Другие

Римляне, немного офигев от таких новостей, собрали свои войска и пошли усмирять предков. Усмирять до состояния понимания, кто есть кто. Римляне выше, важнее и главнее, а все остальные, если не холопы, то смерды. Такой вот табель о рангах. Среди римлян тоже была своя иерархия. Римляне – это собирательный образ, который собирал императоров, всадников, патрициев, простых граждан и люмпенов под одно название. У предков тоже был свой табель о рангах, доподлинно мне неизвестный, но точно знаю, что своих вождей они выбирали. Может быть была не абсолютная и идеальная, но демократия. И такое же собирательное название было – «весиготоы».

Вестготы – это не раса, не национальность. Это тоже этнос. Это образ жизни, поведения, и менталитет. А менталитет, как вы знаете, это склад ума, совокупность умственных, эмоциональных, культурных особенностей, ценностных ориентаций и установок. Какие-то общие, выделяющиеся черты по которым можно было определить кто перед вами. Такая классификация сохранилась и до наших времён. Казахстанский немец, который в России считался немцем, в Германии – русский. И в Америке – русский. И даже в Англии, куда переехал из Германии, он был русским. И дети, тоже были русскими. В Канаде, куда он в конце концов перебрался, так и остался русским, но канадца спокойно относятся к национальностям. Важнее национальности, для них отношение. Это правильно, потому что хороших и не очень хороших людей достаточно в любой нации и этносе. Не стоит «всех под одну гребёнку» оценивать.

Для того, чтобы слиться с этносом можно попытаться скопировать и повторить, что-то наиболее выделяющееся в их поведении и одежде. Например, вырядиться индейцем, моряком или военным. Сторонние люди, не входящие в этнос, могут поверить, но для реальных участников (рука не решилась напечатать «членов») этноса будешь ряженым. И есть ещё что-то неопределимое, но то, что и через много лет может выдать из какого этноса ты вышел. Оно стирается и уходит. У разных людей с разной скоростью, если не выпячивать это и не гордится. Через несколько поколений, потомки сливаются с тем окружением, которое их окружает. Но стирается не сразу.

Если оторваться от этноса, но поддерживать то, что для этноса характерно, может получиться мумифицированная копия. Почему? Потому что основное общество развивается, изменяется. Они (общества) всегда так делают, а изолированная часть (анклав) старается не развиваться, притормаживает естественное развитие и испытывает постоянное влияние иных обществ. Достаточно яркие явления, с которыми я сталкивался воочию – Калининградская область и Брайтон. То ли 80 е, то ли 90 тые. Но слегка не такие. И уж точно не так как сейчас в России. И от соседей отличаются. А предки не стремились удержать, то, что у них есть и так же не стремились копировать. Ну если только что-то нужное и полезное по жизни. Они жили среди готов, но уже тогда немного были не готами. Слишком мягкими, наверное, и недостаточно жестокими.

Они были не единственными не жестокими. Среди вестготов многие были более гуманными, чем жестокими. Жестоких было немного, но именно их и запомнили. Запомнили из-за их жестокости. А предки убивали только по необходимости. Война там, или кто-то пытается отстоять своё право, но то, что предкам нужно или понравилось. Ничего личного. Если удавалось отобрать без угрозы жизни и здоровью, обходились без кровопролития. А предыдущие зверства – ну просто не сдержались, накипело. У вас же так тоже иногда бывает? У меня случается. Не убиваю, конечно, но очень хочется сделать так, чтобы взгляд со взгляда свысока изменился на просящий, а гордо выпяченная грудь поменялась на жалобно согнувшиеся плечи. Но дальше не гнобил. Для меня этого достаточно. А предки не сдержались.

Очень интересный факт – несмотря на учинённые предками зверства, они перед битвой попытались договорится с римлянами. Не что-то новое потребовать и не шантажировали, а напомнили про договор, который был заключён два или три года назад и который римляне не выполнили. Предки тоже его не выполняли, но так уж сложилось. Если в договоре, например, прописана предоплата, то требовать выполнения работ, без предоплаты – бессмысленно. Предоплата была прописана, но не была внесена.

Римляне, ослеплённые своей прошлой славой и самостоятельно придуманным величием, на переговоры не пошли. Вероятно, мудрость у них тоже попала в список неиспользуемых функций. И грянул бой. 10 августа 378 года в 3 километрах от Адрианополя римская армия была разбита. В битве участвовали не только мои предки, вестготы. У них было много разных союзников. Возможно даже, что союзники были не у них, а они сами были союзниками у кого-то. Но и со стороны римлян были не только римляне. Здесь я не пытаюсь заявить, что предки разгромили римлян, я написал, что они в этом участвовали.

Четыре года предки с дружественными племенами перемещались по территории римской империи. И в Греции побывали и на Пиренейском полуострове. А потом опять заключили договор. Условия договора были подобны условиям того, самого первого, про «не ходить на юг и охранять границы». Т.е. мирный. Настолько мирный, что даже некоторые соплеменники попали и в знать римскую, и в военноначальники, тоже римские.

Несколько раз, при выполнении задач, благодаря уму и отваге, вестготы-римляне избегали поражений. Побеждали тоже не всегда. Но всегда умудрялись сохраниться. Сохраниться для потомков. Потому как если не оставил потомства и погиб, то только в памяти ненадолго останешься. А так, есть шанс оставить иногда благодарных потомков. Мои предки оставили немало. Повторюсь, я тому прямое доказательство. Однажды участвуя во внутриримских разборках (такие тоже случались) вестготы понесли особо тяжёлые потери. Тогда Феодосий Великий выступил против узурпатора Евгения.

Великий не смог договориться с другим, стремящимся тоже стать великим, а простые воины были брошены в бой друг против друга. Возможно они не были друзьями, но и врагами, до этого, тоже не были. Иногда даже выступали на одной стороне, на одном поле против более понятных врагов. А тут вообще не понятно за что. «За то, что он отнял у меня место, горшок и совочек!», «Так сходи и разберись. Морду ему набей или, если он тебе набьёт, сиди тихонечко в уголке и не хныкай». Предки, находясь в составе Рима и римских войск, тех, кто был за Великого, забарогозили (подняли мятеж). Забарогозили настолько сильно, что прошли ураганом аж до Константинополя и Афин. Здесь было уже всё понятней. Есть римляне и те, кто с ними и предки – готы с теми, кто за них и против римлян. Но не против всех римлян, а только против тех, кто против готов.

