впрочем, всегда был в хорошей спортивной форме. Водочка «Прелюдия» сначала теплом, а затем и свежестью наполняла нутро. И пусть кто-нибудь скажет, что это не комфорт проживания.

***

Агасфер был в своей квартире; он разделся, забросил часть белья в стиралку, она тихо заработала. На груди у него синий рубец от вставленной туда метки Сатаны, поэтому его в человеческом облике принимала и терпела вся нечисть адова. Последние годы рубец зудел, вроде как хотел покинуть его тело. Видимо, размышления последнего времени вызывали эту аллергическую реакцию. Приближалось время нового объекта попечения, он будет общаться с человеком, пусть с падшей шлюхой, но с человеком, которому нужно есть как человеку и так же спать. Которого придется закрывать собой от всего вокруг. Здесь ни грамма уже не осталось от человеческой природы, и ни сантиметра от территории обитания людей. Тут было гнездо. Откуда ее вытащила Лалия, из какого времени, на каком языке говорила и какому обществу принадлежала, он не мог знать. Ее память была стерта, а после таких стираний она никогда не возвращалась. Если ее в таком виде оставить среди людей, то приютом ей навсегда станет сумасшедший дом. Известно было лишь одно: что она из колена Данова, людей, сразу же отвергших Бога, а значит и дарованную им мораль. До второго весеннего месяца ее придется кормить, а с едой у Агасфера было непросто. Выдача происходила по предварительной заявке и в определенном месте. Он оставлял пустую коробку и забирал полную. Этот груз затаскивался в проход между людьми и адом, между живыми и мертвыми, между вымыслом и реальностью. Этих технологий Агасфер не мог знать, все эти передвижения были во власти только самых приближенных к трону демонов. Это он – живой – мог явиться к живым, и живым вернуться к мертвым. Он жил в двух мирах, ибо в первом не мог умереть, как и в другом не мог быть умерщвленным. А эту подопечную, лишив памяти, завезли сюда с живой душой, что могло произойти только с высочайшего изволения. Это для мертвых дорога туда в один конец была всегда открыта для посещения, если, конечно, другие врата были на замке.

***

Носатенький привел Вовчѝку барышню. И где таких только брали и выращивали? Высокий рост, ни грамма жира, мышцы, грудь и бедра, плечи, руки с ногтями с желтым лаком. Все это дополнялось полупрозрачной рубашкой, которая на две трети была расстегнута, с четким обзором качающихся холмов, и миниатюрной юбкой на тех самых бедрах, что продолжались неприличной длины ногами, которые заканчивались хорошего размера туфлями с золотыми каблуками. Ко всему прочему, она была еще и брюнеткой по имени Томара̀. Теперь Вовчѝк расправил плечи и как бы подтянулся, это был явно его «сайз». Он усадил ее рядом, она закинула ногу на ногу, совсем внизу заголилась, став еще объемнее и завлекательнее. Вовчѝк зашептал ей в ухо, и они мило захихикали. Их, похоже, развлекали те самые шумы из кабинок. Вовчѝк активно над ней нависал, повторно наливая «Прелюдию», а та явно им увлеклась.

***

А если заболеет? А у живых ведь еще и месячные идут. Агасфер понимал, что не очень готов со всем этим справляться. Где ей спать? Что же, ему все время котом в углу валяться? При ней Агасфер мог быть в обоих образах по собственному разумению. Надо еще одну кровать, и все к ней остальное, и кастрюли, чашки, ложки: ведь не поведешь же ее кормить в свиную закусочную. Да еще и белье необходимо. Было, о чем задуматься и чем заниматься. Не очень все и сложно вроде, но совершенно необычно, уж больно человеческие эти хлопоты, но приятные.

***

Еврей, что однажды согрешил из трусости, а затем продался за комфортный кусок, живший уже третью тысячу лет, принялся создавать комфорт проживания, исполнять человеческие потребности, помогать людям, даже той, кого не знал и никогда не видел. Рубец зудел, а день красился всеми этими хлопотушками. У него было ощущение, что что-то должно измениться, но оно в нем жило ровно до той секунды, пока он не вспоминал, для кого это все сотворяется.

***

Вернулся носатенький и вцепился Сла̀ву в ухо. Он захлебывался слюнями, рассказывая о том, что заказ уже прибыл и двигается сюда. Его прямо все восхищало, лишь только по маршруту ее движения появилось одиннадцать заказчиков, даже мужелюбы выбегали посмотреть. Зато Сла̀ву уже полагалась скидочка за стол. Вот и Сла̀в увидел, как она движется по проходу. Сапоги на тонкой лодыжке чертили от бедра шаг в одну линию, оттого обтянутые красной кожей бедра казались еще шире и круглее, можно было только гадать, как это выглядело сзади. Волосы огненными волнами катились с плеч на груди. Кто мог бы знать, что эту картинку ему еще ночью в мозгах нарисовал его кот Агос? Ту картинку, в которой тому виделась спутница жизни. Это был конструктор-трансформер, и звали его Мескалѝн.3 Слеплена она была из всего, что страждущим виделось красивым, но в реалиях встречалось лишь в раздельности. Этот конструктор соединил все в одной персоне. Налили, закусили жареными хвостами. Синие глаза, милая улыбка на красных губах и длинная шея с обручем в виде змеи под чудо-волосами прямо затаскивали в сети. Она щебетала, блистая ровными жемчужными зубами, и все вплетала свои длинные пальцы с красными ногтями в ладони Сла̀ва. Она много смеялась, а потом уже совсем доверительно достала из сумочки свою коробочку и сунула Сла̀ву на обозрение. Коробочка была пуста и стерильна, а это значило, что-либо не успела из себя вытряхнуть, либо не было ни разу. Женщины раз в два дня должны были приносить и сдавать властям такие коробочки, что, понятно, как-то использовалось для строительства жизни в гнезде. Но она-то не переживала за эту ненаполненность, ведь одиннадцать уже были на очереди. А как сходила нос припудрить, прибежал носатенький и сообщил, что еще шестеро пополнили список желающих. Носатенький был рад, респект заведению, а ему премяшка. Вовчѝк сходил со своей в кабинку, но как-то быстро вернулся, верно, не тот размер секс-скворечника. Не влезли. И где тот комфорт проживания?

