Легенда о золотом кирпиче

Итак, что мы имеем. Поиск чудотворного креста оказался задачей не легкой. Тем более что ищут его уже как минимум трое – Тамиэль, Андрей и Светлана. И Сергею что-то очень уж интересно. А значит, идя по следу, не избежать досадных накладок, которые могут обернуться и крупными неприятностями. Хорошо вот, что в церковь первым сходил Тамиэль – там ему было проще. Но зато Андрей теперь, скорей всего, знает, что он туда приходил – поп, конечно же, нафискалил. А могло быть такое, что вообще бы приперлись одновременно! Здравствуйте, вот это сюрприз! Нет, так нельзя.

Повелителю нужен крест, волшебный крест, который отдаст свою силу ему. Вот пускай другие и ищут. А когда найдут… Не если – когда! Сатана, явившись в развалинах, ясно сказал – «когда». Значит, найдут – и вот тут Тамиэль будет рядом. Потому что он будет рядом всегда. Он умеет быть незаметным. Он умеет казаться таким же, как все. Его не узнают. А он знает все. По крайней мере, что нужно.

Только вот этого нового друга Андрея, Серегу, следует опасаться. Тертый калач. Похоже, что-то подозревает. Вон как зыркал по сторонам, когда Андрей рассказывал о том, что видел в развалинах. Словно почувствовал за соседними столиками толпы шпионов. Это Андрей, простая душа, о своих похождениях в голос вещал, словно на сцене. А Сергей – тот еще конкурент… Но ему распятье дорого только как ценность материальная. И такого помощника, как Хозяин, у него, конечно же, нет. Так что в случае чего сделан он будет на раз. Ну – на раз с половиной. Но лучше бы вообще досадного случая не было.

***

Дом Шатунова, известного на весь район краеведа, в отличие от избушки Полины Андреевны в деревне Сосновка, был очень ухоженным и каким-то мужским. Наверное, потому, что здесь на каждом шагу ощущалась умелая мужская рука. Добротный забор, крашенный суриком. Железные ворота на толстенных столбах. Залитый бетоном двор, просторный кирпичный гараж… Все здесь носило следы заботы и трудолюбия. И сам дом, конечно же, выглядел очень солидно и респектабельно, хотя лет ему было немало. За гаражом и за домом раскинулась яблоня, оттуда тянулся запах цветов и травы, но здесь, во дворе, царил строгий порядок – как на армейском плацу.

Светлана уже рассказала Андрею, что Евгений Васильевич живет с семьей сына. А сын еще не на пенсии. Более того, работает в городе на хорошей денежной должности. Так что заботиться о хозяйстве здесь было кому. Пока еще было – сыну краеведа под шестьдесят, а внуки трудились один на Дальнем Востоке, другой – в безразмерной Москве, и возвращаться вроде не собирались.

Шатунов, оказавшийся сухопарым аккуратненьким старичком в толстенных очках, встретил гостей радушно. По натуре своей он был человек деловой и общительный, но в последнее время болезни и возраст уже не часто выпускали его из дома. И, наскучавшись в тишине родных стен – и сын, и сноха с утра до ночи работали – старик был искренне рад гостям.

– Заходите, заходите, – суетился он, приглашая Свету с Андреем в комнату. – Я, знаете, все один да один… Вы бы, Светлана, почаще старика навещали. Я многое вам хотел рассказать…

Минут через двадцать Андрей вспомнил, как Евгений Васильевич рассказывал о Светланиных родственниках больше часа, и приуныл. Разговор был, в общем-то, интересный, но никак не желал приблизиться вплотную не только к отцу Иоанну, но даже к монастырю. Такое количество окольных, но заманчивых тропок открывалось на пути Шатуновского монолога, что если бы не Светлана, тактично возвращавшая его из дебрей воспоминаний, он уже давно поведал бы слушателям и об основании города, и о восстании Пугачева, и о постройке дома культуры. Досадуя и немножко скучая, Андрей принялся осматривать комнату краеведа.

По жаркому времени окна, выходящие на тихую улицу, были открыты, и легкий ветерок шевелил прозрачные занавески, за которыми зеленел акацией палисадник. Сама же комната напоминала музей. На самодельных стеллажах из толстенных досок, занимавших всю стену, рядами стояли книги – и современные, и старые, и старинные, в кожаных корешках. На полках царил завидный порядок: ни одна книжка не лежала плашмя поверх ряда, и было видно, что хозяин с завязанными глазами запросто скажет про любое издание, на какой полке и которым с краю оно расположено.

