Вячеслав громко выводит рулады, и не обращает внимание на разговор за окном. После нескольких минут препираний калитка бренчит пружиной.
Когда слышатся шаги, храп Вячеслава несколько стихает, словно он что-то почуял. Шаги уверенно приближаются ко входу, раздается легкий шелест отрываемой двери. Я замираю, когда Фёдор останавливается надо мной.
Слышится бульканье и жадные глотки.
– Эй, Вячеслав Михайлович, а где наш гость? – раздается голос Федора.
Я выдыхаю с облегчением – не забыли.
Храп Вячеслава прерывается на миг, но после продолжает греметь с удвоенной силой. Шаги скользят к кровати, и, судя по заскрипевшим пружинам, Федор принимается трясти товарища.
– Ну, чего еще? – раздется недовольный голос Вячеслава.
– Вячеслав Михайлович, где парень? Куда его засунул?
– Ну, где он ещё может быть? В подполе конечно. Вертушки прибегали, вот я спрятал его от греха подальше. Ты сам-то как? – босые ноги шлепают по полу.
– В норме.
В мое убежище падает белая полоска, и в свете открывшегося люка показывается ухмыляющаяся рожа Вячеслава:
– Ты уж извини, что задержал так долго – нужно было, чтобы вертушки подальше умчались. Вылазь, и это… огурчиков захвати!
Так и хочется запулить в него трехлитровой банкой. Я сдерживаюсь, хотя в такую широкую луну невозможно промазать. Ноги затекли и кажутся толстыми ватными рулонами. Пару раз щипаю кожу на бедре – боль не чувствуется. М-да, скоро в атаку кинутся злые мурашки, будут втыкаться раскаленными иголками, и я вознесусь на вершину блаженства.
С кряхтеньем выбираюсь на поверхность, щурюсь от яркого света из окон. Вячеслав возвращается из кухни с алюминиевыми плошками и буханкой хлеба.
– Ого, да у тебя даже роговицу не видно, один сплошной зрачок. Поморгай чаще и привыкнешь, – Федор усаживает меня на поцарапанный табурет.
Я так и делаю. За окном весело сияет солнце, а на будильнике, что гордо красуется на телевизоре, стрелки показывают три часа. Нормально посидел в холодке – хватило времени подумать. Правда путного так ничего и не придумал, остается ждать объяснений от ребят.
И вдруг как молнией бьет по позвоночнику. Я даже оглядываюсь – нет ли позади меня какого-нибудь ненормального электрика. Нет, электрика с оголенным проводом нет, зато остается новое ощущение.
Меня тянет в Шую. Ни с того, ни с сего. Сильно тянет, будто невидимая рука тащит за шкирку, как кошка переносит котенка на безопасное место.
Я чувствую такую сильную тоску по этому городу, что не передать словами. Убегал ночью, а днём очень сильно хочется вернуться.
Я ещё раз себя щипаю. Нет, не сплю. Меня тянет в Шую. Взять, подняться и двигаться в ту сторону, пешком ли, на велосипеде или другом транспорте – неважно. Мне хочется вернуться…
Вячеслав убирает со стола следы вчерашних посиделок, а из кухни торжественно выносится кастрюля с ароматными щами. От такого я не могу отказаться и справляюсь со странной тягой. Федор же тем временем начинает рассказ, не забывая опрокидывать ложку.
– Выехал, как полагается на скорости, будто с намазанной горчицей жопой. А ты, братуха (взгляд на меня), по простоте душевной забыл сказать про тормоза? Вернее, про их полное отсутствие. Ну, так вот, пролетел я по бугоркам на хромой кобылке, словно задницей по терке, до самой Южи. Чуть танк не снес на Советской, а потом уж рванул до Талиц. Все равно не доехал бы до Коврова на таком запасе бензина, да и обратно надо как-то добираться. Вот я и доехал до Мугреево-Никольского, и в Святом озере сделал погребальное ложе для бедной «девятки». Иначе не мог остановиться, я же не из тех, кто сносит чужие сараи. (Вячеслав коротко хохотнул) Всё мокрое отжал, и, рискуя простудиться, заболеть и помереть молодым, натянул на себя. Ощутил масштаб трагедии? Потом с Талицким автобусом доехал обратно до Южи. Видел мелькнувшие спины перевертней, но я умчался далеко, запах не смогли бы прочитать.
