Сезон охоты

Я сделал несколько снимков, потом спрятал фотоаппарат.

– Что тут у вас произошло? – прошептал я.

Рыжий замялся.

– Да говори уж! – внезапно разозлился я. – Втравили меня в эту историю, так уж будь добр выкладывай всё начистоту. Как ты в кустах-то оказался?

– Живот у меня схватило, вот я и попросил Валерку остановиться. Терпел-терпел, а как повернули, вон там, на углу, совсем невтерпёж стало. Ну я и выскочил в лесок. А тут вдруг слышу – выстрелы. Я и…

– Ага. Штаны-то снять успел?

– Вам смешно, а мне каково было… – обиделся рыжий.

– Во-во, обхохотался прямо, – зло ответил я. – «Камеди Клаб», да и только. Смеху полные штаны. Ты хоть понимаешь, что вы с этим козлом лейтенантом наделали, а?

– Иван Петрович, ну простите пожалуйста, не знал, что всё так обернётся…

У меня челюсть, видно, до самой груди отвисла.

– А откуда, чёрт тебя побери, ты знаешь, как меня…

5.

Я не успел договорить. Моё внимание привлекло движение на дороге возле «уазика». Кто-то отдавал отрывистые команды. Люди в камуфляже сгруппировались на обочине и гуськом потянулись в лес – слава Богу, в другую сторону от шоссе! Лейтенанта они повели с собой. Двинули прикладом в спину и повели. Через минуту они растворились в лесной чаще – словно их не было вовсе.

Я резко повернулся к рыжему и схватил его за грудки.

– А ну выкладывай, сволочь, всё, что знаешь! Откуда тебе известно, как меня зовут? Ну!

– Это всё Валерка… – прохрипел рыжий, извиваясь в моих руках словно пиявка в сачке Дуремара. – Это его идея. Да отпустите же вы меня!..

Я ослабил хватку, но совсем выпускать этого сопляка не стал. Силёнкой-то Бог меня не обидел, так что держал я его надёжно. Не вырвется, гадёныш.

– Ну! Говори!

– Вы – Рукавицын Иван Петрович, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, проживаете в Москве. Направлялись в село Куролесово по приглашению родственников вашего умершего отца. По вопросу наследства. Так?

Я смог только кивнуть. Слова застряли у меня в глотке. Это что же, заговор?! Против кого – против меня, что ли?!

– Так меня здесь ждали! – выпалил я, справившись наконец с приступом немоты. – Вы всё это подстроили, мерзавцы! Ты с этим твоим дружком! Подстроили, а?!

Он отчаянно закивал и зажмурился, ожидая, наверное, что вот сейчас я съезжу его по роже. Не съездил. А ведь надо было, надо!

– Дальше, сопляк!

– Валерка тоже Рукавицын. Брат он вам, по отцу.

Я присвистнул.

– Хорош родственничек, мать его!

– Это он украл ваши документы, ещё там, в поезде, когда вы спали.

– Тот тип в капюшоне? Которого ко мне в купе подселили?

– Да. Мы сели на поезд ночью, с проводником договорились, чтобы всё тип-топ было. Проводник – Валеркин старый знакомый.

– За сколько сторговались? Надеюсь, этот жирный боров не в накладе остался?

– Не знаю. С ним Валерка рассчитывался. А утром мы разыграли спектакль с проверкой документов.

– Спектакль? Так вы не менты?

– Я бухгалтером на ферме работаю. А вот Валерка настоящий милиционер. Он у нас на селе в отделении милиции самый главный.

У меня голова кругом шла. Такую операцию разработали – куда там ФСБ! ФСБ отдыхает. Но зачем, зачем?!

– Какого хрена вам от меня нужно? Причём тут милиция?

– Валерке важно было, чтобы вы не доехали до Куролесово. Всё из-за отцовского наследства. Дом после отца остался. Не хотел он, чтобы вы в доле были, вот и устроил этот спектакль. Расчёт был прост: ссадить вас на глухой станции, отвезти вас куда-нибудь подальше в лес и оставить одного. Без денег, без документов. Пока-то вы доберётесь до нашего села – глядишь, и сроки все пройдут.

– Какие ещё сроки?

– Полгода. У вас было полгода, чтобы заявить о своём праве на наследство. По закону.

Ах, ну да, полгода… Двенадцатого июля истекает шестимесячный срок со дня смерти того типа, который числился моим отцом. А сегодня… сегодня уже десятое. Иначе говоря, послезавтра я лишусь наследства, если не успею заявить о своих правах.

