— Ну? Что скажете, советник? — надавил он на Ландеха чуть сильнее. Не магически, упаси Светлая, всего лишь интонацией и хмурым, вполне императорским взглядом.
— Дело верных подданных — исполнять волю сюзерена, — тут же свалил все на Ристану граф Ландеха. Разумеется, не забыв отвесить Дайму низкий поклон: не как какому-то там маркизу или офицеру МБ, а как сыну императора.
Очень мило. Просто трогательно. Еще бы заставить себя перевести взгляд чуть левее. Туда, где полыхает черно-ало-лиловый столб пламени. Живого. По-прежнему живого пламени.
— Ну а вы, мой темный шер?
Заставил. Посмотрел. Даже сумел не шагнуть к нему, не хлестнуть по смуглому лицу, не вцепиться в вороную гриву… вороную? А в кошмаре была седая… и Шуалейда была седая. Темная, как Ургаш, безумная и совершенно седая. Проклятье. Не думать об этом. Не сейчас.
— Все в воле Двуединых, — пророкотал Бастерхази, и вместе с его голосом Дайма коснулась бархатная, ласковая тьма.
«Я ждал тебя, мой свет. Я так ждал тебя! Почему ты не отвечал?.. Ты наконец-то здесь, и теперь все будет хорошо!»
Целый миг — бесконечный и мучительный — Дайм горел и задыхался в этом пламени, полном рвущей боли, железистого вкуса крови, хриплых криков, свиста бича и ошеломительной беспомощности. Пока не сумел восстановить ментальную защиту, снесенную единственным прикосновением. Правда, стоящая перед глазами картина — валяющаяся перед ступенями трона оторванная голова — никуда не делась.
В отличие от нужных слов. Он, кажется, что-то собирался ответить темному шеру. Что-то… умное. Или суровое. Наверное.
Да, точно. Суровое. Возможно, это должно было звучать как «не смей больше умирать, идиот».
Как хорошо, что никто здесь не слышит его мыслей. И Шуалейда пока лишь смотрит и выжидает. Не пытаясь его коснуться. Этого бы он сейчас не выдержал.
— Похвальное смирение, — выдавил Дайм, не глядя темному шеру в глаза.
Он не хотел ни его боли, ни разочарования. Но дать что-то другое не мог. Не сейчас, когда любой неверный шаг может привести к катастрофе, а любой разговор с Бастерхази — это полная потеря контроля. Несмотря на помощь шера Майнера. Несмотря ни на что. Нет. Сейчас Дайм не может себе этого позволить. Вот позже они поговорят, и Дайм даже не убьет идиота собственными руками. Может быть, все вообще окажется не так ужасно, как видится сейчас, и на самом деле Бастерхази вовсе не умудрился насмерть рассориться с Шуалейдой.
Злые боги, за что?!
Примерно тем же вопросом явно задавалась и Ристана, не получившая поддержки от Бастерхази. От ее желания убить предателя на месте вокруг искрило, несмотря на целый ворох ментальных амулетов. Однако пока она не вмешивалась. Лишь пока.
Каетано, наблюдающий за коротким диалогом с трона, хмыкнул. Шуалейда тоже села на свое место и молчала, по примеру Дайма обернувшись непроницаемым коконом. Убийца все так же изображал подпорку ее кресла, не реагируя ни на продолжающую висеть на нем сопящую девицу, ни на всех прочих. Хотя Дайм мог бы поклясться, что сейчас мастер теней просчитывает возможность ликвидации двух целей сразу — Бастерхази и самого Дайма. Несмотря на воздушный барьер. А вот девица Ландеха… интересный экземпляр.
— Ваша светлость! — Едва поймав взгляд Дайма, интересный экземпляр встрепенулся. — Скажите им! Каетано, ваше величество, скажите им!..
— Виола, не смей! — прервал дочь побагровевший советник.
— Отчего же? — вмешался Каетано. — Пусть говорит. Так что мы должны сказать, милая Виола?
— Скажите, пусть отпустят Тигренка!
Тигренка? О боги. Шу назвала мастера теней, этого демона — Тигренком?! Ох… вот что может превратить шисову трагедию в полноценный ярмарочный балаган!
— Хм? — Каетано перевел вопросительный взгляд на невозмутимого убийцу, а следом на Шуалейду. Та лишь повела плечом, мол, не отвлекайся. Все идет по плану.
— Ваше величество! — Юная шера Ландеха бросилась на колени перед королем. — Вы ведь не хотели жениться на мне, правда?
Граф Ландеха издал сдавленный хрип, словно его душили. Дайм бы с удовольствием заметил «словно» на «без сомнения», но это можно сделать позже.
— Встань, Виола. — Каетано погладил девочку по голове. — Любой был бы счастлив назвать женой столь добрую и смелую девушку. И не плачь, мы обещаем все решить по справедливости.
К примеру, отдать Тигренка девочке, Бастерхази всыпать горячих за дурь, а Шуалейду вернуть Дайму. Как жаль, что это невозможно.
— Советник Ландеха, заберите ваших дочерей и ожидайте решения его величества и Конвента, — распорядился Дайм. — До тех пор рекомендую вам не покидать дома.
На слове «дочерей» Каетано наконец-то заметил и вторую девицу Ландеха, бросил вопросительный взгляд на Дайма и получил в ответ кивок:
«Непременно все объясню».
Шуалейда, которая тоже все прекрасно расслышала, ничего спрашивать не стала, лишь едва заметно нахмурилась и смерила советника Ландеха многообещающим взглядом. Тот побледнел, молча поклонился и, схватив растерянную Виолу за руку, стал пробираться к выходу. Так и не дождавшаяся своей роли вторая дочь скорбной тенью следовала за ними. Гости расступались перед семейством Ландеха, отводя глаза и стараясь не коснуться, словно опала заразна.
— Ваша светлость весьма суровы, — покачал головой Каетано.
— Зато в воле вашего величества всех помиловать, — поклонился Дайм.
— Прекрасная мысль. Мы подумаем ее завтра, а пока давайте праздновать. — Каетано хлопнул в ладоши. — Музыку! Пора танцевать рондо Золотых Листьев!
Музыканты на хорах тут же заиграли. А гости облегченно, но и с некоторой долей разочарования зашушукались.
— Танцевать, конечно же, — отозвалась Ристана и кинула многообещающий взгляд на мастера теней. — Только сначала решим…
Дайм только открыл рот, чтобы поставить ее на место, как вмешался Бастерхази.
— Сначала танцевать, ваше прекрасное высочество. — Тем, как показная галантность сочеталась в нем с непререкаемой властностью, можно было только восхититься. — Подарите мне это рондо!
Дайм на мгновение им залюбовался. Все же чувство момента у темного шера — идеально. И как партнер в интригах он — совершенство. Когда чердак не сквозит.
Прекословить Ристана не посмела, и темный шер увел ее прочь. Тем временем король пригласил ближайшую фрейлину и вместе с ней покинул тронное возвышение.
Дайм еле сдержал вздох облегчения. Первый акт пьесы — очень короткий, но крайне насыщенный — удался, и пока никто не умер.
Перед вторым актом пьесы Дайм позволил себе несколько мгновений передохнуть. И наконец-то посмотреть в глаза Шуалейде.
Ясные, сиреневые, недоверчивые глаза, на самом донышке которых притаился страх. Перед ним, Даймом.
Очень захотелось выругаться — громко и нецензурно — и подхватить ее на руки, прижать, укрыть собственной сутью от всех тревог и страхов, сцеловать напряженную морщинку между бровей, услышать ее облегченный вздох и такое привычное, такое необходимое: «Да-айм, мой светлый шер, я так ждала тебя!»
Разве он многого хочет?
Но кто-то, не будем тыкать пальцами вверх, рассудил, что много. Слишком.
А плевать, он все равно не отступит. Он не трагический придурок с подмостков, чтобы читать напыщенные монологи о безответной страсти и важности чужого счастья, а потом под слезы и аплодисменты публики красиво умирать от любви. Не дождетесь. Да и публика в Народном зале нынче собралась не та. Благородные шеры с удовольствием добьют, едва он покажет слабину. И его, и Шуалейду. А уже потом разразятся бурными овациями.
Обойдутся. Шуалейда — его, и никто не посмеет ее обидеть.
Она моргнула, едва заметно порозовела скулами и отвела взгляд. Наверняка потому что легко прочитала эту мысль в его глазах, несмотря на все ментальные блоки. И хорошо. Он не собирается притворяться и лгать ей.
— Ваше высочество, я счастлив наконец-то видеть вас, — сказал он, делая шаг к ее трону и останавливаясь перед ступеньками.
Окутывающий ее — и ее юного любовника — сине-фиолетовый кокон взблеснул тысячью ледяных игл. Злых. Острых. Ранящих до крови. Как будто ей нужно защищаться от него, как будто он — враг! Злые боги…
— Светлый шер, — принужденно улыбнулась она.
Ее любовник даже не моргнул, продолжая притворяться статуей. Очень красивой и смертельно опасной статуей. По счастью, не для Дайма. Не прямо сейчас.
— Вы стали еще прекраснее, — мягко улыбнулся Дайм.
«Не бойся, моя Гроза. Я не превратился в чудовище».
— Бла… благодарю вас. — Она осеклась, но тут же справилась с голосом и величественно кивнула. — Не ожидала увидеть вас… сегодня.
«Ты очень вовремя, и я благодарна. Но все равно боюсь и не знаю, чего от тебя ожидать», — хотела, но не осмелилась сказать она. Ее ментальные щиты были великолепны и крайне остры и болезненны, но… Они снова касались друг друга — не физически, а гораздо ближе и теснее. Даром и сутью. Пусть пока самым краешком, этого было достаточно, чтобы понимать.
— Я бы хотел оказаться здесь намного раньше, ваше высочество.
«Я не хотел оставлять тебя ни на мгновение».
— В Суарде вам всегда рады, светлый шер.
«Только не сегодня. И не завтра. Мне стыдно и страшно, но я ни за что этого не покажу! И не смей, слышишь, не смей трогать моего любовника! Не отдам!»
— Похоже, я пропустил самое интересное, — усмехнулся Дайм, делая еще шаг к Шуалейде. Медленно и осторожно, чтобы она не запаниковала.
На убийцу он не смотрел. В смысле, глазами не смотрел. Достаточно было ощущать его — как неподвижное «пустое место», защищенное надежнее гномьего банка. Правда, несмотря на артефакт, скрывающий ауру, опасностью все равно несло на лигу. Опасностью и Бездной. Словно за Даймом сейчас наблюдал сам Хисс.
— Право, вы немногое потеряли. — Шу изящно пожала плечами, встала навстречу, протягивая руку для поцелуя… и загородила собой убийцу.
Целуя воздух над ее пальцами (его боль сейчас была бы крайне неуместна), Дайм едва не выругался. Да что здесь вообще происходит?! Такое впечатление, что кто-то пытался вырвать мальчишку прямо у нее из рук!..
Кто-то… кто-то? Проклятье. Он — идиот. Бастерхази же обещал решить эту проблему. И у него не получилось. Три раза проклятье.
— Полгода вдали от вас, моя Гроза, нельзя назвать немногим.
«Ты не представляешь, как мне не хватало тебя! Я пытался связаться с тобой тысячу раз!»
«Это я зеркалила тебе каждый день, но ты не ответил ни разу! Я чуть с ума не сошла, не зная, жив ли ты!» — ее обида чуть не сшибла Дайма с ног. И руку из его пальцев Шу выдернула, наплевав на этикет и сотню наблюдающих за ними глаз.
На его попытку обнять ее — не руками, а даром и сутью — она тоже наплевала. Ощетинилась миллионом ледяных игл: не смей, не подходи, не верю!
Что не помешало ей удержать маску доброжелательной любезности и ответить ему идеально ровным тоном:
— Эти полгода были непросты для Валанты. Мы потеряли нашего короля и отца.
«Потому что тебя не было рядом. Я звала, я просила, я сходила с ума, а ты! Вы оба бросили меня!» — прозвенели сосульки, прошептал морозный ветер.
Шу осенила лоб малым окружьем и отступила на полшага.
«Не хочу тебя видеть. Забирай свое Хиссово отродье и уходи. Оба убирайтесь».
— Мягкой ему травы. — Дайм вслед за ней осенил лоб и тоже отступил. — Ваш отец был прекрасным монархом. Но, смею надеяться, ваш брат превзойдет своего родителя.
«Пожалуйста, Шу! Не отталкивай меня! Я приехал, как только смог, Шу… Я же помог тебе!»
— Вашими молитвами, светлый шер, — ответила она чуть мягче.
И снова ей было стыдно и страшно. Как будто он шантажировал ее этой помощью, а она не могла отказаться от единственного союзника — единственного среди окружающих ее врагов. Как будто она ужасно боялась, что Дайм в самом деле развернется и уйдет, если она не предложит ему достойную оплату.
— Мои молитвы всегда пребудут с вами, — пообещал Дайм вместо того чтобы побиться головой об ступени трона и проклясть идиотов: и сумрачных, и темных, и светлых. Всех.
«Ничего не изменилось, Шу. Я с тобой. Всегда буду с тобой».
«Не верю. Хочу верить. Но не могу. Ты… ты не простишь мне…»
Она даже додумать не смогла. Глупая, глупая девчонка, ну как ей это вообще в голову пришло?!
А убийца, хоть и не мог услышать их мысленный диалог, все равно что-то почуял. То ли опасность, то ли ревность. Напрягся. Пронзил Дайма ненавидящим взглядом. Но не бросился — и то слава Двуединым.
Еще один глупый щенок. Но ему простительно, он — дикое существо, наверняка даже не понимает, что именно видит. Был бы чуть умнее и образованнее, догадался бы: все то золото, что сверкает сейчас перед ним — это любовь. Настоящая, искренняя и взаимная любовь, которая никуда не денется, что бы Шуалейда ни сделала. Кого бы ни выбрала.
Хотя может и хорошо, что мальчишка пока этого не понимает. Ему бы с самим собой разобраться. То есть с заказом и гильдией. Умереть ради возлюбленной просто, даже проще, чем убить. А вот что ты будешь делать, малыш, когда придется с этим всем жить? Не знаешь? А ты думай. Слушай в оба уха и думай. Так уж и быть, помогу тебе. Советом. Но уж прости, делать все придется самому.
Как запутался — так и выпутаешься. И да простит меня Хисс, что лезу. Это — мое дело. Моя Шуалейда и мое дело.
— Смею надеяться, ваше высочество не откажется принять скромный подарок Алого Дракона? Я имел удовольствие рассказать ему о самой необыкновенной и прекрасной шере на всем континенте, — чуть громче, в расчете на любопытные уши, спросил Дайм.
«Все хорошо, моя Гроза. Давай просто поговорим. Ты же знаешь, я никогда тебя не обижу. Ведь знаешь?»
«Знаю. Прости, я… я не могу. Не здесь. Не при Тигренке».
«Успокойся и сядь. Тебе не нужно защищать его от меня. Я же не слепой, Шу».
«Ладно, я… слушаю тебя».
— Я польщена, светлый шер, — на публику ответила она и послушно вернулась в кресло. — Расскажите об Алом Драконе.
— С радостью, ваше высочество.
Поставив звуковой барьер, Дайм сел на пол у ее ног. Шуалейда едва заметно вздохнула, но позволила ему взять свою ладонь в руки.