Непредвиденные происшествия в экспедициях

Охотничий азарт не давал покоя студенту — чуть стало мерцать, он отправился к озеру. Лес просыпался, где-то далеко прозвучали писки каких-то маленьких птичек, из камышовых зарослей донеслись булькающие звуки воды. Прошлогодний камыш находился в хаотическом состоянии, местами он был придавлен, поэтому появлялась видимость. Вдруг Александр увидел в жёлтых зарослях бурое шевеление, сразу осенило, что это медведь. От испуга всё тело покрылось гусиной кожей. Автоматически пальцы рук стали перебирать патроны — ведь в стволах заряды с мелкой дробью на уток. Присел на колено, стал перезаряжать ружьё, очевидно, шевеление донеслось до бурого чудовища. Поднялась огромная голова — это был кабан, с изумляющей скоростью он набросился на пришельца, Александр не успел даже вскочить. Фыркая, взбесившийся секач молниеносными движениями бросился на охотника, пропорол клыками ногу. Ожесточённость кабана не прекращалась. Саша прекрасно помнил отцовские возвращения с охот, тог рассказывал, как ему приходилось спасаться от секача на дереве, поэтому Александр сразу заторопился к дереву — странно: у дерева стояла лестница; он быстро поднялся, перед ним был настил, который готовили когда-то профессиональные охотники на кабанов. К счастью, здесь было безопасно. Саша стал стрелять в кабана, раненый секач сделался таким разъярённым, что даже на высоте трёх метров становилось страшно. Александр стрелял и стрелял, успевая вставлять в ружьё патроны с пулями. Ярость секача не унималась, уже и патроны с пулями заканчивались. В какой-то момент выстрел оказался убойным, животное упало. Саша боялся слазить, опасность не прекращалась. Патроны с пулями закончились. Несколько выстрелов сделал в лежавшего кабана картечью. Александру казалось, что кабан живой, этот страх удерживал его на высоком охотничьем настиле.

В это время Егорыч собрал лошадей, оседлал их, и вдруг раздались выстрелы, вначале он думал, что студент напал на стаю уток, но стрельба продолжалась долго. Конюх почувствовал, что множество прозвучавших зарядов произошли из-за каких-то непредвиденных обстоятельств или возникшей трагической опасности. Взволнованный непрерывной стрельбой, конюх схватил своё ружьё и быстрыми шагами направился в зону камышей. Сквозь кроны лесных сводов сочились просветы солнечных лучей. Он шёл, напряжённо всматриваясь по сторонам, сожалея, что нет на этот раз собачки. В деревне обещал один житель выделить на лето охотничью собаку, но когда к его дому подошли, пса не оказалось в будке; говорят, что собаки чувствуют такие моменты.

Подойдя к камышам, Егорыч окликнул Александра. Вдруг ответ последовал откуда-то сверху. Студент закричал, что внизу разъярённый кабан, застреленный, возможно, он живой. Конюх увидел практиканта на охотничьих полатях. Внизу лежал распластавшийся кабан. Егорыч сделал два контрольных выстрела в кабана, после этого вплотную подошёл к нему. Взъерошенный студент спустился и долго смотрел на клыкастое чудовище. Саша рассказал, что не думал вступать в единоборство с этим гигантом, но он налетел так стремительно, что не было времени даже убежать, спас охотничий скрадок, который, вероятнее всего, строили для охоты на кабанов.

Увидев окровавленную ногу Александра, Егорыч заторопился возвращаться в деревню, но юноша категорически отказался, пояснив, что у него имеется специальный пластырь для таких порезов. У костра студент стал обрабатывать разорванную рану, а Егорыч разрубил тушу кабана на несколько частей, затем завьючил на лошадь, и они отправились в путь; путники торопились, нужно было засветло добраться до бригады. В бригаде встретили прибывших работников с большой радостью, оказалось, руководителю сообщили по рации, что с конюхом отправили студента, поэтому для бригады такое пополнение не было сюрпризом.

Бригадир сообщил, что в этом месяце они должны поработать по-ударному, потому что через месяц самолёт начнёт выполнять аэрофотосъемку местности; к тому времени необходимо замаркировать все опознаки. Бригадир предложил Егорычу остаться и привести в порядок мясо, а он со всей бригадой верхом на лошадях уезжает на десять дней заниматься маркировкой. Конюху подобные работы не являлись новинкой, поэтому он сразу приступил к своим обязанностям. Сложность состояла в том, что во время перегона лошадей Егорыч очень торопился, поэтому кабана даже не ободрали. Устанавливались тёплые дни, Егорычу пришлось поторапливаться, чтобы мясо не испортилось. Разделывая мясо, конюх столкнулся со странным обстоятельством, в туше было много свинцовых пуль калибра — 16, но вдруг три пули были совсем другого калибра — 12. У Александра и у Егорыча ружья были одного размера — 16. Конюх промыл все пули, много раз примерял к патрону своего ружья, предполагал, что свинец сплющился до таких размеров, но форма не позволяла остановиться на таком варианте.

Через две недели бригада возвратилась с маршрута, Егорыч рассказал Александру о загадочных пулях в туше кабана, тот долго рассматривал пули и обнаружил на них метки, пояснив, что пули с этими метками были выпущены совсем из другого огнестрельного оружия. Появление пуль такого большого размера в туше секача осталось загадкой. Вскоре про загадочность пуль забыли. Мясо Егорыч сумел приготовить на летний период в разных вариантах. Часть он высушил и закоптил, небольшое количество засолил, и хранили это мясо в молочной фляге всё лею, опуская на стоянках в холодные, родниковые ручьи. У каждого работника в кармане имелось копчёное мясо, которое было неотъемлемой частью в ежедневных маршрутах.

Полевой сезон закончился в середине сентября, бригада сумела уложиться в намеченные сроки. Основной состав работников был вывезен из тайги на вертолёте, а Егорыч отправился один на лошадях по маршруту, которым он приехал весной.

В колхозе Егорыч рассказал работникам, что напарнику пришлось застрелить кабана в камышах, который напал на студента, в туше были редкостные пули двенадцатого калибра. Колхозники поведали, что этот кабан был ранен деревенским охотником за неделю до приезда экспедиции. Охотник в той схватке сильно пострадал. Он много раз стрелял в секача, но выстрелы почему-то были не убойными. Охотник возвратился из тайги еле живой, с поломанной ногой и разорванными ранами, два месяца пролежал с загипсованной ногой. Зарёкся, что больше охотиться на кабанов никогда не будет. Егорыч повстречался с тем охотником, он извинялся, что не мог предупредить работников экспедиции, что в камышах находится раненый секач, он гораздо опаснее, чем медведь. Деревенские охотники планировали осенью отправиться на охоту и застрелить этого опасного, раненого кабана.

Егорыч, возвратившись в экспедицию, рассказал Александру о его редчайшем подвиге — ему удалось застрелить раненого секача, который для деревенских охотников стал устрашающим. Саша сказал, что охота на кабана стала самым запоминающимся эпизодом его производственной практики. Студент признался, что трудности таёжной жизни он еле-еле выдержал, несколько раз появлялось желание сбежать. Ежедневные подъёмы по крутым склонам залесённых гор, когда пот заливал глаза, а комары изъедали лицо, руки; кроме того постоянно ноги в кирзовых сапогах мокрые, утром в эти сапоги с трудом приходилось заталкивать ноги; особенно большие трудности студент испытывал в дождливую погоду. Маршруты не прекращали даже в ненастные дни. Александр сделал заключение, что после окончания института в экспедиционных отрядах он работать не будет. Егорыч тоже посетовал, что лето было очень сложным, у него сильно разболелась спина с тех пор, как поднимал кабана на лошадь.

Прошло две недели после отъезда Александра домой. Однажды работница отдела кадров сообщила Егоровичу, что ему поступила бандероль от Трофимова Александра. Конюх вскрыл упаковку, в ней была мазь для лечения радикулита. Александр написал, что эта мазь обязательно поможет и спина болеть не будет.

Встреча с отшельниками в тайге и в джунглях

Возвратившись из очередного маршрута, геодезист Владимир Буланаков почувствовал недомогание. Болела голова, тошнило. В какой-то момент Володя обнаружил на теле впившегося клеща. Сразу появилось подозрение, что это энцефалитный клещ, поэтому возникли болезненные симптомы. Вспомнились сразу рекомендации врача, который перед выездом на полевые работы проводил в экспедиции лекцию; он разъяснял: надо аккуратно вытаскивать клеща из тела, чтобы не оторвать это насекомое от головы. Лектор говорил о том, что необходимо доставить пострадавшего в больницу, а вытащенного клеща передать туда же. Буланаков находился со своей бригадой за сотни километров от больницы в далёкой заболоченной левобережной тайге Енисея. Над палаточным лагерем стыла ночная сумрачная тишина. Во мраке ночи пламя догоравшего костра освещало уставшие лица работников бригады, доедавших из мисок остатки гречневой каши. Густеющая ночная таёжная темнота находилась в подслеповатом свете луны. Утомлённые работники после ужина молча стали расходиться по палаткам на ночлег. Над притихшим лагерем пролетела с неприятно резкими звуками сова.

