Хунхуз

Я внимательно осмотрел конюшню.

– Две уздечки и четыре мешка с овсом.

Дацзы закивал головой, что-то прикидывая в уме, потом сказал:

– Капитана, твоя дом ходи, тама сиди.

Он сказал это таким тоном, что я решил не мешать и удалился в дом.

Дацзы приступил к осмотру конюшни и вокруг неё. Среди множества следов, он нашёл то, что искал – следы от копыт лошадей. Оглядев окрестности, Дацзы уверенно углубился в лес. Стояла сухая тёплая осень, но в ночь похищения прошёл дождь, что облегчило задачу нашему следопыту, он нашёл чёткие отпечатки копыт двух лошадей. Сомнений у Дацзы не было – это именно такие же отпечатки, он видел в конюшне. Он сел на землю, закурил трубку. Дацзы мысленным взором окидывал близь лежавшую местность, все эти горы, реки, долины и строения в тайге. Просто так лошадей в лесу не оставишь, должно быть какое-то укрытие, если, конечно же, их не пустили на мясо, но судя по украденному овсу, воры цену коням знают и собираются их продать. И он вспомнил: есть на западе заброшенная фанза на лужайке у реки. Там есть и корм коням и вода.

Дацзы углубился в лес, ориентируясь на следы: догадка догадкой, но мало ли что.

Вот коней перевели через ручей, дальше следы затоптали кабаны, целое стадо, а вот здесь медведь принюхивался к следам, хорошо, что не тигр. В дальневосточной тайге можно встретить тигра и медведя в одном месте и увидеть ёлку, обвитую диким виноградом. Коней вели по узкой тропинке над пропастью справа и скалой слева, кони упирались, идти не хотели.

На полянке стоит шалаш, перед шалашом костёр, у костра сидит старик-гольд, курит трубку. Дацзы почтительно поздоровался с ним. Старик искренне обрадовался звукам родней речи. Поговорил. Да, здесь проходили китайские люди и вели двух коней, они отобрали у него кабаргу, которую гольд подстрелил накануне, он даже шкуру с неё снять не успел.

Дацзы поблагодарил старика, пошёл дальше.

Наконец, речка, заброшенная фанза, одинокая скала на том берегу. Коней стреножили, и они паслись какое-то время на лугу.

Дацзы открыл дверь фанзы. Кони стояли там и спокойно хрумкали овёс. Осталось узнать: кто это сделал? Судя по следам, их было три человека. Он верёвочкой смерил следы, завязал узелки, обозначя размер.

Дацзы направился в лагерь братства Лю Веймина.

– Это не русские, – доложил он своему даланьбе. – Это сделали вольные храбрецы.

– Почему ты так думаешь? – спросил Лю Веймин.

– Там везде следы, оставленные улами. Остроносые улы носят только охотники и вольные храбрецы. Там точно не охотники – очень много натоптали.

– Если это так, – задумчиво произнёс Лю Веймин, – то только те, кто недавно появился в этих краях.

– А недавно в этих краях появились люди Хэ Яочуана.

– Что же, надо навестить его.

Даланьба Хэ Яочуан был удивлён до глубины души: такие важные персоны в его новой фанзе – Лю лаоши и его «правая рука».

– Да, я знаю, что ты, господин, дружишь с русским, – сказал он, – и ребята мои это знают.

– Все?

– Все. И что лошади у русского пропали, тоже знаю.

– Скажи, Яочуан, когда вы шли сюда, вы проходили мимо фанзы у одинокой скалы?

Хэ задумался.

– Это у речки? – спросил он. – Да, мы там ночевали.

– Ты недавно по своим делам ездил в Харбин, – продолжал допытываться Лю Веймин, – и просил у меня людей проводить до станции Уцзими?

– И это верно, господин.

– И ты со своими людьми шёл мимо посёлка углекопов и, возможно, видел пропавших лошадей?

– Видел. Лошади красивые, но слабые, они не выдержат…

– Я сейчас не об этом, – перебил его Лю Веймин. – Кто-то из твоих людей отлучался куда-нибудь?

– Нет. Только трое ходили на охоту, принесли кабаргу. Только что такое кабарга на такую ораву?

Лю Веймин и Дацзы переглянулись.

– И эти трое ездили с тобой в Харбин? – продолжил спрашивать Лю Веймин

– Нет, только один из них – У Чжимин.

– Ты их хорошо знаешь и можешь поручиться за них?

– Нет. Они пристали к нам, когда мы с Сунгари шли сюда.

– Тогда всё складывается, – сказал довольный Лю Веймин, – позови этих троих сюда.

Трое хунхузов вошли в фанзу Хэ Яочуня с независимым видом, как бы не ведая за собой никакой вины. Лю Веймин посмотрел на них грозно и произнёс:

– Зачем вы угнали коней у русского, зная, что мы с ним как братья?

– Ты ошибаешься, господин, – сказал один из них, – мы не угоняли никаких лошадей.

– Ты – У Чжимин?

– Это так, господин.

– Я думаю, что вам лучше сознаться.

– За нами нет вины, господин.

Дацзы жестом приказал, что бы они вытянули ноги и показали подошвы своих ул. Трое хунхузов подчинились, Дацзы достал свои верёвочки, размеры совпали.

Хунхузов вытащили из фанзы, привязали к деревьям ногами вверх, лицом к земле. Люди Дацзы стали их бить палками по икрам. На крики несчастных сбежали все хунхузы Хэ Яочуана.

