Мы перетрясли спальные мешки и все наше снаряжение. Расчистили лагерь от травы и кустарников. Егорыч отвязал от седла своей лошади волосяную веревку и уложил ее плотно к земле вокруг наших палаток. По его словам, через волосяную веревку не посмеет перелезть никакая змея.
Только теперь мне стало понятно, почему Егорыч все лето возил эту веревку, хотя я доказывал ему, что у нас имеются прекрасные капроновые фалы. За десять дней работы мы повстречали у ручья, а особенно на горе множество змей, почти в каждой муравьиной куче можно было увидеть остатки змеиных туловищ.
Горе на новой карте мы дали название Змеиная.
ПРИКОЛИСТЫ
В каждой экспедиции есть свои приколисты. В нашей Минусинской экспедиции приколистом была тетя Ориша. Не знаю, почему ее так звали, на самом деле она была Ирина Яковлевна Киргинцева; рассердившись, ее называли Киргинчихой. Сердиться на нее приходилось многим и часто, но это быстро проходило.
Первый раз я испытал это на себе, как только выехал в свой первый полевой экспедиционный сезон.
Мы приехали на базу партии в г. Тайшет. Здесь нам предстояло переночевать, а затем отправиться в летний маршрут на все лето. Вечером, когда стали расстилать спальные мешки, я вдруг с удивлением обнаружил в своем мешке: старый веник, алюминиевую кружку и все из моего экспедиционного письменного стола вплоть до линеек, карандашей, ручек, кронциркулей. Хорошо хоть тушь не разлилась! Вначале я промолчал, подумав, что, возможно, это чужой спальный мешок, перепутал, но когда вытянул чехол, то увидел свою фамилию. Два дня назад, получив на складе рюкзак и новый мешок, я подписал его. Вдруг в комнату вошел начальник партии Василий Ильич Петренко. Это был опытнейший руководитель. Попасть к нему было трудно: коллектив постоянный, от него никто не уходил, партия занимала всегда призовые места по всем показателям. Увидев рядом со мной кучу всякого хлама вплоть до подков и старых сапог, Василий Ильич подсел ко мне и стал рассказывать про Киргинчиху: он-то сразу догадался, что это ее рук дело. «Ты еще новичок, многое узнаешь и испытаешь», — так закончил начальник партии свой рассказ о тете Орише.
Оказывается, тетя Ориша всю жизнь провела в этой экспедиции. Воспитывалась она в детдоме, родителей не помнит. Экспедиция стала ее родным домом. У нее не было никакой экспедиционной специальности, но нужна она была постоянно. Зимой дежурила на вахте через два дня, но и эти два дня отдыха проводила в экспедиции, помогая уборщицам или кладовщику, а летом уезжала на экспедиционные работы.
С тех пор как у нее родился сын, тетя Ориша стала работать летом в партии поваром. Толик родился в тайге на базе партии, роды принимали муж Николай Павлович Киргинцев, радист, а по совместительству моторист моторной лодки, и начальник партии В.И. Петренко. На второй день после родов у тети Ориши поднялась температура, пришлось везти ее 60 км по Енисею на моторной лодке с ребенком в соседнюю партию. Приближаясь к базе партии, где находился вертолет, лодка перевернулась, налетев на затонувшее бревно. Василий Ильич, уже бывавший не раз в самых разнообразных ситуациях, проявил находчивость и мужество: выхватив ребенка у матери и держа одной рукой ревущего малыша, он вынес его на берег Енисея. Киргинцевы тоже выплыли, хотя Николай Павлович плавал плохо. Закончилось все благополучно, тетю Оришу с Толиком сразу увезли на вертолете в больницу и вылечили.
