Учение Оптинских старцев

…мы слышали от покойного нашего старца, батюшки отца Макария, что к нему приходил один мирянин, имевший такую высокую степень духовной молитвы, что батюшка отец Макарий недоумел, что и отвечать ему, когда мирянин, ради получения совета, разсказывал старцу разные состояния молитвы, и батюшка отец Макарий мог ему только сказать: «держитесь смирения, держитесь смирения». И после с удивлением об этом нам говорил [2, т. 1, с. 463].

Итак, смирение и усердие в молитве ведут к превращению ее в жизнь души. Эта жизнь души может быть понята как кругообразное движение «молитва – благие дела – молитва». С другой стороны, рассматриваемое кругообразное движение не неизменно, оно есть круговое движение сознания молитвенника вовнутрь молящегося, и по мере такового вхождения молящегося внутрь себя его молитва обретает разные степени совершенства.

3.3. Степени молитвы

Значительное внимание вопросу о степенях молитвы уделил Оптинский старец прп. Варсонофий. Он, в частности, говорил:

Молитва бывает… во-первых – устная, во-вторых – внутренняя, сердечная, в-третьих – духовная. Внутреннюю сердечную молитву имеют весьма немногие, а имеющие духовную молитву встречаются еще реже. Духовная молитва несравненно выше внутренней, сердечной. Имеющие ее начинают познавать тайны природы, они смотрят все со внутренней стороны, на смысл вещей, а не внешнюю их сторону. Они постоянно бывают охвачены высоким духовным восторгом, умилением, от которых их глаза часто источают слезы. Их восторг для нас непонятен. Доступный нам восторг самых великих художников в сравнении с их духовным восторгом есть ничто, ибо он душевен. А преподобный Исаак Сирский говорит еще о четвертом роде молитвы, молитвы, выходящей за пределы нашего сознания… Что это за молитва, я не знаю. Быть может, ее и имел только один Исаак Сирский… [2, т. 1, с. 442].

В приведенном наставлении дана трехчастная классификация молитвы с добавлением четвертого рода молитвы, о котором старец предпочел сказать отдельно. Трехчастная классификация молитвы довольно естественно тяготеет к трехчастному строению земного человека. В этом смысле мы можем определить устную молитву как осуществляемую через тело человека, внутреннюю сердечную молитву – как творимую посредством души и соответственно духовную молитву – как порождаемую духом.

Устная молитва является наиболее внешней, а потому и наиболее доступной для не углубленного внутрь сознания человека. Она может произноситься вслух, так что бывает слышна другими людьми, но может произноситься и неслышно, «про себя». Поэтому принадлежность молитвы к устной определяется не тем, как она произносится – вслух или «про себя», но тем, где находится в данный момент сознание человека.

Устную молитву творят люди, сознание которых «регистрирует» в основном явления внешнего, физического мира. Потому и молитва для них есть обращение человека к горнему миру посреди мира физического, который и выступает наблюдаемой реальностью, в то время как более внутренние реальности «молчат», не видимы и не регистрируемы сознанием. Понятно, что устная молитва является наиболее распространенным родом молитвы.

Молитва внутренняя более редка. Сознанию творящего внутреннюю молитву открыты не только явления физического мира, но доступны также и явления более внутреннего душевного мира, в том числе и переживание получаемой свыше благодати. На этой степени молитвы сердце человека уже в определенной мере согрето, а потому и способно воспринимать более тонкие явления – например, явственно ощущать благодать, исходящую от икон, мощей, благословения священника и т. д.

В православной литературе редко проводится четкое разделение души и духа; некоторые авторы исходят из частичной и даже полной тождественности того и другого. В рассматриваемом здесь контексте душа понимается как своего рода посредница между духом и телом, способная воспринимать явления как телесного, так и духовного порядка, объединяя их для сознания в единую, но все же специфически ограниченную, «душевную» картину. У имеющего внутреннюю молитву сознание вошло в сердечный, душевный мир, и потому молитва творится оттуда, обретая свое качество «сердечной» по месту присутствия сознания и творения молитвы.

Духовную молитву старец Варсонофий характеризует как еще более редкую и несравненно более высокую, нежели сердечная. В его высказываниях о духовной молитве наиболее отчетливо видим и признак приведенной классификации – место пребывания сознания и творения молитвы. Так, относительно имеющих духовную молитву старец указывает, что они смотрят с еще более внутренней стороны, чем имеющие сердечную молитву, и смотрят на смысл вещей и начинают постигать тайны природы.

