— Я говорил, — я спокойно протер меч и вложил его в ножны. Похоже, что сегодня я им больше не воспользуюсь. И мне надоело пытаться понять странные намеки Гвен на то, что я, возможно, был мертв. Вот так, точно не бывает.
— Ты говорил, что не Страж! Но ты не говорил, что не маг! И что ты предлагаешь делать?
— Я предлагаю пройти в библиотеку и присоединить к тем книгам, что ты мне отобрал, ещё пару по общей магии, а также попытаться с начальными принципами разобраться. Может, до чего-нибудь и додумаемся, хотя теперь понятно, почему у меня ничего не получалось. Трудно заставить что-либо работать, не понимая самого принципа этой работы, и в этом виноват как раз ты. Вместо того чтобы орать и заставлять меня совершать невозможное, ты мог бы и поинтересоваться, почему до меня так плохо доходят твои объяснения.
— Ладно, пойдём, — буркнул призрак. — Есть у меня пара идей, в тренировочном зале проверим.
— Гвен, ты с нами? — я повернулся к Гвиневре.
— Нет, я пока вещи соберу, точнее, переберу. Что-то с собой возьмём, что-то здесь придется оставить.
Я не верю этому призраку приблатненному. Он знал на все сто процентов, что Артур впервые осознал себя магом только после вызванного ненароком торнадо. И я больше, чем уверена, что он знает о том, что мы здесь не впервые и что Артур пережил клиническую смерть именно здесь во дворе храма. Ну а там, с первым вздохом, с первым ударом сердца… Если я поняла правильно, стражами были только мужчины. Храм слишком много времени стоял без жрецов и защитников, а когда появились мы, и Артур пережил второе рождение, грубо говоря, ветер и дотянулся до него. Правда, зачем добру-то пропадать?
Вот только зачем Кваетусу нужно так сильно усложнять нам жизнь, пытаясь ввести какие-то новаторские методы в обучении рыцаря? Или ему настолько скучно стало в одиночестве, что он решил таким образом его скрасить? Что-то мне в это не верится. Такое чувство, что Кваетус хочет, чтобы воздух действительно стал частью рыцаря, чтобы все проявления магии Артура зависели от ветра… но зачем?
В любом случае, этот тип не расколется, так что придется Артуру изобретать новый вид магического искусства. Ну ничего, он мальчик умненький, как-нибудь справится, а мне действительно нужно идти разбирать свои вещи. Конечно они мои — призрак же мне их презентовал, хотя он всё-таки жмот, не мог побольше презентов преподнести? Вот зачем ему, спрашивается, столько ценностей, если храм заброшен, и никто, кроме него самого, их никогда не увидит? Я понимаю Стражей храма, которые столько сил положили, чтобы сохранить всё накопленное в неприкосновенности. А вернуться еще раз, чтобы поживиться, не получится. Жезл оказался настроенным на конечное количество использований. На пять, если быть более точной, два из которых уже были истрачены. Так что остальные три — это экстренный план эвакуации в ситуации, подобной той, что привела нас сюда во второй раз.
Я, кстати, выпытала у Кваетуса, как так получилось, что мы вообще нашли этот жезл. На что призрак очень неохотно ответил, что жезл проявился в этой реальности, скорее всего, из-за Артура. Высшие жрецы часто раскидывали подобные игрушки в высших сферах, чтобы таким образом потенциальных Стражей отбирать, а так как в то время именно я была руками и ногами рыцаря, то и попался он мне. Возможно, древний жрец как раз на такой исход и рассчитывал, что рыцарь может коньки отбросить в храме, а так как меня направили на выручку, то, вероятность выживания и приобщения к воздуху у Артура резко возросли. Передо мной встала дилемма: отдавать или не отдавать жезл рыцарю. В этом нелегком противостоянии победила жадность. В конце концов, Артур целый герцог и потенциальный король, и когда-нибудь наши пути разойдутся, так что мне нужна будет хотя бы такая гарантия безопасности.
