Помоги проекту - поделись книгой:
– Моё слово. Когда я получу деньги, мы обговорим все детали.
Чжоа сяньшен долго думал, но ему ничего не оставалось делать, как согласился. Через какое-то время, Русско-китайский банк выдал Чжао Шоушану 50000 золотых русских рублей. Больше половины из них оказались наши».
– Не понял, Лю сяньшен, что значить ваши?
– Я хочу сказать, что мы их делаем.
– Вы чеканите фальшивые червонцы и русский банк их принимает?
– Конечно, они же из чистого золота. Тот же вес, та же проба, та же голова царя, а на ребре надпись: «чистаго золота 1 золотникъ 34,68 доли». Единственное, что, так это если поставить монету на ребро, то ваша будет стоять, а наша упадёт. Края формы немного завалены. Так вот, все газеты недели две сообщали, как доблестный Чжао Шоушан громит хунхузов совсем без потерь. Что понятно: стреляли не по нему, а в воздух. Потом в условленном месте часть его людей переоделась хунхузами, настоящие хунхузы передали им японцев и после непродолжительного «боя» они были освобождены. Перепуганные японцы ничего не заметили. А солдаты Чжао после боя, опять переоделись и старались держаться подальше от бывших пленных. Итак, слово своё мы сдержали и получили 50000 тысяч золотыми русскими рублями, Япония получила своих офицеров Генерального штаба, а Чжао Шоушан получил славу и повышение в чине. Мы умеем держать слово, капитан.
После нашего знакомства мы часто стали встречаться с Лю Веймином. Он приходил ко мне ближе к вечеру. Мы пили чай с вишнёвым вареньем, которое ему очень понравилось, рассуждали о жизни и хунхуз рассказывал о своих приключениях.
ВЫКУП
– А ты знаешь, капитан, – сказал Лю Веймин, – что мы не называем себя хунхузами и вообще избегаем произносить это слово?
– Знаю, конечно, – ответил я. – Вы называете себя «вольными храбрецами».
– И у нас не банда, не шайка и не отряд, а братство.
– И это знаю.
– И у нас имеются свои законы.
– Вот это странно. Какие у вас могут быть законы?
– Свои не писаные законы и нарушать их не имеет право ни один из братства вольных храбрецов.
– А иначе – что?
– А иначе будет наказание.
Мы сидели под деревом, и пили чай с вишнёвым вареньем. Мы – это я, горный инженер Сергей Павлович Верещагин и глава местных хунхузов, по-китайски даланьба, Лю Веймин или, как его ещё называют Лю лаоши (
Уссурийский казак Аким Харитонов загулял, в смысле запил. Откуда на него эта напасть нападает неизвестно, но он ни с того ни с сего начинает пить безбожно. Пьёт не как хватит, как всё. Казаки посёлка Илюхинский станицы Ново-Троицкой знают эту его слабость и спиртное ему не продают и не дают.
Напротив Илюхинского, на том, китайском берегу реки Уссури на холме за лесом расположен посёлок, где можно было купить ханьшин – китайскую водку из ячменя. Водка эта очень противная, но у неё есть два достоинств – она дешёвая и крепкая. Аким взял лодку и направился к китайцам. Прошло два-три часа, Аким не возвращался. Тогда его жена Люба, оставила детей на старшую дочь, сама взяла лодку и погребла к китайцам искать мужа, с ней увязался её десятилетний сын Ефимка.
В это время на китайском берегу косил сено илюхинский казак Осип Овчинников со своим двенадцатилетним сыном Иваном.
На той стороне реки Уссури много хорошей земли и казаки пользуются любым свободным клочком земли под пашню или сенокос. Китайцы на это смотрят сквозь пальцы, но и сами, в свою очередь, зимой ходят беспрепятственно охотиться на русскую сторону или летом ищут женьшень в горах.
Вдруг за лесом раздались отчаянные крики и выстрелы. В той стороне стояла заброшенная китайская фанза.
– Что там такое может происходить? – недоумевал Овчинников. – Ну-ка, Ванька, сбегай, сынок, посмотри, что там происходит. Только осторожно.
Мальчик бесшумно скрылся в лесу. У фанзы он увидел вооружённых людей в синих одеждах. На земле, судя по одежде, валялись убитые корейцы. Ваня увидел, как в тёмный проём двери втолкнули Любу с Ефимкой, а оттуда за косу вытащили китайца. С китайцем о чём-то долго говорили, а потом начали бить. Испуганный мальчик бросился к отцу.