Эта способность созерцать смысл вещей так, как обычный человек созерцает их внешнюю сторону, есть способность духа. Или, по контексту нашего рассмотрения, есть результат вхождения сознания в область духовного, соединенности сознания с духом и способности человека творить молитву в духе и истине.

Бесспорно, это очень высокий духовный уровень развития человека. Постоянный духовный восторг и умиление духовных молитвенников вызваны их способностью созерцать Царство Небесное и жить благодатью Божией, что, несомненно, далеко превосходит все виды эстетических восторгов, основанных на земном опыте.

Прп. Варсонофий называет еще один род молитвы, а именно молитвы, «выходящей за пределы нашего сознания». Действительно, в рамки примененной выше классификации эта молитва «не вписывается». Ибо «за пределами сознания» означает «не по месту пребывания сознания», а мы до сих пор исходили из классификационного признака «по месту пребывания сознания и творения молитвы».

Старец говорит об этой молитве совсем мало, указывая только на ее уникальность – наивысшую степень редкости, вплоть до обладания такой молитвой единственным человеком. Можно осторожно предположить, что речь здесь идет о молитве, таинственно совершаемой человеком непосредственно в Боге, в области Божественного бытия и присутствия, недоступной сознанию и пребыванию человека.

Применительно к молитве Иисусовой прп. Варсонофий снова дает трехступенчатую, с отдельным упоминанием четвертой ступени, классификацию и добавляет новые акценты:

Молитва Иисусова разделяется на три, даже на четыре ступени. Первая ступень – молитва устная; когда ум часто отбегает и человеку надо употреблять большое усилие, чтобы собрать свои разсеянные мысли. Это молитва трудовая, но она дает человеку покаянное настроение.

Вторая ступень – молитва умно-сердечная, когда ум и сердце, разум и чувства заодно; тогда молитва совершается беспрерывно, чем бы человек ни занимался: ел, пил, отдыхал – молитва все совершается.

Третья ступень – это уже молитва творческая, которая способна передвигать горы одним словом. Тогда такую молитву имеет, например, преподобный пустынник Марк Фраческий.

Наконец, четвертая ступень – это такая высокая молитва, которую имеют только Ангелы, и которая дается разве одному человеку на все человечество [2, т. 1, с. 456].

В приведенном высказывании признаком классификации выступает характер процесса моления и его результат, а не место пребывания сознания и творения молитвы. Поэтому характеристика степеней молитвы выглядит несколько иначе, чем в предыдущем случае.

На первой ступени, то есть при устной молитве, молитву творят именно уста, а ум часто отбегает от слов молитвы и касается предметов посторонних. Здесь молитва возникает и разрушается, имеет прерывистый характер, как бы борется за свое существование. Поэтому нужно употреблять большое усилие, чтобы сосредоточиться на словах молитвы и удерживать на них ум максимально долго.

Старец метко называет такую молитву трудовой, ибо процесс устного моления в существенной степени включает в себя труд по удержанию ума на молитвенном обращении и предотвращению обессмысливания молитвы. Новоначальный молитвенник при этом не может не увидеть, сколь несовершенна его молитва, которая то и дело становится и не молитвой вовсе. Поэтому для такого молитвенника молитва становится образом его греховности, выражающей меру его поврежденности грехом и неспособности совершать надлежащие действия.

Тем не менее и такая несовершенная молитва ценна. Через созерцание «воочию» меры своей греховности, отражаемой молитвой, молящийся приходит к покаянному настроению и постигает неизбежность принятия смирения как единственного позитивного пути по разрешению его духовной ситуации. Потому и действительным результатом устной молитвы является переход молитвенника к покаянию и далее смирению как универсальной основе молитвы – каковым оно и является в учении Оптинских старцев.

На второй ступени (при умно-сердечной молитве) рассогласованность и даже хаотичность движения ума и сердца, разума и чувств преодолеваются. Силы души становятся заодно, одинаково устремляясь в молитве к Богу. В результате молитва становится постоянной. На данной ступени результатом процесса моления является само моление, то есть в молитве достигаются постоянство и стабильность, всегдашняя обращенность к Богу, что и выявляет такую молитву как настоящую – имеющую силу существовать беспрерывно.

Ум и сердце, разум и чувства являются силами души. Их соединение воедино свидетельствует об обретении душой целостности, построенной на устремленности к Богу. Понимание жизни, основанное на всецелой устремленности к Богу, есть целомудрие. Для достигших умно-сердечной молитвы целомудрие является естественным взглядом на жизнь.

