Я (не) согласна

Очнулась я уже сидящей на кровати и смотрящей в одну точку. Хоть убейте, я не помню ни как прощалась с матерью, ни как принесли мой сундук — а его принесли и оставили посередине комнаты. И он был пуст — а вещи аккуратно разложены на полках. Стоп, а где мои тетради? Я вскочила и в панике заметалась по комнате, а потом взяла себя в руки и заглянула в привычное место: под стопку панталон. Там они и лежали.

В коридоре послышался гул голосов, я быстро закрыла шкаф и села обратно на кровать, сложив руки.

В комнату ввалились, толкаясь локтями, две совершенно одинаковые девочки — тоненькие как тростинки, с веселыми кудряшками, выбивающимися из-под чепцев, с веснушками на вздернутых носах. Близняшки!

— Привет, — хором сказали они. — Ты новенькая!

Девочек звали Тьера и Элера, и они тут же всё рассказали о себе. Были они дочками торговца специями, их мать умерла несколько лет назад и отец счел разумным отправить их в пансион учиться.

Всего здесь училось одиннадцать девиц в возрасте от тринадцати до семнадцати лет. Двое из них чистые оборотницы. У всех есть небольшой магический дар.

— Стефания, — сказала Тьера. — Ты сирота? Тебе нужен хороший жених? Твои родители не справляются с твоей магией? За что тебя сюда?

Я задумалась. Если я скажу правду — меня не поймут. Придется говорить… другую правду.

— У меня есть нареченный муж, и родители, опасаясь за мою невинность, решили укрыть меня в монастыре, — вздохнула я. — Не то, чтобы я давала повод… хотя, если честно, давала.

Девочки вытаращили на меня и без того огромные глаза.

— Переоделась в платье кузины и под ее именем поехала на маскарад, — пояснила я.

Теперь у близняшек и рты открылись. Богиня, какие они еще дети!

— Ты из высшего общества! — выдохнула Элера.

— Ты бывала на маскараде! — прижала ладошки к щекам Тьера. — Ты должна нам всё-всё рассказать! Только не сейчас — ночью.

Вот только восторженных дурочек мне и не хватало! Я чувствовала себя по сравнению с ними ворчливой матроной. Но слова уже вылетели, ничего изменить не удастся — придется что-то рассказывать, что-то придумывать. Впрочем, я в этом мастер.

Нас позвали на ужин, где меня представили девочкам. К сожалению, полным именем.

— Это Стефания Браенг, и ближайшие четыре года она проведёт в пансионате Святой Елизаветы, — звучно произнесла настоятельница.

Двадцать два глаза смотрели на меня не моргая. Одиннадцать ртов сложились в идеальную букву "о". Спасибо, папа. Удружил так удружил. Не мог сдать меня инкогнито? Я прямо почувствовала расширяющуюся с каждой секундой пропасть между мной и остальными воспитанницами. Аристократов простые люди не любили и, признаться, совершенно заслуженно. Не думаю, что я смогу рассказать девочкам о том, как работала уборщицей и писала памфлеты. Я это делала от скуки. А они — рабочие косточки. Уверена, все успели хлебнуть лиха в своей жизни.

Кажется, это будут самые тоскливые и одинокие четыре года в моей жизни.

Глава 3. Монастырские будни

— Леди Браенг, потрудитесь объяснить, что это такое?

Настоятельница смотрела на меня строго, но не гневно. На ее столе лежали шесть тетрадей в зеленой кожаной обложке.

— Это тетради, — уныло ответила я.

— Чьи?

— Мои.

Интересно, кто меня сдал?

Интуиция не обманула: меня не просто не приняли. Меня возненавидели. Близняшки были хотя бы безобидны, всё их отношение выражалось лишь в том, что они демонстративно меня игнорировали. А вот кто испортил мне три пары обуви, сшитой на заказ, налив туда похлебку, и порвал в лоскуты казеное платье, так и не дознались, но скандал я устроила знатный. Настоятельница ругалась, просила признаться честно, потом кричала, но виновных не нашли. Отношения с девочками испортились окончательно, наказаны были все. Но нет худа без добра: меня переселили в отдельную комнату. Дверь в мою спальню запиралась, и я смела надеяться, что мои вещи в безопасности. Как выяснилось, зря.