Осенью мне пришлось вновь стать жертвой проделок тети Ориши. Несколько дней я составлял месячный авансовый отчет. Не нравилось мне подобное занятие, поэтому делал я это урывками. Особенно неприятно было составлять акт на списание, например, сочинять фразу, объясняющую необходимость списания лома. Все знали, что его нужно списать: очень дорого вывозить его вертолетом из тайги. Пишу: «Лом поломался». Хотя это абсурд. Обосновав все-таки списание, я передал утром авансовый отчет начальнику партии, приложив различные квитанции об уплате: за переправу на пароме бригады, за подковку лошадей в кузнице и т.д.
На второй день В.И. Петренко пригласил меня для анализа авансового отчета и деликатно начал читать мне нравоучения. Он объяснил, что нельзя включать в авансовый отчет личные расходы. Начальник партии аккуратно отрывал приклеенные квитанции от моего отчета и складывал их в отдельную стопку, вчитываясь в затертые квитки. Мне не видно было, какие именно счета бракуются, поэтому я спокойно выжидал. Он начал возвращать мне квитанции со словами: «Виктор, ты еще молод, не делай больше таких глупостей, забери эти билеты и квитанции и не позорь звание инженера. Вот твой билет в кино, этот в цирк, этот в баню, этот на покупку банных березовых веников, а эта квитанция из аптеки, не могу понять, что ты там покупал, — наконец начальник через лупу прочитал, покраснел и, всегда спокойный, он вдруг взревел: — 50 штук презервативов?»
Подметавшая комнату тетя Ориша, услышав эти слова, молниеносно выскочила, не успев закрыть дверь. Начальник партии понял проделки тети Ориши, бросился вдогонку, но ее уже и след простыл.
Из других комнат вышли геодезисты, начали рассматривать билеты, квитанции, приклеенные тетей Оришей, гадать, когда она только это успела, и соответственно стали подтрунивать надо мной.
Петренко, смеясь, проговорил: «Я-то, старый дурень, знаю ее с детства и опять попался».
После этого начальник партии подписал мне авансовый отчет, убрав Оришины добавки, а на следующий день я передал его начальнику экспедиции на утверждение.
Вечером начальник экспедиции Олег Арсеньевич Дроздов вызвал меня и начал расспрашивать, объясняя, что нельзя в общий акт по мелочевке включать списание лошадей, для примера он зачитал: «Линейка — 1, ложка — 2, лупа — 1, лошадь — 4». Сидящий здесь же начальник партии вскочил со словами: «Не было там лошадей, я же проверял. Опять эта Киргинчиха!» Оказывается, тетя Ориша успела-таки приложить опять свою руку. Удивительно, как это ей удавалось.
Но больше всего начальник экспедиции хохотал, когда ему рассказали о вчерашних билетах и квитанциях из аптеки.
В экспедиции тетю Оришу любили, она целыми днями могла рассказывать женщинам какие-то байки, смешные истории, хотя ее лицо всегда было слегка озабоченным и только иногда на нем появлялась улыбка.
Такие люди имеются в каждой экспедиции. В этом я убедился, работая на Кавказе, в Баку.
Наш шофер Виктор Федорович Заславский был неистощим на выдумки, у него каждый день рождались какие-нибудь приколы.
Однажды стоит он на проходной и подбрасывает в руках большую пачку чая со слоном на этикетке. Такой чай в Азербайджане был всегда дефицитом. Все спрашивают: «Где купил?»
А он шепотом объясняет, что в бухгалтерии сейчас распределяют закупленный чай, но делит его по большому секрету заместитель начальника предприятия по хозяйству и снабжению А. А. Широков. К Широкову выстроилась огромная очередь, но зайти никто не осмеливался: у него сидел ревизор из Москвы. Наконец ревизор вышел и был очень удивлен: он думал, что очередь к нему на прием, но оказалось, что все к Широкову, узнать, — по скольку пачек каждому. Заместитель не мог понять, о чем речь, — ведь он первый раз слышал о чае. Широков спросил, кто же сказал им такую глупость, да еще и в период ревизионной проверки, в ответ все хором закричали: «Заславский». Когда поняли, что это очередная афера, бросились к проходной, но шутника уже след простыл.