***

Агасфер присел на скамейку, рядом сидела горбатая и неопрятная женщина с лицом, закрытым какой-то тряпицей. Она его и пригласила на короткую беседу. Женщина открыла лицо: это была Махаллат, дочь Асмодея и вторая жена Сатаны. Она была рождена от смертной женщины и демона, и унаследовала всю демоническую сущность отца. У нее было под началом 487 легионов демонов, а она пришла спросить о готовности Агасфера встретить блудницу и ухаживать за ней, ибо Сатана может отдать Сиерре приказ ускорить ход времени до прихода второго весеннего месяца. Как бы ни было, он, Агасфер, при ее появлении будет дома. Под хламидой демона что-то двигалось. Агасфер знал, что это хвост, она в своем обличии получеловек-полузмея. Махаллат исчезла, Агасфер пошел в квартиру Сла̀в а, надо еще какое-то время побыть котом, чтобы все окончательно завершить, а потом оставить проживать их, не имевших уже ни капли человеческого.

Сатана может время свернуть или развернуть, конечно, до определенных пределов, но коли демонесса сказала, что во время явления он будет дома, значит так и будет. Здесь надо готовиться, кое-что Агасфер уже успел сделать, как получилось: устроил новую кровать, помыл холодильник, принес много моющих средств, зубные щетки. Он своими руками, как мог, создавал уют, к которому могли стремиться только люди. Это и есть комфорт проживания.

***

Мескалѝн очаровала Сла̀ва, тот чувствовал, как кровь кипит. Красавица шарила рукой у него в штанах, периодически вытаскивая ее налить водочки. Ладонь сияла красными ногтями и была липкой. На него то накатывало поцеловать ее в красные губы, которые сияли над белыми зубами, то возникало искушение в такт движениям руки в штанах вцепиться зубами ей в шею. По всему видимо, Вовчѝку тоже было хорошо. Сла̀в сегодня был без аппетита, все было пресно. В голове нежданно загулял запах консервов, что были в квартире. Казалось, сейчас они будут лучшей закуской. Искушение вдруг стало очень сильным, и он потащил всех домой. Пока они шли до такси, Мескалѝн так наворачивала задом, что прицепились еще очередники. Сла̀ва все это возбуждало. Носатенький бежал следом и беспрерывно расшаркивался. Пока они, хохоча и похрюкивая, ехали домой, Агасфер лежал на кровати, размышляя о прошлом и настоящем. Когда все четверо ввалились в квартиру с мешками «Прелюдии», он лежал в уголке и, прищурившись, подсматривал за вошедшими. Конструктор-трансформер работала, как и задумано. Кот даже не вышел к ним, когда из кухни загремели банками и понесло тем самым запахом. Все шло по плану, Агосу стало понятно, что о нем теперь долго не вспомнят, и он выпрыгнул в окно. Лязгая зубами, подбежал рыжий волк, кот запрыгнул ему на загривок и поехал по своим человеческим делам.

***

Ох, как Сла̀ву пришлось из банки, и как горели глаза Мескалѝн, когда она с одной ложки закусывала той вкусняшкой. Похоже, эта девушка была именно его девушкой. Они оба, отведав закуски, до крайности возбудились. Она его схватила и потащила в туалет, и там встала раком. Он ее отымел прямо в красном блестящем комбинезоне, расстегнув молнию. Трусов не было, а попка – чистейший мармелад, и было в ней так хорошо, как бывает только в сладких снах. Они хотели еще и еще, скрежетали зубами и хрюкали, выли и визжали, по-звериному ощериваясь друг на друга. На паузе, облобызавшись, вернулись на кухню. Там, на полу, сидела голая Томара̀, подперев коленями огромные груди. Напротив нее, над столом, блестела лысая голова Вовчѝка. Похоже, он заполнял перерыв умными речами. Томара̀ тут же захотела Мескалѝн, и они пристроили свои тела на кровати. Хотелось еще куража, стали мыслить, где же того сыскать. Сла̀в подумал, что можно сегодня же на баб отжаловаться, если они не вытряхнут в коробочки, а вылижут. «Нарушение правил поведения гражданами ограничивает комфорт проживания». Так было написано везде и беспрестанно повторялось со всех экранов. Нельзя нарушать правила, а то ведь и коммунизм может закончиться.