Сегодня меня вызвали с урока рисования к настоятельнице. Я по-настоящему расстроилась: лучше бы это был урок чистописания или франкского языка. Писала я в любом случае красивее, чем эти пигалицы, а по-франкски говорила лучше наставницы. А вот рисование мне очень нравилось: уже давно я лелеяла мечту делать зарисовки к своим записям. И теперь какая-то завистливая сволочь сорвала мне урок. Да еще и от настоятельницы влетит. Как бы не выгнали — отец тогда с ума сойдёт. Да нет, тут не выгоняют. Просто ужина лишат или отработку назначат.

— Вы сами это писали? Или переписывали откуда-то?

— Сама, — призналась я, нервно сжимая руки.

По спине пробежал гадкий холодок, в груди сдавило, и только мамина выучка удерживала меня от того, чтобы начать кусать губы. Принцессы не должны показывать посторонним свой страх.

— Неплохо, — кивнула настоятельница. — Хороший слог, высокая грамотность, юмор и наблюдательность. Вы очень талантливы, Стефания.

Наверное, на моем лице отразилась вся та гамма эмоций, которые я сейчас испытывала: изумление, растерянность, восторг.

— Однако речь довольно бедная и много повторов, — спустила меня на землю монахиня. — Кроме того, порой слишком зло. Мягче надо, леди Браенг. Вы присядьте. Разговор будет долгим.

Я опустилась на стул.

— Я разговаривала о вас с сестрами-наставницами. Они считают, что уроки галлийского и франкского вам совершенно ни к чему. Почерк у вас идеальный. В этикете вы разбираетесь лучше учителя. Математика, литература, история — все это вы освоили. Поэтому я предлагаю вам индивидуальное обучение. Славский язык — вы не знаете диалектов и пишете с ошибками. А как я поняла из разговора с вашей матушкой — славский вам необходим. Рисование — кажется, это вам по душе. Дополнительные занятия по магии вам ни к чему — ничего нового мы дать не сможем. А вот основы самозащиты — это очень важно.

Последнее было неожиданно.

— Вы ведь знаете, с чего начался пансионат? И про святую Елизавету слышали? Так вот, я считаю, что женщина должна уметь постоять за себя. Да, я знаю, что вы маг. Но в жизни могут возникнуть разные ситуации. Нужно быть готовой ко всему.

Я не верила своим ушам.

— Вы хотите сказать, — осторожно спросила я. — Что меня не только не ждет наказание, но еще и обучать будут индивидуально?

— А за что тебя наказывать, Стефа? — легко и свободно перешла на "ты" настоятельница. — Тетради? Ничего в них криминального нет. Вот за суп в туфлях — за это, разумеется, будет отработка. Тем более из-за твоих интриг всем девочкам влетело.

Я густо покраснела и опустила голову. А нечего было дневник вести — сама себя и выдала. Но ведь план был гениальным!

— Почерк у тебя отменный, — продолжала настоятельница. — В библиотеке есть несколько книг, с которых нужно снять копию. Вот и займешься. Всё ясно?

— Да, госпожа настоятельница.

— Отправляйся в библиотеку. Книги уже подготовлены.

Жаль, я бы предпочла вернуться на рисование. Но делать нечего, библиотека, так библиотека. Я бывала там не раз, и это место неизменно вызывало восторг. Книг здесь было великое множество; до самых верхних полок без специальной лесенки на колесиках было не дотянуться. В основном, конечно, здесь хранились биографии святых, политических деятелей, ученых… Немало томов по теории магии, великолепная подборка по географии, ботанике, истории — как Галлии, так и других стран. Некоторые книги до того стары, что лежат под специальными стеклянными колпаками, да еще и прикованы цепью к своим столам. Хотя кто их унесет? И, главное, куда? Здесь до ближайшего поселения полдня пути.

Книги, предложенные для переписывания, меня, мягко говоря, удивляли.

"Яды и противоядия".

"Лекарственные растения Славии".

"Судебная практика по вопросам земельных тяжб".

О богиня, а это-то мне зачем? А, впрочем, неважно. Ближайших лет мне как раз хватит, чтобы переписать эти фолианты.

Разложила листы бумаги, открыла книгу про яды и принялась читать.

-

Я никогда не любила одиночества. Вокруг меня всегда вертелась куча народу — фрейлины, учителя, слуги. Я не умела сидеть на одном месте, даже с уроков убегала. Настоятельница оказала мне огромную услугу. Я училась ограничивать свои порывы, любить тишину и концентрироваться на чем-то скучном. Хотя, признаться, книги оказались очень увлекательны. Будь у меня нечто подобное в библиотеке — я бы многое сделала по-другому.