Обо всём этом я думала в то время, когда распрягала и чистила лошадь. Этому рыцарь научил меня в первый же день, когда под веселый ржач призрака водружал на лошадку. Седлал лошадь он всегда сам — у меня просто не хватало сил, чтобы как следует затянуть подпругу. Наездником я, конечно, не стала, но, по крайней мере, панический страх высоты потихоньку сошел на нет, так что если рыцарь не будет пускаться в галоп, то, скорее всего, не потеряет меня на просторах своей страны. Но на этот случай у меня был разработан подлый план: все деньги и ценности поедут со мной, так что жрать захочет — не потеряет.
Вообще, Артур просто поражает меня своей работоспособностью. Одновременно перемалывать огромное количество информации в библиотеке, помогать мне осваивать верховую езду, самому изучать азы магии и получать от всего этого результат, м-да… или он загнется, или станет великим королем — одно из двух, третьего ему не дано.
А с расчёской забавно получилось. Нет, сначала я действительно расстроилась, так как длинные волосы не признаю, а потом ничего, привыкла, а рыцарь купился на байку о моей полной несостоятельности в плане плетения кос. Мне просто нравится, когда он занимается этим явно не мужским делом. Артур постоянно боится причинить мне боль, поэтому не дергает волосы, а перебирает пряди очень деликатно, да и коса, которую он заплетает, какая-то странная — очень сложная, но невероятно плотная и гораздо короче той, что могла бы получиться у меня.
Артур, наверное, думает, что я перелапала все артефакты, которые попадались мне на глаза, святая простота. Я, конечно, безответственное, но быстро обучающееся существо, и мне хватило расчески да того странного браслета, который непонятно что со мной сделал, чтобы по нескольку раз переспрашивать у Кваетуса о той или другой вещи, которую он пытался мне всучить.
Я закончила обихаживать лошадь и направилась в наши с Артуром апартаменты. Под спальню мы с ним выбрали ту самую комнату с камином, в которой ночевали в храме в прошлый раз. Почему-то мы продолжали спать в одной кровати, и, начиная со второй ночи в этом месте, Артур принялся подгребать меня поближе к себе, прямо как в таверне, а по утрам парень был… эээ… несколько напряжён. Похоже, мне нужно будет в следующей таверне изобразить немощную жену-инвалидку, с которой рыцарь нянчится, потому что так велит ему долг, вроде того, что «мы в ответе за тех, кого приручили». И наплевать на то, что я в самом начале обещала самой себе, что рыцарь на время наших скитаний монахом станет. Да и вообще, мне нужно будет местечко себе подыскать для дальнейшей спокойной жизни, а то что-то я стала забывать о своём плане покинуть рыцаря при первой же возможности, а это нехорошо. Для меня нехорошо, не для него.
Подойдя к столу, я несколько минут рассматривала лежащие на нем вещи. В основном это были драгоценные камни, а я принципиально не брала украшения — их было труднее сбыть. Тем самым я заслужила некоторое уважение призрака — он даже практически перестал называть меня курицей. Да и камни я если и брала, то выбирала некрупные — их было легче продать, не привлекая слишком много нежелательного внимания.
Ссыпав свою добычу в заговорённый от воров кошелёк, я уложила его в сумку, тоже выцыганенную у призрака и представляющую собой обычный рюкзак, сделанный из прорезиненной ткани — Кваетус приволок его когда-то из моей реальности. Туда же отправились мои сапожки, аккуратно сложенная одежда и кошелёк с остатками нашей наличности. В боковые карманы были уложены ножницы с незатупляемой кромкой и Димкина сумочка. Нормальная расчёска была оставлена на столе до утра. Свою сумку Артур уже собрал, оставив на столе только остатки нашей еды. Ещё одна пустая сумка была приготовлена рыцарем для книг.