Не за раз прошли, не всё и не всегда у них гладко складывалось. Но чаще всё получалось. Конечно с потерями. И пришлось римлянам признать, что это не толпа разбойников, а вполне организованная группа. Настолько организованная, что нужно найти того, кто это организовал и попытаться с ним договорится. Нашли, договорились. Тогда избранным королём был Аларих. Интересно и необычно – избранный король. А по поводу порядка и организованности – я считаю, что порядок, это не когда красиво, а когда удобно и функционально. Римляне привыкли к своему порядку и им пришлось признать, что, если что-то не похоже на их порядок, это тоже порядок и, возможно, более функциональный чем римский. В этот раз он был более функциональным, чем красивый римский.

Алариху римляне дали звание магистра Иллирии и он на время прекратил военные действия против Рима. Так потом англичане от пиратов откупались, а Екатерина Вторая от казаков. Признавали, что они сильные, давали полную амнистию по прошлым деяниям, обещали даже денежки выплачивать, при соблюдении условий и помощь всяческую оказывать. А воевать и грабить если захочется, то ради бога – спиной к империи и, как однажды сказал Чингизхан: «Пока вас кто ни будь не остановит». У англичан и Екатерины получилось у римлян тоже получилось, но не очень.

Т.е. сначала всё было хорошо. Остановились готы в Иллирии (на территории современной Албании), даже немного осели. Но ненадолго. Есть оружие, есть опыт, есть у воинов желание. Набег, ведь это что? Это сходил, забрал и вернулся. Или не вернулся, а прямо там и осел. Съел, всё что награбил – двинулся дальше. Не подумайте, что предки только воевать умели. Они и сельским хозяйством занимались и скотоводством. В те периоды, когда не воевали. Только что скотину вырастить, что урожай- это не только усилия прилагать нужно, но ещё и ждать. Даже если всё быстро растёт, всё равно время нужно. С набегами проще – тоже усилия, немного риска и, в случае победы, уже готовый, обработанный и упакованный урожай, выращенный скот и, почти бесплатные, работники. Ничего ждать не нужно. А если и нужно, то меньше.

Так как на предков набегали, и предки тоже набегали, то никаких угрызений совести по этому поводу они не испытывали. Посидели так, заскучали. Былые победы обросли легендами, часть поражений забылась, другая часть переоформилась в победы. Подросло новое поколение будущих воинов. Настолько подросло, что накопилась критическая масса. Вот с этой массой Аларих и пошёл. Хорошо так пошёл и дошёл аж до Альп, до Пьемонта.

Там и встретился с римской армией. Насколько она была из римлян, уже понятно. Вероятно, они там тоже были. Устроили побоище. Целый день бились, так никто и не победил. Обе стороны были сильно потрёпаны и ещё сильнее задолбались, но боевой дух предков оставался высоким, в отличие от боевого духа римлян, который стремился к уровню плинтуса. У предков так бывало – один боевой дух на всех. И если воинов становилось меньше, то духа оставалось то же количество на всех, что и в начале. Т.е. на каждого воина приходилось духа больше. Со стороны казалось, что боевой дух возрастал. Нет, не возрастал. Предки просто поддерживали боевой дух в начальном объёме.

Стилихон, военноначальник римлян, видя такое, принял решение заключить с предками договор. Стиллихон, кстати, сам был из варваров. Вот поди разбери кто был кем тогда. Не знаю, какие условия фигурировали в договоре и не важно то, что первыми предложили договорится римляне, более важно, то, что предки согласились. С ними всегда можно было договориться. И предки, в очередной раз, согласились на мирное урегулирование. Мудрость оказалась выше желания «разнести всё». Хотя желание было достаточно сильным и возможность была. Не факт, что получилось бы, но предки не стали пробовать. Собрались и, отягощённые добычей, вернулись в свой Иллирик. Продолжили копаться в земле, выращивать скот и ловить рыбу, вспоминая «дела минувших дней».

Жизнь на контрастах позволяет наслаждаться ею более полно и остро. Только что была опасность, риск, тяжесть переходов и вот – уют, спокойствие, безопасность. Согласитесь – приятно. Многие философы, психологи, политики, а сейчас и маркетологи пришли к мысли что человеку нужна разница. Разница между тем, что есть и тем, что будет. Разница нужна всегда, для разных людей с разной частотой, но нужна. Однообразие, даже идеальное, приедается. Человек пресыщается и перестаёт оценивать это как благо. В стремлении к более новому и яркому, некоторые люди доходят до предела. Предела того, что они могут себе позволить, а иногда до предела совершенства. Предел, это когда лучше уже не бывает.

Головой понимают, а душа томится и просит. А что можно сделать? Можно сделать хуже, а потом вернуться к первоначальному состоянию. Предки в таком случае, ходили воевать или в море. Там риск, там тяготы, лишения и опасности. Иногда и в море, и воевать. Знаменательных морских побед в то время за предками не числилось, но никто не помнит и о поражениях, а стычки случались. Пока до места битвы по морю доберёшься, устроишь сражение, а потом вернёшься (если вернёшься), неоднократно вспомнишь про богов, про дом и про свою глупость, считать это райское место постылым. Я как-то был в тех краях, на яхтинге. Скалы, о которые разбиваются волны, впечатляющие. Эти же волны и лодку могут разбить и пассажиров. На берег выброситься, в случае опасности, совсем не вариант. Нет там таких берегов, только скалы. Но зато, если вернулся, то как же хорошо дома. И ничего не нужно улучшать, всё и так хорошо. До следующего раза, когда грусть тоска нахлынет.