К примеру, тот же лорд Стерлинг. Можно было просто капнуть ему в вино пару капель бездонника и он — сильный маг — уснул бы спустя пару мгновений. И не пришлось бы устраивать скандал на всю Красную улицу. А настойка розовой моршанки? Какая находка для мадам Лиссо! В малых дозах повышает сексуальное влечение, вызывает легкие галлюцинации, уменьшает активность. Самое оно для чрезмерно озабоченных клиентов.

На самом деле мне нравилось работать в доме утех. Очень интересные там девочки. Характерные. И у каждой — своя боль. Ни одна не подалась в профессию в поисках легкой жизни. Когда-нибудь я напишу книгу по их историям и назову ее "Сломанный цветок".

Были в доме утех и мужчины — жаль, с ними переговорить не удалось. Были и две девочки моего возраста. Про них я тоже напишу. Я искренне хотела им помочь, но Полли вполне устраивала ее жизнь, а Ани не хотела оставлять подругу. Я почти убедила ее начать учиться и даже готова была заплатить школьный взнос, но ситуация поменялась. Я теперь далеко. Интересно, если я напишу ей письмо, она прочитает? А она вообще читать умеет? Эх, надо было попросить отца заняться ее судьбой.

Жизнь в монастыре тянулась, будто пряжа. Дни были однообразны и унылы. Подъем с рассветом, зарядка на свежем воздухе, завтрак, причем довольно неплохой — каша с орехами и фруктами — потом учеба. Уроки интересные, потому что в любой момент можно задать вопрос, если что-то непонятно. Да и вообще, сестры-наставницы мне нравились. Все они были спокойные, умные, с превосходным образованием. Сначала я удивлялась, что эти женщины вообще делают в монастыре, но когда с благословения настоятельницы решила написать их истории — была поражена.

Оказывается, их жизненные ситуации очень похожи на истории девочек из дома утех. Кто-то потерял родных в пожаре. Кто-то едва вырвался из брака, где муж избивал и насиловал, кто-то пережил смерть ребёнка.

А сама настоятельница никогда не была замужем — она осознанно отказалась от личной жизни, чтобы служить богине и людям.

Богиня не любит лицемерия. Она не требует от своих детей постоянных восхвалений и приношений. Она как мать — родила и выпустила нас из гнезда. Но в тяжелой жизненной ситуации можно позвать ее на помощь. Придет она или нет — неизвестно, но такие люди, как настоятельница являются ее руками на земле.

Не сразу я решилась рассказать настоятельнице про Ани — девочку из борделя. Не раздумывая, женщина согласилась мне помочь и лично съездить к мадам Лиссо, как только представится оказия. Своего транспорта в монастыре не было.

Все здесь было устроено так, чтобы при необходимости пережить даже длительную осаду: монахини учились на ошибках своих предков. На территории монастыря был разбит большой огород и фруктовый сад. В подвалах хранились мешки с мукой и крупами, в сараях хрюкали свиньи, мычали коровы и кудахтали куры.

Монахинь было много — куда больше, чем воспитанниц. Сестры-наставницы, как самые образованные, занимались финансовыми вопросами, вели переписку с разными людьми, пополняли библиотечные фонды. Если бы не беседы с ними, я бы точно померла со скуки.

Четыре года тянулись так долго, что я забыла, что где-то есть другая жизнь: балы, суета и мужчины. Особенно мужчины. Жизнь в женском царстве завораживала.

Если подняться на верхний этаж башни, можно разглядеть на востоке замок Нефф. Впервые увидев его, я испытала восторг. Для меня он стал якорем. Пока я вижу его серую башню — мир вокруг меня не исчез. Этот замок испокон веков принадлежал нашей семье. Его построили мои предки. Сейчас там живёт моя родственница Милослава Оберлинг. С ее дочерью Викторией мы были довольно дружны в прошлом, хотя она немного старше меня. Пожалуй, она единственная, кого я вообще могу назвать подругой.

-

Отрывок из дневника Стефании

Мне отчаянно хотелось попасть на бал. В конце концов, я должна уметь танцевать — я же принцесса! А танцы в пустом зале с учителем — это совершенно не то. К сожалению, девушкам позволялось посещать королевские балы только с шестнадцати лет — ужасная несправедливость, учитывая, что в соседней Франкии в этом возрасте девиц выдавали замуж. Мне четырнадцать, но выгляжу я старше. Я высокая, и грудь у меня уже выросла почти как у матери. Впрочем, ее высочество это скорее раздражало, чем радовало: было понятно, что я уродилась не в ее породу. Хрупкой миниатюрной леди мне не быть никогда. Я Браенг — дочь проклятого рода, потомок того самого Себастьяна Браенга, который поддержал мятежного принца Доминиана. Впрочем, история там была настолько мутная, что я порой думаю, не в извинение ли перед родом Браенг к отцу такие милости?