Остаток дня и вечер я провела за чтением. Это был какой-то легкомысленный роман о неземной любви Стража какого-то храма и младшей жрицы другого. Абсолютно бессмысленный, но смешной и пикантно-пошловатый романчик. Читать что-то другое не имело никакого смысла: все храмовые архивы датировались временем до битвы богов, а читать скучные тексты просто ради чтения — ну уж нет, этого мне в универе хватило.
Спать я легла, так и не дождавшись рыцаря, — видимо, проблема так его увлекла, что он забыл про время.
Утром я проснулась, уже традиционно прижатая к телу Артура.
— Ну что, нашли решение проблемы? — протянула я сонно, почувствовав, что Артур уже не спит.
— Похоже, да, — рыцарь поднялся одним слитным движением. Мне бы так — я всегда вставала, долго раскачиваясь и несколько тактов находясь в зомбиобразном состоянии. Больше всего меня угнетало отсутствие в этой реальности кофе или хотя бы его аналогов, чтобы быстрее приводить себя в рабочее состояние.
Пока рыцарь освежался и управлялся с лошадьми, готовя их к дороге, я, в свою очередь, совершала утренний моцион. Вернувшись, он быстро заплел мне косу, и, подхватив сумки, вышел из комнаты. При этом он не сказал ни единого слова.
Когда мы уже стояли во дворе, крепко держа за уздцы лошадей, Артур обхватил меня за талию и прошептал:
— У нас получилось, представляешь? Основа принципиально нового направления. Осталось только разложить все базовые заклинания на разработанную нами канву. Я тебе потом покажу, — я кивнула, взялась на навершие жезла, и в это время к нам подплыл Кваетус.
— Ну, бывайте. Ты, Артурчик, бабу-то свою береги, она — коза, конечно, но, с другой стороны, где ты лучше-то найдешь? — пробурчал призрак на прощанье. К моему удивлению, Артур кивнул. С изумлением глядя на рыцаря, я повернула навершие два раза, и мы переместились в тот злосчастный лесок, чтобы собственными глазами оценить масштаб бедствия, причинённого неуправляемой магией Артура.
Я дождался, когда этот юноша, обещающий стать в будущем великим королём, и его слегка неуравновешенная спутница покинули мой храм. Храм, в котором когда-то давно возносилась хвала богине любви и процветания Ирвиан. Ветер впервые за тысячелетия обрёл верного спутника, который сможет передать свои знания дальше. Мои скитания по миру живых закончены, и я могу присоединиться к своей богине, где бы она сейчас ни находилась. Я — бывший верховный жрец храма Ирвиан Кваетус Зангель. Я оставался здесь, ожидая Стража, способного впустить в себя ветер. Это я оставил жезл переноса в том овраге, и я дождался: моя миссия выполнена. И я вдвойне счастлив, что и старинное пророчество, которое мы никак не могли правильно интерпретировать и ради которого я действительно посетил реальность Гвен, начало сбываться. Как и все пророчества, оно было абсолютно расплывчатым и неясным. В нём действительно была упомянута связь будущего величайшего монарха из всех, которые когда-либо правили Кситионом, с той реальностью, но было известно о нем ещё одно: имя его отца — Артур.
Глава 12
Да, масштаб разрушений просто потряс воображение. Создавалось ощущение, что по этой поляне прошелся громадный экскаватор, все сметающий на своем пути, словно предметы, которые хоть ненамного возвышались над землей, приводили его в бешенство, и он старался все это уничтожить, оставив только ровную поверхность, с глубокими проплешинами ям. Вывороченные с корнем деревья, кровь на траве — трупов, правда, видно не было. Неясно только, кто постарался их убрать: или наткнувшиеся на следы Армагеддона охотники, или хищники пир себе устроили, но факт оставался фактом: тел горе-разбойничков мы не увидели.
Увидев последствия торнадо, рыцарь впал в некоторый ступор и, просто хлопая глазами, разглядывал творившийся вокруг беспорядок. Он понятия не имел, что возможны такие вот последствия. Пока мы весело проводили время в древнем храме, он мне признался, что Кситион не знает смерчей. Сейчас же он видел, насколько разрушающей силой может обладать ветер, если неправильно им управлять. Похоже, все глупые мысли о том, что воздушники не могут быть боевыми магами, окончательно покинули его голову.
