– Да есть у него на меня кое-что…
– Что-что? – Я насторожился. – Компромат, что ли?
– Ну… не знаю, как это назвать. Компромат, если хотите. Понимаете, по моей вине телок колхозный в болоте утоп. Кроме Валерки, никто об этом не знает. Вот и держит меня на крючке, чуть что, напомнит вскользь. Чтоб не забывал, значит, кому свободой обязан. Потому и в компании с ним оказался, будь он неладен.
Я понимающе кивнул.
– Ясно, бухгалтер. Погоди-ка, а что это за колхоз у вас такой? Неужто сохранили?
– Да нет, поначалу, как у всех, ломать стали. Имущество колхозное, технику, земли пахотные – всё растащили по хозяйствам, поделили, порезали. Попробовали каждый сам по себе выдюжить – не получилось. Вот и решили снова всем скопом хозяйство вести. Велосипед изобретать не стали, вернулись к тому, от чего сгоряча отказались. Может, где-то колхозы и обуза, а у нас в одиночку тяжело: климат суровый, тайга вокруг, помощи ждать неоткуда. Здесь вам не Россия, здесь – Сибирь. Выжить можно, только когда плечом к плечу.
– Молоток! – Я хлопнул его по спине. – Красиво заливаешь, бухгалтер. Только после сегодняшнего всем твоим соловьиным трелям о братстве сибирском, о коллективизме таёжном – грош цена. Теперь ты не у Валерки, ты у меня на крючке сидишь. Вот на таком здоровенном. Усвоил?
Рыжий уставился на меня таким жалобным взглядом, что, кажется, ещё чуть-чуть, и он заскулит, по-собачьи. Но мне его сейчас было не жаль, ничуть. Сейчас с небывалой силой у меня проснулась жалость к самому себе.
– Ладно, проехали, – махнул я рукой. – Ты не на меня, ты вперёд лучше гляди. Не дай Бог, напоремся на тех парней с «калашами» – телок колхозный тогда детской шалостью покажется.
Я как в воду смотрел. Едва я произнёс свою нравоучительную тираду, как в лесном массиве показался просвет, а ещё через несколько шагов мы упёрлись в бетонную стену, окаймлённую колючей проволокой. Не удивлюсь, если под током.
– Стой! – шёпотом скомандовал я. – Теперь главное – не засветиться. Понял, бухгалтер?
Он сглотнул комок в горле и судорожно кивнул.
7.
По следам, оставленным группой автоматчиков, я определил, что у забора они свернули вправо. Наверное, в этом направлении можно было быстрее всего добраться до ворот. Ведь должны же быть какие-нибудь ворота для прохода на территорию, ограниченную бетонным забором? Судя же по колючей проволоке и высоте стен, территория эта не предназначалась для прогулок случайных зевак и наверняка хорошо охранялась. Я бы не удивился, если бы по периметру были установлены камеры слежения.
Интересно, что там, за стеной?
Я попытался найти хоть какую-нибудь щель в сплошной бетонной преграде, однако первая моя попытка успехом не увенчалась. Но я не терял надежды. Меня подогрева мысль о том, что за этой стеной меня ждёт сенсация. У меня на такие вещи был нюх. Всё остальное, даже мысль о возможной и при этом весьма реальной опасности, отошло на второй план. На какое-то время забыл я и о паспорте.
Рыжий бухгалтер вертелся у меня под ногами и скулил от страха. Всё-таки было в нём что-то собачье.
– Да прекрати ты вертеться! – цыкнул я на него.
– Иван Петрович, – жалобно канючил он, – давайте уйдём отсюда. Плохое это место, чует моё сердце. Если застукают, живыми не выпустят. А бумажник вы всё равно не вернёте.
– Заткнись! – рявкнул я. – Ещё слово вякнешь, я тебя сам… понял? Вот этими руками.
Он на какое-то время затих и перестал меня донимать. Я же, поглощённый поисками, шаг за шагом, метр за метром, продвигался вдоль стены (бухгалтер обречённо плёлся следом) и продолжал исследовать её, сгорая от нетерпения заглянуть внутрь. Добравшись до угла, где стена круто сворачивала на восток под прямым углом, я остановился.