Королевский дворец украшен цветами и шелковыми лентами. В огромном бальном зале расставляют столы. Весенний праздник — самое значимое событие года, открытие сезона. Меня гложет отчаянная зависть к тем, кто будет здесь танцевать, а особенно — к кузине Виктории. Почему ей можно, а мне нет? Ну да, ей уже девятнадцать. Но я не считаю, что она мы так уж и отличаемся. Да мы вообще с ней очень похожи, разве что глаза разного цвета. А если… если… Ведь никто не узнает?

Матушка была у кузины вчера и с восторгом описывала ее новое платье — из жемчужного атласа с голубым поясом. Она же называла и портниху — разумеется, одну из самых лучших в столице. Решение пришло мгновенно: если я буду в том же наряде, что и кузина, никто не различит нас. Глупые люди увидят только наряд и, разумеется, волосы. Вторых таких кос в Льене ни у кого нет. А остальное скроет маска.

Портниху оказалось не так уж и сложно уговорить — аргументов у меня звякало в поясной сумке немало. Проникнуть на бал — и того легче: вход для прислуги никто не охранял. Виктория танцевала в одном конце, а я в другом. Впрочем, это оказалось не так весело, как я думала: несмотря на открытые окна, было душно, сильно пахло духами и звериным потом — оборотни ж. Я выскочила было на балкон и обомлела. Я — а точнее Виктория, но абсолютно такая же, как я — целовалась там с мужчиной, который не был ни ее женихом, ни даже свободным лордом. Несмотря на маску, я мгновенно узнала его величество. Это было слишком даже для меня, но, видимо, не для моей кузины. Ой, что теперь будет!

-

Не понимаю: я всего лишь работала в доме утех, а Ви — завела роман с моим дядюшкой, королем Галлии. А в монастырь сослали меня, а не ее. Это как-то нечестно. Хотя, впрочем, она достигла брачного возраста и ее участь, может быть, была даже печальней моей. Как выдадут ее замуж за подходящего мужчину — вот она наплачется!

Во всяком случае, приезжающие навестить меня родители отводили глаза и ни разу не дали внятного ответа, как она поживает. Я могла только надеяться, что она жива и невредима, даже включила ее в свои молитвы. Всё равно воскресные службы были обязательны для всех учениц — о ком же мне еще молиться?

Уж точно не о моем нареченном муже!

Отчего так бывает? Я хочу быть самостоятельной, независимой женщиной. Хочу писать книги, жить в собственном доме и сама выбирать судьбу. Мой дядюшка, король Эстебан III, и отец — глава службы безопасности Галлии, много лет разрабатывают декреты, выводящие женщин в люди. А я, их близкая родственница, не имею совершенно никаких прав. Любая простолюдинка свободнее меня. У меня никогда не будет шанса открыть свою лавку, продать книгу, писать статьи для Льенского Вестника, наконец. Да что там, я даже не могу выбрать, где я буду жить.

Меня буквально продали в рабство, заключив со Славией брачный договор. У славского государя двое сыновей. Я же единственная девушка в семье галлийского короля. Я отдана старшему. Когда-нибудь мой сын станет следующим славским государем. И это если не случится ничего непредвиденного. Дай богиня здоровья и крепости государю Велеславу — пусть он правит долго. Быть королевой — госудырыней — истинное проклятье. Достаточно взглянуть на жену Эстебана. У них тоже договорной брак. Она — принцесса из Франкии. Никакой любви там нет и в помине. У нее есть любовники. Эстебан пока ни в чем подобном не замечен. Во всяком случае, единственную интрижку он позволил себе завести с Викторией, да и ту сам же и прервал, посчитав, что не в праве ломать девчонке жизнь. Бедняга.

В королевской семье нет места любви. И я не жду ничего хорошего от своего будущего.

Глава 4. Овсянка против крылышек в меду

— Выше, Стефа, выше! Держи спину! Не опускай палку!