Маркетологи стараются улучшать понемногу. Даже если могут сразу улучшить на много, не улучшают. Если какой-то товар стал лучше, чем был, помните, что это не предел. Уже готова новая версия, но её вам не покажут, пока не подготовят следующую. Или пока на предыдущую не начнёт падать спрос.

Политики пользуются другим алгоритмом, тоже очень эффективным. Если есть недовольные своим положением и состоянием, то у них отбирают то, что есть, а потом небольшую часть возвращают. И всё. Все довольны, все смеются. Народ празднует победу и искренне благодарит.

Сколько отберут и сколько потом вернут, зависит от количества совести у политика. Хотя наличие совести у политиков, это вопрос философский. Про это можно рассуждать и даже устраивать диспуты. Но я верю высказыванию: «Чтобы быть хорошим политиком нужно быть достаточной сволочью». Не знаю, кто это сказал, очень похоже на Марка Твена. Правильно сказал, но это моё частное субъективное мнение, которое я никому не навязываю и не рекомендую ему следовать. Не так, что не надо так думать. Думайте, как хотите. Можете так же, можете по-другому. А я считаю именно так.

Один из римских полководцев однажды «прошёл ураганом» по мятежной Британии и победив, забрал всё – скот, продукты, оружие, боле менее ценный скарб. В общем всё, что было и на вопрос: «Ты забрал у нас всё, что нам сейчас делать?», ответил: «Я оставил вам самое дорогое – жизнь». А что с этой жизнью делать, побеждённые должны были решить самостоятельно. Была поздняя осень.

Это про контрасты. Иногда предки устраивали такие контрасты себе сами, иногда они случались без их ведома. Но даже если какие-то перемены пришли извне, то на них нужно реагировать. Так и с договором. Действие его закончилось неожиданно. В начале V века, где-то в 408-410 году Стилихон был убит. Это тот, который был варваром и римским полководцем. Не предками. Желающих его убить было много. Возможно даже кто-то из своих римлян или варваров. Договор был тут же забыт, сотрудничество прекратилось.

Вероятно, всё же в 408 году его убили. Потому что в декабре этого же года, после осады Рима, вестготы получили от Рима богатую контрибуцию. Не стали ждать последствий окончания договора, а как только узнали, что договор прекращён, сразу же и двинулись. Вот здесь огромная благодарность Римской империи за дороги. Все дороги тогда вели в Рим. И та, по которой устремились предки, тоже привела в Рим. По дороге двигаться сподручней, чем по лесам пробираться, да по полям скакать. Перечислять здесь не буду контрибуцию, но она достаточно подробна описана в сохранившихся, реальных документах. Так в документах и записано – кто (Гонорий), кому (Алариху), когда (декабрь 408 г. н.э.) почему и подробный перечень.

Но аппетит приходит во время еды и Аларих со товарищами, прикинув куда бы с этим скарбом пойти, не придумали ничего более гениального, чем попросить (победитель у побеждённого) новые земли для поселения.

Несмотря на естественную (смерть по возрасту или от болезней) и неестественную (войны) убыль вестготов, рождаемость превышала эту убыль. Хотя я, наверное, не прав. В те неспокойные времена любая убыль должна считаться естественной. Воевать нужно? Естественно, иначе убьют, заморят голодом или загнобят. В общем, вся убыль была естественной, рождаемость была высокой и тоже естественной. А ещё союзники, которые примыкали и тоже размножались. Поэтому и пришлось просить. И мне и предкам просить совсем не зазорно. Даже в том случае, когда можно просто отжать и это могло получиться, предки сначала просили.

Гонорий, потеряв связь с реальностью, ответил отказом. Аларих, который с войском и обозами двигался неторопливо на северо-запад, остановился, развернулся и так же неторопливо двинулся обратно на Рим. 24 августа 410 года он вошёл в город.

Несмотря на репутацию беспощадных воинов, предки в этот раз не причинили Риму особых повреждений. По словам Иордана «они только грабят, но не поджигают, как в обычае у варваров, и вовсе не допускают совершать какое-либо надругательство над святыми местами». Иногда предки действительно чинили бесчинства, но, всё-таки, они были готами, а не варварами. Вроде бы небольшая разница, но она есть.

Аквитания (Франция) и Испания.

Сначала думали уплыть в Африку, но отправится из Италии в Африку им не удалось. Какое-то время, предки вестготы как неприкаянные мигрировали по Италии. То пытаясь сосуществовать мирно, то бряцая оружием. И с римлянами сцеплялись и вместе с ними дружили против вандалов, аланов и свевов. В итоге, получили то что хотели. Добро на освоение Аквитании (будущее Тулузское королевство). Римляне избавились от непоседливых, иногда непредсказуемых и всегда отважных предков. По-доброму избавились, не держа зла друг на друга.

То, что предки не совсем мирно пытались отжать у римлян, сейчас французский, Арль, забылось при очередном нападении гуннов. Предки снова объединились с римлянами в дружбе против Атиллы. Объединились удачно, Атилла был разбит. В битве погиб и король вестготов, Теодорид. Его сшибли с коня и растоптали свои, которые в пылу сражения не сразу это заметили. Но заметив горько раскаялись и тут же на поле битвы избрали нового короля. Помните «Король умер, да здравствует король»?

Это тоже привычка от предков, которая потом стала правилом. Умершему (погибшему) королю – почести, новому, тоже почести. Никто никого не презирает. Каждый получает своё. О покойниках только хорошее. Всё происходит почти мгновенно. Как только умирает предыдущий, власть переходит следующему.

Неспокойно вели себя не только предки, которые двигались на юг, но и остготы, которые теснили предков с севера. И в первой половине VII века, как-то так сложились обстоятельства, что вестготы потеряли Аквитанию, но захватили всю Испанию. Вестготы как племя к тому времени настолько разрослись и поперескрещивались, что это уже было не племенное имя, а что-то подобное гражданству. Принадлежность к армии, политике. Простые, не знатные вестготы бились уже не за своё племя, а за чьи то, непонятные интересы.