Прямо над головой грозно ощерилась окуляром камера слежения.
– Стоять! – прошипел я, придерживая рукой рыжего, который из одной крайности впал в другую: панический страх сменился у него полной прострацией и беззаботностью.
Мы замерли под самой камерой, вне зоны её досягаемости. Я мысленно прикинул, насколько далеко эта зона простирается, и пришёл к неутешительному выводу, что идти дальше вдоль бетонной стены – значит обнаружить себя. Пока что это в мои планы не входило.
Я огляделся. Лес в этом месте почти вплотную подступал к стене, деревья были достаточно высоки. Если взобраться на одно из них, то наблюдателю открывался обзор внутренней территории этого странного объекта. Стоило попробовать.
– Сиди здесь! – строго указал я рыжему на густой кустарник. – И не высовывайся. Я на разведку.
Он послушно залез в кусты и затаился. А я вскарабкался на дерево (не забыл ещё детское увлечение!) и устроился на одной из ветвей, которая удачно свешивалась над стеной. По ней я вполне мог бы перебраться на территорию объекта. Возможно, это будет следующим моим шагом, однако сейчас я должен был осмотреться.
Территория, обнесённая забором, имела прямоугольную форму. Лес стискивал её со всех четырёх сторон. Справа от моего наблюдательно пункта, с южной стороны, я заметил ворота. А к ним извне, скорее всего, вела дорога. Может быть даже та самая, на которой сейчас одиноко стоял забытый ментовский «уазик». Недалеко от ворот высилось массивное трёхэтажное бетонное здание, архитектурный стиль которого напоминал производственный корпус эпохи «исторического материализма». У единственного подъезда стояло несколько автомашин армейского образца и один БТР. Ближе к центру территории располагался ряд крытых ангаров, а у самой дальней, северной стены было оборудовано стрельбище: целая вереница мишеней одиноко торчала вдоль бетонного заграждения. Однако наибольший интерес у меня вызвал комплекс деревенских построек, сгруппировавшихся у западной стены – той, которая была ближе всего ко мне. Комплекс напоминал крохотную деревеньку, с привычными бревенчатыми домишками, разбросанными вдоль миниатюрных улочек, покосившимися плетнями, огородами, общественным колодцем и так далее и тому подобное. Не было здесь только жителей. Ни жителей, ни обычной деревенской живности: собак, домашней птицы, скотины. Несмотря на достаточно точную имитацию, деревенька имела нежилой вид. И тут меня осенило: макет! Макет деревни со всеми сельскими прибамбасами.
Неплохо. То, что это не воинская часть, я понял сразу. И всё же объект был явно с военным душком. Автоматчики, камуфляж, армейские авто, стрельбище – всё сходилось к одному. Вопрос в другом: чья это база? ФСБ? МВД? ГРУ? Или, может быть, частная лавочка? Бандитский полигон? База подготовки террористов? Укромное местечко, кругом тайга, бездорожье, безлюдье, есть где укрыться, схорониться. Что ж, всё может быть, «лихих людей» тайга всегда привечала…
Не дай Бог, снайпер какой-нибудь подстрелит! Меня аж передёрнуло от такой мысли. Внеочередная доза адреналина заставила меня действовать энергичнее. Я достал свою заветную «Лейку», сделал несколько бесценных снимков и уж совсем собрался было спрыгнуть вниз, на территорию объекта, как события стали развиваться с молниеносной быстротой. Причём, совершенно непредсказуемо.
8.
Из трёхэтажного бетонного корпуса вышла группа вооружённых людей, человек десять-двенадцать. Среди них опять показался мой старый знакомец лейтенант. Руки его всё также были скованы наручниками. Группа расселась по машинам, усадили в одну из них и лейтенанта, и вереница авто потянулась по территории базы. Миновали ангары, свернули влево и двинулись в моём направлении. У макета деревни колонна остановилась, выгрузила людей и порожняком вернулась к месту прежней стоянки.