Да пропади оно пропадом, это дурацкое наследство! Пусть подавятся им! Мне оно даром не нужно, я с самого начала, с той самой телеграммы, не собирался претендовать на него. А поехал… поехал просто так, сам не знаю зачем… Чтобы развеяться, наверное, отвлечься от рутины повседневности, от работы. Перемен захотелось. Чем не повод сорваться с наезженной орбиты? Да и для Буркова, главного редактора, хорошая отмазка, иначе бы не отпустил.

Сорвался с орбиты, называется. Так сорвался, что не уверен, вернусь ли на неё обратно. Очень мне казалось сейчас это проблематичным. Без документов, без гроша в кармане.

И тут меня осенило.

– А паспорт мой, паспорт где? Наверняка у твоего кореша остался, а? И деньги, семь штукарей там было, в бумажнике, все мои сбережения на дорогу.

Рыжий кивнул.

– У него. В кармане кителя. Сам видел, как он их туда сунул.

– Значит, и сейчас они с ним, так?

– Ну… наверное.

– Тогда чего же ты тут торчишь! Живо за ним. Дорогу мне покажешь.

Он испуганно затряс головой.

– Не, я не пойду… Там же эти…

– Кто – эти? Боевики, что ли?

– Они разве боевики? – Глаза его полезли из орбит, словного у больного щитовидкой. Я чувствовал: ещё одно моё слово, и он точно обделается от страха.

– А я почём знаю? Это твоя территория, не я, а ты здесь местный житель. Тебе видней, кто тут у вас по лесам бродит – боевики, партизаны или переодетые марсиане. Так что давай, веди.

– Да я здесь впервые, – всё ещё сопротивлялся рыжий. – До Куролесово, поди, вёрст двести.

– А до Москвы – все две тысячи. Так что не тяни резину. Может, и не боевики это вовсе, а солдатики наши российские. Может, часть у них где-то рядом стоит.

Он всё ещё сомневался.

– Слушай, ты, бухгалтер! – взорвался я. – По твоей вине я сейчас здесь торчу, так что будь любезен, достань мне мой бумажник. Без денег и документов я отсюда вовек не выберусь. А вместе со мной и ты, это я тебе обещаю. Закопаю, ни одна живая душа не найдёт. Тайга, сам понимаешь.

Зря я это сказал. Он весь вдруг как-то скуксился, сморщился, съёжился – и заплакал. Совсем как ребёнок, навзрыд.

– Говорил я ему… говорил… а он своё… всё, мол, шито-крыто будет… Поможешь, говорит, забуду о том случае… А я что ж… я и пошёл…

Мне почему-то стало стыдно.

– Так, ладно, хватит тут сопли на рукав наматывать. Мы с тобой сейчас в одной упряжке. И делать будешь то, что я скажу. Понял? – Он шмыгнул носом и кивнул. – А раз понял, то вперёд. Главное – не упустить этих твоих партизан. – Я ухмыльнулся. – А ведь они в ваши расчёты не входили, так ведь? Спесь-то с твоего Валерки, братца моего то есть, сбили. Вместе с фуражкой.

6.

За свою богатую репортёрскую жизнь я поколесил по стране немало, премудрости кочевой жизни усвоил хорошо. В разных побывал передрягах – и под пулями боевиков, и на лесных пожарах, и на обломках жилых домов, взорванных террористами.

А по молодости успел и интернациональный долг исполнить, в Афгане послужить: в восемьдесят восьмом был призван, а уже в восемьдесят девятом вместе с генералом Громовым выходил из этой страшной страны. Помните ту знаменитую фотографию, которая обошла страницы всех центральных советских газет? «Генерал-лейтенанта Громова на границе встретил его сын». Там, на фото, ещё пограничный столб есть, если помните, с гербом Советского Союза. Так вот я на этой фотографии как раз за этим столбом и стою. Не верите?

Потом военное училище, в девяносто пятом – Чечня, ранение, госпиталь… На этом моя военная карьера закончилась – списан подчистую, в звании старшего лейтенанта. Уже на гражданке – работа в такси, неудачная женитьба и, как следствие, развод, затем приглашение в газету… Но даже после всего, что я пережил, перенёс, перепробовал, не думал я и не гадал, что буду сейчас плутать по лесу в поисках приключений на свою задницу, где-то у чёрта на рогах, аж в самой Сибири, и искать свой бумажник с документами…

Возможно, где-то рядом расположена воинская часть – иначе откуда бы здесь взяться солдатикам с автоматами? По крайней мере, «уазиком» они не воспользовались, а пошли пёхом, по бездорожью, напрямки. Значит, идти недалеко.