На третьей ступени реализуется творческая молитва, способная одним словом передвигать горы. Если устная молитва борется за свое существование и порождает в молящемся покаяние и смирение, а умно-сердечная молитва в этой борьбе одерживает победу и становится живущей, то творческая молитва набирает силу, способную творить чудеса.

Источник силы творческой молитвы – высокая степень совпадения воли человека с волей Божией. В этом совпадении слово человека представляет слово Бога, и потому через слово человека Бог творит Свою волю, которая, как мы знаем, может не только гору передвинуть, но и Вселенную сотворить. Поэтому путь молитвы учит человека главному – исканию и пониманию, а также исполнению воли Божией.

Четвертая ступень молитвы для нас остается тайной. Она имеет исключительный, уникальный характер, и о ней мало что известно. Можно лишь сделать некоторые общие замечания – например, что неведомым нам Промыслом Божиим людям может быть дарована молитва более высокая, чем творческая.

Для нашего более полного понимания степеней молитвы старец Варсонофий приводит еще один трехчастный вариант ее классификации:

Первый от Господа дар в молитве – внимание, то есть когда ум может держаться в словах молитвы, не развлекаясь помыслами. Но при такой внимательной, неразвлекательной молитве сердце еще молчит. В этом-то и дело, что у нас чувства и мысли разъединены, нет согласия в них. Таким образом, первая молитва, первый дар есть – молитва неразвлекаемая. Вторая молитва, второй дар – это внутренняя молитва, то есть когда чувства и мысли в согласии направлены к Богу. До сих пор всякая схватка со страстию оканчивалась победой страсти над человеком, а с этих пор, когда молятся ум и сердце вместе, то есть чувства и мысли в Боге, страсти уже побеждены. Побеждены, но не уничтожены, они могут ожить при нерадении, здесь страсти подобны покойникам, лежащим в гробах, и молитвенник, чуть страсть зашевелится, бьет и побеждает. Третий дар есть – молитва духовная. Про эту молитву я ничего не могу сказать. Здесь в человеке нет уже ничего земного. Правда, человек еще живет на земле, по земле ходит, сидит, пьет, ест, а умом, мыслями он весь в Боге, на небесах. Некоторым даже открывались служения ангельских чинов. Это молитва – молитва видения. Достигшие этой молитвы видят духовные предметы, например, состояние души человека так, как мы видим чувственные предметы, как будто на картине. Они смотрят уже очами духа, у них смотрит уже дух [2, т. 1, с. 458].

На первый план здесь выходит понимание молитвы как дара Божия и степеней молитвы как степеней молитвенного дара. На устную молитву, творимую с покаянием и смирением, Господь подает дар внимания – способность ума удерживаться в словах молитвы. Посредством дара внимания человек восходит от устной молитвы к умной, которая занимает промежуточное место между устной (внешней) и умно-сердечной (внутренней) молитвой.

При внимательной, неразвлекаемой молитве ум уже обретает постоянную направленность на смысл слов молитвы и через это устремленность к Богу. Но сердце еще молчит, оно еще не соединилось с умом в молитвенный союз. Второй дар – пробуждение сердца и соединение его с умом, посредством чего и ум, и сердце неразвлекаемо прилагаются к словам молитвы, постигают их смысл и совместно обращаются к Богу. Если первый дар начинает преобразование устной молитвы во внутреннюю посредством придания ей характера умной молитвы, то второй дар завершает такое преобразование, сообщая молитве качество умно-сердечной.

Прп. Варсонофий дает отличительный признак, по которому можно заключить о завершенности процесса формирования умно-сердечной молитвы. Признак этот – победа над страстями. На ступени устной молитвы страсти побеждали человека, отвлекая его ум и сердце от молитвы и тем самым погашая молитву. Однако стяжав внутреннюю молитву, человек уже в состоянии не позволить страстям отвлечь силы его души (ум и сердце, разум и чувства) от устремленности к Богу.

Первый и второй молитвенные дары есть, таким образом, дарование Богом молитвеннику победы над страстями или придание силы смирению молящегося, который, смиряя себя, получает силу смирить свои страсти. На ступени внутренней молитвы страсти побеждены, но не уничтожены. Поэтому и здесь от молитвенника требуется радение о молитве, которое носит охранительный характер – то есть направлено на недопущение рецидивов страстных состояний души.

Третий дар есть духовность молитвы. Первые два дара давали молитвеннику освобождение от страстей, но не освобождали его вообще от всего земного. Но на третьей ступени молитвенного дара именно это и достигается. Освобожденность от всего земного есть способность пребывать в духе и быть духовным существом. Отсюда человек, достигший столь высокого состояния, может непосредственно (не умозрительно) созерцать предметы духовные, вплоть до служения ангельских чинов.

