Учение Оптинских старцев

…Сердечно желаю тебе духовного восхождения приличными и законными степенями, от них же первая и самая главная есть познание глубокой нашей немощи душевной и телесной. Вторая законная степень есть самоукорение, то есть во всяком неприятном и прискорбном случае обвинение себя, а не других. Третья степень – благодарное терпение встречающихся и постигающих нас скорбных искушений. От сих трех степеней порождается четвертая – начало смирения, если первые три были растворяемы верою и молитвенным расположением и обращением ко Господу, по предписанным правилам Церкви Православной и наставлениям святых отцев, которые опытом прошли духовную жизнь и показали нам стези спасения. Впрочем, скажу проще – когда по ступеням, когда просто, по ровному или неровному пространству, а всегда надо стараться ходить во смирении, согласно заповедям Господним [2, т. 2, с. 356].

Если имеем немощь во всем, то должны ее видеть; если видим, то должны и самоукорять себя за неделание должного и делание недолжного; самоукоряем, значит, и виним себя, а не других; коль скоро виноваты мы, то и скорбные искушения должны принимать с благодарностью, как лекарство, производящее в нас исцеляющее действие. И лишь от всего перечисленного рождается начало смирения, его первые и еще слабые ростки, которые нужно развить и укрепить.

Прп. Амвросий говорит еще и о парадоксальной вещи, о смирении перед своей неспособностью надлежаще смиряться. Он говорит, что надо стараться ходить во смирении, даже если не получается научиться ему по степеням, а приходится идти по ровному или неровному пространству наших жизненных обстоятельств.

Поэтому обучение смирению состоит в единстве двух процессов: (1) движения по степеням отношений с другими людьми; (2) движения по степеням осознания своей немощи и умения правильно реагировать на немощь. В этой двойственности и кроется замысловатость пути людей к смирению. Когда мы подходим к делу односторонне, допустим, учимся смиряться перед людьми и доходим, кажется, до признания себя худшими из всех, мы нередко упускаем из виду свою большую немощь в способности смиряться. Проходит некоторое время, и наш опыт неожиданно доказывает, что от смирения мы легко переходим и к крайним степеням самомнения и раздражения, которые, как известно, есть весьма греховные состояния.

Прп. Никон помогает нам понять и решить эту проблему:

Смиренно считая себя всегда, до самой смерти, способным ко всякому греху, к малому и большому (по нашему пониманию), надо усердно молиться Господу о помощи, «да не внидем в напасть». Самомнение не заботится о хранении себя и бывает причиной великих падений; соблазны берут верх и низлагают человека [2, т. 2, с. 343].

Итак, смирение в решающей степени дается человеку Господом, а не его собственными усилиями. Уповающий на свои собственные усилия и увлекающийся ими посрамляется своей немощью, принимающий свое желание за смирение низлагается соблазнами. Наверное, путь к смирению нам дастся легче, если мы просто примем как неизбежное нашу неспособность надлежаще смиряться и будем уделять больше внимания смирению на самых первых его степенях, не забегая вперед и постоянно моля Бога о помощи в этом важном для нас деле. При этом нужно всегда помнить, что хотя от смирения до несмирения – рукой подать, но смиряющийся человек всегда пройдет больший путь, чем несмиряющийся.

2.4. Смирение в мирской жизни

Особенностью Оптинского старчества была его большая забота о жизни мирян. И если старцы придавали столь большое значение смирению, то они наставляли в нем, естественно, не только монахов. Сегодня представляет особый интерес именно приложение старческого учения о смирении к обстоятельствам повседневной жизни в миру. Мирские люди живут в динамичном, сложном мире, в котором свои проблемы и свои правила. Поэтому путь смирения здесь должен быть осмыслен несколько иначе, чем в монастыре.

Нужно принять во внимание различия в содержании монашеского и мирского путей. Монашеский путь – это путь экстремальный, построенный на сугубой молитве, аскезе и подвиге. Поэтому этот путь есть удел немногих избранных. Он духовно выше мирского пути, поскольку представляет, собственно говоря, концентрацию на духовной жизни, ради которой и оставляется мир. Через молитву, смирение и подвиг здесь стяжаются благодать и духовные дары, недоступные в миру. Через благодать и духовные дары монах служит людям (особенно мирским), восполняя в них нехватку молитвенности, смирения и покаяния.