– Там одни манзы с ружьями бьют другого, безоружного манзу, а корейцы убитые лежат. И тётя Люба с Ефимкой там.
Со стороны заброшенной фанзы раздался выстрел.
– Это, должно быть, хунхузы, – сказал Осип. – Ну-ка, сын, собираемся и в посёлок.
В посёлке Овчинниковы обо всём рассказали поселковому атаману Степану Кудряшову.
Стоял июнь – покосная пора, все казаки посёлка были на своих делянках, да и поздно было кого ни то искать, вечерело уже. Поиск Харитоновых решили отложить до утра.
Утром пять казаков во главе с атаманом пошли на китайский берег Уссури. Оделись они в казачью форму, что бы манзы видели, что они казаки, а не кто-то ещё. В китайском посёлке им рассказали, что вчера видели русского в сопровождении двух корейцев и одного китайца, они купили ханьшин у местного винодела и отправились назад к реке. Женщину с ребёнком они не видели, хунхузов тоже. А этот русский был не казак, потому что у казаков фуражка с жёлтым околышком, а у того была просто шапка.
Китайцы явно что-то хитрили. Все в округе знали, что вне службы казаки в форме не ходят, разве что старую донашивают.
Казаки, посовещавшись, решили добраться до заброшенной фанзы, но тут из толпы любопытных жителей посёлка, вышел китаец, протянул атаману сложенный вчетверо листок бумаги и сказал:
– Ваша фанза ходить нету.
На бумаге карандашом было написано: «Кудаляшофу атамана».
И дальше: «Тебе хочу твой люди ходи назад положи пять тысяч рубли сопка дорога первый бога фанза».
Что означало: «Атаману Кудряшову. Верну твоих людей, если положишь пять тысяч рублей в первую кумирню по дороге в горы».
До заброшенной фанзы, казаки всё-таки доехали в сопровождении старшины китайской поселковой милиции. Там, естественно, никого не застали. Три трупа так и лежали непогребённые, и среди многочисленных следов от остроносых китайских ул, разобрали отпечаток русского сапога – значить Харитоновы живы.
Китайцы делают улы двух видов: круглоносые и остроносые. Круглоносые носят земледельцы, а остроносые носят те люди, кому приходиться много ходить по лесу и траве – охотники, искатели женьшеня и разбойники – такие улы не задерживают движение. Сомнений не осталось – здесь действительно побывали хунхузы.
Казаки вернулись в посёлок, и Кудряшёв послал нарочного доложить о происшествии станичному атаману.
После долгого и бурного совещания, решили, не торгуясь, оставить в кумирне пять тысяч рублей, но устроить засаду. Если удастся схватить хунхуза, пришедшего за деньгами, то за его свободу, можно потребовать освобождение Харитоновых. Хунхузы своих в беде никогда не бросают и всегда выручают, иногда, даже рискуя жизнями.
На следующий день три десятка станичных казаков в форме, на лошадях и при оружии переправились на китайский берег Уссури. Они обогнули посёлок и по дороге, больше напоминающею широкую тропу, отправились в горы. В десяти верстах от посёлка, на выезде из леса, на перевале заметили кумирню. Кудряшов приказал двадцати казакам остаться в лесу, а сам с десятью казаками поскакал к кумирни.
Кумирня – это три стены и плоская крыша, сложенные из дикого камня высотой примерно два аршина (
– «Владыке гор и лесов, прирост богатства охраняющему. Коли просишь, то непременно и обещай – тогда просящему не будет отказа», – перевел надпись Кудряшов.
– Тигру поклоняются, – сказал Овчинников.
– Да, – согласился атаман, – манзы думают, что в тигра вселяется дух какого-нибудь великого полководца, вот и просят у него удачи.
Кудряшов положил под чугунок конверт с деньгами, огляделся.
– И где будем засаду устраивать? – сказал он.
– В траве напротив входа в кумирню залягут пять человек без лошадей, – предложил Овчинников, – а остальные будут в лесу ждать наготове.
– Что ж, так и сделаем, – согласился Кудряшов.
Станичники развернулись и медленно поехали к лесу. Там в ложбинке развели костры и устроились на ночлег. А пять казаков спешились, вышли из леса и нырнули в высокую траву.
Ночь выдалась холодной и влажной.