В один из таких, очередных призваний про отстоять и не посрамить, предкам вдруг пришла разумная мысль, что при отстаивании чьих-то интересов, неплохо было бы и свои интересы соблюсти. И на приход союзников мавров, они отреагировали неожиданно для отцов князей-командиров в самом начале VIII века. Похерили в очередной раз биться. Не стали защищать. Грабить тоже не бросились. Остались нейтральными. А союзники мавры, видя такое положение дел, перестали быть союзниками и за десять лет захватили всю Испанию. Историки, конечно пытаются описать этот захват как нескончаемые кровопролитные бои. Бои были, но мои предки в них не участвовали. Взяли техническую передышку.

Через некоторое время, вестготы как понятие остались в истории. А предки продолжали жить. Теперь уже в Испании. Когда сельским хозяйством занимались, когда выполняли конфиденциальные поручения или работали наёмниками. Воевать то они умели. Но думать тоже могли. Точнее воевали иногда, а думали постоянно. И нисколько это не продажность. Если есть проблема, то должны быть люди, которые профессионально эту проблему решат. За деньги, разумеется.

И ничего в этом продажного нет. Ведь патриотизм, это что? Это когда человек бережёт, развивает, защищает и не рискует тем, что для него дорого. Что предкам было дорого. Семья, жена/муж, дети, родственники. Их безопасность и уют. Вот это они и обеспечивали. Когда-то в составе племени. Потом, кто-то решил, что безопасность племени начинается с безопасности, хоть и избранного короля, жертвами соплеменников. Предки, которые тогда ещё считали себя соплеменниками стали пытаться построить логическую цепочку о том, как безопасность короля может повлиять на их собственную безопасность. Цепочка не складывалась. Прерывалась постоянно. Типа, если будешь беспокоится о безопасности короля, то тебе не сделают плохо. «Кто не сделает?». «Король». Странная безопасность. И тогда они построили свою собственную, вполне логичную и их устраивающую схему. Сначала безопасность того, кто им дорог, потом, за деньги, можно обеспечить безопасность других.

В реконкисте (отвоёвывание земель, в данном контексте у мавров) предки не участвовали. Ни за одну из сторон. Реконкиста как-то прокатилась через них. Халифат закончился, началась Испания. В 1492 году с территории Пиринейского полуострова был изгнан последний мавританский властитель. Это для официальной истории, а для предков – мавританский властитель заменился христианским. И всё.

Предки уже прижились. Виноградниками занимались. Виноградники для них были удобнее, чем скот держать. Конечно, они тоже требуют ухода, но можно было между этими уходами сходить ненадолго повоевать. Виноград не для продажи, а так, для себя. Со своим хозяйством выжить легче. Это осталось у предков в генетической памяти аж до конца 20 века. Надежды на то, что они заработают и потом обменяют это на продукты, не было. Зарабатывали, обменивали (покупали), но не надеялись. Сам, только сам. Так надёжней. Не блистая знатностью, испанские предки были достаточно опытными воинами. Не идальго и кабальеро, но за себя постоять умели. А воевали не важно за кого. Важно, что за деньги. Но никогда не против власти и не против страны. За страну воевали, опять же за деньги, а против страны никогда. Даже за большие деньги.

Бывало, что и в терциях стояли. И против французов, и против флорентийцев. В общем, мир немного посмотрели, ну и себя показали. Испанские терции господствовали на полях сражений около ста лет. Господствовали, это не значит, что всегда побеждали. Часто – да, но не всегда. А принадлежность к испанской пехоте – тогда это были и характеристика, и оценка. Предки были испанской пехотой. Не все, а те, кто в то время был в Испании. Всё-таки вестготские гены давали о себе знать. Не сиделось им спокойно у своих виноградников. Всё на приключения тянуло.

А Испания развивалась. Развивалась по обычному сценарию империй. Территории становилось больше, населения становилось меньше. Те, кто воевал, убивали тех, кто против них, тех, кто в войне не участвовал и гибли сами. Денег казне катастрофически не хватало. Количество тех, с кого можно было взять уменьшалось, а те, с кого ещё можно было что-то взять, бессовестно и совсем не патриотично беднели. За работу в терциях платили немного и нечасто. Совсем как в России, во время Перестройки. Если раз в полгода, то это хорошо. А так – раз в год. Поэтому армии двигались подобно саранче. Не только по чужим, но и по своим территориям.

Предки, когда были в армии, двигались и поступали также. Если хотелось есть, а еда была у попавшегося на пути местного, то важнее было поесть самому, чем беспокоится от том, чем будет питаться, попавшийся под внимание крестьянин. Нет, голодом не морили. Просто забирали и уходили дальше. Тех, кто пытался оказать сопротивление, усмиряли. Если не усмирялся, убивали. Это не жестокость, тогда это было нормой. Каждый заботился сам о себе, насколько мог себе позволить. Предки позволить могли, поэтому позволяли.

Жизнь становилась невыносимо тяжёлой. А тут ещё и инквизиция расцвела до пика своего могущества. Но, безвыходных ситуаций не бывает. Предки, точнее тот предок, который был в конце XV века в Испании, серьёзно задумался о перемене места жительства. Благо подворачивался очень неплохой вариант – осваивать заморские территории. И чуть было не стал пикинер конкистадором. Но что-то его смутило в этом предложении. Билет, хоть и в рай, но в один конец.

Не участвуя в крестовых походах, предки иногда имели возможность наблюдать за колоннами крестоносцев, которые радостно уходили «освобождать гроб господень» или восстанавливать справедливость (изгонять иноверцев). Блестящие, громкие, с глазами, горящими праведным гневом и мечтами о победах. А через некоторое время возвращались менее блестящие, с радостью, что вернулись. Возвращались не все. Очень не все. Иногда единицы. Иногда никто не возвращался. А те, кто возвращался, ничего кроме радости о том, что выжили и ярких воспоминаний о том, как это было не получали.

Чем-то конкиста напоминала очередной крестовый поход. И, посмотрев вокруг, предок почему-то решил, что чем дальше он окажется от испанского владычества, тем лучше. На увещевания, что нигде не лучше, он не купился. Решил попробовать сам, а там уже решить – оставаться, двигаться дальше или вернуться. Тем более, его нигде не ждали. Даже в Испании, которой он был нужен, когда был нужен. Повоевать, налоги заплатить, что ни будь освоить для кого ни будь. И с такими мудрыми, но невесёлыми мыслями двинулся он на северо-восток.