Теперь, когда расстояние между нами сократилось до пятидесяти-шестидесяти метров, мне стало как-то неуютно на моей ветке. Достаточно одного взгляда в мою сторону – и я буду обнаружен. А уж что последует за этим, можно только догадываться. Я вцепился в ветку, боясь шелохнуться, однако это не помешало мне приготовить фотоаппарат. Что бы здесь ни произошло, я должен, просто обязан запечатлеть это на плёнке.
Один из автоматчиков тем временем снял с лейтенанта наручники, обыскал его. И тут моё сердце бешено заколотилось: я увидел свой бумажник! Тип в камуфляже повертел его в руках и передал другому, плотно сбитому, коренастому, немолодому уже человеку в тёмных солнцезащитных очках, по-видимому, самому главному здесь. Тот не спеша открыл его, внимательно изучил содержимое, покачал головой, приказал подвести к себе пленника и задал ему несколько вопросов (увы! расстояние не позволяло услышать их слов). Лейтенант, вытянувшись по стойке смирно, бойко отвечал, для пущей убедительности кивая в сторону леса. Главный медленно обвёл взглядом периметр базы и, готов поклясться, дольше, чем следовало, задержал его на моём укрытии. Или мне это от страха показалось? Потом сунул бумажник в карман, ткнул пальцем в грудь лейтенанту и начал ему что-то объяснять.
Я видел, как побледнел наш бравый милиционер, как затряслись его колени, как начал он о чём-то умолять типа в тёмных очках. Но тот уже не слушал его. Резко повернувшись, он отдал насколько коротких команд своим подчинённым, потом на секунду задумался, осмотрел свой личный состав и пальцем поочерёдно выделил троих.
Тут же всё пришло в движение. Те трое принялись проверять свой боекомплект, а остальные бегом кинулись к небольшому окопчику, который я поначалу не заметил. Укрылись в нём, рассредоточились, закурили. До меня донеслись обрывки смеха. Лейтенант предпринял ещё одну отчаянную попытку и шагнул было вслед за ними, но один из оставшейся троицы преградил ему путь, упёршись стволом «калаша» тому в грудь.
Я чувствовал, как на моих глазах разыгрывается трагедия. Что-то сейчас должно произойти. Это, впрочем, не мешало мне делать снимок за снимком.
Тем временем тип в тёмных очках придирчиво наблюдал за приготовлениями (интересно, к чему?). Когда они закончились, он ещё раз осмотрел территорию и удовлетворённо кивнул. Вынул из кармана пистолет, вставил в него обойму, швырнул на землю, под ноги лейтенанту, отдал приказание своим людям. Трое автоматчиков тут же взяли оружие наизготовку.
Лейтенант отчаянно замотал головой, опять что-то горячо заговорил, но его мольбы вновь остались без ответа. Дождавшись, когда их командир укрылся в окопчике, один из автоматчиков опустил ствол вниз и полоснул очередью по земле, сантиметрах в десяти от сапог лейтенанта. Тот совершил дикий прыжок, истошно завопил, затравленно зыркнул по сторонам, потом внезапно схватил с земли пистолет и зигзагами припустил к деревянным постройкам лже-деревни.
Я судорожно щёлкал затвором фотоаппарата. Лишь бы плёнки хватило…
Лейтенант миновал несколько построек, имитирующих деревенские избы, и свернул в одну из улочек. Едва он скрылся из глаз, автоматчики быстро рассредоточились и укрылись за стенами ближайших домов. А потом началась стрельба. Бедняга милиционер (сейчас я уже не вспоминал, что именно он являлся причиной всех моих бед), один, с детской игрушкой вместо настоящего оружия – против троих прекрасно вооружённых профессионалов. А то, что они профессионалы, я понял по их слаженным, согласованным действиям. Они работали командой, а не каждый сам по себе, и в этом была их сила. Задача, которую поставил перед ними командир, была проста: без потерь, с наименьшими затратами боеприпасов и в кратчайшие сроки поразить движущуюся цель, в качестве которой выступал дрожащий от страха дилетант в форме сотрудника милиции. Своего рода тренинг в условиях, приближённых к реальным, с участием живой вооружённой мишени. Этих головорезов попросту натаскивали на потенциальную жертву. По крайней мере, именно такую оценку дал я разворачивающимся передо мной событиям.