Другую стену занимали старые фотографии и иконы. От ликов, портретов и видов города рябило в глазах, но и здесь ощущалась система. А особенно интересно смотрелся старый письменный стол, обе тумбы которого были переделаны под картотеку. Видимо, Евгений Васильевич уже не доверял своей памяти стопроцентно. А может быть, желал оставить свои воспоминания после себя. Но не это было главным в столе: на нем стоял массивный подсвечник из серебра, сразу привлекавший внимание своей необычностью, а аккуратную стопку бумажных листов прижимал сверху топорик из зеленоватого камня.

Проследив за взглядом Андрея, Шатунов улыбнулся.

– Да, молодой человек, у меня здесь масса интересных вещей. Вот Светочка даже завидует. Каменных топоров у них точно нет. Не печальтесь, я все завещаю музею. Простите стариковскую слабость – не могу расстаться с тем, что всю жизнь собирал. Вот, к примеру, этот подсвечник…

Светлана едва удержала смех, увидев в глазах Андрея отчаяние.

– Евгений Васильевич, – перебила она старика, – вы об отце Иоанне рассказывали.

Это была, в принципе, ложь, потому что до отца Иоанна разговор еще не дошел. Однако в данном случае ложь послужила во благо – Шатунов, будто вспомнив, что и правда рассказывал об отшельнике, перешел прямо к нему. Впрочем, ничего существенно нового в его повести не было, хотя ее и украсила масса мелких подробностей. Терпеливо послушав об отшельнике, его окружении и обычаях начала двадцатого века около часа, Света, выждав момент, задала краеведу конкретный вопрос:

– Скажите, Евгений Васильевич, а вы не знаете, кто такая Мария Ильинична Сухова? Вероятно, она была свидетелем смерти отца Иоанна. Жила в Сосновке, переехала в город где-то в тридцатых годах. Впрочем, переехала уже, скорее всего, с фамилией мужа…

Шатунов откинулся в кресле и прикрыл рукою глаза.

– Сухова… Сухова… – бормотал он, припоминая. – Мария Ильинична, из Сосновки…

Андрей и Светлана замерли в ожидании. Неужели сейчас, вот сейчас, появится реальная ниточка, по которой можно будет сделать хоть один шаг к утерянному распятью? Старик замолчал, все так же прикрывая ладонью глаза.

– Знавал я одну Марию Ильиничну, – наконец вернулся он к разговору. – Только не знаю, сосновская она или нет. И фамилию точно не помню, уверен только, что вовсе не Сухова. Но вы говорите, что фамилия могла измениться…

Евгений Васильевич опять помолчал и продолжил:

– Вот что, ребята, вы завтра ко мне приходите. Я наведу кой-какие справки и, надеюсь, Марию Сухову вам отыщу. Если она и правда общалась с отцом Иоанном, об этом могут знать его родственники.

– Какие родственники? – ахнула Света. – Родственники Отца Иоанна?

– Конечно, – кивнул Шатунов. – Ты разве не знала? Ай-яй-яй, Светочка… Хотя я и сам недавно узнал. У отца Иоанна была двоюродная сестра, которая после революции перебралась в наш город. Подальше от центра и смуты, поближе хоть к кому-то родному. Здесь и осела. Ее дочке сейчас лет под семьдесят, а правнучка, как сейчас говорят, бизнес-вумен, у нее магазин на улице Заводской. Света вон знает.

Светлана кивнула и возбужденно спросила:

– Евгений Васильевич, так может, мы сами с ними поговорим? Что вы будете мучиться?

– Какое же это мучение? – возразил Шатунов. – Дитя мое, не лишайте старика возможности тряхнуть стариной. Мне будет очень приятно принять хоть мизерное участие в ваших поисках. Да и будет повод совершить небольшую прогулку. Так что завтра в десять часов – милости просим, приходите за своей Марией Ильиничной. Надеюсь представить ее во всей красоте. А кстати, вы знаете…

Андрей обречено вздохнул – его интерес к истории уже начинал истощаться. Однако Евгению Васильевичу было не суждено потешить гостей еще одним блестящим рассказом. За раскрытым окном раздался громкий отчетливый шорох – словно что-то тяжелое скользнуло по стенке и покатилось в кусты. Закачались ветви акации. Андрей вскочил и бросился к подоконнику, откинув тонкую штору.

– Что там такое? – встревожено спросила Светлана и тоже встала со стула.