У костра остались Владимир и конюх Анисим. Бригадир признался, что обнаружил клеща в укромном месте, в паху. Конюх стал подбрасывать в костёр охапки дров, чтобы улучшить освещение. Геодезист начал стягивать одежду, температура воздуха была близка к нулю. В полумраке бликов костра заскорузлыми, холодными пальцами рук Володя пытался вырвать впившегося клеща, вначале он раскачивал туловище насекомого, как учил врач, много раз смазывал растительным маслом. В сложных таёжных условиях, при скудном освещении, сидя на земле, притом начал моросить холодный дождь, вытащить эту маленькую тварь оказалось сложно. В конце концов, удалось справиться с этой проблемой, но головка клеща осталась в теле. Геодезиста охватил страх: он вспомнил прошлогоднюю трагедию в соседней бригаде — впился энцефалитный клещ в рабочего, парня доставили в больницу, врачи спасли больного, но он остался инвалидом первой группы. В том случае бригада работала недалеко от населённого пункта. Буланакову добраться до Енисейска потребуется несколько дней. Анисим понимал паническое состояние своего руководителя: конюх по возрасту был в два раза старше, всю жизнь провёл в таёжных местах, вырос в староверческой семье на заимке; он стал успокаивать бригадира. Конюх признался, что накануне он обнаружил в истоках реки семью старообрядцев, у них есть очень старая женщина, которая вылечивает любые болезни. Владимир рассмеялся, пояснив, что с этой болезнью даже врачи не могут справиться. Анисим рассказал, что с семьёй познакомился случайно. После того, как бригада удалилась в поход на две недели, конюх направился в верховья реки, пробирался по берегу, пошёл поискать пастбище для лошадей. Ушёл очень далеко, вдруг наткнулся на срубленные пни — сразу догадался, что это дело рук староверов, только они могут уединиться в такую глухомань. На эту мысль натолкнуло то обстоятельство, что три недели назад бригада набрела на заброшенную избу на берегу реки. Добротный дом, по предположениям Анисима, был брошен два-три года назад, притом окон и дверей в доме не было. У Анисима сразу появилась мысль, что староверы ушли глубже в таёжные дебри, прихватив всё необходимое, что можно унести. Долго рабочие рассматривали брошенное редкостное строение, в котором прослеживались моменты древних человеческих смекалок.

Обнаружив срубленные деревья, бывалый таёжник сразу понял, что где-то расположилось жильё староверов. Поодаль от берега, под кронами деревьев, возвышалась изба. Анисим вырос в таких условиях, поэтому знал, как вести себя в подобных случаях. Конюх встретился с хозяином и рассказал о мирных намерениях экспедиции, которая через две недели уйдёт совсем в другие места. Хозяин признался, что однажды на реке появились рыбаки, поэтому семья перебазировалась вглубь, бросив ту избу. ! лава семьи поведал о трагических обстоятельствах: бык. на котором распахивали землю под посевы и посадку овощей, вдруг заболел, не смогла его вылечить даже Ефросинья, теперь они остались без вспаханной земли. Анисим дал лошадей староверам, они перепахали свои лужайки и остались довольны. Конюх сказал староверу, что бригада в эту сторону не пойдёт и после возвращения из очередного маршрута они всем составом отправятся через водораздел в соседнюю долину. Глава староверской семьи успокоился. Анисим признался, что его давно мучила боль в спине, не давала покоя даже ночью; об этом он рассказал старообрядческой лекарихе, она передала маленький туесок, сделанный из бересты, с мазью. Анисим сразу стал натирать спину, через пару дней про болезнь в позвоночнике он забыл. Во время натирания спину словно обжигало пламенем огня.

Летние ночи в северных широтах короткие, чуть начало светать, конюх отправился к семье староверов. Анисим рассказал про случившуюся беду с руководителем их бригады. Целительница сразу приступила к изготовлению микстуры, пояснив, что эта болезнь в здешних краях совсем новая, её нужно из организма выжигать срочно, она сказала, что микстура будет чрезвычайно горькая. Срок её храпения — три дня, после грех дней она для использования не пригодна. В течение этих дней нужно всё содержимое в туеске выпить. Анисим выразил тревогу в связи с оставшейся головкой клеща в коже: целительница пояснила, что нужно выковырнуть остатки, но они на болезнь не влияют, потому что клещ, наслаждаясь кровью, свою заразную слюну впрыснул в организм, теперь нужно от неё освобождаться с помощью микстуры. Конюх с изготовленной микстурой поспешил в палаточный лагерь.

Самочувствие бригадира резко ухудшилось. Он скомандовал рабочим собираться в маршрут на выход из тайги, рассказав о случившемся укусе. Все пригорюнились. Анисим стал настойчиво рекомендовать выпить микстуру, но геодезист не верил в это шарлатанство. Конюх пояснял, что лекарство будет действовать только в течение трёх дней, срок годности нужно отсчитывать по часам. Состояние геодезиста становилось таким, что он отменил поход и начал пить микстуру. После второй дозы он заснул. Анисим не знал, что делать, уселся на коня верхом и поскакал к староверам на консультацию; целительница объяснила, что микстура начала действовать, и предупредила, что в эти дни больному нельзя простывать, желательно отлежаться. Три дня Владимир не употреблял пищу, пил только микстуру и чай. Лекарство закончилось, бригадиру стало легче, а через пару дней бригада отправилась в новый далекий маршрут продолжать работу.

Полевой сезон подходил к концу. Буланаков обнаружил, что необходимо сделать одно контрольное измерение на пункте триангуляции, находящемся вблизи той стоянки, где укусил энцефалитный клещ. Прибыв на старую стоянку, бригадир попросил Анисима съездить на лошадях к старообрядцам и оказать помощь в распахивании земельных участков, а также просил передать им, если нужно, топоры, пилы, вёдра, посуду, веревки, кошму, брезенты. Тем временем Владимир отправился с рабочими на несколько дней в маршрут для завершения полевых работ.

Возвратившись, геодезист узнал от конюха, что целительницу недавно похоронили. Бригадир с Анисимом отправились к семье. Володя соорудил венок из полевых цветов, возложил на могилу Ефросиньи и долго стоял на коленях, выражая слова глубокой благодарности за спасение его жизни.

Обстоятельства так сложились, что Буланакову через пару лет пришлось с семьёй переехать на Кавказ. Там он стал работать начальником экспедиции. Через несколько лет Владимира Ивановича командировали возглавить экспедицию в Эфиопии. Однажды пришлось встретить представительницу отшельников в джунглях. Случилось это так. Предстояло пройти через джунгли, чтобы попасть в саванны: на территории этих тропических степей работала геодезическая бригада. Вначале имелась тропа, проложенная по берегу небольшой речушки с мутной водой и обрывистыми берегами, но вскоре тропа прекратилась. Без прорубки продвигаться по джунглям невозможно. Между стволами деревьев густой колючий кустарник, запутанный лианами. Для прорубки представлено было несколько негров, они ловко рассекали кустарник и продвигались вглубь джунглей. Имелся переводчик, который говорил о насекомых, кишащих вокруг людей. Знакомыми оказались только муравьи, но они здесь огромных размеров, и их укус был весьма ощутимым. Переводчик показал пиявок и посоветовал их не отрывать от тела, если они вопьются, а выжигать с помощью сигареты или спички, а лучше использовать соль. Нельзя допустить, чтобы головка пиявки осталась в теле. Владимиру сразу вспомнился энцефалитный клещ, которого тоже нужно было вытаскивать аккуратно, чтобы не оторвать головку. Насмотрелся Владимир на многоножек, которые ночью ползают по телу, оставляя незаживающие полосы, которые превращаются в дальнейшем в рубцы. Удалось узнать про муху цеце, осадок остался неприятный.