– Эти люди, – обратился к ним Лю Веймин, – нарушили законы братства вольных храбрецов. Они тайно ото всех украли лошадей у русского, который мне как брат.

Избиение продолжилось. Люди Хэ с ужасом смотрели на расправу. Наконец, Дацзы и его люди добились своего: провинившиеся хунхузы заговорили. Они в подробностях рассказали как, что и чего было сделано, Лю Веймин только задавал наводящие вопросы. Один вопрос был от Дацзы:

– Кабаргу откуда взяли?

– Отобрали у гольдов.

И за это лично от Дацзы получили по палочному удару каждый.

Чжан Юншен, мой китайский помощник, вошёл ко мне радостно-возбуждённый:

– Капитана, ночь волота конюшня отклывай, делжи. Овса колмушки давай.

– Что случилось, Юншен?

– Холосо случилось, ладость. Утлом знай.

Утром пропавшие лошади стояли в конюшне и ели овёс. Радости моей не было предела.

После обеда появился Лю Веймин.

– Ты доволен, Се Ляо Гай?

– Ещё как! Просто гора с плеч свалилась. Се се (спасибо).

Лю Веймин улыбнулся:

– Бу яо кэци (пожалуйста).

– Значить, всё-таки, это ваши хунхузы были? – спросил я.

– Вынужден согласиться. Это сделали вольные храбрецы. Не мои. Это люди Хэ Яочуана. У тебя есть ружьё, Се Ляо Гай?

– Есть, конечно, а зачем?

– Конокрады сидят там, на поляне, и ждут, когда ты придёшь и расстреляешь их.

– Я?

– Ну, конечно. Они же перед тобой больше всего провинились.

– Прямо вот так вот сидят и ждут?

Я почему-то подумал, что предводитель хунхузов смеётся надо мной или проверяет.

– Ну, конечно, – в его голосе прозвучало удивление.

– Но работа палача не самая почётная у нас в России.

– Но кому-то её надо делать, – сказал он серьёзно.

– Но Россия и Китай – цивилизованные страны. Воров надо судить по закону и наказывать по решению суда.

– Их судили по закону братства вольных храбрецов и вынесли справедливый приговор.

– А может быть, они хотели просто отделиться от братства и создать своё?

– Разве мы звери, Се Ляо Гай? Об этом надо было сказать и отделиться. Когда вольные храбрецы из одного братства затевают какое-нибудь дело, то они оповещают об этом всех окрестных братьев, чтобы не навредить друг другу. А эти конокрады всё решили провернуть втайне от братства. Кто же так делает? Так ты будешь их наказывать?

– Давай сначала ты расскажешь, Веймин, как вы их нашли, это же интересно.

– Ожидание казни – страшней самой казни.

– А у нас говорят: перед смертью не надышишься. Пусть дышат. Сейчас поставят самовар и принесут вишнёвое варенье.

Лю Веймин улыбнулся, сел за стол, достал свою трубку.

– Хао. Да что рассказывать? Даланьба Хэ Яочуан со своим братством промышлял на Сунгари и Амуре, грабил купеческие лодки как китайские, так и русские. И прибрежными селениями тоже не брезговал.

– Пират?

– Да, речной пират, можно и так сказать.

– Ты расскажешь потом о его подвигах?

– Хорошо, расскажу. Так вот, на реке Амур китайские солдаты и ваши казаки очень сильно прижали его братство, он ели выбрался с горсткой людей из той заварухи и пришёл сюда отдохнуть, набраться сил. На Сунгари к ним прибился У Чжимин и два его товарища. Хэ принимал всех, люди ему были нужны. Но клятву братству они не дали, сказали, что сделают это позже. Так что формально они не хунхузы, вернее хунхузы, но не братства Хэ Яочуана. По их рассказам, они промышляли угоном скота в Даурии на реке Аргунь. Только побили их братство сначала монголы, потом казаки и У Чжимин со своими товарищами подался сюда на восток в поисках лучшей доли. В твоём посёлке У Чжимин случайно увидел лошадей, когда сопровождал Хэ в Харбин. И они решили украсть лошадей и продать какому-то японцу с Формозы (Тайвань). И как они сумели так быстро договориться? Формоза же далеко?

– Двадцатый век, – пожал я плечами, – существует телеграф для этих целей и, даже, телефон.

– Да, может быть, – согласился Лю Веймин и продолжил. – Они договорились не только продать ему коней, но и стать его конюхами на Формозе.

– То есть, они решили покончить с хунхузничеством?

– Ши (да).

– Похвально.

– Но какой ценой для всех нас? Что бы было, если бы приехал человек от того японца, одобрил бы лошадей и они бы угнали их на японскую часть железной дороги?

– Это было бы ужасно.

– Было бы ужасно. И для тебя и для братства вольных храбрецов. Так ты пойдёшь убивать конокрадов?

– Нет, Лю Веймин, избавь меня от этого удовольствия. Одно дело убивать людей на войне, другое дело казнить их, пусть даже и заслуживающих казни. Боюсь, что эта казнь отравит мне всю жизнь. Неужели они сидят и ждут казни безо всякой охраны? Они один раз пошли против братства, почему сейчас они не могут пойти?

– Куда же они пойдут? – удивился Лю Веймин. – Куда бы он ни пошли, их поймают и приведут ко мне или принесут их головы. Мы относимся к смерти не так как вы, «рыжие черти». Для нас смерть это такое же проявление жизни как пить, есть, спать с женщиной.

– Как-то не очень вериться, – сказал я. – Если эти трое больше всего провинились передо мной, а я их прощаю, простишь ли ты их?