– Скорее всего, собаки, – предположил Евгений Васильевич. – Им нравится наш палисадник…

– Да, похоже, собаки, – согласился Андрей, отходя от окна. Но на душе у него было муторно. Потому что на заботливо окрашенной металлической покрышке завалинки темнел размазанный след, оставленный чьей-то подошвой.

***

Уже миновало время обеда, когда Андрей и Светлана покинули дом краеведа, полные до краев интереснейших сведений об истории родного района и в надежде на то, что завтра, в десять утра, их поиск сдвинется с мертвой точки. Идти домой ни ей, ни ему не хотелось, зато ужасно хотелось есть. Двух мнений быть не могло – «Березка» стала уже излюбленным местом Андрея. Тем более, по уверению Светы, это и правда было одно из самых приличных кафе городка. Там засиделись до вечера. Потом гуляли, снова и снова проходя по одним и тем же местам – масштабы райцентра ничего другого предложить не могли. Разговор не кончался, не надоедал. И, проводив Светлану домой, к бабушке Андрей возвратился уже среди ночи, за что и получил от встревоженной Веры Ивановны капитальный разнос. Впрочем, узнав, что внук познакомился с девушкой, бабуля сменила гнев на милость и любопытство – уж очень ей хотелось стать наконец-то прабабушкой. И еще с полчаса Андрюха, запивая молоком свежие плюшки, принужден был во всех подробностях описывать внешность Светланы и обстоятельства их знакомства. В общем, отпущенный на свободу, он заснул, как убитый. И утром, конечно, проспал.

Пулей летя к автобусной остановке, где была назначена встреча со Светой, Андрей ругал себя на все корки и думал лишь об одном – как бы она не ушла. Да, он знал, где Светлана живет, он сможет все объяснить, извиниться… Но как же хотелось увидеться с нею прямо сейчас! Как мучительно было причинить хоть какую-то боль этой милой и светлой девчонке!

Остановка была пустой. Сердце Андрея застыло. Все. Катастрофа. Разум шептал, что ничего страшного еще не случилось, что все поправимо, но сердце – сердце твердило свое: катастрофа… Андрей устало сел на скамейку и свесил голову вниз. Надо купить цветы и ехать к Светлане. Но где она – вернулась домой или одна пошла к Шатунову?

Рядом остановился автобус. Двери лязгнули, открываясь, кто-то сошел…

– Прости, Андрюша, я проспала… – раздался над ухом знакомый голос.

Андрей вскинул голову и с глупой счастливой улыбкой радостно сообщил смущенной Светлане:

– Я тоже!

А потом они снова бежали бегом, потому что Шатунов был аккуратист и педант и опоздание мог расценить как личное оскорбление. Последний раз с ужасом взглянув на часы, Андрей и Светлана влетели в калитку, протопали по двору и ворвались в дом.

– Евгений Васильевич! – Тяжело дыша, крикнула Света. – Извините, мы опоздали!

В ответ не раздалось ни звука.

– Неужели дед так обиделся, что не хочет даже откликнуться? – подумал Андрей. – Да нет, наверное, вышел куда-нибудь…

– Евгений Васильевич! – вновь позвала Светлана, и, сбросив туфли, прошла в комнату краеведа. Андрей тоже принялся разуваться, но не успел.

Светин крик прокатился по дому страшно и неожиданно. Память Андрея мгновенно прокрутила фильм ужасов про рисунки на церковных развалинах, черную свечку и след ноги на завалинке под окном. Вспомнилось предостереженье отца Александра. Черт побери, кто-то явно шагает с ними след в след, и этот кто-то далеко не так безобиден! Может, и не нужно было скрывать от Светланы своих подозрений? Хотя что бы это дало, кроме порчи настроения и лишнего страха!

Андрей рванулся вперед и влетел в комнату, в душе готовый к самому худшему. И вздохнул с облегчением, которого тут же и устыдился. Света была жива и здорова, она стояла, застыв на месте и прижавши руки к груди. А на полу, в середине комнаты, напротив распахнутого окна, лежал Шатунов. Впечатление было такое, что его отбросил какой-то мощный удар – руки и ноги раскинуты, голова безвольно повернута вбок. А вместо лица пламенело кровавое месиво, и две половинки разбитых очков лежали на полу одна справа, другая слева от тела.

Глава 7

Черт побери, как неудачно все получилось! Хотя, пожалуй, могло быть и хуже. Когда вчера Тамиэль поскользнулся на этой гадской завалинке, ему удалось уйти незамеченным. Хотя нет, Андрей, похоже, понял, что это были отнюдь не собаки. Но он же заботлив – ни краевед, ни тем более Света ничего не узнали. Зато Тамиэль сумел выяснить, что сегодня, в десять утра, в той самой комнате состоится важный для него разговор. А зная педантичность, которой отличался Евгений Васильевич, оставалось только прийти не позже чем в десять ноль ноль и подслушать весь разговор из той же позиции. К сожалению, более удобной засады здесь не было. Вот и пришлось снова висеть под раскрытым – к счастью! – окном, держась рукою за раму и балансируя на скользкой завалинке. Проклятое окно было слишком высоким, чтоб стоять под ним на земле. Вчера он упал. Сегодня, будем надеяться, это не повторится. А если Андрей, помня о вчерашней «собаке», все-таки выглянет… Ну что ж, ему хуже!

Но как же устали ноги, как затекло согбенное тело, пока Тамиэль томился в засаде! Вопреки ожиданиям, Андрей и Светлана не просто опоздали на встречу, а опоздали по наглому. Через окно было слышно, как Шатунов нервно шагал по комнате. Очевидно, поглядывал на часы. Тамиэль был уверен, что он еще и ругался – как же не выразиться в случае такого неуважения! Он и сам матерился сквозь зубы, проклиная и косую завалинку, и неудобную раму, и все остальное. Мат всегда ему помогал. Тамиэль где-то читал, что нецензурная брань, в сущности, является призыванием Сатаны, и на себе ощущал правоту этого утверждения. Сатана помогал ему и сейчас, иначе он, как вчера, уже рухнул бы в заросли желтых акаций.

– Что вы тут делаете, молодой человек? – внезапно раздался голос возле самого уха. Тамиэль вскинул голову. На него сквозь толстенные стекла очков уставились искаженные оптикой бледно-серые глаза Шатунова. Уже потом Тамиэль подумал, что, скорее всего, Евгений Васильевич высунулся в окно, пытаясь увидеть припоздавших гостей. Но это потом. А в тот самый момент он вообще ни о чем не подумал. Просто выхватил свой верный обрез и нажал на курок.

Эти доли секунд, наверное, навсегда останутся в памяти Тамиэля как самые прекрасные мгновения жизни. Лицо старика, такое скучное и обычное, вмиг расцвело пламенеющей розой. Уродливые очки разлетелись на две половинки и вместе с лицом скрылись за подоконником. Жаль, что видение длилось так мало. Тамиэлю хотелось вскочить в окно и полюбоваться прекрасным зрелищем еще хоть пару минут. Но здравый смысл подсказал, что надо бежать, и немедля. Звук выстрела прокатился по притихшему переулку, и неизвестно, кто сейчас выскочит из соседних калиток. А заряд остался только один…

***

Когда Андрей рассказал милиции о своих поисках и о том, что кто-то еще идет по следу распятья отца Иоанна, и незнакомец этот, скорее всего, сатанист, он понял, что ему не особенно верят. Однако в протокол все было исправно записано. Но основной версией, конечно же, осталось неудачное ограбление. Дом Шатунова был битком набит раритетами, которые стоили бешеных денег, а берег их краевед из рук вон небрежно. Да кто угодно мог влезть в распахнутое окно и взять со стола хотя бы тот же подсвечник. А цена ему сейчас… Вот и лезли, да нарвались на хозяина. И время подобрали удачно: белый день, все на работе. Выстрел-то слышали только два человека, соседи, тоже пенсионеры. Но решили – ребятня озорует. Китайская пиротехника сейчас продается на каждом углу и стоит копейки, а юные умельцы из простейших петард такие бомбочки создают! Что же, на каждый хлопок милицию вызывать?

Серьезно к рассказу Андрея отнеслась лишь Светлана. И, конечно, обиделась.

– Что я, ребенок, что ли, что ты так меня опекаешь? – воевала она, шагая по улице. – Да ты понимаешь, что твоя забота только во вред! Предупрежден – значит, защищен. Слышал такое?

– Слышал, – уныло кивнул Андрей.

– Вот! И чтоб больше такого не было!

– Я надеюсь, не будет. Потому что теперь, похоже, осталось только нас убивать.

Светлана зябко поежилась, несмотря на жару.