***

Ночью с ним говорил Эмпедокл, который бросился в жерло вулкана, не смерти ища, а бессмертия. Он его обрел, вот только рядом с Князем тьмы. Он создал теории четырех стихий и переселения душ. А когда их создал и понял, кому служит, провозгласил себя бессмертным, и обрел его, нырнув в вулкан, напрямую к Хозяину. Так вот, Эмпедокл говорил, а он слушал:

«Умереть может только тот, кто живет, а ты, помогающий чинить зло, не живешь с того дня, когда пошел служить Сатане. Все, кто служит ему – бессмертные, только их бессмертие и жизнь не имеют даже общего корня. Живут только те, кто возлюбил и служил любви. Те, кто служил из страха, ненависти и своего живота, те бессмертны, ведь всегда были рядом с чертями, с ними и продолжат то же служение Сатане. Но через поколение многие начинают жить, чтобы потом умереть, быть прощенными и остаться в любви Христовой. Те, кто не раскается, – не умрут, оставшись с Хозяином. Умереть – это дар, ибо только умерший может воскреснуть рядом с Христом. Вся нечисть – и земная, и адова – бессмертна. Она лишь перетекает отсюда туда. Пока у людей есть любовь, есть и жизнь. Если есть жизнь, значит, есть смерть и воскрешение. Через смерть открывается дорога к Богу, потому надо принимать ее с благодарностью, ибо это порог к твоей главной жизни в любви и в Царствие небесном. Если ты хочешь начать жить, то возлюби, ибо многие оттолкнувшие его будут бороться за него и искать смерть. И не найдя ее, обретут мир. Ты уже третью тысячу лет не живешь, а служишь, брезгуя и ненавидя, а значит, ты бессмертен. Если не будет прощения, ты так и останешься в услужении, только личина твоя больше не будет по образу и подобию божьему, а будешь ты есть мясо человеческое и восхищаться комфортом проживания. Ты тогда уже не будешь брезговать и ненавидеть, а станешь частью того, что люди божьи всегда отвергали и чего страшились. Пока ты еще человек, а у человека всегда есть возможность покаяния и ратного подвига во имя Христа и любви. Ты очень много где был и много чего повидал, и точно знаешь, где есть люди, а где другое. Не жди, что Христос решит твой выбор, делай его сам и неси к его ногам и суду божьему. Ищи смерти, только не так, как я, во имя бессмертия, а во имя любви».

***

Решили вместе с барышнями к Петровнѐ поехать, туда, где скучно не бывает. Она встретила радостной улыбкой, женолюбы выручили, надрочили ей полную тару, теперь они в почетных гостях. Она как всегда категорически отказалась от выпивки, но уговорили ее поднять за друзей-мужелюбов и взаимовыручку. Петровна̀ смачно накатила и принялась хвалить их невест, за которых уже предложила выпить сама, и налила по полной. Процесс пошел, оказалось, что у нее в дальней комнате гости. Петровна̀ сдержанно фыркала, тужилась, но, как всегда, уступила своей болтливой натуре. Оказалось, там отдыхает тот самый молодец с кабриолетом, и не с кем-то, а с той самой сверстницей нашей уважаемой Петровны̀. Она еще приняла рюмаху и, на минуту выйдя из комнаты, вернулась с приличной величины коробкой. Понятно было, что принесла показывать то, что в прошлый раз смотреть отказались. Она выставила шеренгу фаллоимитаторов от большого размера до гигантского. Они блестели боками телесного цвета и раскачивались, нащупывая каждый свой центр тяжести. Невесты стали их хватать и, возбужденно прихлопывая и притопывая, начали трясти.

– Может, вам помощь нужна? – поинтересовалась у Петровны̀ Мескалѝн.

– Если только недорого, парень жадноват, – и ушла спрашивать.

Вернулась быстро и с порога, почесав темя, огласила ответ:

– Тот, конечно, хочет, но только при включенном свете.

Барышни, взяв со стола два очень больших инструмента, резво ускакали, зато пришла та сверстница, уже немалых лет женщина, с большими натруженными ладонями и мускулистыми руками, видно по специальности. Голова ее была в мелких кудряшках, в мочках ушей висели железки с синими бусинками; у нее, как и у Петровны̀, явно активничала растительность на лице. Усатые сверстницы уселись напротив и с большим удовольствием накатили водочки. Похоже, девки по очереди «заезжали в гараж», так как по всей квартире раскатывались стоны и грубое кабанье хрюканье в сопровождении волчьего воя. Хороший набор натуральных эмоций. Петровна̀ явно нервничала, что простыни будут с нехорошими запахами, да и то ничего бы, но клиент скуповатый. Девки еще с полчаса стартовали, а потом было слышно, как они толкаются у рукомойника, выковыривая из-под ногтей вонючую органику. Сла̀в очень пожалел, что не захватил баночку консервов на закуску, придется жрать заказные шашлыки.

***

Кот лежал в своем привычном углу и наблюдал, как Мескалѝн расхаживает по квартире с голым задом. Конструктор работал. Они только что сожрали по банке, и подопечный уснул, а та долго мучилась над коробкой, но что-то, видимо, добыла. Агасфер ее привязал ко всем схемам нынешнего проживания: не будет таскать, что положено – утилизируют и его не спросят. Ее поставили на учет с большой перспективой, как добытчицу сырья. От Петровны̀ приперлись голодные, впрочем, они теперь всегда будут голодные без этого кушанья. Завтра он пойдет и поставит их на постоянное обеспечение тем продуктом. Но там тоже не загуляешь, бывают и лимиты, и пролетные дни, хорошо хоть недолгие. Там, откуда он забрал волчицу-оборотня, той было благодатно.