— Сейчас нужно сказать жителям близлежащего посёлка, что дрова на зиму почти готовы — пусть идут и пилят все это дело. Да, самое главное, не забыть попросить их скинуться лесорубу. Слушай, да на этом участке озолотиться можно, — я нервно хихикнула, и снова посмотрела на застывшего рыцаря. — Да не переживай, сейчас же такого больше не произойдёт, если ты сам не захочешь?
— Я не переживаю, — ответил он и вдруг, соскочив с лошади, подошёл к чудом уцелевшему кусту. — Выходи, я тебя сразу заметил, — и рыцарь, выкинув вперед руку, вытащил на свет божий какое-то оборванное чучело явно мужского рода.
Чучело было заросшим и взирало на нас кротким взглядом истинного святого, почему-то попавшего в такую неприятную компанию. Протянув руки, мужичок мягко освободился от держащего его рыцаря и расправил на тщедушной груди лохмотья, заменяющие ему одежду. После этого, он снова обвел нас кротким взором и с чувством произнес:
— Приветствую вас, путники. Что принесло вас в это страшное место в столь недобрый час? — я икнула и уставилась на чучело, приоткрыв рот.
— Ты кто? — рыцарь, нахмурившись, смотрел на мужика, скрестив руки на груди. Что-то он немногословен, наверное, вид этого странного существа всё-таки вывел его из равновесия.
— Я тот, кто привнесёт вам свет и, вы узрите, наконец, то, что спрятано от вас во тьме, — с пафосом произнесло чучело.
— Да кто ты такой? — я не выдержала и вылезла из-за спины рыцаря, за которой до этого момента малодушно пряталась. Как же это всё-таки здорово, когда рядом с тобой стоит мужчина, именно мужчина, а не существо мужского пола, за спину которого можно спрятаться и быть уверенной, что прежде, чем кто-то доберется до тебя, ему нужно будет переступить через труп этого мужчины. Это было чувство, к которому так легко привыкнуть, к которому не нужно привыкать, незачем, хоть и грустно немного, но это пройдёт.
Тем временем, «несущий свет» перевёл взгляд с Артура на меня и, вздохнув, ответил.
— Я — фонарь.
— Кто?! — ещё ни разу за время нашей поездки мы с Артуром не были так единодушны.
— Я — фонарь, ну что здесь непонятного? — чучело свело бровки, и грозно посмотрело на нас.
— Ну что ты, все понятно, ты — фонарь. Я так понимаю, что именно поэтому ты освещаешь всем путь, — я говорила, с трудом сдерживая смех, а рыцарь только помотал головой. Бедняга, наверное, принцы в этой реальности редко контактируют с сумасшедшими, подобных типов просто не подпускают к царственной семье специально обученные дяденьки, а здесь была просто классическая шизофрения.
Человек — фонарь тем временем степенно кивнул.
— Что здесь произошло, а, фонарь?
— Стихия, разверзлась над нечестивцами лишенными света, — взвыл фонарь, заламывая тощие руки, обводя нас взглядом, горевшим нездоровым фанатичным огнем.
— Ты это видел сам? — Артур скрестил на груди руки и, нахмурившись, пристально смотрел на фонаря прокурорским взглядом. Если бы я абсолютно точно не знала, чьих рук эти разрушения, то подумала бы, что рыцарь сейчас обвинит в создании смерча несчастного фонаря.
— Нет, я видел только огромную воронку, выросшую в небесах прямо из воздуха. Поднялся невероятно сильный ветер, он сбивал меня с ног, а мимо меня пролетали вывороченные деревья, пока я бежал, падая и вновь поднимаясь, надеясь, что мой свет поможет уцелеть невинным. Но, когда я все-таки подбежал сюда, все кончилось, но я помог выжившим хоронить погибших.
— И сколько выживших было? — напряженно спросил Артур и положил руку на меч.