– Смотри, что у нас получается, – продолжил Андрюха. – Крест отца Иоанна явно ищет кто-то еще – тот, кто приходил в церковь передо мною и расспрашивал об отшельнике у отца Андрея. Безобразье в монастыре и сегодняшнее убийство – его или их рук дело. Сейчас эти психи, похоже, следят за нами и ждут, когда мы найдем распятье и спокойненько им отдадим. Поэтому вчера под окном и притаился шпион, которого приняли за собаку. А сегодня они пришли к десяти, как было условлено с нами, чтобы подслушать окончание вчерашней беседы. Евгений Васильевич наверняка что-то узнал. И приди мы во время, поделился бы новостями и с нами, и – сам того не ведая – с ними. К сожалению или к счастью, но мы опоздали, а Шатунов случайно глянул в окно. Теперь, когда нет других нитей, продолжится слежка за нами, а когда мы отыщем распятие…

– Зачем оно им? – спросила Светлана. Она взяла Андрея под руку и слегка прижалась к нему, словно ища защиты от неведомого врага.

– Да кто же их разберет? Может, хотят продать подороже. Но судя по шоу в развалинах церкви… Наверное, ребята задумали какой-то, как Сергей говорил, метафизический опыт. Хотят «кучу денег, дом в Чикаго, много женщин и машин»…

– Это Высоцкий?

– Нет, друг мой, Толян. Хотя это он списал у Высоцкого.

Несколько минут они шли по улице молча. Наконец Света сказала:

– И что теперь делать?

– Не знаю. Все становится очень опасным.

– Боишься?

– Боюсь. За тебя.

– Ну спасибо. Приятно чувствовать себя такой романтической героиней, ради которой прекрасный рыцарь готов не только в крестовый поход отправиться, но даже от него отказаться. Только учти, рыцарь мой дорогой, что если ты – пас, то я это дело одна раскручу!

– Да ты с ума сошла! – возмутился Андрей. – Я себе этого не прощу!

– Тогда давай вместе…

Андрей задохнулся от возмущения, раскрыл было рот – но только и замотал головою.

– Ну, ты лиса!

– Лиса рыжая, а я белая и пушистая. Итак, что дальше?

***

А дальше оставалось только одно – повторить то же самое, что сделал вчера покойный Евгений Васильевич. Найти племянницу отца Иоанна и попытаться узнать все, что можно, о таинственной Маше Суховой. Конечно, сам Шатунов наверняка бы эти сведения уточнил и дополнил, однако, увы…

Андрея и Свету наполнял какой-то азарт, вроде охотничьего, и, несмотря на то, что они едва отошли от тела погибшего краеведа, дальнейшие поиски решено было продолжить прямо сейчас. Правда, Андрей забоялся было, что таким образом они выведут своих отмороженных конкурентов на ни в чем не повинных людей и могут спровоцировать новую драму. Однако, подумав, оба решили, что такой опасности нет. Нападенье на Шатунова было незапланированным, и вряд ли, особенно теперь, убийца пойдет на какой-либо шаг, который поможет его рассекретить. Даже несмотря на свою отмороженность. Скорее всего, теперь будут следить за ними, и следить до последнего. А тогда… Ну, тогда и посмотрим. И еще, подумал Андрюха, я сделаю все, чтоб тогда Светлана была от распятья подальше.

Единственный след, ведущий к родственникам отшельника, привел в магазин на улице Заводской. Небольшой старый дом, перепланированный и капитально отремонтированный, превратился в довольно милый маленький супермаркет, если эти два слова – «супермаркет» и «маленький» – соединимы друг с другом. Скорее, пожалуй, магазинчику подходило старинное названье «сельпо». Были когда-то в селах такие мини-универмаги, где продавалось все – от хлеба и сахара до керосина и резиновых сапогов. Конечно, ассортимент минимаркета был куда как разнообразней, чем в сельской лавчонке, и практически мало чем отличался от того, что могли предложить в любом по-настоящему большом магазине. А что касается площади помещения и объема товаров – так здесь, почти на окраине крошечного райцентра, в большем не было и нужды. Кругом теснился частный одноэтажный сектор, практически та же деревня. Однако с учетом того, что до ближайшего крупного магазина было отсюда шагать да шагать, дела у супермаркета шли куда как неплохо, несмотря на размеры.

– Здравствуйте, мы можем увидеть хозяйку? – спросил Андрей, войдя в магазинчик. Две девушки за прилавками – одна на продуктах, вторая на промтоварах – посмотрели не него немного испуганно, а потом одна крикнула куда-то вглубь помещения:

– Надежда Сергеевна, к вам пришли!

И обе напряженно затихли.