Век XX. Замок Эдикур под Парижем

Она – одна из 19 законных жен Бокассы по имени Зара. Она была любимицей императора, и отличал он ее потому, что жена разделяла его лучшие гастрономические пристрастия. Она была жена-едок и скрашивала будни людоеда. Он был пристрастен к сцене, когда та жарила для него свежую вырезку. Когда-то он побывал пионером в советском «Артеке» и полюбил красные галстуки. Так вот, Зара жарила ему вырезку в галстуке пионерки и юбочке, которая совсем не закрывала зад. При этом барабанщик и горнист активно играли. Бокасса таскал французам уран и те самые кровавые алмазы, а они ему создавали комфортное проживание.

***

Похоже, Сиерра получил приказ Сатаны и что-то уже начал сотворять против естественного течения времени. Возможно, его ускоряют, и второй весенний месяц наступит раньше привычного. Уж очень резко похолодало.

Гнездо – это то, что было людьми, а теперь стало ускоренно менять свой облик, превращаясь в психоматериал для встречи и прославления Антихриста. Значит, может ускориться и возвращение шлюхи. Но что готовилось за красной стеной, Агасферу было неведомо. Он лишь знал, что там строится престол специально под это действо. Там руководили верховные демоны. Придет время, и он будет там со шлюхой, долженствующий находиться рядом до первого крика родившегося, а потом его возьмет на руки первая нечисть – тот, кто будет вроде как его отец. Не будет пуповины, ибо ее и быть не может. Возьмет на руки и вынесет к демонам и самому Хозяину. При нарушении такой последовательности младенец сразу может принять демонический облик, и все окажется безрезультатно. Человеческий облик, в котором он родится и будет расти, не должен дать проявиться чертам его действительного родителя. При другом исходе будет рожден очень могущественный, но демон, а смысл совсем в другом, но более страшном. Агасфер уже сильно волновался в ожидании встречи. С людьми он уже давно не общался и боялся, что растерял навыки общения без задних мыслей, лукавства и искусительства. Ей пока неведома ее роль, она не догадывалась, что из ее чрева должен выйти ужас и гибель земли. Сейчас Агасфер готовился к встрече и звонил в дверь дома, где ему продадут женское белье и другое, что понадобится. Размеры он показывал на пальцах, но верил, что не ошибется. Все эти трусики и маечки выглядели уж очень по-человечески. Он пытался интересоваться про специальные женские салфетки для особых женских дней, но его не поняли, здесь подобного ни с кем не случалось. Разве это не комфорт проживания?

***

Всю ночь свет почти не гасили, Агасфер не очень мог спать при свете, в образе кота это плохо удавалось. Парочка тусовалась туда-сюда по квартире, то жрали, то пили, то барышня бегала в туалет со своей коробкой. В общем, спали мало. Агасфер-то знал, что обожравшиеся человеческого мяса всегда становились рабами сильнодействующей энергии. Мескалѝн наконец-то вылезла из всего красного. Кот смотрел на ее голую спину и точно знал, что пройдет совсем немного времени, и по ее позвоночнику начнет прорастать волчья шерсть. Именно в том месте, где самой ее убрать невозможно. Просто не дотянуться. Теперь тут есть такие салоны, где занимались подобными процедурами. У кого волчья шерсть, а у кого свиная щетина. Было ясно, что вместе эта парочка и «закрасивеет», но кот надеялся, что к этому времени в квартире его не будет. Он будет жарить картошку и варить суп из курицы совсем в другом месте. Кто видел, как шипит картошечка, тот не забудет. Агасфер был голоден и имел намерение свалить, но за окном реально мело по-зимнему, и он остался в углу, пытаясь заснуть под возню и хрюканье соития. Это страшно, но все же не так, как упражнения с той демонессой.

Поспать так и не пришлось: рано начали трезвонить в двери, посыльные принесли ящики с консервами. Сла̀в был приятно удивлен, к тому же сказали, что согласно запросу, каждые три дня будут обновлять запасы. В то утро в этой квартире умывался один кот. Все остальное население, употребив по консерве и выпив водки, двинулось было на улицу, но быстро вернулось, забуксовав на выходе. Сла̀в принялся заказывать в аренду одежду, ему хотелось двигаться и веселиться. Вовчѝк позвонил, они с лучшей в этом и другом мире Мамо̀нт уже их ждали где-то. Привезли две одинаковые куртки с надписями на спине «Мой мир прекрасен», у Мескалѝн она на сиськах не застегнулась.

Кот наконец-то остался один и уже в человеческом обличии пошел принимать утренний моцион. Если кот обслюнявил свою морду, это не значит, что лицо человеческое умыто. До своего жилья он добирался на такси, а там у него была куртка. Здесь они все были одинаковы, с той же самой надписью. Будущей его гостье она не нужна, ведь улица из-за волков категорически закрыта для нее, а главная опасность – тот самый туман из закиси азота. Он вышел из квартиры, но уже на выходе столкнулся с вернувшейся в спешке Мескалѝн. Она игриво на него глянула и пошла по ступенькам, выпячивая зад. Верно, коробочку забыла, без нее тут дамам никуда. На улице было сумрачно, поземка и минус. Рано пришел зимний месяц, а это значит, что и весенний поспешит. Похоже, закрутили время на ускорение. Стройка, верно, подходит к финальным аккордам.

В квартире у Агасфера пахло свежестью, он помыл руки и сел завтракать. Открыл баночку консервов с мелкой пряной рыбкой в масляной заливке и почистил одно куриное яйцо, на сладкое – чай с печеньем. Завтрак закончился душевно. Он уже прилично припас продуктов с расчетом на двоих. Агасфер прилег на свою кровать, из двери другой комнаты была видна часть кровати с взбитой как у людей, девственно белой подушкой. Последнее время его такое все больше и больше волновало. Вроде как что-то, проделав путь в две тысячи лет, всплыло из детства. Он даже пугался самого себя, пытаясь вспомнить молитвы, которые всегда были в их семье, но, увы, ни одного слова не просыпалось. Агасфер незаметно задремал, и снился ему дом, сложенный из камней и булыжников, где ночью в нише горела масляная лампа. Без света спать было нельзя, свет указывал, что в доме люди. В большом неглубоком сосуде, перевернутом над огнем, сгорбившаяся женщина пекла хлеб. Посередине – сундук, на крышке которого ели, сидя на полу. Одно окно, от ветра и дождя его иногда завешивали шкурой. В дом вела маленькая дверь, которая на ночь запиралась на засовы. Агасферу снился отчий дом, а женщина, что пекла хлеб, была его мамой. Таким у них был комфорт проживания.

***

Приближался Йоль – праздник самого короткого дня – время великой тьмы. Люди когда-то придумали, что этот праздник и есть день рождения Сатаны. Нет, Сатана родился в самый длинный день, ибо был архангелом Света. Но когда Господь-Творец повелел ему поклониться человеку, созданному как венец божественного творения, он отказался. А чтобы его слова о непослушании и своеволии людей в отношении Бога-Отца подтвердились, Сатана искусил их в садах Эдема. Господь лишил его света, сделав падшим ангелом, и так же, как и людей, заземлил на века. С тех самых пор Сатана пытается показать Богу, кто они на самом деле, эти его создания. А тот все пытается развернуть людей к небесам, а в искупление уже сотворенных теми грехов приносит в жертву своего уже возлюбленного сына. Сатана 40 дней был рядом с Христом в иудейской пустыне, умоляя того отказаться от искупительной жертвы, убедить сына Божьего, что люди и живут лишь тем самым хлебом единым, искушают Господа ежечасно, и ему, Сатане, поклоняются за самые ничтожные посулы. И сказал ему Сатана, что он не надеется на прощение, но покается перед Отцом и будет его просить о великой милости, если что-то изменится в натуре людской. А их стремление жить за счет себе подобных и убивать ближних становится все страшнее и необоримее. Люди будут кривляться перед иконами и от имени Христа наживаться на себе подобных, убивать их, неся впереди себя Крест с его распятием. Они и сейчас уже обрели право судить, вешать и закапывать живьем. Выбор всегда есть только у тех, кто жаждет выбора.

Сатана уверился, что не почитание Царя небесного, а лишь страх перед его адскими кущами может влиять на мысли и дела людские. В тех кущах были и праведники, но то не его вина, ибо со времен сотворенного людьми первого грехопадения, ворота рая были для всех закрыты, и Сатана был вынужден и тех приютить. Их было малое число. Сорок дней и ночей Сатана не отходил от Христа, убеждая его, что жертва будет напрасной. Но Христос изгнал его и, испив всю чашу страданий, умер на кресте, оставив людям заповедь любви как путь к спасению. Все он принял как человек, и как человек был опущен в ад и вывел оттуда всех праведников, томившихся там со времен Адама и Евы. Не было жертвы более великой, и не было более великого подвига. А Сатана, озлобленный на род людской, считая, что из-за людей он был лишен света, продолжал искушать и бесчинствовать. Видя, что за последние две тысячи лет с помощью любви мир не сильно изменился, он сам решил уйти под землю, будучи уверенным в том, что люди без него ускорят пришествие конца времен. И он стал убеждать, что его не существует, и ада тоже нет, а значит страшиться нечего. Кто-то принял это за лукавство, а кто-то истово обрадовался. Но враг ведь должен быть, и Сатана сшил такого врага – «Протоколы сионских мудрецов». Это был псевдозаговор против человечества. То было на рубеже XIX-XX вв. Сам же он, выбрав злодея и врага человечества, уселся в стороне наблюдать. На рубеже этих времен пришли новые фараоны, которые имели мнение, что они все знают, могут и судить, и казнить, а свои нравоучения реализовывали через убийство миллионов. И они развязали две войны, одна ужаснее другой. Много было чего еще страшнее, чем древние нашествия на тот богоизбранный народ. Кого-то уже не устраивало, что тот народ был уже 500 лет в плену. Люди с большим рвением осваивали то, что никогда не могло быть сатанинским ремеслом, а тот смотрел и надеялся, что окончательно сведет с людьми счеты, явившись в образе Антихриста. Сейчас он готовил это явление, бросив на подготовку всю армию, всю хитрость и коварство, что приобрел среди людей. Он вил гнездо, из которого выйдет младенцем, и ему поклонятся, ведь сказал Христос, что «поклонится только отцу своему», и сказал Люцифер, что «поклонится только отцу своему» и был лишен света. И спросил Сатана вкрадчивым голосом у человека:

– Что выбираешь, человек: Добро или Зло?

И ответил человек:

– Я выбираю Добро.

– А будешь ты ему служить?

– Да, – отвечает человек. – Буду. Лишь только создам себе комфорт проживания.

Тогда Сатана спросил еще:

– Но ты же одет, обут и не голоден?

– Да, – ответил человек. – Но это же не комфорт проживания, это только одежда и хлеб; одежда сносится, а хлеб съестся. А детям?