Щи сначала обжигают гортань, затем я привык немного, и душистое варево начинает свободно проскальзывать внутрь. По рукам и ногам льется жизненная сила, журчит по венам кровь, улучшается настроение.
«Мне нужно в Шую!» – ярким метеором проносится в голове глупая мысль.
– Ну, молоток! Сюда они тоже прибегали, порычали, понюхали, да потом за тобой рванули. Протявкали, что скоро закончится наше время, я так и не разобрал до конца, – Вячеслав тянется за хлебом, и я невольно обращаю внимание на мощные запястья.
Руки сами по себе не маленькие, но запястья выделяются, как предвершия булавы. Я вряд ли смог бы обхватить пальцами, только если двумя руками. Крепыш перехватывает взгляд.
– Любуешься? Даже потрогать можешь, это они у меня от занятий такие стали. Иваныч спуска не дает, не забалуешь, – Вячеслав вертит сжатым кулаком в разные стороны, глядя, как тот гуляет над запястьем.
– Ребята, а кто такой Иваныч? Почему вы наравне разговариваете с оборотнями? И вообще – что тут происходит?
Говорить, говорить, говорить – отталкивать от себя глупое желание лезть обратно в пасть. Ехать обратно в Шую.
– Так ты не посвященный? – удивляется Федор, даже ложку забывает поднести ко рту. Так и зависает в воздухе алюминиевый черпачок, роняя на столешницу жирные капли.
– Во что?
– Ну, в нашу Игру «Война кланов»? В наши разборки…
– Какие игры, ребята? У меня и своих дел хватает. Подумаешь, сыгранул разок в приставку… Учусь, никого не трогаю, а тут какие-то зверюги нападают, да и вообще всё идет не так. Или всё это из-за игры? Да такого не может быть! Откуда они взялись? Почему охотятся на меня? Кто вы такие? – я не взревел, все-таки смог удержаться, хотя нервы дрожали, как струны на виолончели во время концерта Шостаковича.
– Иваныч сможет объяснить лучше нас. Мы же пока только учимся у него, – отвечает Федор.
– Чему вы учитесь?
– Отпору перевертням и берендеям. Помощи охотникам.
– Так вы против них? – я откусываю от краюхи хлеба.
– Нет, мы не против, но и не за. Мы иная сторона – посвященные в тайны оборотней и сдерживающая сила для них же, – медленно говорит Вячеслав
– То есть вы вроде сторожей?
– Скорее мы «смотрящие», если говорить языком понятий. Между оборотнями и людьми нейтралитет держим, да споры решаем, – Вячеслав вытирает остатками хлеба свою миску. – Про берендеев не слыхал?
– Берендеи? А это ещё кто?
– Тоже оборотни, но перекидываются в медведей. «Смотрящие» давно учатся у обеих сторон бороться против других, являются третейским судом, и в то же время не позволяют склонить на свою сторону. Иначе фигня какая-то получится – наберут оборотни армии, схлестнутся в чистом поле, и никого на Земле не останется! – Федор тоже заканчивает обед. – А тут мы – решаем судьбы оборотней и посылаем против них охотников.
Табуретка отодвигается от стола, и худощавый парень ослабляет ремень на две лишние дырочки. Солнечные лучи тихо крадутся по половицам, об оконное стекло бьются две неугомонные мухи. Я медленно перевариваю информацию.
– Но ведь оборотнями становятся после укуса? Почему бы им не обратить кучу народа, а дальше в геометрической прогрессии понесется и покатится? – задаю я зудящий вопрос.
– Не обязательно после укуса, становятся и по праву рождения, хотя в таких случаях отец должен умереть. Договор у оборотней – не должно быть более пяти тысяч особей с каждой стороны. Нового оборотня можно инициировать лишь при смерти старого. Вот за соблюдением договора и следят «смотрящие», не вмешиваясь в междоусобные дела. Ну а также, чтобы не происходило лишнего убийства людей, – последнее предложение Вячеслав заканчивает более тихим голосом.
– То есть им… разрешено нас убивать? – мое потрясение не знает границ.