Вскоре в темном дверном проеме, ведущем внутрь магазинчика, появилась женщина лет тридцати. Даже не зная, что это и есть хозяйка, ошибиться было практически невозможно: одежда, холеное лицо с тщательным макияжем и сама манера держаться – уверенная и чуть снисходительная – говорили о том, что это не продавец и не кладовщик. Только хозяин.

Окинув Андрея и Свету цепким внимательным взглядом, Надежда Сергеевна, очевидно, сделала первые выводы и строго сказала:

– Что вы хотели? Какие претензии?

– Да, вот это хватка – сразу быка за рога, – подумал Андрей. – Бизнесменша!

А Света сказала:

– Не волнуйтесь, мы не с претензией. Мы из музея. Нам известно, что вы родственница знаменитого отца Иоанна, отшельника из сосновского монастыря. А мы собираем о нем материал и подумали, что вы бы могли…

Хозяйка мгновенно расслабилась. Теперь во взгляде ее сверкала ирония и даже какая-то жалость.

– Это, ребята, вы не по адресу. Дядюшка помер за полсотни лет до того, как я на свет родилась. Если б не бабушка – я бы о нем и не знала. И сейчас знаю лишь то, что был когда-то такой отец Иоанн. Был – да заживо в землю зарылся. Мне это вовсе не интересно. Есть дела поважней.

– А как найти вашу бабушку? – спросила Светлана. – Может, она что расскажет?

– Она-то расскажет! Идите, если вам делать нечего. Вот адрес, – надежда Сергеевна быстро черкнула пару строк на бумажке. – А мне, извините, работать нужно. Здесь у нас не музей…

***

– Ирина Николаевна Симонова, – прочел Андрей на добытой в магазине бумажке. – Улица Заводская, дом номер… Так это в квартале отсюда! Интересно, бабушке во внучкином магазине товары со скидкой дают?

Домишко, в котором жила племянница отца Иоанна, был очень старым и казался каким-то больным. Покосившаяся ограда, ветхая крыша, осевший угол стены говорили о том, что ремонта здесь не было лет тридцать, не меньше. И, скорее всего, никогда уже больше не будет – такие гнилушки проще снести и на освободившемся месте построить что-нибудь заново. А бабуля свой век доживет и под прохудившейся крышей. Какой же смысл тратить деньги на текущий ремонт, если при возрасте Ирины Николаевны через несколько лет сюда можно смело прислать бульдозер?

Но если снаружи домик был просто убогим, то внутри поражал какой-то немыслимой смесью того же убожества и утонченной культуры. Да, пол скрипел под ногами и зиял огромными трещинами. Оконные рамы перекосило настолько, что стекла в них дали трещины. В том месте, где крыша была совершенно худой, потолок провис и опирался на старый шкаф… Однако везде, где только было возможно, царили чистота и порядок. Над кроватью – очевидно, в самом сухом уголке аварийного домика – примостилась полочка с книгами. На маленьком столике стояла старинная ваза с живыми цветами – небольшая, простая, стеклянная, она удивительно гармонично вписывалась в обстановку. Напротив окна висела картина в позолоченной раме, изображавшая молодую женщину в старомодном платье, с букетом цветов на коленях. Было видно, что это не репродукция, а подлинная работа настоящего мастера.

– Это портрет моей матушки, – проследив взгляд гостей, сообщила Ирина Николаевна, благообразная старушка, несмотря на свои преклонные годы прямая и стройная, словно прутик. – Она, царствие ей небесное, и домик этот в свое время купила. Теперь вот одна труха остается. Всему приходит конец…

Эти печальные слова были сказаны так, что ни Светлана, ни Андрей не почувствовали ни нужды наперебой утешать старушонку, ни стыда за свою молодость и здоровье. В тоне хозяйки прозвучала лишь констатация печального, но неизбежного факта, безо всяких претензий. Вот они, истинная культура, благородство, интеллигентность, подумал Андрей. Нарочно такое изобразить не получится. Это плоды воспитания, принесенного аж из позапрошлого века. Как же, наверное, трудно было с таким воспитанием жить в нашем обществе – что при Сталине, что при Брежневе, что – тем более – в смутные времена перемен!

– Пожалуйста, заходите, садитесь. Так вы от Евгения Васильевича? Он был вчера у меня, рассказывал о ваших поисках. Знаете, я вас как-то сразу узнала. Впрочем вас, Светлана, я, кажется, видела прежде. Неужели Евгений Васильевич при всей своей дотошности о чем-то забыл расспросить?