Мирской путь верующего – это нормальный, обычный путь. Здесь нет ухода из мира ради всецелой сосредоточенности на духовном, но нет и оставления духовности; мирской путь есть синтез духовного и материального. Ориентация на подвижничество здесь уступает стремлению к полноте земного бытия, аскеза сменяется умеренностью. Мирской путь духовно ниже монашеского, но в нем больше возможностей для творческой реализации личности и больше свободы для избрания стиля жизни. Это – массовый путь, доступный и приемлемый для большинства людей.

С церковной точки зрения, оба пути необходимы и дополняют друг друга. Монашеский путь необходим для решения непростых задач спасения многих людей, мирской путь нужен для продления человеческого рода и создания достойных условий существования на земле. В каком-то смысле сочетание двух путей может быть раскрыто через образ креста, в котором монашеский путь образует вертикальную, а мирской – горизонтальную стороны.

Специфика православного взгляда на оба названных пути заключается в том, что монашеский путь признается более значимым, хотя мирской путь, разумеется, не отвергается и благословляется. Это связано с тем, что монашеская традиция в Православии развита существенно сильнее, чем мирская, и наибольшие духовные достижения здесь показали именно монахи, особенно старцы. Есть и другая причина – известная нехватка у православных богословов и в целом у православных христиан интереса к мирской жизни, которая часто разумеется как слишком серая и скучная.

В результате православные миряне имеют определенную раздвоенность сознания. Они живут в миру и вынуждены выполнять мирские обязанности, однако их идеалом является монашеский, а не мирской путь. Поэтому в глубине души у православного всегда живет тяга к монастырю, порой отчетливая, а временами смутная надежда, что обстоятельства жизни переменятся и мирское платье сменит мантия.

Но годы идут, а надежды не сбываются. Люди не могут попасть в монастырь, но и довольно безучастно относятся к своим мирским делам – не хотят становиться хорошими профессионалами в какой-нибудь области, не стремятся к достатку, стыдятся обычных проявлений мирской жизни – например, интереса к эротике, рок-музыке и т. д. Если указанный конфликт сознания достигает большой напряженности, то он может спровоцировать распад семьи, разлад с друзьями и появления общего ощущения неудачной жизни.

Как быть в этой ситуации с точки зрения учения Оптинских старцев о смирении? Первая степень смирения – признание своей глубокой немощи. Мирянин должен честно признаться себе, что он немощен избрать тесный монашеский путь, и даже более жестко – недостоин этого пути. И отказаться от иллюзий, что мирская жизнь есть всего лишь подготовка к иночеству.

Вторая сторона такого решения – столь же смиренно принять мирской путь как естественный и объективно наиболее приемлемый (то есть посильный и желательный) для себя. А потому и относиться к мирскому пути как к сфере своих интересов и достижений, и что еще важнее, как к сфере, в которой надлежит придать своей жизни богоугодный характер.

По учению Оптинских старцев, обстоятельства жизни не складываются случайным образом – их предопределяет Бог. И потому, если в жизни устойчиво складывается мирская ситуация (хорошая семья, работа и т. д.), а уйти в монастырь все не складывается да не складывается, то нужно хорошо подумать над тем, а призваны ли мы к монашеской жизни? Неужели мы думаем преуспеть в том, чего Бог нам не дал, ценой пренебрежения тем, что Он нам дал? Конечно, я говорю не о тех, кто рано или поздно уйдет в монастырь, а о тех, кто не уйдет.

Принятие мирской жизни как своего пути не есть поражение в борьбе за более высокий идеал и замена этого идеала каким-то суррогатом. Просто каждый хорош на своем месте, и найти в жизни свое место означает найти в ней и место осуществления своего личного идеала. Если православный христианин мысленно пребывает в иноческой обители, а живет в миру и выполняет мирские обязанности, то он живет противоречиво и не оптимально.