— Пятеро их было заблудившихся без света, но они ушли, предав своих товарищей земле. Все пятеро были седыми, они заикались и рассказывали страшные вещи, особенно про то, что внутри этой воронки стояла оглушающая тишина, которая пугала гораздо больше, чем завывания ветра, который крутился вокруг них, пронося то, что посчитал своими жертвами по кругу. Особенно их впечатлил крутящийся в воздухе бограз, — фонарь вздохнул и снова одернул свои лохмотья.
Артур недоуменно посмотрел на меня, и я кивнула, да так бывает, и этим бедолагам каким-то совершенно фантастическим образом повезло выжить внутри воронки смерча.
— А ты что, действительно помогал им хоронить погибших? — продолжал допрос рыцарь.
— Конечно, разве свет издаваемый фонарем не является помощью? Когда они трудились, то говорили еще что-то о каком-то наёмнике, который ненормальным магом оказался и вызвал этот чудовищный ветер.
— Ясно, а что ты здесь все-таки делаешь-то? Ведь данные события произошли уже давно.
— Так я жду, может, этот маг вернётся. Я никогда еще ненормальных магов не видел, — и фонарь посмотрел на нас с такой надеждой во взгляде, что я не выдержала и, согнувшись пополам, засмеялась.
Я смеялась и смеялась, и остановилась только после резкой небольной, но от этого не ставшей необидной пощечины. Прекратив смеяться, я обиженно уставилась на рыцаря.
— У тебя началась истерика, а нюхательной соли у меня нет, — этот гад говорил своим обычным ровным и спокойным голосом. Есть на этом свете хоть что-то, что может вывести его из себя до полной невменяемости? Он же даже под действием адреналина, который чуть из ушей у него не плескался после горячки боя, почти спокойно предложил мне убраться с его глаз, предупредив только, что иначе он не отвечает за последствия, которые могут быть для него весьма приятными, в отличие от меня.
— Мне тебя поблагодарить за это? — я исподлобья смотрела на рыцаря.
— Можешь меня ударить, если тебе от этого легче станет, — Артур немного подождал, затем, не дождавшись от меня никаких ответных действий, подошёл к своей лошади и вскочил в седло. — Забирайся на лошадь, и поехали, нечего здесь больше делать, — и, не дожидаясь меня, тронулся по тропинке.
Через пару тактов я присоединилась к рыцарю, а человек-фонарь смотрел на нас и вздыхал. Ему было скучно и одиноко. Он заблудился в собственном разуме, и никто не понимал его стремлений. Воистину говорят, что когда боги хотят сильно наказать человека, то лишают его разума. Я смотрела на него, мне было его жалко, но я ничем не могла ему помочь. Никто не мог, ни в моем мире, ни в этом.
— Шёл бы ты в ближайшее селение — там всегда есть, кому путь освещать, — вдруг обернулся Артур к фонарю.
— Но… а как же маг?
— А маг не приедет, — я опередила рыцаря и ответила фонарю сама, действительно, хватит ему здесь по кустам прятаться, а в селение его хотя бы накормят. К юродивым во все времена, во всех реальностях было особое отношение. — Он решил удалиться подальше от этого несправедливого мира и провести остаток дней, отрёкшись от выпивки и плотских утех.
— Святой человек, — с чувством произнес фонарь и побрёл в противоположном от нашего движения направлении.
— Это сейчас что, была угроза? — с лёгким смешком спросил меня рыцарь. Да какой он к свиньям собачьим рыцарь? Рыцарь никогда бы не ударил женщину, даже из лучших побуждений. Поэтому я проигнорировала этого нерыцаря, и пустила кобылку рысью. — Подожди, Гвен, да подожди же ты! — Артур быстро догнал меня и, недолго думая, просто перетянул из седла на свою лошадь, а я так опешила, что даже почти не сопротивлялась.