Однажды, когда начальник предприятия А.С. Султанов возвращался с шофером В.Ф. Заславским домой из командировки в Ленкорань, они купили по коробке только появившихся мандаринов. На другой день Заславский повез жену начальника Валентину Николаевну Султанову в проектный институт. Она возглавляла в предприятии проектное бюро. Вдруг Султанова увидела на переднем сиденье два крупных мандарина и стала расспрашивать, откуда такие большие плоды. Шофер долго отнекивался, а потом по большому секрету рассказал, что вчера купил коробку вместе с начальником, ее мужем, но он заплатил больше на 1 рубль, Султанов же, якобы пожадничав, купил мелкие, предназначавшиеся в зоопарк обезьянам.
Досталось, конечно, Султанову от жены, а потом и Заславскому от Султанова за выдумку.
Дело в том, что люди быстро забывали про его проделки и вновь попадались впросак.
Однажды Виктор Федорович, положив карандаш за ухо, перекинув полутораметровую клеенчатую мерную с сантиметровыми делениями тесьму через шею и взяв пачку чистой бумаги, пришел в самый большой картографический цех, в котором работали только женщины, вычерчивавшие карты разных масштабов, и сказал, что начальник предприятия А.С. Султанов купил к празднику новый сценический занавес, а старый распорядился раздать сотрудницам на платья. Все обрадовались.
Предстояло обмерить женщин и отрезать каждой причитающийся ей темно-бордовый кусок бархата, а на Кавказе такие платья были очень модны. Много времени пришлось потратить, обмеряя каждую картографиню.
Каждой хотелось длинное платье, а Заславский доказывал, что тогда всем не хватит. Решили, что платья будут на 30 см ниже колен, поэтому он записывал в первую колонку фамилию, во вторую рост — мерил сам, никому не доверяя, от плеча до колен. Затем обмерял грудь, талию, а напоследок бедра. До обеда Виктор Федорович успел снять мерки только в одном цехе — пришлось везти начальника на обед.
На заднее сиденье уселись Султанов и его жена, Валентина сразу же напустилась на мужа: зачем он выставил себя на посмешище, кому нужны короткие платья из бархата, из такого дорогого материала шьют только длинные платья. Султанов не мог понять, о чем шла речь, и объяснил, что никакого нового материала на сцену не покупал, этот приобрели всего два года назад.
Только теперь начальник проектного бюро поняла, что это опять очередные выдумки Заславского.
Валентина, схватив газету, пыталась ударить по черноволосой голове Заславского, но достать его было трудно: он вжался вплотную в баранку «Волги», зная, что ему сейчас попадет. Но как только все кончалось, в голове Заславского зарождались уже новые и новые приколы, которые становились известны коллективу почти каждый день.
О ГЕОДЕЗИСТАХ, УШЕДШИХ В ВЕЧНОСТЬ
В марте 1967 г. в Новосибирске проходило годовое собрание геодезистов Сибири, на которое съехались руководители предприятий, экспедиций и из других регионов страны.
Среди приехавших был и бывалый сибирский геодезист, в прошлом начальник экспедиции, а в последние годы писатель — Григорий Анисимович Федосеев.
Я сфотографировал Г.А. Федосеева с героями его книг у стенда нашей экспедиции. Всего экспонировалось 10 стендов: каждая экспедиция представляла свой стенд, где на уникальных экспедиционных фотографиях была отображена жизнь коллектива за один год.
На второй день я подарил Г.А. Федосееву фотографию с героями его книг, а он написал мне на обороте этой вот фотографии: «Виктору Романовичу Ященко. Счастливого пути в хорошую литературу. 22/III-67. Гр. Федосеев».
Я подготовил Г.А. Федосееву большой пакет с фотографиями, прокомментировав каждую из них.