Да куда уж выше-то, я ж не лошадь так скакать! Вслух я, разумеется, ничего не говорю — за такое и палкой по затылку получить легко. Сестра Мария не поглядит на мой статус. Самые ненавистные мне)и всем остальным девочкам) уроки. Самозащита. Хотя какая там самозащита — это просто унизительное избиение. Если бы я не знала сестру Марию так хорошо, то подумала бы, что она получает удовольствие, стуча нам палкой по шеям и ногам.

На этих занятиях все равны. Рядом со мной прыгает — надо признать, гораздо изящнее, чем я — Летта Ханбург. Она оборотень из довольно знатного, хоть и нищего рода. Оборотням хорошо, они сильнее обычных людей. Мы с Леттой могли бы стать подругами, если бы она не была такой зазнайкой. Именно она была здесь заводилой. Летта — круглая сирота. Ее родители умерли от лихорадки, а опекуны, недолго думая, запихали ее в монастырь. Мне было бы ее жалко, если б не постоянные каверзы с ее стороны. Вот и сейчас она, неплохой маг воды, ухитрилась собрать мне под ногами лужицу, на которой я, разумеется, поскользнулась и грохнулась на спину.

— Госпожа Виолетта, три дня отработки на кухне! — раздался гневный голос сестры Марии. — Тьера, Элера! Помогите Стефе подняться и проводите до ее комнаты. Чуть позже ее осмотрит лекарь. Остальные взяли палки и выпрямили спины! Прыжок!

Есть справедливость, есть! Отработка на кухне — самое суровое наказание для знатных девочек. Я там пару раз бывала — это действительно ужасно. Чистка картошки, мытье горы посуды, ощипывание куриц — бррр. А вот для девочек из простых семей кухня — это родной дом. Их гораздо более страшит библиотека.

Тьера и Элера с готовностью складывают палки и подхватывают меня под руки. Спина, конечно, болит, но терпимо. Позвоночник не сломан, это факт. Близняшки стараются быть аккуратными и идти в ногу, хотя могли бы и уронить меня пару раз. Летта бы непременно воспользовалась ситуацией.

За четыре года обучения ко мне привыкли. Тем более, двоих отправили домой, двоих новых привезли. Одна из них как раз Летта — младше меня на год, а такое ощущение, что она сущий ребенок. Мне даже ей мстить не хочется — лениво. Но придется, чтобы не забывалась. Должна же она расплатиться за то, что посмела мне навредить. Хуже уже не будет. Ненавидеть меня больше уже некуда. Тем более, что ни говори — положение у меня привилегированное. На половину уроков не хожу, занимаюсь индивидуально, да еще бывает, что при отсутствии сестры Гортензии веду урок франкского. Ну как веду: книжки читаю вслух и вопросы задаю. На следующем же таком уроке Летту ждет неприятный сюрприз. Ей плохо даются языки. Я вдоволь высмею эту выскочку: впредь будет думать, с кем связываться.

Впрочем, через некоторое время злость меня отпускает. Пусть эта дурочка теперь помучается, боясь моей мести. Не до нее мне сейчас. Я большую часть времени провожу в библиотеке, теперь переписывая славский "Придворный кодекс". Практикуюсь в языке, так сказать.

Будущего я жду с ужасом и волнением, нарастающим с каждым днем. Мне скоро восемнадцать — а это значит, что моя жизнь изменится просто кардинально. От отца уже пришло очередное письмо — он просил собирать вещи. Я ловлю себя на мысли, что начинаю его ненавидеть. Как же так, зачем сразу замуж? Почему мне просто нельзя пожить хоть чуть-чуть так, как я хочу? Хотя бы два года — я ж по галлийским меркам несовершеннолетняя! Хотя в Славии уже взрослая, да. И всё равно — отец долго не женился! Так отчего же ко мне он так жесток? Неужели я гожусь только на то, чтобы стать красивой игрушкой при славском дворе и потом родить ребенка государеву сыну? Никакой другой функции, увы, мне выполнять не позволят.

Стать такой, как мама — вот что меня пугало больше всего. Принцессы должны быть всегда сдержаны, приветливы и прелестны. Они не шляются по улицам с беспризорниками, не работают — вышивка и балы не в счет, не дерутся и не ругаются. Но самое страшное — принцессы не бывают в одиночестве. Рядом с ними всегда кто-то есть: служанки, фрейлины, подружки. Все их действия предусмотрены церемониалом; они ничего не могут выбрать — ни платье, ни меню на ужин, ни супруга. Я не удивлюсь, если даже постельные утехи должны происходить по строгому сценарию, не меняющемуся сотню лет.