Польша.

Просто на север – там всё понятно, там предки были. Холодно, сыро и инквизиция. На юг – мавры-мусульмане, с очень недобрым отношением к христианам, после выселения их из Испании. На западе – Атлантический океан, а за ним – «земля обетованная, но там так же испанское владычество и туземцы. На восток – опять инквизиция, а дальше мусульмане, которые в сложившейся обстановке постоянных войн с христианами, тоже не пылали к ним добрыми чувствами. Оставался только узкий северо-восточный сектор. Туда и двинулись.

Не торопясь, но и не останавливаясь надолго, дошли до мест, куда инквизиция уже не дотягивалась во всей своей жестокости. Была, но не зверствовала. Вела себя скромнее, ограничивалась католичеством и обещаниями благ или угроз в зависимости от поведения оппонента. Угрозы в исполнение не приводила, а обещанные блага могли случится только после смерти. Не в этом мире и не в этой жизни. Угрозы с сожжения на костре здесь и сейчас, тоже переместились в потусторонний мир. В потусторонний мир предки не спешили. Не боялись, но и не стремились. Как там будет, они не знали, прямых очевидцев (тех, кто был и вернулся) не было. Поэтому старались не нагрешить, а вдруг реально страдать придётся? Но и страдать ради будущих благ, которые могут не случится или случатся не так, не собирались. В общем устроились так, что и похвалить не за что, и наказать повода нет. Жили почти как все.

А времена на территории современной Польши были интересные. Войны, разделы, захваты, рейды. Ну совсем как в то время, когда готы были в составе Римской империи. Римская империя уже давно пала, но остатки её былой славы ещё очень долго призраком носилась по Европе. Многочисленные «потомки» Августа заявляли свои права на различные троны и короны. Собирались для дружбы против, грызлись друг с другом. В такие времена бойцы всегда востребованы. Были востребованы и предки. Тем паче, что испанцы. Мечи у предков уже давно (ещё в Испании) трансформировались, стали длиннее и уже. Сейчас мы называем их рапирами, но это были мечи. Лёгкие, но такие же смертоносные, как и в древности. Пики стали тоже легче и короче. Появилось огнестрельное оружие.

Предки снова обзавелись лошадьми, как и пращуры-готы. В Испании лошадь не была роскошью, но была не у всех. А на новых территориях – лошадь или конь, были почти обязательным атрибутом. Иногда для похода собиралось настолько разношёрстное войско, что даже поверхностного взгляда хватало на то, чтобы понять – про патриотизм здесь речи быть не может. Грабёж, грабёж, грабёж. И чем больше, тем лучше.

Предки испокон веков, поколение за поколением жившие в скромности, не очень полагались на грабёж. Грабили, что скрывать, но не полагались на грабёж, как на постоянный стабильный источник. Во-первых, отобрать не всегда получалось, во-вторых, жить на то, что награбил, если получилось, можно было недолго, потом опять нужно было идти и грабить. И, самое главное, в запас не награбишь. Так, чтобы немного пожить и всё. А если вдруг получалось, что много, тогда и самому можно стать объектом пристального внимания недругов и сотоварищей. Поэтому, как только племенная зависимость стала уступать место принадлежности правителям, предки грабили только в случае их участия в походах и набегах.

Племя, которое зависело от предков и от которого зависели они уменьшилось до размеров семьи. А ещё, человеческая жизнь, не обладая какой-либо значительной ценностью в те времена, стала бессовестно продолжительной. Настолько, что погибнуть в расцвете сил получалось не у всех. Рассвет сил и закат, у всех людей случается по-разному. Кто-то никогда не расцветает, а некоторые счастливчики не доживают до заката. Те, кто дожил до старости и в походах уже участвовать не мог, продолжали хотеть жить и быть полезными. Это могло быть реализовано только в условиях осёдлости и в рамках своей семьи-племени.

Вот так вот постепенно, от бесшабашных кочевников готов, через цивилизованных, но также безбашенных испанцев и задиристых поляков предки постепенно трансформировались во вполне обычных крестьян. Адаптировались к постоянно меняющейся обстановке и отношениям и доадаптировались. Но мудрость, ту, которая в них была со времён вестготов, не растеряли. Да и умение постоять за себя тоже осталось.

А работа на земле она чем хороша? Тем, что больше одного урожая у тебя не отберут. Другие урожаи ещё не посеяны, да не собраны. Скромно, это когда сегодня не голодный и завтра голод не грозит. Конечно может наступить неизвестное послезавтра. Но предки, так же, как и я, их прямой и благодарный потомок, не боимся будущего. Хорошая генетика и опыт выживания в разнообразных условиях тешил предков (и меня тешит) мыслью о том, что при любых условиях есть шанс выжить. Главное не сломаться, не предать себя.

А если выжить не получится, то тоже ничего страшного. Так тоже бывает, предки всегда давали себе право проиграть или погибнуть. Годам к сорока и я себе дал такое право. И знаете, жить стало легче, когда понимаешь, что каким бы ты не был супергероем, придёт время и тебя заменят другие. Сложно, конечно, принять, что проиграть и сдаться, это не одно и тоже. Пока есть силы, они боролись. И доборолись до того, что одному из предков захотелось покоя. Покоя и зависимости только от себя. Другие искусственные зависимости он не отвергал (куда без них), но захотелось зависеть не очень и пореже.

Россия. Сибирь.

Самым подходящим местом, для таких условий проживания была Сибирь. На дворе стоял уже XIX век. Всё, что до Урала было обжито/заселено. Не сказать, что люди были злобными, но точно не гостеприимные. «Понаехали тут» это ещё с тех времён. Вот так предки и оказались в местах, где местных аборигенов уже всех повывели к тому времени и вокруг были только «понаехавшие», разного срока прибытия. Новые «понаехавшие» принимались не очень радушно. Поэтому предок двинулся дальше. Где-то же это должно было кончится. Оптимистом он был. Вот так двигался и двигался. В конце концов и он пообвыкся, и отношения стали помягче – менее агрессивные.