Поэтому старец Варсонофий называет третий дар (третью ступень молитвенного дара) молитвой видения. Он как бы говорит о том, что здесь человек обретает способность видеть подлинную, вечную и истинную реальность, в которой и надлежит человеку жить. Реальность, к которой Господь дарует земному человеку путь постепенного восхождения Его благодатью в ответ на молитву о прощении грехов и помиловании. Но это – путь избранных, то есть более высокая версия общехристианского пути. Общий же путь заключается в том, чтобы быть соблюдаемым силой Божией ко спасению, с духовными ли дарами или «без оных».

Коротко обобщим вышесказанное. Прп. Варсонофий дал триединую классификацию степеней молитвы, раскрыв три ее составляющих как жизни души. Первая составляющая – место пребывания сознания и творения молитвы; вторая – процесс моления и его результат; третья – дары Господа молитвеннику. Поэтому молитву можно определить как движение сознания человека во все более внутренние реальности, творимое с сознанием своих грехов и обретающее место пребывания сознания по дару Божию. В этом движении человек все более приближается к пониманию и исполнению воли Божией, а потому и возрастает результат его молитвы, поскольку на высоких ее уровнях слово человека становится представителем слова Божия. Смирение является универсальной основой молитвенного пути, поскольку на высших степенях молитвы достигается полнота смирения, то есть готовность и способность выполнить волю Бога во всем.

3.4. Молитва как испытание

Молитва всегда есть испытание для молящегося. Уже на самом первом, устном уровне молитвы испытывается способность человека к покаянию и смирению. Но на молитвенном пути человека ожидают также испытания и другого рода – брань врага, препятствующего нашему спасению. Эта брань ведется изощренно, и потому крайне важно изучить наставления Оптинских старцев и на этот счет.

Прп. Амвросий указывает на необходимость осторожности и разумности при прохождении степеней молитвы:

Устную молитву как бы кто ни проходил, не было примеров, чтобы впадал в прелесть вражескую. А умную и сердечную молитву проходящие неправильно нередко впадают в прелесть вражескую. И потому прежде всего должно держаться крепче устной молитвы, а потом умной, со смирением, а затем уже, кому удобно и кому благоволит Господь, переходить к сердечной, по указанию святых отцев, опытом прошедших все это [2, т. 1, с. 465].

Устная молитва как наиболее внешняя является начальной, а потому и наиболее безопасной. Сердце молчит, ум блуждает на земных предметах – парадоксально, но эти несовершенства молящегося являются для него определенной защитой. В чем суть этой защиты? В том, что сознание молитвенника не входит в сферы иного мира, и потому бесплотные враги не имеют возможности втянуть его в прелесть. Человек как бы все время кружит вокруг двери в иной мир, то приближаясь к ней, то удаляясь от нее, но не открывает ее и не входит. Бесы же находятся по другую сторону двери и ждут вхождения в нее, чтобы напасть на молитвенника.

Старец Амвросий говорит о том, что нужно крепче держаться устной молитвы. Это означает, что нельзя пренебрегать устной молитвой, «перескакивать» через нее как занятие для не способных к более высокому молению. Нужно надежно достичь того результата, который она предполагает, то есть прийти к покаянию и смирению, а также стяжать дар внимательной молитвы. Без этих добродетелей переход к умной молитве опасен.

Опасен он вот чем. Сети прелести, в которые уловляют нас враги, срабатывают только тогда, когда мы не смиренны. Наше несмирение во многих случаях проявляется в том, что мы мечтаем о большей и лучшей доле, чем та, к которой способны и которую имеем. Поскольку таковое мечтание ошибочно, враги охотно с ним соглашаются и начинают подбрасывать в сознание молитвенника мысли и образы, которые якобы служат свидетельством уникальной духовной роли, которую должен сыграть неосторожный молитвенник.

Расчет строится на то, что самопревозношение лишит молящегося благодати, которая сдерживает действия врага, и его можно будет увести в области, где массированный сброс лжи в сознание молитвенника подавит его способность правильно (то есть покаянно и смиренно) противостоять угрозе гибели. Неправильное прохождение умной и сердечной молитвы, напоминает старец Амвросий, нередко и приводит к впадению в прелесть вражескую.

Для правильного же прохождения данных степеней молитвы нужно наличие определенных условий. От устной к умной молитве можно перейти, имея смирение и дар внимания. А вот для того, чтобы перейти от умной к сердечной молитве, этого уже недостаточно. Требуются еще три условия.