И тогда Сатана спросил:

– Не думаешь ли ты, человек, что на создание комфорта, каким ты его представляешь, может и жизни не хватить, и очередь служения добру так и не наступит?

Человек же ответил злым голосом:

– Изыди, Сатана, ты лжешь.

И Сатана ответил:

– Куда же я уйду? Пока добро ждет своей второй очереди, вы, создавая каждый свой комфорт, будете служить мне.

Человек же начал истово креститься, отгоняя лукавого, и в то же время думая, какой же у него комфорт проживания, когда у одного соседа дом на пол-этажа выше, у другого машина годом моложе, а у жены соседа ноги длиннее.

Сатана слушал его мысли и точно знал, где есть самое комфортное место для проживания человека – это пристанище его, Сатаны, где полный и вечный комфорт. Туда люди селятся с начала времен, идут туда и идут. А там-то точно бытие определяет сознание, и там смердит. Вот такой комфорт проживания.

***

Петровна̀ нашла для Вовчѝка чемпионку прошлого года в тяжелом весе по борьбе. Сиськи у нее были как ведра, а попка пахла как оазис в пустыне, все это при росте с входную дверь. Вчера была у нее в гостях, так семерых выдоила, и Петровнѐ чуть отлила. Петровну̀-то опять пригрузили, посчитав наказание слишком мягким, а расплату слишком быстрой. Вот и приходилось крутиться: ночью сама пайку добыла орально, но от того воняло собачатиной, и вся спина была в шерсти. «Сама-то эталон красоты», – подумал про нее Сла̀в . Он весь этот бред слушал по телефону, сидя в такси, ехал на встречу с Вовчѝком и Мамо̀нт. Мескалѝн опять шарилась у него в штанах и липкими руками хваталась за новенькую куртку.

Подъехали к заведению, Сла̀в вышел из такси, а Мескалѝн отправилась к своей вчерашней очереди, но первым оказался таксист, который вел одной рукой, а второй дрочил. Он быстро «приплыл», Мескалѝн отрыгнула его излияния в коробку вместе с остатками утренних консервов. Все шло по плану, и туман уже им не очень нужен был, ведь настроение перло изнутри, а туман – так, для начинающих.

Как-то грустно сидели голубки, Вовчѝк играл с сиськами Мамо̀нт, а та жмурилась как самка носорога перед случкой. Выпили водки, закусили холодцом и языками. По лбу Вовчѝка катались извилины из кожи, он пытался придумать дальнейший сценарий на сегодня. Мамо̀нт предлагала поехать к мальчишкам, которые переодеваются в девочек, или к девочкам, что переодеваются в мальчиков. Ей было все равно, лишь бы толпы было побольше. Производственный план она уже почти выполнила, в коробке булькало и пузырилось, за ночь она заработала на своем фирменном номере «стриптиз в оковах и с отягощениями». Сла̀в рассказал о новостях от Петровны̀, и у народа все зазудело.

Сла̀в посмотрел в окно, на снегу сидела красивая серая волчица и очень сексуально на него смотрела. Она вдруг запрыгала, стала кататься по снегу и извиваться всем телом, держа хвост в самой верхней точке орбиты. Приехала Мескалѝн, сиськи у нее были свежепоцарапаны, а шея свежепокусана. Мамо̀нт, похоже, позавидовала или поцарапанные сиськи ее возбудили. Здесь вообще считали, что у этой части женского тела нет иного предназначения, кроме как для игр. Мескалѝн приперла с собой четыре котлеты, они выглядели как лакомство в праздничном обеде солдат-срочников. Кто же знал, что котлет было целое ведро, которое она уже спрятала у Сла̀ва в холодильнике? Вот что значит совместное проживание и забота о дне грядущем. Мамо̀нт придвинулась к Мескалѝн, и они начали мериться коробками, пересчитывая в них пузырьки. Вовчѝк дозвонился Петровнѐ с целью выманить телефон чемпионки, а Петровна̀ к себе заманивала.

Кот лежал в своем уголке и нюхал запахи тех самых котлет. Эти угощения были явно из-за красной стены. Его конструктор-трансформер сегодня где-то удачно прикупилась. Вонь была невыносимая, и он понимал, что все это жилище будет озонировать адом всегда. Очень хотелось бежать вон, но надо было дождаться последнего акта в этой пьесе – схождения подопечного в «Комитет страстей». Оттуда он или вернется чертом, или сразу направится к коменданту того самого общежития по имени ад. Но этот- то вернется, ибо его ждут дела семейные. Агасфер ждал в гости ту женщину, единственную в этих местах, у которой нет персональной ответственности за бульканье в коробке, ибо она из рода людей, как и он сам – грешник и немощный трус. Но он говорил с Христом!

***

Мескалѝн ерзала на стуле, в спешке не все попало в коробку и сейчас вытекало, стекая по ляжкам. Она пригрустнела, похоже, ей эти жареные уши были никак, вкусное было дома, но они поехали по старому адресу, немного поразвлечься. Там на манеже были все те же: на кухне два мужелюба дрочили друг другу, выручая гостеприимную хозяйку. Псевдосексуальные запахи все так же завораживали, а бывшие в употреблении автобаллоны амортизировали по углам сексодромов. На полу следы размером со стопу снежного человека, кто-то ходил в мокрых носках. Сла̀в подозревал, что это пробегала та самая чемпионка в тяжелом весе. Вовчѝк, как обмороженный, смотрел на этот свежий след властительницы дум. За стеной кряхтел сексодром, в полной тишине казалось, что кто-то сползает или заползает туда.