Первой моей мыслью было сесть в кабину и гнать отсюда во весь дух, чтоб только покрышки сверкали. Краем глаза я видел, что тем же желанием обуреваем и мой рыжий попутчик. Но две вещи не дали мне этого сделать. Во-первых, бумажник. Меня всё ещё не покидала надежда, что мне удастся вернуть мои документы. Я не кривил душой, когда говорил, что без них мне крышка. Мы всё-таки не в Америке живём, а в России, где без бумажки даже за порог собственного дома выходить не рекомендуется. Без документов я не человек, на первом же посту остановят, а потом доказывай, что ты есть ты. Помытарят будь здоров, пока до истины докопаются. Если захотят докопаться.

Сумею ли я забрать у них мой бумажник, это ещё вопрос. Всё зависит от того, с кем придётся иметь дело. И стоит ли его иметь вообще.

Во-вторых, профессиональное чутьё подсказывало мне, что здесь, в этих таёжных дебрях, можно нарыть неплохой материал для нашей газеты. Репортаж из глухой глубинки, так сказать. Эти «партизаны» явно не охотиться сюда приехали. Такого случая я упустить не мог. Я уже чувствовал, как во мне просыпается азарт – азарт охотника за сенсациями.

Мы пересекли шоссе и двинулись по следам людей в камуфляже. Я сразу понял: здесь прошли профессионалы. Несмотря на то, что их было пять или шесть человек (плюс лейтенант), следов они почти не оставили. Аккуратно прошли, ни одной ветки не обломали, ни одного цветка не задели. Выучка-то, похоже, спецназовская. Серьёзные, видать, ребята.

Какое-то время мы шли молча. Наконец я нарушил молчание.

– Как звать-то тебя, бухгалтер?

– Валерка.

Я остановился.

– Что-о? Тоже Валерка?

– Ну да, тоже.

– Да у вас что, в вашей деревне, всех пацанов при рождении Валерками нарекают?

– Да нет, не всех. У нас разные имена есть. Так просто совпало.

– Ни хрена себя, совпаденьице. Ты мне вот что скажи, бухгалтер: если не хотел твой тёзка видеть меня здесь, то на кой ляд телеграмму мне посылал?

– А это не он посылал, это Дмитрий Петрович постарался.

– Что ещё за Дмитрий Петрович? Это кто ещё такой?

– Да брат ваш.

– О как! Ещё, что ль, один?

Способность удивляться за это утро у меня явно притупилась.

– Ну да, ещё один. Он у нас охотничьим хозяйством заведует.

– Смотри-ка! Оба, выходит, в начальство выбились. Один ментами, второй охотниками командует. Элита сельская, мать твою. – Я в сердцах сплюнул. – Да, видать, изрядно покуролесил мой папаша в вашем Куролесово, что столько отпрысков после себя оставил.

– Поговаривают, не только в Куролесово, – осторожно добавил, косясь на меня, Валерка номер два.

– Да уж поди. Россия-то большая, есть где наследить… – недобро усмехнулся я. – Ну и что этот твой… э-э… Дмитрий Петрович? Ему-то какой интерес со мной наследство делить?

Рыжий пожал плечами.

– Не знаю. Он не такой, как Валерка. Любит, когда всё по справедливости.

– Вот как! А что ж раньше твой борец за справедливость молчал? Мог бы черкануть пару строк заранее.

– Так ведь не знал он про вас ничего, пока Валерка ему не рассказал.

– А тот откуда узнал?

Снова пожатие плечами.

– По своим, милицейским, каналам, наверное. Валерка тут как-то говорил, что он, как представитель власти, обязан найти наследников и сообщить им об открывшемся наследстве. Наследник только тогда теряет право на наследство, когда, зная о нём, в течение полугода не заявил о своих претензиях на него. Так вот, из всех возможных наследников нашли только вас. Расчёт был на то, что вы, зная о наследстве, прав на него не заявите. Для этого и был разыгран весь этот спектакль.

– Видать, хорошей я для них заморочкой оказался. Наследнички, мать вашу!..

Рыжий закрутил головой.

– Нет, Дмитрий Петрович до отцовского дома не охотник, это всё Валерка лапу на него наложить пытается, пожирнее кусок оттяпать, а если удастся, то и целиком. Дмитрий Петрович Валерку не очень-то жаловал, в контрах они были. Здесь просто случай такой, наследство-то общее. Волей-неволей пришлось сообща вопрос решать.

– Вот гляжу я, бухгалтер, рассуждаешь ты здраво, выводы верные делаешь, землячков своих как на ладони видишь, а связался-таки с этим идиотом. Это как понимать, а?

Рыжий смутился.