Во-первых, переход к сердечной молитве должен быть удобен для молящегося. Под удобством можно понимать отсутствие сдерживающих факторов – неуверенности в своих действиях, беспокойства, боязни последствий и т. д. С другой стороны, удобство выражается в естественности перехода к более высокой степени молитвы, его подготовленности и назрелости.

Во-вторых, невозбранно переходить к внутренней молитве суждено тому, «кому благоволит Господь». Таковое благоволение молитвенник может ощутить через особое чувство спокойствия и уверенности, которое Господь подает выполняющим Его волю.

В-третьих, переходя к сердечной молитве, молитвенник должен полностью придерживаться указаний святых отцов, «опытом прошедших все это». Как и в любом важном деле, в молитве «теоретические» знания не дают гарантии успеха. Нужна информация об опыте, то есть описание типичных ошибок и способов их исправления, пояснения и примеры из реальной жизни.

Прп. Амвросий умело доносил молитвенный опыт до своих духовных чад:

Пишешь, что во время молитвы у тебя бывают плотские движения и скверные хульные помыслы. Должно быть, ты во время молитвы держишь внимание ума внутри очень низко. Сердце человека находится под левым сосцем, и ежели молящийся человек держит внимание ума ниже, тогда и бывает движение плоти [2, т. 1, с. 436].

Внимание ума есть внутреннее направление или ориентация сознания человека. Те области естества человека, на которые направлено внимание ума, определенным образом активизируются. От них начинают поступать сигналы, которые автоматически начинают обрабатываться умом. То есть человек начинает непроизвольно мыслить об этих естественных функциях.

Если внимание ума внутри человека держится ниже уровня сердца, то оно активизирует для сознания человека чисто физиологические функции и вызывает «физиологические» размышления. Враг использует эту удобную для него ситуацию двояким образом. Сначала он вызывает какое-либо движение тех органов, на которые направлено внимание ума, с тем, чтобы еще сильнее отвлечь внимание от молитвы. Далее с помощью прилогов (то есть подбрасываемых мыслей) он стремится привести непроизвольное размышление человека к какому-нибудь непотребному виду, особенно такому, которое в силу личных особенностей молитвенника вызывает его сильное смущение. Цель врага – столкнуть высокое (молитву) и низкое (физиология в непотребной интерпретации) так, чтобы низкое подавило молитву.

Подобные ситуации и объясняют, почему для перехода к внутренней молитве необходимо иметь навык удержания внимания на словах молитвы и на верхних областях естества человека, а также смирение. Борьба с врагом неизбежна во всех случаях, но, имея «управляемое» внимание, человек держит его там, где врагу менее удобно нападать. С другой стороны, имея смирение, человек терпеливо переносит те искушения от врага, устранить которые полностью невозможно.

Если человек не подготовлен к рассматриваемой ситуации, он может сорваться. То есть ему не хватит сил перенести «плотские движения и скверные хульные помыслы». Дело это нешуточное, и старцы говорили о том, что мысленная брань приравнивается к мученичеству. И потому для некоторых людей столкновение с реальной мысленной бранью в силу их неопытности и неподготовленности заканчивается катастрофически, вплоть до повреждения ума.

Прп. Анатолий дает в этой связи дельный совет:

Сердечного места упруго отыскивать не должно: когда возрастет молитва, она сама отыщет оное. Наше старание – заключать ум в слова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную». Святитель Димитрий учит: «Где ум, там и сердце» [2, т. 1, с. 467].

Приведенное наставление является хорошим примером, как старцы общий подход к молитве применяли для решения конкретных вопросов. Общий подход – это положение, что учителем молитвы является Бог и от человека требуется естественное поведение в рамках святоотеческих указаний, чтобы усвоить те уроки, которые ему Господь преподаст.

Искусственные приемы, вроде упругого отыскивания сердца, скорее вредят, чем помогают делу. То, что представляется наиболее простым – старательное заключение ума в слова молитвы, – является наиболее правильным и эффективным. Вообще, не стоит увлекаться разного рода «технологиями» молитвы. Лучшая технология – смиренное и терпеливое ожидание, что Бог исправит молитву в нужное время и сообразно обстоятельствам.

В этом русле наставлял свою подопечную прп. Иларион:

Писала, понуждаешь себя на призывание имени Иисусова, чувствуешь пользу, хотя и не имеешь такого сокрушения, какого бы хотела иметь. Думаешь, не враг ли тебе представляет пользу молитвы? Молитва всегда полезна и может всякие помыслы прогонять. А если когда против желания ум пленится – тогда продолжать молитву, а не противоречить, противоречить не твоей еще меры [2, т. 1, с. 472].