Казаки вернулись утром совершенно обескураженные. Они честно промучились ночь в холодной росе, и когда солнце осветило восточные склоны гор на западе, ещё в промозглой тени восточных гор, казаки подошли к кумирне и обнаружили, что конверт с деньгами исчез.
В заброшенной фанзе от выстрелов очухался Аким Харитонов. Он обвёл глазами незнакомое помещение, увидел сидящую на коленках и плачущую Любу и прижавшегося к ней испуганного Ефимку.
– Где это мы?
– В фанзе какой-то.
– А что за выстрелы?
– Манзу и корейцев, должно быть, убили. Говорят, что ты с ними пришёл.
– Да? А ты что здесь делаешь?
– За тобой пришла.
– Зачем?
– Жалко же, пропадёшь.
– То бы я один пропал, а теперь трое пропадать будем. Зачем Ефимку-то за собой притащила.
– Так он за мной увязался, да и слушаешь ты его, когда пьяный.
– Как вы меня нашли?
– По дороге в посёлок встретила какого-то манза. Я спросила его: «Не видел ли он русского?» Он сказал, что видел с двумя корейцами и манзой, вызвался проводить. Вот и привёл сюда.
– У хунхузов мы.
– Вот говорила я тебе: «Не пил бы…»
– Ладно, – отмахнулся Аким.
Тут вошёл китаец, поманил Акима рукой и сказал:
– Элос (
Вышли на улицу, перед Акимом стоял среднего роста китаец с большой бородавкой под левым глазом. Он довольно-таки сносно говорил по-русски, стал выспрашивать Акима – кто он, что он. На все ответы казака кивал задумчиво.
В фанзу Аким вернулся более или менее успокоенным.
– Они со станицы за нас выкуп возьмут, Любаша.
Утром хунхузы повели своих пленников куда-то в горы. Шли долго, пока не пришли к маленькой охотничьей фанзе, стоявшей с краю небольшой полянки, у подножья пригорка, поросшего редким лесом. Хунхузы расположились на поляне, пленников заперли в фанзе, еды им не дали.
– Главное не показывать страха перед ними, – учил Аким сына, – они себя называют храбрецами, и храбрость в других уважают.
Прошла ещё одна тягостная ночь. Утром хунхузы загомонили, чем-то взволнованные. Предводитель хунхузов перекричал своих подчинённых, стал чего-то говорить, ему возражали.
Аким побледнел, он понимал немного по-китайски.
– Плохо дело, Любаша, убить нас хотят. Деньги они получили, да злы они на казаков за что-то, за что – не понял. Вот, что. Пока они там орут, пошли-ка отсюда, Бог даст, догонять нас не будут. Выкуп-то они получили.
Акиму удалось сбить палку, которой подпиралась дверь фанзы. Дверь осторожно приоткрыли, первым выскочил Ефимка, за ним Люба, последним вышел Аким. Беглецы сразу завернули за фанзу и скрылись в лесу. Они шли на север, стараясь идти так, что бы солнце у них было справа и чуть за спиной. Шли долго, стараясь не шуметь, прислушиваясь к звукам леса. Всё было тихо. Вышли на тропу, пошли быстрее. И тут слева раздался выстрел, за ним – второй. С горы спускались хунхузы.
– Бежим! – крикнул Аким.
Беглецы побежали. Тропа сначала свернула налево, потом вильнула вправо, обходя небольшую горку. Хунхузы неслись вслед. Аким подобрал с земли крепкую палку.
– Бегите, спасайтесь, я задержу.
– Аким!
– Прости меня, Люба, спасайся.
Люба бежала, длинные юбки её сдерживали бег, силы покидали её.
– Сыночек, Ефимушка, беги до посёлка и не оглядывайся.
Ефимка оглянулся на мать, кивнул и побежал по тропинке ещё быстрее.
Расстроенные казаки, не таясь, подъехали к кумирни. Осмотрелись кругом: конверта с деньгами ни под чугунком, ни где-либо ещё видно не было.
– Что ж, – сказал Кудряшов, – подождём. Деньги они получили, значить должны вернуть Харитоновых.
Ждали долго, солнце завалило за полдень, когда вдали на тропе увидели одинокую маленькую фигурку – Ефимка. Поскакали к нему.
– Ефимка, – обратился к мальчику атаман, – тятька с мамкой где?
Поделиться книгой: