Синий дым китаек

Над бабушкиным сундуком висел плакат под названием «Если бы парни всей земли…» (начало популярной песни). Изображённая на нём большая ватага разномастных парней демонстрировала свою солидарность в борьбе за мир.

Мы с Лёлькой, досконально изучив плакат, честно поделили всех парней между собой – самый крупный, с открытым мужественным лицом, с откинутой назад волной русых волос достался… ну да, мне.

У нас с сестрой всё было поделено, прежде всего картинки в книжках. Когда открываешь страницу новой книжки, и там оказывается картинка, важно первой сказать: «Чур мой», – и накрыть ладошкой. Это могло быть что угодно: яблоко, домик, лошадка, Иван-царевич – в горячке первенства можно было накрыть ладошкой даже Бабу-Ягу, но тогда всё: твоя навеки, что служило постоянным

поводом для досады одной и веселья другой. После такой фиксации права на собственность никакой передел был уже невозможен: мы всегда твёрдо помнили, где чьё… Песни тоже были поделены: «Ой, рябина кудрявая» Лёлькина, «Ой, вы, гуси, до свиданья» моя (эти две песни чаще других передавали по радио).

Бабушкин плакат, вернее, слова песни «Если бы парни всей земли…» служили нам неиссякаемым источником вдохновения и веселья. «Если бы парни всей земли, людям картошку копать помогли,…. детям конфет по кульку принесли,… редьки наелись и спать залегли – вот было б здорово, вот это был бы гром…» – упражнялись мы в остроумии и ухохатывались до колик в животе, пока в изнеможении не валились на сундук, дрыгая в воздухе ногами….

Когда из репродуктора неслось: «Чтоб увидала каждая мать счастье своих детей…» – мне слышалась: «жопу видала каждая мать щас у своих детей». Мой вариант не подлежал сомнению – и мы опять валились на сундук в беззвучных корчах…

Почти все песни я слышала по-своему, например, в песне «В далёкий край товарищ улетает» вместо слов «Любимый город в синей дымке тает» мне слышалось: «Любимый город, синий дым китаек…» «Китайки» в моём воображении рисовались пышными, но невысокими деревьями, окутанными синей дымкой. Синюю, вернее, сизую дымку мне и представлять не надо было: в безветренную погоду весь наш город тонул в ней: заводские трубы неустанно насыщали атмосферу этой самой «дымкой»…

Мы с бабушкой любили бывать на концертах, которые проходили в день выборов. Обычно выборы падали на раннюю весну. Едва забрезжит утро, часов в шесть, в подъезд заходили дворники и кричали:

-– Все на выбора!! Все на выбора!!

Мы тоже вставали пораньше, часиков в девять, и шли на избирательный участок, чтобы занять место в зрительном зале и сидеть там до упора, пока не надоест. Раздевалка не работала, поэтому все сидели на своих «польтах», красные и распаренные: было жарко, душно, но интересно…

Бабушкин салоп выглядел дореволюционно и назвать его по-другому нельзя – чёрный, из благородной шерстяной материи, с узором из кручёного шёлкового шнура со стеклярусом – такого точно ни у кого не было. Народ одевался весьма однообразно: все женщины ходили в чёрных плюшевых жакетках, все мужчины – в драповых или в суконных москвичках (так называлось короткое уродливое пальто с четырьмя прорезными карманами). Слава богу, отец москвички не носил, а у матери никогда не было чёрной плюшевой жакетки…

В день выборов концерт шёл с утра до позднего вечера перманентно: агитбригады подъезжали одна за другой – песни, декламация, акробатические этюды, игра на баяне…

Запомнился один исполнитель, невероятно косолапый парень – ноги буквально колесом, он пел:

-– Парень хороший, парень хороший. Как его зовут?

-– По-грузински он Вано, а по-русски – Ваня.

В моём детстве было много косолапых детей, во дворе их называли рахитами (рахит – болезнь, вызванная недостатком в организме витамина «Д»). Видимо, не всех детей родители заставляли пить рыбий жир…

На небо за арбузами

Наши родители были людьми довольно аполитичными, отец никогда о политике особо не распространялся, а более непосредственная мать рассказывала, что из их школы забрали учителя – самого уважаемого человека в селе – и он уже никогда не вернулся.

Так что прививать нам любовь к вождям они не считали своим долгом, мать даже иногда могла пошутить, пропев частушку:

Когда Ленин умирал,

Сталину наказывал:

много хлеба не давай,

мяса не показывай…

Меня не вдохновляли детские передачи, прорывавшиеся в мой слух через утренний сон.

«Дышит весна золотая за школьным широким окном. О Ленине дети мечтают, поют они песни о нём!»

В полудрёме (мы спали по утрам, сколько хотели) мне виделась толстая, румяная, запыхавшаяся тётка-Весна, которая стоит и тяжело дышит за окном…

Где-то там какие-то правильные дети мечтают о Ленине…

А я о чём мечтаю?

А я мечтаю об арбузах и апельсинах. Отец всегда покупал один арбуз на пять человек, а нам с Лёлькой хотелось слопать его вдвоём – разрезать арбуз надвое: тебе половина и мне половина! Нет, жадными мы не были – скорее, наоборот – щедрыми: нам хотелось, чтобы каждый мог съесть зараз целый апельсин и пол-арбуза.

Я думала над этой проблемой, и, когда её решение забрезжило в моём мозгу, я подкатилась к бабушке:

-– Бабушка, – спросила я как можно деликатнее, – бабушка, скажи, а можно как-нибудь залезть на небо?

-– Это ещё зачем?

-– Ну сперва скажи, можно или нет?

Бабушка посмотрела на меня с подозрением, но всё же поделилась сведениями:

-– Слышала я что-то про лестницу, которая свешивается с неба. Но кто её знает, в каком она месте висит…

-– Бабушка, а Бог все просьбы может выполнить?

-– А ты помолись хорошенько, попроси – глядишь, и выполнит, – посоветовала бабушка.

Стыдно мне было в молитвах просить Бога об арбузе, и я нашла другой способ попасть на небо. Однажды мама прочла нам сказку о том, как мужик из горошины вырастил необыкновенной длины стебель, по которому забрался на небо и там обнаружил меленку и жернова – эти предметы обеспечили ему сытое и безбедное существование…

Зачем нам меленка и какие-то жернова?

Блинов нам и без них напекут – а вот стебель – это как раз то, что надо!..

Я вырастила его силой своей фантазии – стебель, сверху донизу покрытый побегами, на которых росли огромные стручки гороха…

С тех пор мы с Лёлькой по этим побегам, как по ступеням, держась за стебель, повадились лазить на небо.

Когда стебель кончался, как раз начиналось небо. Ступив на небесную твердь, мы обнаруживали там много всякой всячины, но всё по одной штуке. От нас всего-то и требовалось, что подойти к нужному фрукту или овощу и указать на него пальцем – и всё, отказа мы ни в чём не знали.

Хотите арбузов?

Вот вам гора арбузов от неба до земли.

По этой арбузной горе мы скатывались прямо в наш двор. Арбузы ели все желающие – мы тоже наедались до отвала…

Были горы апельсинов, были бананы в связках, жёлтые, без единого чёрного пятнышка… Много чего было получено в ту счастливую, благословенную пору, когда мы с Лёлькой то и дело беспрепятственно лазили на небо…

Счастлив тот, кто в детстве не познал скуки, у кого душа не сжималась от одиночества, кому всегда было с кем играть, мечтать, фантазировать, смеяться – счастлив тот, кому судьба подарила сестру или брата….