– Они же часть своей жизни проводят в животном виде. А какому дикому зверю нравится человек? Да и за что людей любить, если сами себя убивают почем зря? Одним больше, одним меньше – никто, кроме родных и не заметит. Торговля оружием является самой прибыльной, это отличный показатель того, что именно нужно людям! – кривится Федор.
– Но если какой-либо оборотень взбесится, то пострадают сотни людей. А вы просто будете стоять рядом и наблюдать?
«Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок» – в голове крутится попсовая песня. Меня срывает с места – так хочется в Шую. Чуть ли не сносит с табурета.
– Сашок, не заводись! Да, у них есть право на неосознанное убийство. Оно дается при становлении их взрослыми особями, но ограничивается десятью людьми. После превышения лимита оборотень ликвидируется, – как-то заученно бормочет Вячеслав, – если его укусы не удается вылечить.
– А как же лечатся укусы?
– Ты не поверишь, но за все время существования рядом с людьми выведена формула против укусов. Не нужно даже курс уколов проходить – хлебнул настой и вывел слюну оборотня из крови. Меня уже пять раз кусали, Федора восемь. Так что укушенный выздоравливает, и потом ему промывают мозг, чтобы он все забыл.
Я помотал головой и в этот момент перед глазами выплыло текстовое сообщение:
Первое задание выполнено
Получена награда – неполное знание об оборотнях
Твоё второе задание:
Обуздай приобретенную силу
Что? Какое задание?
Ребята сидят на своих местах, как будто ничего не видели. А может и в самом деле ничего не видели. Может, это сообщение пролетает только у меня перед глазами?
И всё-таки я не могу поверить, что это из-за какой-то игры. Не может быть такого. Такое существует только в сказках. И убивать меня из-за какого-то нелепого катриджа. Только потому, что я выбрал фракцию «охотник»?
– Ну а я-то, зачем им понадобился? От меня что хотят?
– Да хрен его знает, – зевает сытый и подобревший Федор. – Наверно, вожаку на хвост наступил, а ему не понравилось.
– Ты высказывал оборотням про вожака, что, мол, запустишь их только в его присутствии, – обращаюсь я к Вячеславу.
– Да-да-да, про него… – после этих слов круглолицый застывает с миской в руке, которую собирался унести. – А откуда?… Ты все слышал из подпола?
– Да, сперва какое-то бурчание, а потом словно вы оказались рядом. Вы же особо не скрывались. Чего же тут удивительного?
Федор тоже застывает соляным столбом, а глаза увеличиваются до размера пятирублевой монеты.
– Я не сказал, что наш подпол звуконепроницаемый? Он специально строился как убежище от оборотней, то есть ни звука не должно проникнуть туда… и не раздаваться оттуда. Может быть… Охотник… хотя вряд ли… да фиг его знает. Лучше Иваныча дождаться, – Вячеслав ставит миску на стол и, сгорбившись, садится обратно на табурет. – Повтори ещё раз – как тебя зовут?
– Александр Алешин, а что? И что ты говорил про охотника? Я вроде бы выбрал такое в игре.
Словно тяжелые тучи собираются, чтобы пролиться холодным дождем – так темнеет высокий лоб Вячеслава. Он силится что-то сказать, краснеет. Потом сплевывает на пол и машет рукой, как будто передумал сообщать важное известие. Федор тоже молчит, хотя я вижу, как под кожей щек гуляют желваки.
– Ребят, ну а мне-то как быть? Я так и буду в этом растянутом трико дефилировать? Может нам сгонять до Шуи? Там все-таки и документы мои остались, и вещей взять не мешает.
Слова вырываются сами, я пытаюсь их проглотить, но безрезультатно. Мозг кричит о невозможности возвращения и в тоже время подталкивает вернуться. Так вот ты какая – шизофрения…
– Ну, ты же… а скажи-ка такую вещь, ты вот говорил, что ночью поломали, а на другой день всё в полном ажуре? Не давишь на жалость, а на самом деле так и было? – спрашивает Вячеслав.
– Да, я же говорил. Сам поверить не могу – всю руку исщипал, чтобы проснуться. А оказывается, это явь. Ну, так как, поможете мне до Шуи доехать и там документы забрать? Да и к Женьке надо бы заскочить, все-таки очевидец тех событий. Расскажет, что да как, – я поворачиваюсь к Федору.
Как буксир тянет огромный корабль, так и меня тянет в «маленький городок». Даже передергивает от накатываемых чувств ностальгии.