Когда ум на молитве пленяется помыслами, далеко не всегда имеет смысл вступать с ними в борьбу. Борьба с помыслами требует изрядного навыка и опыта, она под силу молитвенникам, которые прошли суровую школу трезвения и опытно знают все вражеские уловки или просто уже недоступны помыслам в силу пребывания их сознания вне досягаемости врага.

Для менее искушенных лучше не противоречить помыслам, а, невзирая на их присутствие, смиренно продолжать молитву. Ибо Господь смиренным подает благодать и устраняет помыслы по мере необходимости. Еще одна полезная мысль старца Илариона – не превращать осторожность в подозрительность, то есть, по пословице, «не выплескивать с водой ребенка». Молитва всегда полезна, и едва ли враг захочет убеждать нас в необходимости того, против чего он так ожесточенно борется. Поэтому на молитве осторожность не должна вытеснять здравый смысл.

Прп. Варсонофий еще раз напоминает, что по степеням молитвы людей ведет Бог и что «ускорить» данное прохождение или не удается, или такое «ускорение» приводит к нежелательному результату:

Молиться о даровании молитвы внимательной можно, но молиться о даровании высоких молитвенных состояний, я полагаю, погрешительно. Это надо всецело предоставить Богу. Некоторые выпрашивают себе молитву высокой степени; Господь давал им по безграничному Своему милосердию, но им самим она не была впрок… [2, т. 1, с. 434].

Внимательность молитвы уместна на всех ее степенях, и потому молиться о даровании внимания, которое есть первый дар Господа молящемуся, можно. Но вот с более высокими степенями дело обстоит сложнее. Да, по нашей настойчивости и по безграничному милосердию Божию некоторые из нас могут выпросить себе молитву высокой степени. И вскоре обнаружат, что взяли себе непосильное бремя.

В чем это может проявиться? Вот лишь некоторые возможные последствия. Стяжение высокой молитвы требует определенного нравственного состояния. Если человек помолился высокой молитвой, а потом по причине своей несвободы от страстей пошел грешить так, как не грешат и начинающие молитвенники, то он окажется в сложном и двусмысленном положении.

Страсть как бы начнет насмехаться над ним: «В устах-то у тебя бисер, да вот валяешься ты у меня в грязи, избранничек». Как раз для того, чтобы не метать свой бисер перед свиньей, в роли которой можешь оказаться сам, и не надо стремиться обрести то, что тебя обличит и унизит, вместо того чтобы принести пользу.

С другой стороны, чем ценнее дар, тем больше за него ответственность. «Кому много дано, с того много и спросится». Имеешь высокую молитву, а можешь ли молиться за людей день и ночь? Если не можешь, то не уподобляешься ли ленивому рабу, закопавшему свой талант в землю? Подобных соображений каждый может привести во множестве, если даст себе труд серьезно подумать над этим вопросом.

Потому-то прп. Лев говорит в одном из писем:

Вы, вкусивши по милосердию Божию сладость и утешение от молитвы, теперь не обретая сего в себе, смущаетесь, унываете, считаете себя виновницею сей потери, и ваше нерадение – это истинная правда. Но я нахожу здесь и промысл Божий, отъявший от вас сие утешение, не победивши страстей и не очистивши сердца своего, можно ли сохранить это богатство без вреда! И не дастся вам оно к пользе вашей, дабы не впали в прелесть [2, т. 1, с. 445].

По мысли старца Льва, Бог по милосердию Своему дает нам радость и утешение от молитвы и отнимает их, чтобы мы не повредились и не впали в прелесть. Есть какое-то сходство этого наставления с советом старцев не подавать нищему слишком много. Хотя нищий и нуждается в помощи, однако такой же страстный, как и все мы, и потому, получив большую сумму, впадет в соблазн и все пропьет или как-то иначе недолжно потратит деньги, необходимые и другим нищим.

Увы! Большое утешение и сладость, полученные от молитвы, часто нас располагают к лени и самолюбованию. Мы обольщаемся и начинаем оценивать свою молитву: сердечная ли она или уже духовная, творятся ли по ней чудеса и т. д. И как-то незаметно забываем, что учитель молитвы – Бог и что оценки выставляет учитель, а не ученики.

Забываем о том, что универсальная основа молитвы – смирение и что смирение состоит в том, чтобы считать себя ниже, а не выше всех. А если мы так не считаем, то гордость уже сладким ядом начинает капать в душу и уже ставим себе в заслугу наше недовольство своей неспособностью горячо и усердно молиться, когда благодать молитвы к нашей же пользе от нас отнимается.