Бывалый геодезист увел меня в пустой кабинет главного инженера предприятия, долго рассказывал о себе и расспрашивал меня об экспедиционной жизни. Дело в том, что 20 лет назад он, будучи начальником экспедиции, выполнял геодезические работы в Саянах, Тофаларии, а теперь я в этой же должности работал в тех же местах. Тогда выполняли геодезические работы для создания топографической карты масштаба 1:100 000, а теперь для карты масштаба 1:25 000. Связующим звеном между нами был и мой отец Роман Васильевич Ященко, который работал в экспедиции у Григория Анисимовича в Саянах в послевоенные годы. Бывалый геодезист, расспрашивая об отце, вспомнил один интересный случай. В 1947 г. Г.А. Федосеев работал начальником Тувинской экспедиции, которая подчинялась Московскому аэрогеодезическому предприятию. Отец числился мерщиком 3-го разряда, а фактически работал проводником-конюхом. Он долго жил и работал в Туве, изъездил на лошадях все хребты, ручьи, дороги и тропы, а главное, хорошо разбирался в лошадях, знал их привычки, повадки, излечивал болячки, мог в тайге подковать коня, обучить и объездить любую дикую лошадь, арканом выловить в стаде нужного рысака — это все в экспедиционных условиях способствовало успешному выполнению работ, так как лошади были единственным видом транспорта.
А дело случилось на озере Тоджа. Ранним утром навьючили 12 лошадей экспедиционным оборудованием: теодолитами, штативами, спальными мешками, палатками, продуктами и прочим снаряжением, необходимым для четырех месяцев работы в высокогорных районах Саян, начиная от озера Кара-Балык, из которого берет начало река Большой Енисей, и до поселка Гутары в Тофаларии, по другую сторону саянских хребтов. Караван сопровождали 15 человек специалистов — геодезисты, топографы, строители геодезических знаков, радисты, рабочие. Другая подобная группа должна была идти навстречу с работой из г. Минусинска. Каравану предстояло преодолеть путь в 170 км по тайге вдоль реки Азас, а там начинались геодезические работы. На озере остались на одни сутки отец и Г.А. Федосеев. Г.А. Федосеев утром уехал верхом на лошади в село Тоора-Хем, чтобы отправить подготовленную почту в Москву, получить оставшиеся деньги (перевод) на почте для экспедиции, а утром планировалось вдвоем верхом на лошадях налегке отправиться вдогонку за караваном. Как только настали сумерки, приехал Григорий Анисимович, рассказал, что успешно все выполнил, а главное, получил деньги, которых ждали целую неделю. Кожаный рюкзак с деньгами начальник экспедиции положил в палатку под спальный мешок, а отец в это время расседлал лошадь, спутал ее, подвесив на шею ботало, чтобы слышно было, где она пасется. Послышавшийся шорох насторожил отца — боковым зрением он увидел, как из палатки, установленной в шести метрах от костра, вылезал человек. Рюкзак с деньгами был у него за спиной, а в руках наизготове он держал винтовку Г.А. Федосеева. Григорий Анисимович стоял в нескольких метрах с другой стороны костра, вытаскивая из полевой сумки, которая висела на лиственнице, дневник. Обычно он садился у костра и вел дневниковые записи. В это время он был молчалив, задумчив. Вот и сейчас он сосредоточенно готовился к вечерней работе, а отец варил уху из хариусов. Стояла абсолютная тишина, собаки тоже умчались с караваном, только слышно было, как лошади пощипывали сочную весеннюю травку. «Руки вверх», — взревел пришелец, целясь в Г.А. Федосеева, в то время как отец руками влез в костер. Это оказался рабочий их же экспедиции по кличке Цыган с черно-смолянистой бородой. У отца с Цыганом в течение месяца несколько раз возникали конфликтные ситуации из-за лошадей. Несколько необъезженных лошадей монгольской породы заполучили в колхозе. У отца был свой отработанный метод обучения: он треножил лошадь, т.е. три ноги были повязаны, лежащую лошадь завьючивали тремя мешками овса, а затем лошадь на длинном поводе, поднимаясь, начинала прыгать, вставать на дыбы, переворачиваться, но крепко закрепленный груз был очень тяжелым и за полдня вспотевшая, взмыленная лошадь покорялась и спокойно могла шествовать в поводу за человеком. Обычно в эти моменты появлялся Цыган и бичом намеревался избивать лошадь, доказывая, что прыть нужно изгонять кнутом. Поэтому отношения у отца с Цыганом были очень натянутыми. Отец знал, что Цыган пришел в экспедицию работать, не имея документов, и уговорил начальника экспедиции взять его, объяснив, что ранее работал на приисках Кагжырба, но прииски закрылись и он, возвращаясь в Кызыл, на переправе какой-то реки попал в беду, плот перевернуло и документы все утонули.