Федор задумчиво чешет нос:
– Парень, тебе бы сейчас сидеть в нашем подвале и не вылезать до прихода Иваныча. Что-то не то творится, а ты куда-то рвешься. Всё равно твой адрес пробьют, а так – самому в зубы лезть… Нет, не дело это, да и Иваныч по головке не погладит, а если и погладит, то против шерсти.
Я поднимаюсь на ноги, прохожу взад-вперед, думая как быть дальше. Ребята украдкой наблюдают за моими перемещениями. Возвращаться от окна труднее, чем подходить к нему – в той стороне Шуя. Словно иду по грудь в воде…
– А что со мной не так? То, что я быстро оправился? Ну, может, защитные функции включились, я и раньше быстро выздоравливал. Услышал ваши голоса? Так от шока, наверное. Пока до вас добрался, я столько всего перенес, что поневоле обострились ощущения. Я же правильно понял, что оборотни целенаправленно охотятся на меня?
Парни дружно кивают в ответ.
– У меня тётка в Юже осталась, единственное родное существо на планете. Ребята, может, съездим до Шуи? Заберем документы, чтобы они не узнали моего старого адреса, а?
Действительно, в паспорте остается прежняя прописка, по которой оборотни, перекинувшиеся днем в людей, могут найти тётю Машу. Старовата она для подобных приключений… да и мне надо в Шую.
Не надо!
Надо!
Нет!
Да!
Я не знаю, как ещё ребят уговорить.
– А, может, и в самом деле рванем? Пока на улице солнце, вертушки не будут перекидываться. Мы их и в человеческом обличии поборем, так что можно рискнуть. Смотаемся туда и обратно, а Иванычу не скажем. Слышь, так это, мы сами можем забрать документы. Напиши записку парням из комнаты, они отдадут что нужно, – предложил Вячеслав.
– В каком обличье вы их поборете?
– То есть перевертни будут в человеческом обличье, – почему-то смущается Вячеслав.
Ой, ребята, что-то вы темните! Если бы так сильно не тянуло в Шую, то попытался бы вытащить больше информации, а то в разговоре прокол за проколом. Всё шито белыми нитками.
– У нас карантин, многие разъехались, как и соседи. В общагу вахтеры не пустят, они раньше надзирателями в детдоме работали, так теперь мимо них лишь муравьи и могут проползти. Нет, парни, пока сидел в подвале, успел и об этом поразмыслить – лишь я и смогу забрать документы. Да мы быстро, по-суворовски, налетим, похватаем и обратно.
– То есть придем, увидим, наследим? – уголками губ улыбается Вячеслав. – А давай прокатимся! Чем черт не шутит, авось и пронесет! Ты точно уверен, что хочешь лезть обратно в задницу, из которой с таким трудом выкарабкался?
Конечно же – не хочу!!! До трясущихся поджилок, до дрожащих коленей, до обмирания внутри. Больше всего мечтаю оказаться как можно дальше отсюда! И в то же время тянет каким-то чудовищным магнитом.
– Уверен! Поехали! В паспорте есть адрес тетки, если её найдут – я же себе этого никогда не прощу! Ребят, мы быстро, – я старательно растягиваю губы в ответ.
– Ага, так пронесет, что потом замучаешься отмываться, – ворчит Федор. – Не дело это, Вячеслав Михайлович! Давай лучше Иваныча дождемся, а он уж скажет, как дальше быть.
– Не бзди, Федор Владимирович! – Вячеслав так хлопает Федора по плечу, что тот едва не слетает с табурета, а в серванте звякают чашки. – Мы быстренько смотаемся! А ты покемарь пока. Устал, наверное?
– Эх, рискованное дело затеваете, ну да ладно, если что – поехали в магазин. Хлеба купите по дороге, – Федор машет на нас рукой, мол, делайте, что хотите.
– Вот и ладушки! Мы на твоем драндулете прокатимся? – спрашивает Вячеслав у бредущего к постели Федора.
– Будешь так называть – на своем ногоходе почешешь. Берите, я как раз позавчера полный бак залил. Вернетесь – не будите, соберетесь пить – толкните. Не кантовать и при пожаре выносить первым! – после подробных указаний Федор поворачивается к нам спиной и с головой укрывается одеялом.