Что здесь сказать? Только покрепче запомнить то, что говорит прп. Макарий:

Огорчение твое о том, что не могла горячо, усердно помолиться, неправильно… Смиренный может ли когда подумать, что он хорошо молится? Он всегда видит свою худость и не мечтает о высоте молитвы, а вопиет, как мытарь, а Бог приемлет молитвы смиренных и дает им цену, а не сами мы [2, т. 1, с. 434].

Глава 4. Учение о покаянии

Невозможно представить христианина без покаяния. Поэтому вряд ли вызовет удивление, что Оптинские старцы тщательно и всесторонне наставляли покаянию. В главе, главным образом, рассматриваются определение истинного покаяния, борьба и ошибки кающихся, необходимость искать помощь Божию в деле покаяния.

4.1. Признаки истинного покаяния

Как и любое духовное действие человека, покаяние должно быть истинным. Быть истинным означает соответствовать своей природе, своему внутреннему смыслу – той природе и тому смыслу, которое в покаяние заключил Бог.

Прп. Макарий раскрывает условия истинного покаяния, а тем самым – природу и внутренний смысл самого покаяния:

…Покаяние тогда только истинно, когда человек, восчувствуя грехи свои, коими прогневал Создателя своего, оставляет греховное действо, сожалеет об оных и раскаивается, и удостаивается прощения благодатию Христовою через разрешение священнослужителя Церкви. А когда не оставляет, хоть и кается, то сие не есть покаяние, а даже и опасное, чрезмерное и безрассудное упование на благость Божию, которое так же, как и отчаяние, в равной мере судится пред Богом [2, т. 2, с. 38].

Началом покаяния является «восчувствование грехов своих». Не умозрительное, формальное и в чем-то равнодушное согласие признать совершенные грехи, а отчетливое сердечное ощущение неправильности и неприемлемости своих греховных действий, справедливо вызывающих гнев Создателя человека, – такова точка зарождения покаяния.

В этой точке человек ощущает всю противоестественность положения, в котором он, будучи образом и подобием Божием, находится в противоречии с тем, что Бог определил ему в качестве нормы жизни. И единственным выходом из этого гибельного противоречия он принимает оставление греховного действия.

Оставление греховного действия здесь рассматривается как фундамент истинного покаяния. Если оставления нет, то дом покаяния строится на песке, и упование на то, что он устоит, опасно, чрезмерно и безрассудно. Несомненно, прп. Макарий, давая это наставление, держал в памяти сказанное Иисусом Христом в Нагорной проповеди о необходимости не только слушать, но и исполнять заповеди.

Оставив греховное действие, человек не приходит в состояние умиротворенности или довольства. Ибо содеянный однажды грех уже принес зло в мир и заставил страдать других людей или самого человека. Количество зла в мире увеличилось, и зло как «антидобро» образовало утрату для людей. Вот об этой-то утрате человек и начинает сожалеть, а также раскаиваться в совершенном греховном действии, повлекшем утрату. Почему же истинное покаяние не может совершаться без сожаления и раскаивания?

Потому что в сожалении и раскаивании проявляется неприятие человеком греха и сокрытого в грехе зла. Если кто-то равнодушен к последствиям совершенных грехов, тот лишь мнит себя кающимся. На самом деле он еще не разорвал окончательно связь со злом и находится под его воздействием.

Но оставивший греховное действие, сожалеющий о грехах и раскаявшийся становится достойным прощения. Это прощение совершается благодатью Иисуса Христа через разрешение священнослужителя. Истинное покаяние, следовательно, состоит из нескольких тесно связанных сторон, каждая из которых обязательна: (1) восчувствование своих грехов, (2) оставление греховного действия, (3) сожаление и раскаяние и (4) исповедь и разрешение священнослужителя, через которое человек получает прощение Христовой благодатью.

Эти стороны покаяния получили дальнейшее разъяснение в поучениях Оптинских старцев. Прп. Макарий о восчувствовании грехов говорит следующее:

Пишешь ты, что живешь во всяком нерадении и много грешишь, а покаяния не имеешь, других осуждаешь; поэтому ты еще не ощутила того в чувстве сердца, что ты грешна, а только языком произносишь сие слово. Постарайся в чувстве сердца иметь себя грешну, от чего стяжешь и смирение, не станешь других судить, а паче не подлежащих твоему суду, стяжешь и покаяние с умилением… [2, т. 2, с. 39].