Вскоре опять появилась тропа, она оказалась прекрасной для передвижения. Через некоторое время тропа вывела к огромной хижине. Владимиру она напомнила эвенкийский чум, но сооружена она была из бамбука, веток деревьев и оплетена лианами. В это время с противоположной стороны к хижине подходила пожилая женщина с вязанкой сухого хвороста на плечах. Было понятно, что это хозяйка хижины. Переводчик поздоровался с ней. Владимиру он пояснил, что это представительница древнейшего племени, которая ведёт отшельничий образ жизни. Верхняя часть её тела была оголённой, выделялись отвисшие груди тёмно-шоколадного цвета, лицо оказалось испещрённым глубокими старческими морщинами. Хозяйка пригласила в хижину. Владимиру захотелось посмотреть внутреннее убранство — оно было весьма скромным, пол устлан старыми козьими шкурами. Переводчик долго говорил с хозяйкой, расспрашивая, чем она занимается. Она рассказала, что её иногда навещают дети, они все взрослые, живут в разных местах страны. У неё часто появляются местные жители с округи, приносят детей на лечение. Она занимается лечением глаз, у неё огромный опыт, иногда доставляют детей из дальних селений. Владимир, услышав про глазные заболевания, рассказал, что у него катаракта на одном глазу, врачи сказали, что пора делать операцию, назначили на осень, но теперь придется делать через три года, после возвращения из Африки. Целительница пояснила, что катаракту можно вылечить без хирургического вмешательства, для этого у неё имеются лекарства собственного приготовления. Буланаков задумался, ведь врачи в России ему говорили, что эту болезнь можно ликвидировать только хирургическим способом. Вспомнилась Сибирская тайга, укус энцефалитного клеща, тогда Владимир тоже не верил в способности таёжной целительницы. Володя попросил, чтобы старушка рассказала метод лечения. Оказалось, что способ обычный, нужно капать в глаза утром и вечером в течение месяца, затем сделать перерыв на неделю и вновь повторить месячное закапывание.

Владимир заинтересовался этим лекарством, переводчик убедил взять и попробовать капли, а вдруг помогут. У целительницы оказалось огромное количество посудин, наполненных микстурами и соками с разных деревьев и трав. Хозяйка пояснила, что эти капли состоят из набора многих соков экзотических деревьев, которые растут только в Африке. Целительница предупредила, что эти капли ядовиты, нужно обращаться с ними очень аккуратно, чтобы они не попали в желудок. Денег целительница не взяла, она попросила, если имеются спички, то выделить ей их для разжигания костра. Владимир собрал коробки спичек, в том числе у рабочих, и вручил хозяйке, она была благодарна, пояснив, что такого запаса спичек у неё никогда не было.

Используя глазные капли, геодезист стал строго соблюдать рекомендации целительницы, через два с половиной месяца почувствовал, что зрение немного улучшилось. Через три года, возвратившись в Россию, Буланаков отправился к врачу, который записывал его на операцию. Окулист, пересмотрев вначале историю заболевания, сказал, что пациент запустил свою болезнь, после этого он стал осматривать глаз с помощью приборов. Владимир заметил, что врач вновь и вновь проверяет глаза, наконец, доктор заговорил, что он не понимает, что случилось, но катаракты нет. Буланаков не стал рассказывать окулисту длинную историю лечения глазной болезни.

Запрещенная гора для селькупских женщин

Студент Евгений Перфильев проходил производственную практику в бригаде опытного геодезиста в должности помощника. До окончания практики оставалось два месяца. Экспедиция отставала в выполнении плана — пришлось создавать дополнительные бригады, практиканту предложили возглавить новую бригаду. Сформировали бригаду в посёлке Красноселькуп. Перфильеву доставили из Тюмени высокоточный теодолит; отправили студентку Тамару из Томского топографического техникума, которая стала работать помощником; и требовалось подобрать двух рабочих.

Два месяца Евгений работал в бригаде, которая занималась геодезическими измерениями в радиусе около сотни километров от Красноселькупа. Местность чрезвычайно сложная, посередине объекта протекала магистральная река Таз, шириной почти километр. Берега реки на расстоянии двух-трёх километров от русла покрыты густым лесом, а дальше начинались огромные пространства болот с многочисленными озёрами. Использовать транспорт в этих нескончаемых болотах сложно. Пытались работать на лошадях, затем на оленях, завьючивали на них экспедиционный груз, но они постоянно вязли, комары их заедали, кормов недостаточно, поэтому стали работать геодезисты без транспорта, в партии часто прилетал вертолёт, который иногда перевозил бригаду с одного пункта триангуляции на другой. В основном преодолевать эти расстояния приходилось пешком. Небольшой отряд с тяжеленными рюкзаками ежедневно пробирался с одного геодезического знака до другого, обходя скопления озёр и топкие, труднопроходимые болота.

Новую бригаду перевезли на вертолёте на двести километров вверх по течению реки Таз. Начинать работу Перфильеву пришлось в посёлке Толька, расположенном на левом берегу реки Таз, которая здесь гораздо уже. Ширина реки была триста метров. Правобережная местность оказалась залесённой, без полян, поэтому вертолёт использовать не было возможности. Преимущество перед предыдущим участком было в том, что лесные массивы были незаболоченными. Два первых знака располагались в двадцати километрах от посёлка Толька. Евгений уже имел двухмесячный опыт, поэтому сразу же распределил обязанности между работниками. Один рабочий пришёл с Евгением из той бригады, в которой он работал два месяца. Его звали Владимир, на его опыт и рассчитывал бригадир. Володя несколько лет отсидел в тюрьме за какие-то преступления. Решил заработать в экспедиции, чтобы уехать в родные края. Обычно рабочие, находясь в экспедиционных условиях, отказываются заниматься кухонными делами, а Володя с удовольствием готовил обеды, ужины, мыл и чистил котлы от сажи постоянных костров, даже при скудном ассортименте экспедиционных консервированных продуктов он умудрялся придумать новые блюда. У него это прекрасно получалось, он однажды признался, что в юношеские годы поступал учиться в училище кулинаров, но закончить его не удалось по каким-то объективным причинам. Второго рабочего приняли на работу в Красноселькупе, он в экспедиционных условиях никогда не работал. По национальности он был селькуп, прекрасно ориентировался в таёжной местности, звали его Сергей Каргалин, в день приёма его в экспедицию ему исполнилось двадцать пять лет. Кстати, фамилия его в переводе с селькупского языка означала Медведев. Карга — в переводе на русский язык это медведь. Сергей был большим приверженцем селькупских обрядов.

Все таёжные тяготы экспедиционной жизни он переносил легко, потому что с детских лет занимался охотой, ему приходилось в зимних условиях с напарником уходить на большие расстояния в тайгу и месяцами заниматься охотой, вдали от дома, ютясь в охотничьей землянке.

Студентка оказалась очень щупленькой, передвигалась по тайге она с большим трудом, чтобы облегчить ей переход, рабочие забрали у неё спальный мешок. Уходили в маршрут на две недели, набиралось значительное количество продуктов. На свои плечи бригадир взваливал груза больше всех. Он и по росту был выше всех и в плечах шире остальных. Евгений не доверял никому дорогостоящий инструмент, нёс сам. Первый знак оказался сравнительно высоким, он располагался в густом лесу на вершине небольшой всхолмлённости. Двадцать километров за световой день бригада осилила без особых усилий, единственным неприятным фактором были комары, которые набрасывались на вспотевших скитальцев и сопровождали их до самого геодезического двадцативосьмиметрового знака. Навыка в измерениях у бригадира и помощницы ещё не было, поэтому работы затянулись на три дня, хотя погода стояла отличная.

Три дня рабочие практически находились без работы, Сергей, выросший в этих местах, привык постоянно находиться в работе, поэтому чувствовал себя неловко: он к такому безделью не привык. На второй день он спустился к реке и наловил полведра рыбы, затем сплёл из тальниковых прутьев морду, установил её на ночь в ближайшей реке, утром вытащил из морды ведро рыбы, сразу засолил и развесил вялить. Он находил постоянно себе работу. Бригадир и студентка сделали для себя вывод, что рабочих нужно нанимать только селькупов. Без работы Сергей не мог находиться ни одной минуты. У него были некоторые свои национальные странности: он категорически запрещал рыбные кости бросать в костёр, рассказав, что по селькупскому обычаю не будут водиться продукты. Палатку устанавливал входом только на восток. Первую пойманную рыбину он принёс и сжёг на костре, пояснив, что иначе не будет удачи во время дальнейшей ловли. Сергей внедрил свои новшества в экспедиционную жизнь геодезической бригады. Он сплёл из тонких прутьев упаковочное сооружение для переноски теодолита, которое стали использовать вместо тяжеленного заводского деревянного ящика, изготовленного из дуба. На каждой новой стоянке он обязательно нарезал пихтовые лапки, укладывал под спальный мешок всем работникам, поясняя, что на голой земле спать нельзя. Он смастерил туесок из бересты, посолил рыбу и без солёной рыбы за ужин не садились. На стоянке туесок хранился под слоем толстого мха в прохладном месте. Сушить рыбу Сергей приспособился, развешивая её на высоких перилах геодезического знака, где всегда сквозил ветерок. Затем он соорудил коптильную и закоптил рыбу, накормив всех копчёным деликатесом.