Первый результат смиренного принятия своей стези заключается в устранении такой противоречивости и обретения внутренней целостности. Мысль обращается на непосредственные задачи человека – работу, семью и другие области социального бытия. Эти сферы перестают быть временными и малозначимыми, становятся областями постоянного интереса, в которых надлежит решать важнейшие жизненные задачи. Более того, мирской путь постепенно начинает осознаваться как наиболее приемлемый для данного человека способ реализации его духовных интересов.

В ситуации, когда человек не может (немощен) избрать вариант предельной духовной самоотдачи и аскетического ограничения своих естественных потребностей, он поневоле ищет более умеренные, сбалансированные варианты организации своей жизни. Данная сбалансированность естественным образом проявляется в более или менее равномерном распределении интересов, времени, сил и других ресурсов на обеспечение всего спектра духовных, душевных и телесных потребностей.

В обычном случае это означает, что ни одна из составляющих жизни мирянина не получает безусловного доминирования над другой. Есть молитва и чтение Евангелия для духа, но есть также семья, работа, друзья и увлечения для души и тела. В то время как отсутствие концентрации на духовном не дает мирянину возможности достигать значительных результатов, например, в молитве, оно же (отсутствие концентрации) одновременно исключает и непосильную аскетическую нагрузку (пост, бдение, уединение, безмолвие и др.).

И все же посильность задач не является единственным плюсом обстоятельств жизни мирянина. По сути, эту жизнь можно и даже целесообразно организовать на основе другого (неаскетического) подхода, а именно на основе стремления к полноте земного бытия. Принцип полноты земного бытия означает, что в человеке подлежит развитию не только его духовное начало, но также душевные и телесные формы его жизнедеятельности на земле.

В отличие от монаха, который призван всемерно ограничивать душевно-телесные аспекты своей жизни, сводя их до возможного минимума, мирянин таковые аспекты должен не ограничивать, а развивать. Спектр естественных, а потому и непредосудительных потребностей мирянина довольно широк: потребность в продолжении рода, супружеская жизнь с полноценным эротическим содержанием, труд и работа, творческие устремления, эстетические запросы (тяга к искусству, литературе и т. д.), социальные потребности (общение с друзьями), познавательные интересы в широком смысле (наука, путешествия и т. д.), физкультура, спорт, увлечения и прочее.

Под развитием естественных аспектов мирской жизни здесь понимается отведение им определенного места в жизни человека, достаточного с точки зрения личности для ее полноценного существования и самореализации. При этом само названное развитие должно быть упорядоченным.

2.5. Срединный и малый путь

Упорядоченность достигается за счет установления приоритетов и умеренности. Для верующего мирянина приоритетной всегда остается духовная область, а потому вере и церковной жизни отводится главенствующее место. Затем идут базовые формы земного бытия – семья и работа, затем и другие. Умеренность нужна для того, чтобы какие-то аспекты не получили гипертрофированного развития (например, увлечения не сказались негативно на семейной жизни) или не нарушили приоритетности задач личности (театр не заменил бы храм).

С точки зрения соотношения между духовным и материальным мирской путь есть срединный путь, с точки зрения духовной иерархии он есть малый путь. Привлекательность срединного пути для обычного человека заключается в том, что он исключает крайние, экстремальные условия жизни, является общедоступным и даже комфортным. Но и малость пути имеет существенные плюсы и привлекательность. И вот почему.

Малый (в духовном смысле) путь человека заключается в том, что человек преимущественно предоставлен самому себе, несет ответственность прежде всего за себя и свои действия и имеет возможность выбирать образ жизни в соответствии с задачами развития своей личности. Духовная ответственность за других тоже есть, но она актуализируется лишь в той степени, в какой человек научился быть ответственным за себя. Поэтому человек на малом пути сосредоточен на своих духовных и материальных нуждах, а его духовные руководители – земные и небесные – обеспечивают ему возможность удовлетворить эти нужды и решить задачи развития конкретно его личности.

Практически это означает, что мирской человек выбирает интересующие его сферы жизни и осуществляет свободный синтез этих сфер, определяя место каждой из них и характер их сочетания на своем жизненном пути. То есть человек свободно решает, сколько ему молиться, сколько проповедовать, сколько совершать паломнических поездок, сколько читать духовных книг, сколько благотворить и т. д. Это относится к его духовной жизни.