Точка, с которой я наблюдал за происходящим, позволяла мне видеть всё как на ладони. По большому счёту, моя позиция наблюдателя была куда удобней позиции группы, укрывшейся в окопчике во главе с их командиром. Зато и куда более опасной: меня запросто могли подстрелить на моей ветке. Но в тот момент я не думал об опасности. Прильнув щекой к видоискателю фотоаппарата, я ловил уникальные моменты и фиксировал их в виде кадров на плёнке. В такие минуты, в минуты творческого азарта, я инстинктивно абстрагировался от событий, которые снимал, и уже не осознавал себя их участником, а лишь сторонним наблюдателем, полностью застрахованным от любой опасности. Примерно так чувствует себя зритель, наблюдающий за развитием сюжета боевика на экране телевизора, – в абсолютной безопасности и твёрдой уверенности в своей защищённости.
Тем временем автоматчики, перебегая от одной постройки к другой, стреляли короткими очередями и постепенно, шаг за шагом, вытесняли лейтенанта с занятых позиций, гнали его от дома к дому. Он как мог отстреливался, но делал это неумело, неуклюже, без привычки. И тем более я был удивлён, когда он зацепил-таки одного из своих преследователей. Шальная пуля, по-видимому, попала тому в ногу: перебегая через улочку, он вдруг споткнулся и кубарем покатился по пыльной грунтовке, держась за колено. Но уже в следующий момент автоматная очередь наискось прошила грудь бедняги лейтенанта, который неосторожно высунулся из своего укрытия, чтобы воочию увидеть результат своего удачного выстрела. В тот же миг его с силой отбросило назад, и он с глухим стуком грохнулся на спину, широко раскинув руки и корчась в предсмертных судорогах. Он умер почти сразу, но в последнее мгновение его глаза встретились с моими. Ни страдания, ни упрёка, ни испуга – одно только бесконечное удивление отпечаталось в этом застывшем взгляде. И ещё тоска, целая бездна тоски.
Щелчок – и последний миг жизни бедолаги оставил след на моей фотоплёнке.
Вот дьявол! Ведь это же был мой брат! Как я мог забыть об этом?..
9.
Да, мой непутёвый, корыстный, расчётливый, порочный брат, подвергший мою жизнь реальной опасности,
Тело Валерия Рукавицына, убитого лейтенанта милиции, волоком перетащили поближе к окопчику. Кровавый след тянулся за ним по пыльной утоптанной земле. Там, где он упал и где простился с жизнью, натекла уже изрядная багряная лужа. Из укрытия к тому времени выбрались все участники этого мерзкого фарса, во главе со своим командиром. Тот подошёл к телу, какое-то время оценивал работу своих подопечных, потом круто повернулся к тем троим автоматчикам. Все трое стояли перед командиром навытяжку, и даже тот, с пулей в ноге, стиснув зубы от боли, замер в общей шеренге. Командир медленно прошёлся вдоль всей троицы, остановился, что-то кратко сказал, неодобрительно покачал головой, постучал пальцем по циферблату часов и вдруг с силой и резвостью, неожиданной для его плотной комплекции и возраста, врезал раненому автоматчику кулаком в челюсть. Тот отлетел метра на два и грохнулся на землю. Мол, вот тебе наука, не подставляйся под пулю врага.
Неудобная поза, в которой я застыл на своём наблюдательном пункте, дала о себе знать. Руки-ноги затекли, всё тело ломило от чрезмерного напряжения и неподвижности – я вот-вот готов был свалиться с дерева. И тогда мне каюк. Поэтому я держался из последних сил, надеясь, что эти люди в камуфляже (боевики, бандиты, убийцы – как мне было их называть? ведь не солдатами же!) скоро уберутся отсюда. Но события вновь преподнесли мне неожиданный сюрприз.
От бетонного корпуса, который, по всей видимости, служил административным зданием и одновременно командным пунктом, к нам направлялся человек. Причём не просто направлялся, а бежал. С высоты своего положения я первым его заметил. Метров за тридцать увидел его и коренастый тип в тёмных очках. Тревогой повеяло от этого непрошеного вестового.