Удивил Сергей однажды бригаду своей предусмотрительностью, когда в холодные сентябрьские дни они стали переплывать на сооруженном плотике через реку Таз. Так случилось, что во время переправы плотик развалился, все очутились в воде, кое-как выбрались на берег. Промокли, шёл холодный дождь. Спички оказались непригодными. Положение становилось критическим. Бригадир не знал, как выйти из этого положения. До посёлка идти целый день, а наступал вечер. Евгений понимал, что выход один: нужно отправляться и идти ночью, в противном случае можно замёрзнуть. Дело в том, что полмесяца назад в соседней экспедиции замёрзла бригада из четырёх человек. Это произошло тридцатого августа, бригада, преодолевая речку, попала в подобное положение. После гибели бригады приезжал главный инженер экспедиции и проводил специальную беседу по трагическому случаю, разбирая подробно неправильные действия руководителя бригады.

Сергей тем временем нарезал с берёзы огромную охапку коры, затем снял с себя фуфайку, встал на колени, набросил на голову эту мокрую ватную одёжку, словно укрылся в маленьком шалашике. Все наблюдали за его размеренными движениями, не понимая, каким образом он пытается добыть огонь. Он долго находился в таком положении, закрывшись от всех. Бригадир стал настаивать ускорить сбор для отправки в маршрут до деревни, хотя понимал, что промокшим им не осилить ночной путь.

Вдруг через отверстия рваной фуфайки стали лениво просачиваться струйки дыма. Зрелище было редкостным. Все притихли, словно боялись спугнуть зародившийся дымок. Клубы дыма становились насыщеннее. Наконец Сергей отпрянул от насиженного места, и все увидели маленький костёр — радость была чрезвычайной. Студентка даже подбежала и обняла Сергея в знак благодарности.

Вечером, когда все находились у костра, просушивали одежду, бригадир стал приставать к Сергею, чтобы он рассказал о таинственном методе добычи огня. Селькупский житель, по натуре не очень разговорчивый, показал на верхнюю часть брюк. Под ремнём в поясе имелся небольшой разрез. Там у него хранилось несколько спичек с боковиной от спичечного коробка, завёрнутые в резиновую соску, которую используют для грудных детей. Сергей поведал, что таким способом пользуются у них многие охотники, которые большую часть своей жизни проводят в таёжных условиях и часто попадают в сложные ситуации, поэтому придумывают методы выживания в экстремальных условиях.

Когда бригада перебралась на противоположную сторону реки, то там местность оказалась сильно заболоченной; Сергей сплёл всем «медвежьи лапы» из тонких прутьев, которые надевались на ноги, как лыжи. Эти приспособления помогали экспедиционным работникам успешно передвигаться по заболоченной местности.

Конфликтная ситуация в бригаде произошла в конце полевого сезона, когда бригада работала вблизи Чёртового озера. Про это озеро у селькупов имеется значительное количество легенд и небылиц. Озеро вытянулось на пятьдесят километров, но оно словно состоит из множества озёр разной величины. Восточная часть озера начиналась с округлой формы, берега удалялись километров на пять, но вдруг они сужались и становились перешейком, затем снова начиналось расширение и вновь заросшие густым лесом берега сдвигались друг к другу. Находясь на этом озере, создавалось впечатление, что озёрный водоём состоял из шести-восьми озёр, соединённых протоками. На озере имелись острова, вокруг озера насчитывалось огромное количество мелких озёр, все берега заболочены и покрыты лесом.

Недалеко от Чёртового озера возвышалась невысокая возвышенность, которую местные жители величали горой с названием Лозыль-Лакка. На горе выстроен геодезический знак, на котором предстояло сделать последние измерения, и на этом полевой сезон завершался. Заканчивался сентябрь, Перфильев торопился в институт на занятии. Ночевали, как обычно, в палатках у подножия горы Лозыль-Лакка. Утром рано стали собираться в поход на гору.

Вдруг Сергей заявил, что студентке идти на эту гору запрещено. Бригадир расхохотался, принял это предупреждение за шутку, потому что измерения заканчивались. Евгений рассчитывал в течение дня работу на пункте завершить и отправиться в Тольку — на завтра заказан вертолёт. Селькупский житель настойчиво в категоричной форме предупредил, что женщинам на горе Лозыль-Лакка бывать запрещено. Сергей стал приводить массу трагических случаев, когда женщины пытались попасть на эту гору и потом попадали в больницу, кроме того, трагедия не миновала людей, способствующих восхождению этим женщинам. В разговор вмешался Володя, он повёл себя агрессивно, обвинив селькупа в тупых домыслах верующих глупцов, обругав вульгарными словами всех, кто придумал дурные обряды.

Бригадиру нельзя было пропускать утренние наблюдения, поэтому он, забрав инструмент, отправился в гору, за ним следовала помощница и Володя. Сергей встал на колени, умоляя не ходить Тамаре на гору. Евгений торопился, поэтому они сразу же скрылись в лесных зарослях. Селькуп остался у палаток.

Измерений на знаке было мало, поэтому закончили работу быстро. Бывают случаи, когда приходится срубать деревья, добиваясь видимости на соседние знаки, — на этом пункте проблем не было, поэтому бригадир через час измерений крикнул с сигнала Володе, что он может идти собирать лагерное снаряжение, чтобы сразу двинуться им в Тольку.

Завершив работу на знаке, бригадир с Тамарой отправились к палаткам. Они торопились. Евгений нёс теодолит, а студентка едва успевала за ним, неся полевую сумку через плечо с журналами измерений. Вдруг студентка споткнулась, упала, вскочила и с рёвом повалилась на землю. Запнувшись, девушка повредила ногу. Идти она не могла. Тамару пришлось нести на руках. Бригадир сразу стал вспоминать предупреждения селькупа, обвиняя его, что это он накаркал. Обливаясь потом, Евгений с большим трудом добрался до палаток. Бригадир понимал, что в Тольку им не добраться, у девушки распухала нога. Сергей прощупал ногу и сделал заключение, что у Тамары поломана нога. Бригадир стал расспрашивать, где Володя. Оказывается он не приходил, появилась ещё одна проблема: заблудился рабочий. Местность равнинная, заросшая густым лесом, поэтому заблудиться в этой тайге просто, но не просто выйти.

Взяв с собой ружьё, бригадир отправился на поиски Владимира. Евгений был сильно расстроен, два с половиной месяца проработал самостоятельно, всё шло прекрасно и вот в последний день столько неприятностей. Больше всего удивляло, что весь день проходил по сценарию селькупа, по его высказываниям о священной горе Лозыль-Лакка.

В маршруте Перфильев делал затёсы топором на деревьях, периодически стрелял, свистел, кричал, но ответов так и не последовало. Добрался до знака, затем спустился с горы, делая зигзагообразные маршруты, у палатки находились Сергей и плачущая студентка.

На вечерней радиосвязи бригадир сообщил на базу партии о том, что потерялся рабочий и студентка поломала ногу. Утром прилетел начальник партии на вертолёте, полдня делали облёт в поисках рабочего, затем увезли студентку в больницу, её сопровождать отправили Сергея.

На следующий день продолжили поиски с вертолёта. В течение недели продолжали поиски рабочего, но найти Владимира так и не удалось. Экспедиционный список «Пропал без вести» пополнился ещё одним потерявшимся в тайге человеком.

Вертолёт доставил Тамару с поломанной ногой в город Тарко-Сале. Командир вертолёта в процессе полёта запрашивал по радиосвязи скорую помощь, чтобы машина приехала к вертолётной площадке. Вертолёт прилетел поздно вечером, машины скорой помощи не было. Вертолёт сразу улетел. Вертолётная площадка находилась вдали от построек, на окраине города. Сергею пришлось оставить студентку на тёмном пустыре, он отправился по ухабистой дороге впотьмах к мерцающим огням, которые находились в большом удалении. В конце концов, удалось добраться до шоссейной дороги, остановить машину и уговорить водителя забрать больную студентку и увезти её в больницу. С большими трудностями добрались до больницы. Шофёр уехал. Дежурные врачи стали отказываться от приёма больной, пояснив, что больница переполнена пациентами с тяжёлыми заболеваниями, а с переломом предложили лежать дома, утром можно привезти больную в больницу, врачи наложат гипс. Долго пришлось рассказывать Сергею о сложившейся ситуации, но его никто не хотел слушать.

Помог случай: старенькая медсестра слышала, как парень упрашивал, рассказывая, что он попал в сложное положение; медсестра была тоже селькупка, она предложила доставить больную до утра к ней домой. Таким образом, Сергей превратился в сопровождающего на многие дни. После наложения гипса Сергею пришлось сопровождать Тамару до Тюмени, а затем до Томска, где училась Тамара. Сопроводив студентку до её жилья, Сергей отправился в свои края до далёкого северного посёлка, затерявшегося в таёжных дебрях, — Красноселькупа. Когда Сергей возвратился в родные пенаты, в тайге лежал снег, поэтому потомственный охотник отправился с другом на зимнюю охоту.

В мае в Красноселькуп стали прилетать экспедиционные отряды. Прилетела и Тамара; она окончила топографический техникум и с дипломом техника-топографа появилась в экспедиции, а затем в Красноселькупе. Она разыскала Сергея, который столько уделил внимания ей, когда Тамара находилась в критическом состоянии. Она была очень благодарна селькупскому юноше и предложила ему поработать у неё в бригаде полевой сезон. В этом году топограф решила заняться другим видом работ, она стала осваивать дешифрирование. Этот процесс гораздо легче, но переходов пеших предстояло за лето проделать намного больше. Работа заключалась в обследовании местности, находящейся вблизи долины реки Таз, начиная от устья этой реки до посёлка Ратта, который располагался гораздо южнее Тольки.

Сергей обрадовался такой интересной работе, он давно мечтал познать округу, был наслышан о многих загадочных ручьях, древних охотничьих избушках и селькупских землянках. Тамаре прикомандировали в помощь студентку. Начальник партии принял на работу местного жителя, который имел лодку со стационарным мотором. этим транспортом техник была обеспечена на весь полевой сезон.

Обследование начали от посёлка Сидоровска. Моторист с лодкой остался в посёлке на неделю, а Тамара со студенткой и Сергеем отправились пешком в недельный маршрут до озера Момчик, шли по зимнику — по этой дороге зимой на тракторах ездили к озеру Момчик в рыболовецкую бригаду. Бригадир с практиканткой постоянно останавливались, рассматривали местность, сличали изображения на аэроснимках и делали необходимые пометки. В некоторых случаях измеряли рулеткой расстояния между деревьями и диаметры стволов деревьев. Местность равнинная, однообразная, лесные заросли сосредоточены вблизи берегов рек, а далее вперемежку тундра, озера и колки леса. Троп никаких не было. Массивы находились вдали от посёлков, поэтому сюда редко добирались даже охотники, хотя по следам на песчаных берегах реки чувствовалось, что дикого зверья в этих местах большое количество.

На лесной опушке Тамара вдруг увидела загадочный пень, который возвышался на полтора метра. Из массивного пня вырезана человеческая фигура. Сергей пояснил, что это сотворён идол, который служит объектом религиозного поклонения. Изображениям божества у селькупов поклоняются все жители. Топографа удивило, что рот статуи был залит засохшей кровью. Селькупский житель рассказал, что лесного человека кормят охотники, которые добираются в эти места. По местному обряду в рот идолу охотники наливают свежую кровь убитого оленя, рыбаки обязательно в рот толкают первую пойманную рыбу, иначе ловиться рыба не будет. В течение полевого сезона встречали много загадочных селькупских тайн, которые сохранились с давних времён, некоторые были даже древними.

Так на противоположной стороне реки Таз, в одном удалённом урочище, наткнулись на развалины двух землянок, одна выглядела обжитой. Она была огромных размеров — пятнадцать на тридцать метров. По всем признакам землянка была вековой давности. Вход в землянку был предусмотрен сверху по ступенькам, потолок сооружён из стволов лиственницы, закрытый толстым слоем дерна. В центральной части землянки когда-то располагался костёр. Около стен сохранились лежанки. Сергей тоже рассматривал землянку с большим интересом, он слышал, что в древние времена селькупы жили в таких огромных землянках по несколько семей, в некоторых проживало по многу десятков человек. Увидеть такое древнее жильё ему удалось впервые.

В дальнем углу землянки, в истлевших остатках оленьих шкур, Сергей обнаружил деревянный обрубок. На этом чурбане ножом сотворена фигура человека. Сергей поведал, что ему в детстве рассказывала его бабушка про такую фигурку, изображающую божка. В далёкие времена селькупы делали из дерева такого божка после смерти хозяина землянки и клали на ночь эту фигурку в постель вдове. По предположению Сергея, эта землянка была трагической, очевидно, в ней умерло много селькупов. По дошедшей легенде, селькупы умирали целыми семьями, теперь учёные объясняют, что люди умирали от цинги. Впоследствии селькупы стали спасаться от этой болезни, употребляя сырую рыбу и свежую оленью кровь.

Подобную землянку довелось увидеть вблизи посёлка Ратта, эта землянка оказалась размерами ещё больше. В землянке нашли икону с изгнившим обрамлением и рядом лежал череп головы медведя. В посёлке местные жители рассказали, что в далёкие времена у местных селькупов медведи считались священными животными, их не убивали, поэтому медведей в окрестности развелось слишком много. Они стали наносить жителям значительный ущерб, поэтому начали на них охотиться, но медвежьи головы продолжали оставаться святыми для местных жителей. В этих местах экспедиционной бригаде приходилось встречать медвежьи головы, повешенные на деревьях.

Заканчивался полевой сезон, однажды недалеко от реки Ретта бригаде предстояло обследовать одну небольшую гору, по суеверным обрядам, эта гора у селькупов входила в разряд запрещённых гор для посещения женщинам. Сергей сразу предупредил Тамару, что на сей раз он не позволит ей пойти на эту гору. Бригадир согласилась, вспомнив гору Лозыль-Лакка, после восхождения на которую она не только сильно пострадала сама, но потерялся рабочий и много неприятностей испытал бригадир и вся экспедиция.

Тамара, снарядив Сергея в маршрут, рассказала ему, какие необходимо проделать на горе обследования. С этой работой Сергей справился вполне успешно.

Последний костёр полевого сезона. Под кронами огромных лиственниц потрескивали в костре смолевые дрова. Густые заросли клонились ко сну. В лесу замерли дневные звуки. От озёр и заболоченной тундры потянуло пряной прохладой. Тёмными разливами поднимался дым, временами клубы искрящихся скоплений высвечивали сидящих у костра Сергея и Тамару. Этот вечер для них оказался решающим. Они договорились соединить свои судьбы.

Через три дня они встретились на базе партии с инженером Евгением Сергеевичем Перфильевым, который тоже вернулся после окончания института в эти края и работал по соседству. Сергей и Тамара сообщили своему бывшему руководителю о своём намерении пожениться. Инженер с радостью обнял молодых и сказал, что их объединила «Запрещённая гора для селькупских женщин».

Нечистая сила в болотах Васюганья

Начинающему топографу Николаю Ступину достался очень сложный участок для выполнения топографических работ. Но не только ему предстояло заняться обследованием Васюганских болот — в Каргасок съехалось несколько топографических бригад, все они готовились исследовать Васюганские болота с разных сторон, которые растянулись на сотни километров. Транспорта никакого не было, да и трудно придумать способ передвижения по труднопроходимым, а иногда непроходимым болотам. Руководство экспедиции предупредило, что болота чрезвычайно опасны: по размерам Васюганские болота самые большие на земном шаре. Топографам разрешили на местах при производстве работ на реках арендовать лодочников с лодками.

Ступину достался участок, расположенный в истоках реки Васюган, который растянулся на восток до истоков рек Чижапка и Чузик. До посёлка Майск топограф добрался на пароходе. Бригада была сформирована на базе партии: один рабочий был Иван Изотов, который постоянно работал в экспедиции, а двух человек приняли в Каргаске. Главным помощником во всех делах у топографа был Иван, он имел большой опыт, работал в экспедиции уже давно. В посёлке Майск заказали в пекарне сухарей, приняли на работу местного жителя, у которого имелась лодка. До истоков предстояло проплыть ещё около сотни километров, а затем начинались топографические работы. Никаких деревень дальше нет, сплошные болота и маленькие озёра, количество которых сосчитать невозможно.

В пекарне местные жительницы, когда узнали, что экспедиция собирается пробираться в истоки, где начинаются бескрайние болота, стали креститься и отговаривать их отказаться от этой затеи, пояснив, что там находится царство болотных кикимор. Женщины пояснили, что через тридцать километров на берегу реки будет на пути последняя деревня Шмаковка, но она теперь нежилая. В этой деревне последние годы жила одинокая Агриппина, которую жители звали Болотницей, у неё была сложная судьба. Муж погиб на фронте, после этого она замкнулась, ни с кем не общалась. Превратилась в колдунью. Продавец магазина сказывала, что с головой у Агриппины было не всё в порядке. Сельчане стали замечать, что Агриппина часто стала уходить в лес, но возвращалась без ягод и без грибов. У неё, как и у всех жителей, имелась корова. Выгоняя скот из дворов к табуну, женщины вдруг заметили, что Болотница беременная. Для всех деревенских жителей эта новость стала сверхъестественной. В положенное время у Агриппины родилась девочка. Наступило время, она пошла в школу, но девочка тоже была необщительная. В деревне беленьких, светловолосых, как она, не было. Однажды осенью у Агриппины случилась беда. Девочка ушла на болото собирать клюкву и не вернулась. Поиски вели всей деревней, но девочку так и не нашли. После этого Агриппина поседела окончательно, она уединилась, иногда не ночевала дома, уходила на дальние болота, установила там надгробный крест, который возвышался среди многочисленных озёр и труднопроходимых болот.

Деревня постепенно стала превращаться в нежилую: молодёжь уезжала в города, а старики завершали свою жизнь в родной деревне. Агриппина осталась в деревне одна, она много лет прожила в одиночестве. Местные рыбаки часто поднимались на лодках в верховья реки, они заметили, что Агриппина в деревне бывает редко. Очевидно, она переселилась в другое место, потому что её видели в истоках соседней реки; она шла с распущенными седыми волосами, пересекая болотный перешеек; одной рукой она держала верёвочку, на которой был привязан козлёнок, другой опиралась на палку. Жители из соседнего посёлка Весёлый утверждали, что Агриппина и её дочь превратились в болотных кикимор.

Лодочник выдвинул своё условие, что он везёт бригаду до истоков, в маршрут он не пойдёт; договорились, что он через месяц привезёт сухарей и ещё кое-каких продуктов. Когда проплывали мимо заброшенной деревни Шмаковка, Ступин решил остановиться и обследовать её, ему нужно было отдешифрировать: хотя деревня была нежилой, по положению он обязан показать на карте все дома и сделать подпись «нежилая». Деревня располагалась на красивом косогоре, среди густых лесных зарослей. Топограф с Иваном шли по улице, останавливались против каждого дома, вычерчивали конфигурацию строения, затем переходили к следующему жилью. Последний дом находился в удалении от деревни, по словам лодочника, он принадлежал Агриппине, он был гораздо меньше остальных домов. Все дома в заброшенной деревне заросли бурьяном, а дом Агриппины выглядел жилым. Иван в какой-то момент увидел, что шторка на окне вдруг слегка колыхнулась и немного раздвинулась. Он стал показывать бригадиру на окно, теперь они оба заметили, что серенькая ткань медленно сдвигалась. Со двора донёсся слабый характерный звук, блеяла коза. Экспедиционные работники почувствовали неприятную насторожённость, поэтому сразу развернулись и пошли к реке, где их ожидала лодка. Рассказав о странностях, которые они увидели в доме Агриппины, лодочник постарался поскорее уплыть от деревенского причала, пояснив, что колдунья может создать какую-нибудь неприятность, поэтому нужно срочно уплыть.

Через несколько километров лодочник причалил лодку к травянистому берегу, пояснив, что дальше река перекрыта упавшими деревьями, поэтому пришлось выгружаться. Сделали на дереве лабаз и оставили в нём часть продуктов. Погрузили на свои спины инструменты и всё необходимое на ближайшие дни и отправились на болото. Через пятнадцать километров лесной массив закончился, открылась равнинная панорама бескрайних болот с многочисленными мелкими озёрами. Васюганские болота распространились на сотни километров, до самого горизонта не видно было ни единой возвышенности. Палатку удалось установить на краю лесной гривки, а рядом начинались огромные кочки, утопающие в мягком мху изумрудно-зелёного цвета.

До наступления темноты успели нарубить десяток жердей длиной пять-семь метров для завтрашнего дня, затем разожгли костёр и стали готовиться к первому рабочему дню. Как только стемнело, на болоте вспыхнули огни. Они загорались на всём огромном пространстве. Становилось жутко. Ночью послышались глухие стоны и какие-то странные звуки. Болото не засыпало, оно продолжало жить своей жизнью.

Наслушавшись в посёлке про нечистую силу Васюганских болот, работники спали плохо. Вначале казалось, что кто-то ходит вокруг палатки, по одному выходить не осмеливались, выбирались из спальных мешков и всем составом выходили из палатки, всматривались в калейдоскоп огненных мерцаний, прислушивались к булькающим и плачущим звукам, убедившись, что вблизи палатки никого нет, вновь удалялись в палатку и пытались заснуть. Рано утром отправились в первый рабочий маршрут. В течение недели бригада занималась установкой вех. Бригадир на аэроснимках отыскивал чёткие контуры фотоизображений, затем на местности находили этот же берег озера, край камышей, угол растущей осоки и там устанавливали веху, состоящую из жерди, а наверху прикрепляли двухцветный флажок. Такие вехи закрепляли на местности через пять-двенадцать километров. Большая часть вех разместилась на берегах озёр или на изгибах мочажинок, на пересечениях гривок с камышами и осокой. Жердь обычно заталкивали в болотную трясину до упора.

Через неделю Николай с теодолитом отправился на геодезические знаки, ему предстояло проделать измерения с трёх ближайших знаков, которые были удалены на пятнадцать-двадцать километров. К великому сожалению, несколько вех топограф увидеть не смог. Это озадачило всех, отправились на ближайшую веху. Жердь оказалась выдернутой и находилась рядом. Больше всего удивил экспедиционных работников испачканный флажок. Все флажки были изготовлены по стандартному образцу, размерами восемьдесят на восемьдесят сантиметров, верхняя часть флажка сшита из красного материала, а нижняя — из белого. На белой кромке флажка был отпечаток ладони с растопыренными пальцами некрупных размеров, испачканный болотной жижей. В составе бригады таких маленьких рук ни у кого не было. Стали внимательно рассматривать отпечатки, которые были уже высохшими, прикладывать свои ладони и сравнивать.

Вдруг обнаружили ещё одну странность. На концах пальцев имелись огромные когти, от которых сохранились запачканные метки. Это обстоятельство заставило всех вспомнить о нечистой силе, про которую они наслушались в посёлке.

Работники стали высказывать недовольство и проклятие, потому что пришлось вновь идти по болотной зыби и устанавливать уничтоженные вехи. Одна веха была поставлена среди плавучих кочек, к ней бригадир добирался в одиночку, используя две сооружённые лестницы. Такому способу передвижения научил лодочник. В деревне были заготовлены шпонки из многослойной фанеры для сооружения болотной лестницы. У палатки сколотили две лестницы, состоящие из двух пятиметровых жердей и прибитых через полметра фанерками размерами десять на шестьдесят сантиметров.

Бригадир укладывал одну лестницу, пройдя пять метров, бросал в мочажину вторую лесенку — так он достиг края трясины, глубину которой даже не мог измерить: жердь погружалась более чем на два метра, поэтому пришлось сооружать наклонные распорки из жердей, которые тащил волоком на длинной верёвке. Обидно, что устройство оказалось разрушенным, затрачено было много усилий, чтобы добраться по зыбкой болотной жиже, порой проваливался по пояс, выкарабкивался, облепленный липкой грязью. Сходил на геодезический знак, теперь второй раз пробрался на эту заколдованную точку. Досадно, что кто-то пролез в этот недоступный угол и уничтожил сооружение. Оставалось таинственной загадкой, кто это мог быть, какое существо это сделало, как оно пробиралось по зыбкой трясине и зачем оно уничтожило сотворённое нагромождение.

Бригада вынуждена была работать по другому принципу. Между застойными болотными пространствами имелись кочковатые гряды, по которым приспособились передвигаться работники, устанавливая вехи. После завершения установки вех на данной гряде разводили огромный костёр из валёжника и мха, который горел и дымил несколько суток, в этот период бригадир уходил на знаки и успевал проделывать измерения. Экспедиционным работникам пригодились легенды, которых они наслушались от местных жителей, что болотные существа, как и медведи, сторонятся огня и задымлений. Таким методом удалось покорить гигантские пространства Васюганских труднопроходимых, а порой и непроходимых болот и создать топографические карты.

Через месяц приплыл лодочник и поведал, что его сын работал трактористом на бульдозере в бригаде по установке скважин по разведке нефтяных и газовых месторождений. Эти работы производились совсем близко. Недавно бульдозером он выгреб из болотной трясины вначале телёнка, затем петуха, а перед отпуском выкопал труп ребёнка, увидев оголённое тело маленького человека, сын потерял сознание. Все трупы оказались целёхонькими, словно они погрузились в трясину совсем недавно, хотя ближайшая деревня исчезла с этой местности несколько десятков лет. После этих странных раскопок у тракториста появился звон в ушах, стала кружиться голова, ноги начали отниматься, даже не мог нажимать на педали управления, поэтому ему предоставили отпуск.

Приближалась осень, топографическую бригаду изматывали ежедневные переходы по болотам. Каждый вечер разводили большой костёр, вокруг забивали колья, навешивая на них сапоги и портянки для просушивания. Ближе к осени участились дожди. Болота стали пополняться сточными водами. Местность погружалась в промозглую сырость. Однажды бригадир отправился с инструментом на дальний геодезический знак выполнять измерения, рабочие в этот период жгли костры. Вдруг болота погрузились в белёсый осенний туман с примесью дыма от костров. Измерения были остановлены. Топограф вынужден был уйти в лес в поисках ночного пристанища. Обычно Николай устраивался под густую ель, наломав вязанку еловых лапок, на которых прекрасно коротал ночное время. Вдруг он увидел на берегу крохотного ручейка избушку. Обошёл вокруг. Под навесом виднелось скопление разных приспособлений для охоты на белок, соболей и горностаев. Охотничья избушка в летний период пустовала. Топограф обрадовался, в избушке ночевать гораздо приятнее, чем под деревом, тем более он не рассчитывал на ночлег, поэтому не было никаких тёплых вещей. Избушка оказалась добротной, имелась маленькая печурка, столик и нары, на которые уложены толстым слоем осока и ароматные лесные травы, от запаха которых сразу потянуло в сон. Николай не стал даже разжигать печь, потому что в избушке было тепло и сухо. В течение дня топографу пришлось проделать большие переходы, он сильно устал, поэтому сразу улёгся на мягкую ароматную постель и уснул.

Ночью Николай проснулся от странных шорохов. Ему показалось, что около избушки кто-то ходит. Появилась мысль, что рабочие, не дождавшись бригадира, пошли на поиски и наткнулись на избушку. Но рабочие обязательно бы кричали, свистели, стреляли, молча в темноте они бы не осмелились идти по лесу. Вдруг дверь заскрипела и стала медленно открываться. У топографа поднялись волосы на голове, тело покрылось мурашками. Он приподнялся, сел, прижавшись в угол избушки. Оружия не было. Темнота абсолютная. Горло перехватило. Скрипучая дверь неторопливо продолжала раздвигаться, в раскрытый дверной проём проникли полумрачные отблески от ночного лунного освещения. Показался силуэт руки, державшийся за дверную ручку. Ночной пришелец, пригнувшись, протиснул голову, закутанную какой-то тряпкой, затем через порог переступила нога. Николай продолжал вжиматься в угол, очевидно, пришелец услышал мертвецки испуганный шорох от пересохшей осоки, скопившейся под дрожащим ночлежником. В какой-то момент ночной посетитель остановился, поза замерла. Вдруг голова зашевелилась и стала выдвигаться, исчезать из дверного проёма, после этого нога начала приподниматься и тоже удалилась за пределы порога. Дверь тихонько закрылась. Николай просидел, не шевелясь до рассвета, с замиранием сердца прислушивался к шорохам. Ночь оказалась самой длинной в его жизни, такого испуга он ещё никогда не испытывал.

На рассвете топограф осторожно вышел из избушки и стал рассматривать следы вокруг строения, но обнаружить каких-то особых признаков ночного пришельца не удалось. Из леса Николай постарался срочно уйти, весь день у него тряслись руки и ноги. Даже рабочие заметили, что их бригадир после той ночёвки стал очень задумчивым.

Через несколько дней полевые работы были завершены. Приехал начальник партии и предложил Ступину выполнить дополнительно небольшой объём топографических работ по соседству, оказать помощь отстающей бригаде. Топограф вынужден был признаться в своём психологическом состоянии, которое он испытывал в ту ночь. Начальник партии понял его и почувствовал, что топографу действительно нужно поехать в отпуск.

Через месяц Ступин возвратился из отпуска, проведённого в своей деревне, и продолжил работу в экспедиции.

Солонцы родовой памяти

Производственную практику Борис Нейман проходил в Прибайкалье. Бригада состояла из трёх человек, включая помощницу и рабочего Епифана. Работали пешком, без транспорта. Вначале в бригаде имелись три лошади, но через неделю они сбежали. С первых дней Борис понял, что работать без лошадей гораздо проще. При первой же ночевке лошади убрели в соседнее ущелье, хотя были надёжно спутаны — целый день потеряли, пока их нашли. На второй день обнаружили, что у одной лошади появились огромные ранки на спине; на неё нельзя было вьючить груз. Кормов в таёжных зарослях совсем не было. На крутые горы лошади с вьюками подниматься не могли. В жаркие дни на лошадей стали нападать оводы, комары, слепни. Лошади от укусов этого гнуса становились раздражёнными, готовы были убежать, поэтому через несколько дней они так и сделали. Епифан три дня находился в поисках лошадей, потом сделал заключение, что лошади сбежали.

Приехавший начальник партии сообщил, что лошади прибежали в свой колхоз, поэтому можно их забрать. Борис отказался от лошадей, попросил организовать на его участке продуктовые лабазы. В течение недели сделали три лабаза, и бригада теперь спокойно продолжила геодезические измерения на вершинах гор, где предварительно были отстроены деревянные пункты триангуляции. Прибайкальская тайга оказалась весьма сложной. Склоны гор крутые, заросшие густым лесом, подниматься на вершины с огромными рюкзаками было чрезвычайно тяжело. Обливаясь потом и отбиваясь от назойливых комаров, бригада медленно поднималась по заросшим откосам, отдыхала через каждые пять-десять минут. На подъём каждой горы тратилось несколько часов, на спуски с гор времени уходило гораздо меньше. В первые дни бригада подолгу находилась на вершинах гор, иногда задерживалась на неделю и более, но со временем появлялся опыт, и работа пошла быстрее.

Бригадир приспособился: как только заканчивались продукты, отправлял Епифана на ближайший лабаз. Вначале Борис и сам ходил с рабочим, но потом бывалый охотник предложил вариант: уходить одному, пояснив, что он потомственный охотник и не привык ходить по тайге вдвоём. Обычно Епифан продвигался по зарослям в одиночку, и когда он шёл один, то обязательно попадала ему дичь, поэтому, кроме продуктов, он приносил рябчиков или глухаря, однажды ему удалось застрелить в речной заводи несколько уток. Принесённых продуктов практически хватало на пару недель, кроме того почти с каждого маршрута рабочий приносил какую-нибудь дичь. Кухонными делами в бригаде занимался Епифан — такая была договорённость при поступлении на работу. Вначале таёжник не соглашался варить, мыть посуду, коль в бригаде имеется женщина, но начальник партии доходчиво всё разъяснил, и охотник принял это как должное. Начальник партии расспросил, кто ему готовит ужины, обеды во время охоты, когда он удаляется на месяц или два в свою таёжную избушку. После некоторых раздумий Епифан окончательно согласился. Епифану удавалось иногда наловить рыбы. Постепенно все втянулись в обычный ритм работы. Охотник в процессе работ понял, что у помощницы совсем нет свободного времени, даже вечером, когда мужчины только подбрасывали дрова в костёр, помощница занималась обработкой материалов. Иногда девушка пыталась помочь Епифану помыть посуду или ободрать рябчика, но охотник забирал всё в свои огромные ручищи и отправлял студентку заниматься бумажными делами.

Полевой сезон подходил к завершению. В это время бригада попала в неприятную ситуацию. Однажды Епифан возвратился из маршрута без продуктов; оказалось там, где был сооружён лабаз, произошёл лесной пожар и продукты сгорели. Борис за два дня до похода Епифана за продуктами почувствовал задымлённость в процессе геодезических измерений, но подумал, что тайга горит где-то гораздо дальше. Положение становилось критическим. Из-за пожара не стало и дичи в лесу. Рыба тоже не стала ловиться. Охотник пояснил, что от лесного пожара берега реки и вода нагрелись, поэтому рыба с этих мест исчезла, в этой горной холодной воде водился только хариус, а он в тёплой воде жить не может. Несколько дней сумели прожить, Епифан собирал грибы, жарил их, варил суп, потом набрели на огромную поляну черники, но бригадир понимал, что на этих продуктах им работу закончить не удастся. Оставался месячный объём геодезических измерений. Задымлённость изгнала из лесных просторов всех таёжных птиц и зверей. Нужно было искать выход из этого сложного положения. Оставалось немного макаронных изделий, сохранилось несколько килограммов муки, давно закончились мясные консервы. Оставшиеся продукты Епифан использовал экономно, стараясь растянуть имевшиеся запасы, чтобы не допустить голодовку.