Но и в социальной жизни и материальных вопросах действует тот же самый принцип. Человек столь же свободно должен определить, где и как ему работать, сколько денег зарабатывать и какой достаток иметь, сколько детей родить в браке, какой досуг избирать и какими вопросами интересоваться (политикой, искусством, спортом или чем-нибудь другим).

Осуществляя выбор своих духовных и материальных интересов, сочетая их сообразно особенностям своей личности, мирской человек приходит к определенному образу или стилю жизни, который в наибольшей степени соответствует его представлениям о том, что конкретно ему или ей нужно в этой земной жизни. Но верующий мирянин (мирянка) при этом обеспечивает главенство духовной стороны жизни, и это означает, что он или она осуществляют синтез различных сторон своей жизни на основе веры и духовного мировоззрения, в данном случае на основе православной веры и православного мировоззрения.

В свою очередь, это предопределяет понимание того, что есть этот самый свободный синтез различных сторон жизни в его внутреннем смысле. Данный опыт многообразной и не лишенной приятных черт жизни нужен мирским людям для того, чтобы опытно пережить и осознать, что жизнь есть бесценный дар Божий, и утвердиться в своей вере в Творца их жизни и их самих.

Сама по себе мирская жизнь не предосудительна, даже в том случае, когда ее духовные аспекты занимают сравнительно скромное место, а социальные и материальные – достаточно большое. Но нужно помнить, что мирская жизнь должна быть не просто непредосудительной, а еще и богоугодной. И богоугодной она становится через смирение, которое, как не раз подчеркивали Оптинские старцы, освящает нашу жизнь.

Нужно смиренно принять нашу неспособность (немощь) молиться до плача за всех, нести слово Божие всем, кого мы встретим на своем пути, помогать людям всегда и творить заповеди Божии во всем, забывать о себе ради всего только что перечисленного. И нужно смиренно принять нашу нужду в материальном достатке и наше стремление получить обычные радости жизни, нашу склонность желать спокойствия и избегать слишком трудных испытаний.

«Смирение есть без труда спасение» – так говорили святые Отцы, и их слова хорошо подходят для обстоятельств мирской жизни. Впрочем, эти слова не следует понимать в том смысле, что мирской путь состоит в минимизации трудностей и упрощении жизненных задач. Своеобразие жизни мирянина в том и заключается, что его занятия довольно многообразны и пересекаются с деятельностью подчас большого количества людей. Это объективно требует хорошей организованности, целеустремленности и обязательности.

Организованность и целеустремленность являются мирскими эквивалентами монашеской аскезы и монашеского подвига. В миру нужно уметь ставить перед собой позитивные цели и достигать их на основе хорошей организации своей жизни. Под хорошей организацией жизни здесь понимается не только наличие в ней некоего плана, распорядка и контроля.

В большой степени речь идет и об относительно беспрепятственной и своевременной реализации значимых черт личности: интуиции, инновационности, системности, широты подхода, мобилизованности, гармоничности, трудолюбия, творческой яркости, традиционности, информированности, продуктивности, энергичности и т. д.

Организованность личности также достигается на основе смирения. Прежде всего смиренный человек избегает ставить перед собой амбициозные и невыполнимые задачи и не рассматривает такие вещи, как слава, деньги, влиятельность, в качестве самостоятельных и самодостаточных ценностей. Смиренный человек стремится к нравственности и реализации базовых ценностей – получить образование, найти занятие по душе, образовать семью и т. д.

То есть смирение в данном случае заключается в том, чтобы не приносить естественный и оптимальный порядок жизни человека в жертву страстным вожделениям роскоши, известности или непрерывных удовольствий. Вместо этого избирается серьезный подход и большое внимание к созданию семьи, получению необходимых знаний, поиску сферы проявления творческого потенциала.