Немного до Енисея не добрались – осели. Галецкие они были. Потому что двигались от Галиции. Как интересно иногда история сюжеты закручивает. Где-то в Галиции или очень рядом, пращуры миру явились, те, которые весиготы. А потом, через много веков, их потомки поселились в тех же местах. Потом, конечно ушли дальше, но они всегда селились как навсегда – основательно. Знали, что нет ничего постоянного, но все равно жили основательно. А в Сибири они уже были идентифицированы как Галецкие. Это так и осталось фамилией, при очередной переписи. Прадед Иваном был. Сын у него в 1905 году родился – Алексей.

Я не знаю, насколько велика была семья у прадеда. В детстве видел фотографию времён Гражданской войны. Будёновцев сфотографировали у кирпичной стены. Двое или трое в папахах, остальные в будёновках. Все в длинных шинелях с саблями или шашками. Конечно не рапира, но что такое рапира я тогда и не знал, по причине малолетия. Один будёновец был один в один как двоюродный брат. И даже шрам на щеке такой же. Сабля от шашки отличается только ножнами. У сабли ножны металлические, а у шашки – деревянные. Деревянные гремят меньше. А шрам у брата на щеке от санок был. Он, когда маленький был, металлическим полозом санок поранился.

Мне потом сказали, что это не брат мой был, а двоюродный дедушка – родной старший брат деда. Дед младшим был и в Гражданской войне не участвовал. Участвовал во Второй Мировой. Вторую Мировую мы иногда ошибочно называем Великой Отечественной, но это исторически неверно. Правильно – Вторая Мировая. СССР одним из первых в неё ввязался и закончил её 2 сентября 1945 года. Германские войска вторглись в Польшу 1 сентября 1939г. (начало II мировой войны) советские – 17сентября. А 22 сентября 1939 года союзники провели совместный парад в Бресте. Нет, он (Советский Союз) был в войне не один. Он закончил её вместе с союзниками.

Не измеряя, не оценивая и не сравнивая вклад и потери каждого из государств, просто пишу про то, что мы там были. Кто мы? Тогда – советские граждане. Те, кто вернулся и те, кто погиб. И здесь, наверное, важно не то, что они не вернулись с войны, хотя это повод ставить в пример, учить гордится, воспитывать подрастающее поколение. То, что кто-то не вернулся домой – в масштабах страны невеликая потеря. Его дом немного опустел. И те, кто его ждал, вдруг поняли, что он никогда не вернётся. Страшное и такое обычное слово «никогда».

Дед тоже в войне участвовал. Наверное, неправильно будет писать служил, более правильно будет воевал. Воевал с 17 июля 1942 года связистом. Воевал неплохо. 13 января 1944 года был награждён медалью «За отвагу». 18 июля 1944 был награждён Орденом Красной звезды, потом погиб. Погиб 22 сентября 1944 года и был похоронен в Латвии, недалеко от п. Эргли.

Бабушка Ольга Исаевна осталась с четырьмя детьми, с сыном – дядей (для меня) Володей и тремя дочерями – Нина, Валя и Зина – моя мама. Про то, что дедушка погиб, бабушка так и не узнала. Всё думала, что он жив, просто где-то осел/кого-то нашёл или просто не вернулся. Непоседой он был. Непоседы иногда остепеняются, а их дети – нет. До тех пор, пока не остепенятся. А потом снова дети-непоседы. И так из поколения в поколение. Непоседливость передаётся всем, но у некоторых её не получается реализовать. Чтобы быть непоседливым, нужно уметь в любой момент, бросить многое, что было нажито и с тем, что наиболее дорого, двинуться в путь. Движение важнее скарба. А то, что реально дорого, много места не занимает. Память, она не в альбомах, она в голове. И самое необходимое, что нужно при переездах – это бесстрашие и опыт. Даже если какого-то опыта нет, он наработается. Ведь, как мы помним, Ноев ковчег построил дилетант. Который ни до, ни после больше корабли не строил.

Узнали мы о том, что дед герой и что он погиб, только после рассекречивания архивов. Спасибо, что успели записать деда в список погибших и захороненных. Список погибших бойцов 21 Гвардейской Стрелковой Невельской дивизии состоит из 2120 строк. Дед воевал в 59 гвардейском стрелковом полу этой дивизии. Вообще в этом захоронении 8077 воинов. Известны имена только 7892. 185 – неизвестны. А похоронка не дошла. Потерялась, затерялась или не была отправлена. Дед отдал жизнь, но это оказалось так незначительно по сравнению с тем, что нужно было сделать.

Нужно было освободить Ригу, и дальше бороться с фашистами. И кто то, может быть из однополчан вспоминал деда, но в целом «отряд не заметил потери бойца…». Сложное, тяжёлое время. Нам нужна была одна Победа, мы (они, те кто были тогда) «за ценой не постоим…». И не стояли, платили. Нам ещё повезло, дед не потерялся. Я знаю где он захоронен и когда ни будь там побываю. А те 185 погибших, имена которых неизвестны, так и останутся безымянными.

В общем, деды не очень скучали. Бабушки были более сдержаны. Женщины вообще по природе более повёрнуты к микроэкономике и микрополитике. Погода и достаток в доме для них гораздо важнее, чем отсутствие свободы у африканских стран, геноцид индейцев и имперские амбиции. Их мир сложен и прост одновременно. Сложно за всем усмотреть, всё успеть, всё сделать и, в тоже время, просто – присматривать, готовить, стирать, убирать, ухаживать, успокаивать… А ещё – доить, выгонять, встречать, кормить, работать в поле и на огороде… И работа не кончится никогда, потому как можно ещё с удовольствием сходить в лес и там, совмещая приятное (прогулка) и полезное (сбор съедобностей) – насобирать грибов, ягод, трав всяких. И домой – делать запасы. Наварить, насушить, насолить. И так в бесконечной круговерти день за днём.