Целясь в Г.А. Федосеева, бандюга приблизился к костру, пинком заставил встать отца, скомандовав быстро заседлать ему Пушкаря — лучшую лошадь, на которой ездил начальник экспедиции. Отец резко бросил разъяренному Цыгану в глаза золу, одновременно ударив по винтовке. Винтовка выстрелила. Подскочивший начальник экспедиции выхватил винтовку, в схватке прогремел еще один выстрел, но все окончилось удачно — Цыгана связали. Отец съездил на лошади в Азас за милиционером. Связанный Цыган признался Григорию Анисимовичу, что, как только он узнал о поездке начальника за деньгами, сразу же решил завладеть ими. Отстал от каравана, пришел к палатке, подготовил засаду за деревьями, пока отец работал, потом Цыган хотел застрелить Г.А. Федосеева и заставить отца утащить труп к озеру и утопить, а в этот момент застрелить и отца, сбросив в озеро Тоджа. Но смекалка отца спасла обоих первопроходцев. Связанного Цыгана милиционеры увезли на телеге в милицию. Оказалось, Цыган давно находился в розыске. До воины он действительно работал на приисках, а в 1941 г. его отправили на войну, но он дезертировал и с 1943 г. занимался бандитизмом, наводя страх по всей Туве. На одном из заброшенных приисков, как рассказывали местные жители, жила семья Цыгана, жена и три сына. Некоторые разбои Цыган совершал вместе со старшим сыном. Так закончился этот день. Ужинать пришлось уже за полночь. У отца сильно болела рука: Цыган в какой-то момент зубами вцепился в нее, прокусив выше локтя. Григорий Анисимович обработал рану, остановил кровь и забинтовал руку.
Начальник экспедиции достал свою фляжку со спиртом, налил его в алюминиевые кружки и поднял их за то, что остались в живых. Потом отец сказал, что сегодня (3 июня) день рождения сына, и тогда Григорий Анисимович поднял кружку за то, чтобы тот стал геодезистом. Впоследствии так и случилось, поэтому Г.А. Федосеев очень внимательно ко мне относился и говорил, что «тебе было 12 лет, а мы с твоим отцом, работая в сложных экспедиционных условиях, поднимали тост, чтобы ты стал первопроходцем».
При последней встрече с Г.А. Федосеевым я показал ему свои рассказы про экспедиционную жизнь, опубликованные в красноярском альманахе «Енисей» и в разных сибирских газетах. Вот тогда Григорий Анисимович дал мне наказ, чтобы я собирал сведения и писал дневник о всех геодезистах, топографах, ушедших в вечность, создавая топографическую карту. Тогда он заверил меня, что придут времена, когда можно будет опубликовать фамилии всех тех, кто трагически погиб, работая в труднейших условиях. В то время в отрасли работало почти 50 тысяч человек; 120 экспедиций численностью 150—300 человек каждая, используя разные виды транспорта, а зачастую пешком небольшими бригадами работали по всей стране. Труднее всего продвигались работы в тайге, болотах, Заполярье — там больше всего и гибло каждый год людей. Но в средствах массовой информации об этом говорить и писать тогда запрещалось. Я дал клятву, что займусь этой работой.
За 30 лет в мои записи внесено более 500 фамилий работников, ушедших в вечность, которые участвовали в наших экспедициях, многие погибли трагически, именами некоторых названы реки, ручьи, урочища.
Так, в 1987 г. в Забайкалье погибла бригада в составе восьми человек: Валерий Шабанов, Иван Дрягин, Сергей Грига, Анатолий Макаров, Владимир Пешков, Валерий Просгакишин, Виктор Субботин, Борис Толстихин, внезапно застигнутая верховым лесным пожаром. На расследование этого группового несчастного случая выезжал мой первый заместитель начальника Главного управления геодезии и картографии при Совете Министров СССР А.А. Дражнюк.
Гора, на которой произошли эти события, получила название Геодезическая.
Спустя 10 лет после последней встречи с Г.А. Федосеевым судьба забросила меня на многие годы работать в Тюменский регион, там требовались срочные топографические карты для поиска нефти и газа. Я работал здесь уже в должности начальника предприятия, а затем генерального директора аэрогеодезического объединения.
В первый рекогносцировочный облет мы полетели на вертолете с начальником экспедиции Анатолием Алексеевичем Шляховым. Это был молодой высокий стройный преуспевающий руководитель.
Его партии, бригады работали по всей Тюменской области, он вместе с первооткрывателем нефти Фарманом Курбановичем Салмановым выбирал место для бурения первой скважины на озере Самотлор. Вдруг Шляхов вскочил, обращаясь к командиру вертолета, показывая на густо залесенную гору, на вершине которой возвышался пункт триангуляции.
«Это геодезический знак Ждановых, и гора названа именем погибших здесь инженеров Ждановых».
А строили этот пункт триангуляции начальник партии Александр Токмаков и строитель Михаил Гарипович Шакиров — самые опытные и заслуженные специалисты экспедиции.
Я вспомнил о трагедии Ждановых, она упоминалась у меня и в дневниковых записях, но теперь я узнал все подробности. 23 мая бригаду из трех человек вертолетом высадили вблизи этого пункта триангуляции. Бригаду возглавил инженер Геннадий Александрович Жданов.
После окончания Новосибирского геодезического института он три года провел в этих таежных местах; жена его Людмила Жданова, год назад закончившая тот же институт, работала помощником; рабочий Марс Юсупов был в бригаде первый год.
Согласно действующему во всех экспедициях закону, бригады каждый день в определенное время обязательно выходили на радиосвязь, но вечером и утром Жданов в эфир не вышел. Начальник партии Кутепов, полетев в соседнюю бригаду, повез новую радиостанцию для Жданова.
При подлете к лагерю Кутепов увидел посреди лагеря огромного медведя, вскакивавшего на задние лапы с разъяренной открытой пастью, поваленную палатку и разбросанные на поляне вещи и снаряжение. Попытка отогнать медведя вертолетом не удалась. Тогда было принято решение лететь на базу партии в поселок Сосновый Бор за оружием. В поселке взяли несколько охотников с собаками, руководителей бригад с карабинами.
На базе партии находился главный инженер экспедиции Иван Михайлович Карпенко, имевший пистолет ТТ, и все быстро на вертолете отправились в лагерь Жданова. В вертолете сняли дверь, укрепились с ружьями и карабинами у дверного проема, приготовясь к атаке на медведя, но бурый гигант переместился за это время в сторону болота. Здесь его и настигли. Вертолет завис, в это время открыли пальбу из всех имевшихся стволов и медведя застрелили.
Все с собаками ринулись в лагерь. Собаки всех опередили и, достигнув лагеря, подняли протяжный вой — среди безмолвной таежной глухомани становилось страшно.
Разорванная шестиместная палатка валялась в стороне. Под геодезическим знаком был установлен теодолит, т.е. не поднят наверх. Затем обнаружили труп Геннадия Жданова, местами обглоданный, засыпанный сучьями деревьев и мхом, а рядом лежало ружье — его двухстволка, с патронами в стволах, переломанная, не успевшая даже выстрелить. Потом нашли изуродованный труп Людмилы, забросанный кустарником, мхом и ветками, а ближе к болоту полузакопанный труп Юсупова и недалеко от него их загрызенную собаку.