Подбежав, он отвёл главаря в сторону и что-то взволнованно зашептал ему на ухо. Я видел, как тот напрягся, как сжались его кулаки, как налилась кровью его бычья шея. Выслушав донесение, он отдал распоряжение одному из своих подопечных, и ему тут же доставили небольшой чемоданчик. Коренастый открыл его. Это был ноутбук. Вестовой склонился над компьютером, его пальцы быстро забегали по клавиатуре. Получив нужный результат, он слегка развернул экран к главарю. Тот какое-то время изучал изображение, потом кивнул и резко встал. Крикнул что-то ближайшему автоматчику. Тот скинул с плеча «калаш» и протянул командиру. Главарь привычным жестом взвесил его на руке, снял с предохранителя.
В этот самый момент солнечный луч пробил толщу небольшого облачка, упал на территорию базы и как бы невзначай – на группу деревьев, в листве одного из которых скрывался я. В общем-то, явление обычное, и я бы не обратил на него никакого внимания, если бы краем глаза, справа от себя, не уловил какой-то блик, какой-то неуместный здесь блеск. Я медленно повернул голову.
Прямо на меня, в упор, смотрел окуляр камеры слежения, не замеченной мною ранее. Она висела не на бетонной стене, как все остальные, а на соседнем дереве, и была нацелена точно на мою ветку. Случайный солнечный луч отразился от линзы – и обнаружил её.
Наверное, целую секунду я пребывал в шоке. Может быть, целую вечность. А потом понял всё.
Всё произошедшее следом было исключительно реакцией моего подсознания. Только это и спасло меня. Я не столько увидел, сколько уловил, как главарь резко развернулся и дал длинную очередь из «калаша» по моему укрытию. Но за мгновение до этого я уже летел вниз. Жёсткий кустарник несколько смягчил моё падение о землю. Я тут же вскочил и кинулся в лес, попутно успев всё-таки заметить, что моего рыжего попутчика, который должен был дожидаться меня в кустах, давно уже след простыл. «Вот сволочь!» – прорычал я беззлобно.
Я отлично понимал, что они со мной сделают, если настигнут. Поэтому бежал так, как, наверное, не бегал даже под душманскими пулями. Однако это не мешало мне реально оценивать ситуацию. У меня было значительное преимущество: я был по
Автотранспорт…
Ментовский «уазик» всё ещё на дороге. Вот что меня спасёт!
Я быстро сориентировался на местности, скорректировал направление. Шоссе было где-то рядом, я это чувствовал. Я ломился сквозь кустарник и густой подлесок, в кровь изодрал руки и лицо, дважды падал, проваливаясь ногой в кротовьи норы, но темпа не сбавлял.
Вот наконец и шоссе. Я огляделся. Машины нигде не было видно. Я выругался и побежал вдоль дороги, в ту сторону, откуда, как я помнил, мы приехали. И тут… Я не успел нырнуть с обочины в спасительный кустарник, как совсем рядом услышал нарастающий шум автомобильного двигателя. Ну всё, допрыгался!..
– Эй, сюда! – услышал я вдруг до боли знакомый голос, прорвавшийся сквозь визг тормозов. – Быстрее!
Это был бухгалтер. Чёрт рыжий, как же я рад был сейчас его видеть!
Я кинулся к машине, рывком открыл дверцу водителя.
– Двигайся!
Он не стал спорить. Я занял его место и до отказа вдавил педаль газа в пол.
Как-никак, пять лет таксистом работал. И не где-нибудь, а в Москве. Так что школу высшего пилотажа я прошёл по полной программе.
10.
Мы неслись по лесному шоссе на бешеной скорости. Я не отрывал взгляда от зеркала заднего вида, с тревогой ожидая появления преследователей. То, что нас преследовали, я нисколько не сомневался.
– Спасибо, рыжий! – крикнул я. – Не ожидал.
Он промолчал, но было видно, что он доволен. Я заметил, что теперь он был в гражданском – милицейский китель исчез.