Баба Оля, оставшись без мужа и с детьми, потихоньку или за один раз перебралась в Ачинск. У меня было две бабушки, городская и деревенская. Обе заботливые и обе очень вкусно готовили. Для меня, как внука советских времён, это было важно. Готовили по-разному и даже одинаковые блюда у них получались разными. Например, баба Оля, когда готовила блины на газовой плите, то переворачивала их и сковородку использовала маленькую. Ну, не совсем маленькую, а может быть даже большую. А баба Уля пекла блины на реально большой сковороде. И не переворачивала их, потому что в русской печке переворачивать ничего не надо.

Моя часть родословной.

Когда мама с папой уехала на Сахалин, мама работала сначала телефонисткой, потом киоскёром, уборщицей, почтальоном, бухгалтером в бухгалтерии поселкового Совета, потом диспетчером в пожарной части. Потом вышла на пенсию. Мой старший брат родился на Сахалине, а меня мама родила в Ачинске. Поздний я был. Со старшим братом 14 лет разницы. А по родным и двоюродным моего поколения – самый мелкий. Последыш.

Я помню маму с её работы в бухгалтерии. Видимо был совсем мелким, потому что в память врезался такой случай. Зашёл с мамой на работу, а там, на дальнем окне стояла молочная бутылочка с соской. В бутылке силикатный клей. Клеить бухгалтерам нужно было часто и много. Придумали и сделали, чтобы было удобно. Лайфхак тех, советских времён. Я же не знал про это! Поэтому с радостным воплем «Мама, титя!», бросился через весь кабинет к этой бутылочке. Бутылочку отобрали, потом смеялись и обсуждали, куда бы её поставить/спрятать, чтобы я не дотянулся. Сейчас уже не стыдно. А тогда было очень стыдно и тоже очень, но чуть меньше, чем стыдно, было обидно. Обидно не за то, что обманули, а за то, что смеялись не скрывая.

Меня, вероятно, тогда совсем недавно отлучили от соски. Вот и бросился как изголодавшийся. Нет, не голодный, а изголодавшийся по процессу. Обсуждали и смеялись, не скрывая от меня – что малыш может понять? Малыш всё слышал и всё понимал. Малыши всё понимают, поэтому будьте поаккуратнее с детской психикой, не травмируйте её. Это я вам как бывший малыш говорю. Я помню свою жизнь с яслей.

Из других занятий на маминой работе помню интересное ковыряние бумаг, игру со счётами, рисование «каляк». Сидя у мамы за спиной, я чувствовал себя очень уютно и защищённо. Люди заходили в кабинет и выходили из кабинета. Некоторые достаточно близко подходили к маминому столу. Некоторые, из тех некоторых, которые подходили, пытались заглянуть за стол, чтобы посмотреть на меня. Я в таком случае старался юркнуть под крышку стола в межтумбочное пространство. И уже оттуда следил за ногами через неширокую щель под столом.

Отец, когда приехали на Сахалин, сначала работал мотористом на эРБушке. Это такой маленький рыболовный кораблик – Рыболовецкий Бот. Он, хоть и маленький, но всё как у настоящего корабля. Штурвал, рубка, трюм, каюты, даже мачта. В народе говорят: «Рыбак – дважды моряк». Это правильно, потому, что море опасно само по себе, а рыбаки не только по нему ходят, но и работают.

Из рассказов отца я знал, что они и штормовали (это когда не успели войти в порт и поэтому остались в открытом и бушующем море), и, может быть не однажды, по несколько дней боролись за живучесть – обкалывали лёд. Круглосуточно. Как только корабль отходит от причала – начинается выживание. Так нас учил капитан-инструктор на шкиперских курсах, и я с ним абсолютно согласен.

Потом папа работал водителем в леспромхозе. На бензовозе, на лесовозе. Потом перешёл в пожарную часть. Тоже водителем. Это я уже помню хорошо. А то что было до «пожарки» не помню по причине малолетства или своего отсутствия. Не помню нашей собаки Шарика, не помню лисы. У нас дома (во дворе) какое-то время жила лиса. Потом сбежала. Не помню, как наша семья жила в бараке. А дом, который помню, был на Лесной 22.

Маленький уютный «частный» домик на две семьи, который стоял на сопке, с шикарным видом на море (залив Делангля в Татарском проливе) и маленьким двориком, поросшим «ромашкой пахучей» (Matricaria discoidea). Это такая невысокая, очень мягкая и душистая трава у которой цветы совсем без лепестков. Сейчас дома нет, на его месте поставили котельную. Дома уже давно не было, а кладбище, сопки и шикарный вид на залив так и остались. До 17 лет я прожил на Сахалине. Сначала на Лесной 22, потом нам дали квартиру в двухподъездной двухэтажке.

А ещё за домом был огород с картошкой, морковкой, укропом, луком, редиской и т.д. И ещё были огороды. Не очень большие. Всего 4 (Четыре). Во дворе был погреб для хранения запасов, а в доме – подпол. За тем огородом, который у дома, было кладбище, сопки и лес. Моё детство прошло в период правления Брежнева. Стабильный период со стабильными ценами и стабильными зарплатами. Папа был немного другой – в пьянках не участвовал, интеллигентом не прикидывался, просто делал своё дело. Делал хорошо. На работе его ценили, в посёлке относились с уважением. Хозяйство было не весть какое огромное, но крепкое. Мама также «звёзд с неба не хватала», просто работала. Без попыток подмазаться. Честно, без заискиваний и подмазываний.

Родители не были жадными и расточительными не были. Им и нам вполне хватало того, что было, и чтобы обязательно было время побродить по лесу, сходить на берег моря. Сложа руки сидеть не удавалось, потому что если не было «бытовухи», то бродили по лесу или по берегу моря. Иногда совсем просто так.