Медведь-людоед — это редкость. Как рассказывали бывалые охотники, обычно они становятся людоедами в двух случаях.
Или убили у нее медвежат — ее детей, а это была медведица, или она была когда-то ранена человеком. Медведица оказалась на редкость ожесточенной, так как напала на лагерь ночью, на спавших людей. Очевидно, первой была уничтожена собака, все остальные, услышав разъяренный визг, рев, вылезли из спальных мешков — спали все в одной палатке. Палатка оказалась сорванной, выпутавшись из палатки, Жданов успел схватить ружье, но не смог выстрелить — очевидно, темнота, неожиданность и молниеносность медведицы сделали свое коварное дело. Больше всего изъедена была Людмила.
Медведицу облили бензином, обложили дровами и сожгли.
Много у нас бывало случаев нападений медведей на работников наших экспедиций, иногда и со смертельным исходом, но такого жестокого случая никогда ранее не было.
Я настоятельно решил побывать, на этом месте, сфотографировал геодезический знак с названием «пункт триангуляции Ждановых» и рассказал Шляхову о том, что знал Жданова, так как в 1970 г. Геннадий был у меня на производственной практике в г. Минусинске. И так случилось, что мне пришлось близко с ним познакомиться. Геннадий вырос в большой семье в поселке Усть-Катунь на Алтае, шесть братьев и одна сестра, все уже взрослые. У меня сохранилась фотография, на которой я сфотографировал Геннадия Жданова крупным планом у теодолита.
На производственную практику Геннадий приехал в конце мая, все бригады, партии, отряды уже были на объектах, поэтому пришлось его бригаду формировать дополнительно. Геодезист Валерьян Мартьпценко согласился поехать помощником к Геннадию, но при условии, что возьмут и его жену Марию, которая будет в бригаде рабочей. Выбора не было, поэтому отправили их на вертолете на наблюдение пунктов триангуляции в Саяны в составе трех человек, обеспечив радиостанцией и всем необходимым экспедиционным снаряжением. Бригада работала, подчиняясь непосредственно экспедиции, так как объем работ в этом отдаленном регионе оставался небольшим, но условия были очень сложными.
Переходить от одного знака на другой можно было только пешком. Вершины гор были покрыты снегом и вечными ледниками. В октябре Геннадий сообщил, что закончил наблюдения и будет спускаться с вершины на перевал; через неделю он просил направить за ним вертолет в поселок Верхние Гутары.
Через два дня Жданов вдруг срочно запросил вертолет. Я приехал в Абакан и на вертолете вылетел в Тофаларию, но погодные условия позволили нам долететь только до села Каратузское, где пришлось ждать летной погоды. На аэродроме в поселке Верхние Гутары мы ждали Геннадия Жданова два дня. Вместе с ним на аэродром пришел странно подстриженный мальчик. «Это Кеша Саганов, который спас нас и вывел в поселок», — сказал Геннадий. Жданов поведал нам о случившемся. Закончив геодезические измерения на пике Грандиозном, высота которого почти 3000 м над уровнем моря, стали налегке спускаться к лесу, так как продукты закончились. Неожиданно подул сильный ветер и пошел густой снег. За два часа спустились до леса, дальше идти было невозможно. Перевал занесло снежным метровым сугробом, выход был один: обойти перевал по тайге, но на это потребуется три дня. Спустились к истокам реки Казыр, пересекли ручей и направились строго на север. Впереди шел Валерьян, он был самый крепкий и имел большой опыт таежной жизни в экспедиционных условиях. На спине у геодезиста был рюкзак и два спальных мешка, вторым шел Геннадий с инструментом на спине и спальным мешком и след в след по придавленному снегу шла Мария. У нее была своя ноша: она оказалась на седьмом месяце беременности. В мае, когда они начали полевой сезон, Мария об этом не подозревала, хотя оказывается у нее все же появлялись сомнения.