Жизнь в нерадении и многих грехах, в осуждении других вместо собственного покаяния приводит к неразвитости и огрубелости сердца. Человеку сложно в этом случае встать на путь покаяния, поскольку его сердце не ощущает греховности содеянного. Язык, конечно, произносит слово «грех», но сердце молчит и не распознает греха своим собственным сердечным чувством. Как следствие, человек, не обличаемый сердцем, увлекается идеей собственной праведности, из которой обыкновенно выводит и свое «право» судить других.

Поэтому прп. Макарий предлагает «постараться», то есть предпринять некоторые усилия, чтобы преодолеть неразвитость и огрубелость сердца и почувствовать себя грешником или грешницей по-настоящему. Это восстановит связь человека с реальностью, выведет его из плена ложных представлений о себе и других.

И как только грех неопровержимо засвидетельствован сердцем, согрешивший вынужден признать, что он далек от праведности и не имеет никаких преимуществ перед другими. В этом признании обретается смирение, которое ведет к отказу от осуждения других и к началу самоосуждения, полаганию себя худшим перед другими. Смирение имеет особую ценность в покаянии, поскольку, по мысли старцев, Бог о покаянии человека будет судить по мере его смирения.

Прп. Иосиф говорит об этом так:

Бог будет судить о покаянии не по мере трудов, а по мере смирения. В оный день Бог будет судить нас не о псалмах, не за оставление нами молитвы (так и когда-либо правила), но за то, что не покаялись! Велия бывает радость Ангелам на небеси о едином грешнике кающемся. Будем же молиться: «Господи, помилуй. Господи, даруй ми смирение и кротость». Или же: «имиже веси судьбами спаси меня, Господи!» И Господь по милости Своей помилует и спасет нас всех Своею благодатию.

Каждый день и каждый час клади начало ко исправлению, и Бог милости, человеколюбия и щедрот подаст и нам руку Своей помощи, как Петру, святому апостолу, утопающему в волнах морских [2, т. 2, с. 41].

Каждый день и каждый час надо класть начало к исправлению, которым (началом) является восчувствование собственных грехов и приобретаемое через то смирение. Видение («зрение») своего греха, ощущение подлинности своей греховности в сердце ведут к отторжению греха. Тяжесть осознанного и прочувствованного греха и угроза нового падения смиряют человека, побуждают его обратиться к Господу за помощью.

Так совершается спасение, ибо смиренные молитвы кающегося грешника принимаются Богом и Господь милует и спасает покаявшегося Своей благодатью. Прп. Иосиф говорит не просто об отдельных попытках исправления некоторых греховных склонностей, но о ежедневном и ежечасном обновлении человека, достигаемом через попытки исправления многих, а в перспективе – всех греховных проявлений. Решительность и постоянство в борьбе с грехом призывают Божию милость на кающегося грешника, и Бог подает ему руку Своей помощи. Опираясь на Божию помощь, человек перестает утопать в море греха, страстей, душевной неразберихе и т. д., но обретает способность быть над ними, в состоянии спокойствия и безгрешия, душевной и телесной чистоте. Это состояние есть состояние защищенности от греха, которое надо удерживать.

Прп. Никон советует:

Старайтесь иметь душевную и телесную чистоту, старайтесь после исповеди уже не грешить сознательно, произвольно не грешить в надежде на покаяние, так как, по учению Святой Православной Церкви, если кто грешит в надежде на покаяние, тот повинен в хуле на Духа Святаго [2, т. 2, с. 44].

Первая мера по удержанию защищенности от греха – не грешить сознательно, не иметь собственного произволения к греху после исповеди. Это означает, что подготовка к исповеди должна включать и выработку в себе решимости оставить грех, в котором есть намерение исповедоваться, а также и стремление его избежать уже после исповеди. Если человек борется с грехом, он уже не склоняется к нему добровольно и не подменяет оставление греха надеждой на покаяние. Такая подмена, по замечанию прп. Никона, есть еще больший грех хулы на Святого Духа.

Немощь в оставлении грехов, безусловно, существует. Но она не должна превращаться в правило. «Старание иметь душевную и телесную чистоту» означает становление на путь пусть и не всегда мгновенного, но хотя бы постепенного высвобождения от действия греха. И надеяться в этом деле надо не только на собственные силы, которых часто недостаточно, но и, прежде всего, на благодать Божию.

В этом правило и норма. То есть вместо произвольного (добровольного) греха, совершаемого в надежде на покаяние и фактически означающего согласие на жизнь в грехе и тем самым несогласие на жизнь в святости, – должно быть отрешение от греха с надеждой на помощь Божию в достижении душевной и телесной чистоты. И в этом проявляется искание человеком Святого Духа и желание освящения своей жизни.