Чемпионку звали Тѝранос и, как потом выяснилось, это она ворочалась в соседней комнате, разминая мышцы спины. Заорали на кухне мужелюбы, видно порция подошла, Петровна̀ кинулась за коробкой. Тут и появилась чемпионка Тѝранос, ее явление накрыло своей тенью все живое пространство в кают-компании. Сла̀в вздрогнул и икнул, а в глазах Вовчик̀а явно читалось, что один он точно не справится. Если эта барышня боролась в тяжелом весе, то Мамо̀нт могла претендовать лишь на почетный полулегкий. Однако это не помешало им, выпив по паре рюмок, начать бороться на руках. Мамо̀нт силилась, кряхтела, но не поддавалась. Соперница была спокойной и уверенной и, конечно, победила. У Мамо̀нт, похоже, случилась психологическая травма и, замахнув еще пару рюмок, девушки начали бороться в партере. Все кругом шаталось, даже лампочка под потолком, углы хрустели, и пол ходил волнами. Все остановила Петровна̀, приказав девочкам продолжить в одной из комнат. Они, покрасневшие и вспотевшие, удалились, но там что-то быстро успокоились. Петровна̀ быстро определила, что лесбиянничают. Мужелюбы тоже попросились за стол, но только со своей водкой. Выпили. Вовчѝк был весь на нервах, один он боялся быть побежденным Тѝранос с явным преимуществом. Вернулись дюймовочки и одновременно рухнули жопами на диван, отчего мужелюбов подкинуло, а водка на столе перевернулась и забулькала. Быстро все поправили. Мамо̀нт сказала, что проиграла вчистую, но надеется на матч-реванш. Обе задорно захихикали, потряхивая холмами спин. Вовчѝк загрустил, становилось очевидно, что тираннозавру нужен тираннозавр. Но, увидев его грусть, Тѝранос, легко взяв его под локоток, увела в опочивальню. Он пошел как бычок на бойню. Хотелось ему все больше и больше, вот и получи горный кряж. А Петровна̀ все мясо подкладывала мужелюбам, надеясь еще раз отправить их на кухню. Она разнылась, что не успевает и боится за свое рабочее место; щеки ее дрожали, а бородатый подбородок выпячивался. Мескалѝн достала свою коробку и набулькала ей чуток.

***

Сатана спешил, его отец – Творец – заявил, что создал людей по своему образу и подобию. Но лишь Люцифер знал, что этот провозглашенный Богом венец совершенства еще не закончен. Остался один штрих, никому не видимый и не ведомый, кроме отца. Этот штрих был за Богом. Допустить этого завершения было нельзя, ибо человек тогда становился не просто человеком, управлять которым будет не под силу не только любви, но даже страху. Потому он и пролез в райский сад в облике змея, спешил. Если бы Бог-Творец завершил им же задуманное и наградил людей той силой, которой бы и сам явно не смог управлять, то были бы Господь и все небесное оплевано и оболгано. Стали бы тогда люди требовать, чтобы силы небесные пришли к силам земным в услужение. Но случилось то, что случилось. В ночь седьмого дня проживания Адама с Евой случилось грехопадение, и началось летоисчисление земного мира, ибо до этого не было старения чего-либо. С греха начался отсчет земного времени. Сатана успел, они разгневали Бога и были изгнаны, так и не получив, что должно для обретения не только образа божьего, но и полного его подобия. Но Люцифер тоже был лишен близости с отцом и изгнан вместе с людьми. Однако у него уже было то, что не дали людям. Он – падший ангел Люцифер.

Люди не смогли жить чувствами, а стали жить страстями и идеями, как пищу переваривая друг друга. По законам, написанным ими же, они не жили, ведь те законы были не во всем применимы. По справедливости жить не могли, милосердия вообще не знали, а любовь была лишь мерой сладострастия и лукавого притворства в словесах. Стала зваться она сильной, слабой, бывшей, притворной и тому подобное. Уже пришло время, когда люди будут превращать себя в цифровые копии и станут виртуальным суррогатом, не имеющим ничего общего с людьми и творцом – Богом. Однако толпа верит, что может быть цифровой человек с искусственным разумом, и только он и может править истинно и справедливо. Верят в это и упорно строят гнездо явления Антихриста. Бог никогда подобно людям не воевал со своим созданием – Сатаной, и сын почитал отца своего. Сатана был просто спорящий, а Господь – вразумляющий. Господь верил в людей, а Сатана нет, и чем дольше последний находился рядом с ними, тем больше убеждался, что там ничего и не осталось от общего с их Отцом-прародителем. Бог-Отец ждал их покаяния и духовного возрождения. Сатана страдал, когда Христа били и распинали, ведь мог прекратить это в один миг, но не смог ослушаться воли отца второй раз. Он был на Голгофе в тот теплый апрельский день и видел, как в муках умирает Божий сын, оставляя своим мучителям любовь и прося Отца простить их, ибо они не ведают, что творят. Но Сатана их не прощал, и позже на всех участников и распорядителей этого действа нашлось оружие: кому кинжал, кому удавка, а кому и сумасшествие. Сатана надеялся страхом убить греховность человеческой натуры, он все страшнее и страшнее представлял себя и всех своим царством устрашал. И тогда люди назвали его Дьяволом. Но, как и любовью, страхом тоже не очень получалось, потому он и спешил явить себя людям в образе Антихриста, тем самым ускорив конец времен и рода человеческого. Однако получилось, что он опять спешил, ибо замыслом его Отца было дать людям еще время одуматься и покаяться. Он все еще надеялся, что жертва его возлюбленного сына была не напрасной.