Смиренный мирянин стремится делать в жизни все необходимое, но не стремится предопределить окончательный результат своих действий, отдавая его воле Божией. Поэтому, например, прежде чем вступить в брак, верующие мирские люди проведут внутреннюю нравственную работу, чтобы выработать в себе устойчивую ориентацию на супружескую верность и любовь, а встретив соответствующего кандидата, обстоятельно поговорят о семейной жизни и не забудут обсудить интимные детали таковой. Но при этом все-таки будут молиться о даровании мужа или жены и сердцем искать в потенциальном избраннике или избраннице знак благословения свыше.

В данном разделении сферы своих усилий и личной ответственности и сферы действия воли Божией заключается сильная сторона смирения, которая и делает его эффективнее стимулов, построенных на личных амбициях. Смиренный человек вверяет себя воле Божией и верует, что основные события его жизни, как и общий ход ее, определяются Господом. А потому как бы ни была скромна и неприметна его жизнь, все же ее значимые результаты будут всегда больше тех, которые могли бы быть достигнуты за счет всех более или менее эгоистических мотиваций.

Эту мысль можно выразить немного иначе. Смирение является оптимальным режимом развития личности, в котором она не втягивается тщеславием или жаждой чего-то вроде больших денег в неосуществимые проекты с одной стороны, а с другой – не ленится использовать свои ресурсы (знания, склонности и т. д.) для реализации посильных задач. Сутью смиренного подхода является ожидание, что Бог даст человеку все, что ему нужно, и в той мере, в какой нужно.

Возвращаясь к данному выше определению мирского пути как полноты земного бытия, нужно заметить следующее. Человек должен пройти через простые формы жизни и познать радость их. Он должен убедиться в том, что жизнь есть бесценный дар Божий, который остается таковым лишь при условии, что сама жизнь организуется на основе заповедей Божиих. Там, где мы грешим, и особенно тяжко грешим, там жизнь превращается в наказание.

В идеале мирской путь состоит в последовательном прохождении объективно необходимых человеку стадий: сначала эти стадии связаны преимущественно с решением его личных задач, устроением его личной жизни и познанием радости ее, от чего происходит духовное возмужание человека; затем, по мере духовного роста, приходит и осознание необходимости служения Богу и людям во всем. Как отражение постепенного перехода человека к более духовным задачам в его личном синтезе многообразных сторон жизни начнет наблюдаться усиление духовных элементов (молитвы, проповеди, помощи и т. д.) и ослабление гедонистических (веселых застолий, увлечений и прочего).

Такое понимание мирской жизни подводит к выводу, который в православной традиции глубоко не изучался. А именно: мирская жизнь может быть дорогой к святости, реализацией того высокого духовного идеала, которым столь славно монашество. Со временем задачу достижения святости через смирение Церковь перед мирянами неизбежно поставит.

Реальное поведение православных христиан в обществе далеко не всегда можно рассматривать как смиренное. От этого и возникают многочисленные проблемы и недоразумения. Еще раз: смирение освящает нашу жизнь и дает благодать многоценного мира. Оно же есть и путь к Богу. Поэтому нужно смиряться везде и всегда: в общественной деятельности, браке, церковной жизни и т. д.

Смирение является золотым правилом, которое не позволяет нам стать препятствием в осуществлении законных прав людей иного, чем мы, мировоззрения в ситуациях, которые мы не до конца понимаем в силу естественных ограничений, которые имеем: по знаниям, по уму, по доброжелательности, наконец.

С другой стороны, смирение ориентирует на действительные задачи подавляющего большинства из нас: хорошо работать в миру, терпеливо доносить Евангелие и святоотеческое Предание хотя бы до нескольких друзей или родственников, молиться о них и помогать им по мере наших возможностей.

Очень важно принять людей такими, какие они есть, и выстраивать с ними нормальные человеческие отношения. И помнить о том, что люди имеют Богоданную свободу, которую нужно уметь уважать. Проявляется же такое уважение в отказе от навязывания другим своего образа мыслей и своего образа жизни, в умении быть внимательным и доброжелательным ко всем людям без исключения. Это означает, что нужно не отмахиваться от религиозного, политического и культурного плюрализма современного общества и не воспринимать его как совокупность различных заблуждений, а относиться к нему как к естественному и неизбежному пути общественного развития, в котором каждый решает сам и имеет право решать сам, какую ему или ей веру исповедовать, каких политических идеалов придерживаться, с какой культурой себя идентифицировать.