Если в лесу случался офигенный урожай грибов, то отец за бесплатно развозил их по знакомым. Грибные и ягодные места не показывал, не из жадности, а потому что вытопчут. На Сахалине и сейчас у многих есть своя речка Бобровка. Такой речки нет на картах Сахалина, но она часто присутствует в рассказах грибников, ягодников, рыбаков и охотников. Так же, как и грибами, отец делился рыбой, за бесплатно. После пенсии папа плёл корзины и мочалки. На корзины шли упаковочные ленты, которые папа находил на берегу моря, а на мочалки – обрывки сетей и упаковочные верёвки, тоже с берега моря. Хобби такое было, чтобы не бездельничать. Потом раздавал их соседям.

Ещё родители никогда «не мыли кости» окружающим. В посёлке ходило очень много сплетен и слухов. Иногда они долетали и до нас. Есть такая категория людей, основное занятие которых разносить и раздувать слухи и сплетни. Родители в этом не участвовали, не разукрашивали подробностями, не передавали дальше, не обсуждали дома. Хватало тем для разговоров кроме сплетен.

Специально чему-то меня не учили, просто подавали пример и следили чтобы хорошо учился и не хулиганил. В результате основы отношений к миру и окружающим плотно уселась не только в голове, но и во всём мне. Может быть, потому что не противоречила генетической памяти? Один из знакомых, глядя на то как я мастерю из подручных материалов какую-то очередную приблуду, которая облегчит мне жизнь, с горечью сказал: «А мой отец ничему меня не учил». И мой тоже не учил! Он научил каким-то основам, а так, чтобы учить как что-то делать – этого не было. Основы, которые оказались полезными. Я наших детей учу так же – больше творчества, больше импровизации. Даже в кулинарии. При минимальном риске для себя и окружающих.

Что такое инфляция в советские времена мы не знали. Это было где-то далеко и никак не с нами. Когда она нас постигла, не огромные, но достаточно внушительные сбережения родителей обесценились. Потом государство сбережения проиндексировало и вернуло. Вместо двух машин, которые можно было купить когда то, вернули деньги на четыре булки хлеба. Я в очередной раз понял, что надеяться можно только на себя.

Папа умер в начале декабря 2001 года. Умер просто и быстро. Принёс из подвала уголь, лёг на кровать, а через пять минут его не стало. Ему было 73 года. 73 года нелёгкой и нескучной жизни. В Сибири мужики так и умирали – сделал всё по хозяйству, лёг на лавку и умер. Я не смог прилететь на его похороны. Перелёт стоил как полугодовой доход. А запасов у нас тогда не было. Нет и сейчас. Я живу так же, как и мои предки – здесь и сейчас. Совсем не думаю про завтра, но «в колодцы не плюю». Стараюсь не плевать.

Папу похоронили на кладбище, которое за бывшим огородом, нашего бывшего дома. За кладбищем – сопки. Я с папой в детстве несколько раз ходил весной за сопки за берёзовым соком. А перед кладбищем – море, залив Делангля. На море папа брал меня не всегда, но очень часто. Папа меня многому научил. Что-то досталось от далёких и очень далёких предков на генетическом уровне, чему-то научил он. Через несколько лет я перевёз маму с Сахалина к нам. А за три года до её смерти перевёз в пансионат. Наша жизнь изменилась. Дома сидеть не получается, а работать, не зная, что может с ней случится в течение дня я не мог. Т.е. мог, но каждый раз летел домой в ожидании беды.

Когда отвозил её в пансионат, во мне боролись душа и разум. Умом понимаю, что так будет лучше, спокойней, а душа разрывается. Мама умерла, немного не дожив до девяносто одного года. Для нашей страны, которая сейчас и которая была до того, как образовалась которая сейчас, это очень почтенный возраст. Мы знали, что это случится. Она, устав от болей и своей беспомощности, хотела этого и просила забрать к своему Коле, но всё равно это случилось внезапно.

Совсем слегла за две недели до смерти, а до этого двигалась как могла, читала газеты, смотрела телевизор. Ухаживать за собой старалась сама. И в попытках не обременять окружающих постоянно доставляла им беспокойство. Сама пыталась спуститься с лестницы, привязав к руке железные «ходунки». Терпела до утра, чтобы, идя в туалет не разбудить персонал пансионата. А ещё перевязывала металлические ходунки тряпочками, чтобы не скрипели и такие же тряпочки привязывала к ножкам, чтобы не стучали. В 2019 году она умерла. Я перевёз её прах на Сахалин и похоронил вместе с папой. Она так хотела. Во дворе увидел соседку, которая вешала бельё. Доставала его из папиной корзинки. Прошло 19 лет с папиной смерти, а его корзинками так и пользуются. Вероятно, и мочалки у кого-то остались. Потому что сделаны были на совесть и с душой.

А род продолжается, и я продолжаю двигаться/мигрировать. Всё надеюсь, что остановлюсь не из-за того, что дальнейшее движение будет невозможно, а потому что найду такое место, откуда не захочется уходить. Оно не должно быть абсолютно идеальным, но там должна быть возможность покоя, созерцания и редкого, нешумного общения. Общения ни о чём. Не решение проблем и обсуждение соседей, а обо всём и ни о чём конкретно. Можно обсуждать планы. Например, на очередное путешествие. Хотя нет. Я не умею обсуждать планы, я умею их строить. Такой же, как предки «к одному месту не приколоченный». Везде селюсь основательно, но не навсегда. Всегда готов к приключениям и путешествиям.

Спасибо вам родители, за то, что я есть. Спасибо вам предки, за то, что каждый из вас оставил потомство. Как это, оказывается, важно просто быть. Не обязательно богатым, успешным, знаменитым. Но обязательно не несчастным. Все мы видим один и тот же мир. И если не отвлекаться на мнение окружающих и создание соответствующего имиджа, то можно вдруг понять, что быть счастливым просто. Для этого нужно просто быть. Не ждать, что кто-то сделает вас счастливым и всегда помнить, что то, что с вами случается – это всегда ваш выбор. Я иногда устаю, иногда раздражаюсь, бывают даже периоды депрессии. Но какое же это счастье, перебирать своё настроение. Сегодня одно, завтра другое… Я жив. Я готов к приключениям и путешествиям. Я есть…

В оформлении обложки использована фотография автора Сочнева Павла, на которой изображён автор.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.