Борис в детские годы перенёс голод в блокадном Ленинграде, поэтому недостаток продуктов он воспринимал болезненно. Много случаев он помнил: например, когда хранил кусочек хлеба для больной матери, а крысы этот кусочек изгрызли. Полученный чёрный хлеб делили маленькими дольками, поэтому мечтал, как станет взрослым, то вдоволь наестся хлеба.

Однажды вечером у костра бывалый охотник предложил Борису вариант выхода из этого сложного положения. Епифан вспомнил, что в истоках реки имеются солонцы, на этих далёких солонцах в древние времена охотился его прадед, затем дед раз в год глубокой осенью добирался до этих затаённых мест и привозил на санях мясо для зимнего обеспечения всей семьи. Потом отец воспользовался этим методом добычи мяса, иногда на охоту брал Епифана. Отец называл эти солонцы родовыми, об их местонахождении никто из охотников не знал. Наследственные солонцы находились в большом удалении от населённых пунктов. Отец, уходя в истоки реки, уносил с собой куски каменной соли, чтобы не истощались природные запасы этих редкостных даров.

Епифан мысленно продумал весь план далёкого маршрута и рассказал об этом своему бригадиру. За пару дней он рассчитывал добраться до истоков, там имеются специальные скрадки, которые сооружены со всех сторон, на ночь предстояло засесть в то укрытие, которое располагалось по ветру, чтобы пришедший ночью зверь на солонцы не учуял человека. После удачной охоты Епифану нужно было соорудить небольшой плот, сносить на него мясо и спуститься на плоту по реке до палаток. До них не доплыть — в двух километрах река преграждена заломами на крутом повороте, поэтому предстояло причалить плот к берегу, а потом можно переносить мясо в рюкзаках.

Борис обрадовался такому варианту, но задумался, что много риска. Бригадир начал отговаривать охотника от этой задумки, но Епифан настойчиво стал доказывать, что его всё родовое поколение ходило на эти солонцы и ничего не случалось, всегда возвращались с мясом. Не дожидаясь завтрашнего утра, бывалый таёжник отправился в далёкий маршрут, зная, что в ту сторону не распространился пожарный дым, поэтому звери не должны покинуть этот таёжный предгорный уголок с уникальными солонцами. Охотник с детских лет привык бродить по тайге в одиночку, поэтому ему доставляло удовольствие идти по берегу, вслушиваясь в шумный рокот горной реки. До самой темноты Епифан шёл, остановился всего два раза, один раз на солнечном берегу увидел склон в ярко-красном убранстве на фоне глянцевых зелёных листьев брусничника. Встал на колени и пригоршнями стал собирать поспевшую бруснику, наполнив желудок ягодой, он насобирал ещё и на вечер в солдатский котелок. Второй раз наткнулся в примыкающем ущелье на заросли смородины. Переспевшей крупной чёрной ягоды были целые плантации. Удалось набрать даже на завтрашний день.

Ночевал охотник под густой елью, для бывалого таёжника это обычная ночёвка. Епифан торопился, чтобы к вечеру добраться до заветных солонцов. Подходя к солонцовой полянке, которая была размерами с волейбольную площадку, охотник насторожился, увидев над вершинами деревьев скопление хищных птиц, летающих с громкими надсадными криками. Бывалый таёжник стал напряжённо всматриваться сквозь густые заросли, чтобы опередить возможную опасность, он пробирался аккуратно, чтобы сучья не трещали под ногами.

Вдруг охотник увидел в дальнем углу солончаков несколько волков, которые рвали какую-то тушу. Епифан, не раздумывая, выстрелил по своре серых хищников, хотя в стволах патроны заряжены были всего лишь крупной дробью. Неожиданный оружейный грохот и просвистевшая над головой, а возможно, и задевшая волков дробь спугнула их. С оскаленными пастями, выражая недовольство, свора исчезла в зарослях. Охотник устремился к их добыче. На солончаковой белёсого цвета истоптанной глинистой почве распласталась стройная косуля. Вся брюшная часть была съедена и изодрана. Косуля была ещё тёплой, очевидно, она увлеклась слизыванием солоноватой поверхности, и в этот момент хищные пираты набросились на беззащитную красавицу и мигом перегрызли горло. Епифан внимательно рассмотрел волчью добычу и сделал для себя вывод, что можно ограничиться порцией этого мяса, которого было килограммов тридцать пять.

Охотник умеючи разделал мясо, уложил в приготовленные рюкзаки и унёс их к берегу реки. Смастерив плот, для которого у него было всё подготовлено, Епифан отправился в плавание. Через три дня рабочий был уже в бригаде. Борис вначале подумал: что-то случилось, и Епифан возвратился, отказавшись от похода к солончакам, но, когда увидел принесённый рюкзак с мясом, обрадовался. Бригадир стал расспрашивать, каким образом удалось обернуться так быстро. Выслушав, геодезист попросил рабочего не говорить помощнице, что волки задрали косулю и что они касались мяса. Епифану про волков пришлось умалчивать. Второй рюкзак мужчины принесли вместе.

В течение месяца бригада питалась мясом. Епифан за этот период приспособился мясо солить, сушить, коптить, делать котлеты, запекал мясо в золе, засаливал мясные дольки в брусничном соке. Благодаря этому мясу объём работ удалось выполнить полностью.

Младенец из фактории

После коротких оттепелей на снегу образовалась твёрдая корка, по такому апрельскому насту ехать на оленьей упряжке одно удовольствие. Эвенк Кеша работал каюром в экспедиции с первых дней апреля. Сегодня его отправили в факторию купить продукты. Олени бежали по заснеженной тундре дружно. Всю ближайшую заполярную округу бывалый оленевод изучил с детских лет. Несколько лет работал в разных экспедициях. В этом году колхоз откомандировал на лето Кешу с оленями в геодезическую экспедицию.

Показался большой дом, в котором располагалась фактория, она существовала с давних времён. В неё Кеша приезжал, когда был совсем маленьким, тогда привозили его родители, они работали пастухами, пасли стада оленей. В факторию ездили на оленьих упряжках, сдавали пушнину, а на эту выручку набирали всё необходимое для постоянной скитальческой жизни в тундре. Кеше нравилось приезжать с родителями в факторию: в моменты покупок имелась возможность вдоволь поесть сладостей, а потом уезжали в тундру на месяц, а иногда приезжали гораздо реже. Для поездки в факторию нужно было иметь достаточное количество пушных шкурок. Продавцы в фактории часто менялись, они записывали в своих огромных журналах долги. Были случаи, когда приезжие семьи пастухов не укладывались в сумму, которая им причиталась за пушнину, поэтому им отпускали товары в долг, записывая в журнальную книгу.

Подъехав к фактории, оленевод разочаровался. Дом был на замке. Каюр вспомнил, что, подъезжая к реке, на берегу которой возвышалась фактория, он видел пролетающий в небе вертолёт; теперь стало понятно, что продавец улетел за пополнением магазинных запасов. Кеша расстроился, он мечтал в первую очередь купить охотничьи припасы. В последние дни ему встречалось в тундре большое количество песцов, но закончился порох, поэтому азарт свой «утешить» не смог. Бригадир тоже написал большой список для приобретения продуктов, но теперь предстояло поехать на лабаз. Инженер рассчитывал питаться продуктами покупными, пока имелся наст, а припасы из лабаза оставить на летний период, но не получилось. Обычно около фактории толпились люди, всегда стояли оленьи упряжки, а иногда собачьи. Пастухи часто приезжали целыми семьями и жили несколько дней, они отоваривались подолгу, иногда с перерывами на другой день. Для проживания приезжих охотников и пастухов были сооружены два огромных чума, в которых скапливалось порой большое количество людей, некоторые ютились с детьми. Таких торгово-снабженческих и заготовительских пунктов в отдалённых промысловых районах Крайнего Севера осталось совсем немного. В чумах люди из тундры жили сутками, как в гостинице или на постоялом дворе, но без оплаты.

Кеша отправился в чум, в нём было тепло, на печке в чайнике кипяток ещё не остыл. Эвенк понял, что пастухи уехали недавно. Каюр стянул с головы шапку, решил передохнуть после долгой поездки и попить чая. Вспомнилось, как в детстве в этом чуме ему иногда приходилось ночевать. Сохранилось всё, как раньше: печь посередине с трубой; вверху чума отверстие для дыма; полы устелены старыми шкурами — они ещё больше постарели; около печки расстелена выцветшая клеёнка, приспособленная вместо стола, на которой стояло несколько штук алюминиевых кружек и изогнутых мисок. По всей окружности чума, у конусных оснований, сгрудились кучи изрядно потёртых оленьих шкур, на которых спали приезжие кочевники.