Адская жизнь.

А я хочу быть ловчим. Или журналистом. Или писателем. Совершенно точно в мои планы не входит становиться декоративным украшением славского двора.

Королевский дворец — самое ужасное место для жизни. Я там всю жизнь прожила, я знаю!

Мне, признаться, очень жалко Эстебана. Он хороший король, правда. Но как человек слишком строг к себе. Он — человек, заковавший себя в панцирь. На каждый шаг у него есть сценарий, на каждую ситуацию — правило. С женой у него всё сложно: она — франкская принцесса, воспитанная совсем в других традициях. При всей своей возвышенной красоте франкский двор известен развратом; там супружеская верность не принята, даже считается дурным тоном. Там дамские платья подчеркивают все прелести, нижнее белье не надевается из соображений практичности — слишком часто его снимают. Попав в холодную не только по климатическим условиям Галлию, принцесса пришла в отчаяние. Эстебан на самом деле — монах и моралист. От своей супруги он ждал верности и преданности больше, нежели любви. Всё это не могло закончиться хорошо — и не закончилось. Отец так никогда и не признался, действительно ли юную королеву застали с любовником, или это были лишь невинные объятья, но Эстебан не простил. Он сам до сих не позволял себе любовниц. Единственный случай был связан с моей кузиной Викторией — он влюбился в нее по-настоящему, но даже в этом случае сам разорвал отношения, вынудив родителей кузины увезти ее из Галлии. Как можно дальше. С глаз долой, из сердца вон.

Мать при очередном визите проговорилась, что Виктория вышла замуж в Славии как-то очень стремительно, и это убедило сплетников, что никакого романа у нее с королем не было. Но я-то, будучи прямым участником тех событий, точно знала: был роман. Главное, что матушка ни о чем не узнала. И мою роль во всем этом безобразии удалось скрыть, как ни удивительно. А иначе бы уехала я в монастырь на несколько месяцев раньше.

Славное было время!

Интересно, смогу ли я сбежать? Из монастыря, ясное дело, невозможно — горы кругом, пешком далеко не уйду. А вот по дороге домой… И, главное, куда бежать-то? Во Франкию или в Славию? Славия ближе, а во Франкии безопаснее — там отец меня долго не сможет найти. Может быть, даже год. Больше-то вряд ли. Кирьян Браенг — один из лучших Охотников Галлии, от него не спрятаться.

Ни в чем не уверенная, я всё же подготовила мужской костюм. Я брала его с собой, спрятав под двойным дном сундука. Он был почти впору, только рукава рубашки теперь едва прикрывают локти, да брюки облегают бедра, а раньше были довольно свободные. А то, что коротки — в сапогах не заметно.

За мной прислали карету вечером: всё, как я и рассчитывала. Отец слишком занят, чтобы забрать меня лично, а мать не стала утруждаться. Ее, наверное, можно понять: дорога нелегкая, а в горах и вовсе труднопроходимая. Растрясет все внутренности. Я и не ждала, что она приедет: за четыре последних года она приезжала ко мне ровно четыре раза — в день моего рождения. Тетя Милослава и то навещала меня чаще, а уж отец бывал в монастыре едва ли не раз в месяц. Один раз даже королева приехала, тетушка Эллисия. Мы с ней были друг к другу равнодушны, поддерживая вежливый нейтралитет. Но в день шестнадцатилетия она привезла мне подарки: во Франкии девушки в этом возрасте становятся совершеннолетними. На самом деле мне было очень приятно ее внимание, особенно учитывая, что подарок она вручила весьма практичный — красивый кошель, в котором приятно звенели новенькие золотые монетки. Благодаря тетушке Элиссии у меня теперь имелся стартовый капитал. Мама, к слову, на все дни рождения дарила мне драгоценности — не спорю, красивые и дорогие, но совершенно не практичные. Носить их в монастыре не положено, продать выгодно не выйдет. Отец и вовсе ничего не дарил, обещав придумать что-нибудь позже.

Карету сопровождали два охранника: дюжие молодцы, принявшиеся сразу строить глазки провожающим меня монахиням. Это люди матери — ничего удивительного. Отцовские такого не позволяют. Я надела брюки и сапоги под длинную плотную юбку. Поверх рубашки натянула корсаж и пелерину до пояса. Выглядит, наверное, нелепо, особенно если учесть, что в Галлии какое никакое, а лето, но зато так легко скинуть лишнее!