Вечером подобрали очень удобное место для ночлега. Когда-то давно буреломным ветром свалило кедр в два обхвата толщиной, вывернув корневище с землей. Образовалась прекрасная зонтообразная хижина, в которой даже не было снега, вместо него днище было уложено толстым слоем веток и мха. Валерьян осмотрел все опытным взглядом, определил, что здесь не раз уже ночевали охотники и мы тоже уместимся. Разожгли костер, вскипятили чаю, сварили из оставшейся полкружки рисовой крупы кашу для Марии. Днем собрали немного шиповника — это была основная пища для мужчин на ужин.
Валерьян был самый старший по возрасту. Ему было 37 лет, из-за жены он больше всех был озабочен и вообще задумывался, смогут ли они выбраться из этой непредвиденной снежной лавины. Радиосвязь прекратилась, на горах радиостанция хорошо работала, была бесперебойная связь, а внизу, в тайге, стало «глухо» — так выражаются радисты. Уложив Марию, нагрев предварительно ей спальный мешок у костра, мужчины долго сидели, обсуждая разные варианты выхода из создавшейся ситуации. До поселка по новому пути нужно было идти пять дней, а по старому три дня, но тот путь закрыт снежным завалом. Мария громким плачем и криком прервала их беседу — начались роды.
Геннадий кипятил в чайнике воду, растапливая снег, а Валерьян помогал жене, он хоть немного, но соображал, что нужно делать. Огромнейший костер освещал хижину. Геннадий в свои 22 года в этих делах совсем ничего не понимал. Его задача — поддерживать костер и греть воду, но больше всего мучила мысль: разве можно родить в семь месяцев? В полночь закричал ребенок, через некоторое время стало тихо, перестал идти снег, успокоился ветер, но мороз усиливался. Геннадий так и просидел всю ночь у костра, а утром, на рассвете, когда сон стал одолевать студента, вдруг послышался лай собаки. Вначале он подумал, что это сон, но и Валерьян выскочил из хижины, недоумевая, откуда здесь собаки. Неожиданно над костром пролетела огромная птица, а из-за деревьев с разъяренным лаем выскочила взъерошенная белая собака, за ней тофалар с ружьем в руках, готовый выстрелить. Мальчик что-то вымолвил, и мохнатый филин уселся ему на плечо, а собака улеглась у ног.
Кеше было 13 лет. Он охотник из поселка Верхние Гутары. В семье он старший, у него четверо братьев и сестер, мать, а отца два года назад задрал медведь. Кеша сказал, что геодезисты выбрали самое плохое место для ночлега — это медвежья берлога, именно здесь погиб его отец. У Кеши имеется преданная собака У чум и дрессированная сова по имени Соня, ее он нашел в тайге три года назад маленьким птенцом и научил хорошему ремеслу — отлавливать белок. Вот и сегодня утром уже шесть белок принесла Кеше Соня. Вцепится когтями, долбанет крючковатым клювом — и бросает белку охотнику под ноги. Активно охотится Соня утром и вечером, а днем в основном спит. Юному охотнику рассказали, что случилось в бригаде и как они сюда попали.
Кеша оказывается знал, что их ждет в Гутарах вертолет, поэтому он, быстро отвязав от пояса белок, молниеносно их ободрал и бросил в кастрюлю, скомандовав, «срочно варите, завтракаем, а я пошел за оленями» (у него было два верховых оленя), которые паслись недалеко на ягеле. Кеша рассказал, что у него есть короткая собственная тропа в деревню и что завтра он отведет бригаду к вертолету.
На более крупного оленя посадили верхом Марию с укутанным и привязанным ребенком, на второго завьючили весь груз — и караван отправился по тропе в деревню.
Вот таким образом Кеша спас геодезистов, выведя их в деревню по своей охотничьей тропе. На аэродроме Кеша показал, как хореем он управляет оленями.
Здесь, в Гутарах, нас ждали несколько наших бригад; закончив полевой сезон, они готовились к зимним камеральным работам.