Когда я перетянул Гвен к себе в седло, она практически не сопротивлялась. Я сам не мог понять, почему я её ударил. Мне нужно было быстро привести женщину в форму, и я не придумал ничего лучше пощечины. Хотя, кого я обманываю, я и не обдумывал других вариантов. Теперь я раскаивался в этом необдуманном поступке, но изменить что-то было уже невозможно.
Мне не нравится, что, находясь рядом с Гвен, я практически не контролирую свои поступки, тогда как я привык всегда знать, какое действие я совершу в следующий момент. Это касалось всего, даже отношений с дамами. Особенно это касалось отношений с дамами. У меня были женщины, видит бог, я не монах. И всегда все в этих отношениях было строго регламентировано и подчинялось строгому плану, даже страсть входила в этот план. С Гвен же я почти никогда не думаю о том, что я делаю или говорю. Между нами нет страсти, нет даже намека на влюбленность, но… Как только мы оказываемся наедине, между нами только что искры не летят, а в воздухе отчетливо пахнет свежестью грозы. И, все демоны бездны, это упоительные ощущения. И это опасно. К такому положению дел можно очень легко привыкнуть. Слегка тряхнув головой, я постарался выбросить эти опасные мысли из головы и заняться существующими проблемами.
— Что мне сделать, чтобы ты меня простила? — спросил я Гвен, которая смотрела на меня с раздражением.
— Преподнести норковую шубу и бриллиантовое колье, — буркнула женщина и принялась вертеться, вероятно, чтобы изловчиться и спрыгнуть на землю, а так как мы сидели в одном седле, то её телодвижения стали вызывать некоторый дискомфорт в моём теле. Да что же это такое? Что я только что про отсутствие страсти думал? Решено, в следующей таверне я воспользуюсь первым же предложением от какой-нибудь служанки, и неважно уже как именно мы будем представлены хозяину. Так, нужно собраться, что она там про какую-то шубу говорила?
— Не вертись, а то уроню, — настолько спокойно, насколько смог, проинформировал я Гвен. — Сомневаюсь, что смогу достать шубу из шкуры неизвестного мне зверя, а вот колье пообещать могу, как только в Фарли приедем, только, что-то мне говорит, что ты так шутишь.
— Ты мог обойтись без рукоприкладства! — она к моему невероятному облегчению прекратила вертеться и уставилась на меня.
— Нет, не мог. У тебя начиналась истерика, а успокаивать тебя перед этим странным «фонарём» было опасно, всё-таки это очень странный тип, и его нельзя было выпускать из поля зрения.
— Он обычный шизофреник, и у таких людей проявления агрессии обусловлены их галлюцинациями и навязчивыми образами, и делятся они на три типа: одни причиняют вред только себе, у вторых агрессия направлена на окружающих, а третьи — это вот такие вот фонари, которые почти не агрессивны, пока навязчивая слуховая галлюцинация не велит им сделаться таковыми. И вот тогда, они переходят или в первую, или во вторую группу, и больше эта группа не меняется, потому что модель поведения закрепляется в их сознании, — я мог только хлопать глазами и даже не скрывал своего удивления, вызванного словами Гвен. Она несколько тактов любовалась на мою растерянную физиономию и, усмехнувшись, решила перевести свою речь на более понятный мне язык. — Как тебе объяснить? В общем, если бы он сказал, например, что является не «фонарём», а «факелом», призванным очистить мир от скверны, вот тогда да, тогда его нужно было бы как минимум опасаться. А так…
— Хорошо, пусть так. А теперь ответь мне, откуда я мог это знать?!
— Не знаю. И вообще, отпусти уже меня, в этом седле вдвоём тесно, и вся твоя сотня ножей, которую ты навесил на себя, тычется мне во все части тела, — продолжала ворчать Гвен. Но сейчас в её голосе уже не было того равнодушного холода, что так неприятно поразил меня и заставил проделать столь странные маневры с перетаскиванием её с лошади на лошадь. — Почему ты лук или арбалет не носишь? Кваетус же предлагал тебе прекрасный лук.