Преследования пока видно не было. Если честно, я не очень-то опасался, что нас схватят именно здесь, на дороге. Уж где-где, а на дороге я был королём, здесь им вряд ли удастся меня достать. Да и фора у нас была значительная.
Нет, я опасался другого.
Они видели моё лицо. Камера слежения зафиксировала его, записывающая аппаратура наверняка занесла изображение в память компьютера. Плюс у них были мои документы. Паспорт, в котором чёрным по белому указана моя прописка. А это значит, что им известно, где искать меня в Москве. Возможно, меня там уже будут ждать.
Хреново. Влип по самые уши. А всё из-за фотоаппарата. Они видели, как я заснял сцену убийства. Целую плёнку отщёлкал. Богатейший материал для моей газеты, компромат, которому цены нет.
Цены нет… Цена есть всему, и этой плёнке тоже. И они захотят эту плёнку получить. Любой ценой. Если бы не она, возможно, меня оставили бы в покое.
Этот компромат ставил меня под удар, но он же был и моим козырем. Если я сумею с умом распорядиться им, скрыть в надёжном месте ещё до того, как они настигнут меня, у меня будет шанс сыграть в их игру уже по моим правилам.
Как не опасна была сейчас для меня Москва, это было единственное место, где я мог укрыться. В большом городе затеряться легче, чем в тайге. Кроме того, Москва была моим домом, я знал там каждую улочку, каждый переулок, каждый метр мостовой – работа в такси не прошла для меня даром.
Единственным моим уязвимым местом был сын. Васька. Сейчас он у матери, на даче, но найти его (если будет желание) для них не составит труда. Кто-то когда-то сказал, что с рождением сына у человека появляется новый объект уязвимости. Своего рода Ахиллесова пята. Была такая пята и у меня. Это уже
Сейчас моя цель – Москва.
Я машинально с силой нажал на газ, и «уазик», скользнув на обочину, чуть было не влетел в густой кустарник. Я резко вывернул руль и чудом избежал столкновения. Краем глаза я видел, как рыжий с испугом косится на меня.
– Не дрейфь, бухгалтер, тебя они не тронут. Надеюсь, они тебя не видели. Если, конечно, твой подельник тебя не заложил.
Испуг на его лице усилился.
– А где… где Валерий?
– Валерий? – Я обжёг его таким взглядом, который мог бы испепелить любого, куда более толстокожего, чем этот рыжий, но он, на своё счастье, в этот момент на меня не смотрел. – Валерий твой в одну игру с ними сыграл: когда один, с «макаром», убегает, а трое, с «калашами», его догоняют. Слыхал пальбу?
– Ну…
– Баранки гну. Проиграл твой подельник, понял? Убили они его.
Я рассказал ему всё, что видел, пока сидел на своей ветке.
– Вот здесь, – я ткнул пальцем в фотоаппарат, – убийственный компромат на них. Убийственный в буквальном смысле слова: здесь заснято убийство. И поэтому сейчас они гонятся за мной, – продолжал я, зорко вглядываясь в каждый изгиб дороги. – За мной, понял? Ты вне игры, парень. Давай, вали отсюда, я как-нибудь сам.
Он упрямо замотал рыжей головой.
– Я должен вам помочь…
– Чем? – я метнул в него взгляд, полный неприязни и злости. – Ты мне уже помог, там, в поезде. Ладно, тачку сейчас подогнал, здесь я согласен. Спасибо, ещё раз. Но всё, на этом квиты, понял?
– Нет, Иван Петрович, без меня вы не выберетесь. Вам на станцию надо, на поезд, до Москвы.
Я какое-то время молчал и наконец одобрительно хмыкнул.
– Что ж, дело говоришь, парень. Ну и?..
– Надо знать расписание. Большинство местных станций московские поезда проскакивают. Вам нужна крупная станция, там больше шансов сесть на поезд.
– И ты знаешь такую станцию?
Он на минуту задумался, потом радостно кивнул.
– Озёрское. Нам нужно туда, – уверенно заявил он.
– Сколько?
– Вёрст тридцать.