***

Петровна̀ неожиданно завела непонятный разговор, видимо, для своих. Она вдруг начала рассказывать, что слышала, что у каждого человека должен быть свой день рождения, который отмечают как большой праздник. Но что такое день рождения по существу, она не знала. Сла̀в ответил, что у них и так каждый день праздник, так что зачем им еще день рождения? Вернулась Тѝранос, Вовчѝка не было, и даже не было слышно, чтобы он передвигался где-то рядом. Сла̀в забеспокоился, глядя на руки Тѝранос, он явственно представлял Вовчѝка на полу со сломанным позвоночником. Он отправился на поиски. Вовчѝк сидел в соседней комнате на полу, прислонивший спиной к сексодрому: похоже, один не потянул. Тѝранос любила пожестче, а мера той жесткости у нее была своя. По зову друга Вовчѝк поднялся и, волоча зад, побрел за Сла̀вом. Там уже всем разлили. Вдруг все узнали, что у девушек есть сценические прозвища: у Тѝранос было «Гора», а у Мамо̀нт – «Пресс». Им было хорошо, они хлопали друг друга по ляжкам и смеялись голосами пожарных сирен. Вовчѝк жался к Сла̀ву, подальше от этих хохотушек: похоже, словил хороший кайф. Мужелюбы опять ушли на кухню с явным намерением подрочить друг другу, а Мескалѝн все чесала жопу и ляжки от злобно присохшей спермы. Помыться и в голову не приходило, тут вообще с мытьем было не очень популярно. Вовчѝк шептал Сла̀ву, что хочет уехать туда, где поменьше сисек, мыщц и захватов на удушение. А тому было все равно, хотя хотелось вкусно поесть. Он еще не знал, что жрет человечину, но было понятно, что тот, кто без меры чревоугодничает, все равно будет употреблять человечину. Ему оставалось лишь сходить туда, куда он должен был прийти, а после того во всем наступит ясность. Вовчѝк, видно, пойдет жаловаться на Тѝранос за применение без разрешения болевых, удушающих приемов и подсечек.

Мужелюбы хрюкались на кухне, Петровн̀а ждала сигнала у дверей, держа коробку наготове. Сла̀в с Вовчѝком решили уехать, а девчонок оставить поработать. Те радостно согласились и принялись уже втроем лизаться. Вовчѝк знал небольшой клуб, тихий и спокойный, но только для мальчиков. Друзья давно уже о том задумывались, а давно известно, что если стал о педерастии задумываться, то обязательно туда приедешь, особенно если и пьешь в компании мужелюбов.

***

Агасфер помнил тот день, когда в нем что-то стало меняться. Это когда современник Фауста, Корнелий Агриппа, у которого была, как считали люди, книга, написанная самим дьяволом, показал ему в своем зеркале прошлого единственную дочь рабби Эвен Эзры. Она была когда-то невестой Агасфера. Он заплакал, эти слезы вызваны были не страхом, а чувствами, давно им забытыми. Ему было суждено пройти вместе с людьми через века мудрости, страданий и заблуждений, но он был здесь один, забытый смертью. Уже позднее, в XVIII веке, будучи воплощенным в графа Сен-Жермена, он узрел, что человек, знающий больше других, обречен на одиночество. В сегодняшних делах Сатаны, среди чертей, демонов и оборотней, он чувствовал себя совершенно одиноким. Все его надежды были сейчас на встречу блудницы. Ему казалось, что путь одиночества с ее приходом должен будет закончиться. Он устал от того, что в его жизни ничего и никогда не заканчивается, а любой путь не завершается. Он жил на земле без смысла и цели, из никуда в никуда, затерянный в веках и народах, забытый смертью. Сегодня он начал вдруг думать о себе как о человеке, который несет людям свою историю об Иисусе Христе, и он – всегда живой свидетель его пришествия. Теперь все время его не оставляли мысли о Божьей милости, о неисповедимости путей Господних. А какие милости к тому, кто извечно ходит по земле, являясь свидетелем людских заблуждений и ошибок, радости и горя, глупости и зверства? Был уже братоубийца Каин, обреченный Богом на скитания, но не на бессмертие, он же был убит собственным сыном Лемехом. Тот, будучи слепым, не смог считать охранную печать на челе Каина. Господь ведь простил его за убийство своего брата Авеля, которому тот перекусил горло, а потом добил костью ослиной челюсти. И повелось знать Агасферу, чего Бог не додал людям, изгнав из Эдема. Этот тот самый орган, который в просвещенной Европе назовут эпифизом, а ранее звали «третьим глазом». Он шишковидным наростом затаился в четверохолмии мозга человека. Вначале Декарт назвал его вместилищем души. Гений же Леонардо да Винчи точнее всех понял его предназначение, сформулировав это как «орган, дающий человеку возможность общаться с Богом». В XXI веке на эпифиз воздействовали мигающим светом, и он реагировал. Но он спал, и мог разбудить его только свет, который будет идти от Бога-Создателя. Эпифиз – это непробужденная антенна, которая дала бы человеку возможность расшифровывать голос Бога и представлять вокруг себя реальность в истинном виде. Вот такой бы тогда был комфорт проживания, но не случился.