— Потому что я неважно стреляю. Я леворукий, и многие боевые луки и арбалеты просто неудобны для меня. Я практичный человек и не собираюсь таскать на себе оружие, которым не пользуюсь.
— Ты меня отпустишь, практичный человек? — Гвен вдруг резко развернулась и, перекинув ногу, уселась в седле, откинувшись спиной мне на грудь. При этом она прижалась ко мне ещё сильнее, что заставило меня просто зубами заскрежетать. — Хотя, можешь и не отпускать, поехали так.
— Ну, уж нет, — я решительно соскочил с лошади и вытащил активно сопротивляющуюся Гвен из седла. — Садись на кобылу, и поехали уже, нам долго ехать — село, в котором я рассчитываю переночевать перед переходом границы, находится довольно далеко.
— Всё-таки ты не рыцарь, — пробурчала моя спутница, подходя к лошади. — Настоящий рыцарь помог бы даме взобраться на это орудие пыток, лишь по недоразумению названное седлом.
— Даму я бы подсадил, — в сердцах бросил я и тут же понял, что только что совершил самую большую ошибку в своей жизни.
Гвен посмотрела на меня сузившимися глазами и, молча вскарабкавшись на лошадь, сразу же с места послала ее рысью.
И что мне делать? Снова просить прощения? Нет, ни за что, тем более в данных обстоятельствах эти извинения не будут иметь никакого значения. Но что-то мне подсказывает, что это оскорбление мне не простят, и я даже думать боюсь, куда может на этот раз завести Гвен ее воображение. Решив не предаваться фатализму, я пустил коня рысью, решив понадеяться на случай и будь что будет.
В село мы въехали уже вечером. Сняв комнату и расположив там свои вещи, мы спустились в общий зал, чтобы, наконец, поесть что-то отличающееся от сушеного мяса и сухарей. Заодно я решил присмотреться к какой-нибудь служаночке, потому что ежедневные пробуждения в последнее время доставляло мне некоторые неудобства.
Гвен со мной не разговаривала всю дорогу, и я, наверное, по наивности подумал, что у нас все утрясётся, как это бывало уже не раз. Но на этот раз Гвен, похоже, всё же вознамерилась мне отомстить и выбрала для своей мести чисто женский способ.
Прежде всего, она села за стол не напротив меня, а рядом, и когда нам принесла заказ хорошенькая девушка, Гвен придвинулась ещё больше и положила голову мне на плечо. Перехватив быстрый взгляд служанки в мою сторону, она начала ворковать.
— Представляете, у нас сегодня первая брачная ночь, мы только-только поженились, и сразу же отправились в путешествие. Мой муж, он такой замечательный, правда? Он обещал мне показать государство эльфов, представляете? Смотрите, какое кольцо он мне подарил, — и она ткнула руку прямо под нос опешившей девушке. На безымянном пальце ее правой руки я почему-то только сейчас увидел очень тонкий золотой ободок кольца. Кольцо, лишённое каких-либо украшений, было настолько тонким, что неудивительно, что я его до этого не замечал. Если Гвен решила продемонстрировать насколько у неё скупой муж, то лучшего способа это сделать, ей просто было не придумать.
Я сжал в руке столовый нож.
А Гвен тем временем развернулась, и принялась нести этот бред влюбленной дурочки, обращаясь уже к сидящим за соседним столом мужчинам, одетым примерно как я, и вероятно, являющимся наемниками.
Скоро о нашей сегодняшней «свадьбе» знали все находящиеся в таверне люди.
Когда к нашему столику стали подходить с поздравлениями под радостные оханья Гвиневры, я с застывшей на губах улыбкой притянул её к себе на колени под одобрительный рев наемников и начавшиеся пошловатые шуточки, и прошипел ей на ухо.
— Я же извинился, зачем ты это делаешь?
— О, я провожу один эксперимент, и просто осуществляю свою маленькую месть, — прошептала Гвен.
— Я могу поинтересоваться, что за эксперимент?
— Я хочу измерить границы твоего терпения, — промурлыкала эта… эта…