Смирение не дается легко, но существует своего рода «технология» смирения. Как раскрыл прп. Амвросий, к смирению можно продвигаться по степеням смирения.

В отношениях с людьми необходимо поставлять себя на место худшего и тем самым избежать соблазна гордости. Именно через гордость к нам приходит обольщение, что мы все понимаем правильно и лучше других, что наша роль – быть руководителями других людей, а роль других – соглашаться с нами. Когда же жизнь не подтверждает эти иллюзии, а смирения нет, наступает черед движения по степеням гордости, которая, увы, всегда предваряет падение.

В отношении событий нашей жизни нужно памятовать о нашей немощи и греховности и потому отдавать течение жизни воле Божией. Смирение не есть пассивность – оно есть способ надлежаще выполнить задачи, поставленные перед нами Богом. Несмирение окрашивает простую жизнь в скучные, серые тона, из нее несмиренному человеку хочется убежать туда, где его будут хвалить, где он будет пользоваться влиянием и ощущать себя центром внимания. И жизнь превращается в бег на месте, когда, сколько ни беги, этой цели не достигнуть.

А ведь она, эта цель, рядом. Нетленная красота кроткого и смиренного духа, это ли не обитель нашей подлинной жизни?

Глава 3. Учение о молитве

О молитве Оптинские старцы сказали много, сумев охватить своими наставлениями широкий круг вопросов и проблем, с которыми приходится сталкиваться христианину на его молитвенном пути. Универсальная основа молитвенного пути, по учению старцев, – смирение. Поэтому многие их поучения, касающиеся молитвы, прямо или косвенно затрагивают тему смирения.

Вместе с тем смиренному взору открываются и великие горизонты молитвы или степени молитвенных состояний, путь молитвы как все более высокая жизнь души. И эта сторона молитвы также была отчетливо раскрыта старцами. Наконец, молитва – это испытание молящегося, в котором он должен правильно реагировать на специфические трудности, которые неизбежно возникают при молитвенном делании.

3.1. Смирение – основа молитвы

Смирение начинается с осознания своей немощи, то есть неспособности к надлежащим действиям в основных сферах нашей жизни. Молитва, понимаемая старцами как жизнь души, в этом смысле не исключение.

Прп. Никон говорит следующее:

…Мы сами по себе, без божественной помощи, и помолиться-то не в состоянии: не можем мы молиться как следует и не знаем, как и о чем молиться [2, т. 1, с. 425].

Здесь названы три немощи, которые дают о себе знать, как только мы задумаемся о молитве и решим, быть может, в первый раз помолиться. Во-первых, мы не можем молиться как следует. То есть та степень концентрации мысли на молитвенном обращении и то состояние души, которое при этом требуется, для нас недоступны.

Во-вторых, мы не только не можем, но и не знаем, как молиться. Мы не чувствуем, что в произнесении каких-то слов, обращенных к не видимому для нас миру, есть некий особенный смысл. Мы не знаем, в чем состоит этот смысл, и не ощущаем потребности прибегнуть к такого рода обращению. Молитва как жизнь души в этом смысле остается для нас тайной – мы просто не знаем, как можно сделать молитву жизнью души.

В-третьих, мы не знаем, о чем молиться. Другими словами, у нас крайне смутное представление, что мы можем получить посредством молитвы и на каких условиях, есть ли здесь какие-то приоритеты, какая-то шкала ценностей и т. д. Перечисленные немощи приводят к немолитвенности, по сути – к нежеланию или неспособности жить подлинной жизнью души.

Старец Никон указывает на единственный источник преодоления немощи и страдания как неизбежного спутника этой немощи. Он указывает на источник, из которого человек может обрести способности надлежаще молиться, а также обрести познание, как и о чем молиться. Этот источник – Бог, Его помощь нам.

Поэтому, когда человек впервые захотел помолиться и стал думать, как это можно сделать, это означает, что он услышал в глубине своего сердца голос Бога. И все, что нужно такому человеку в этот момент, это знание того, что Бог ожидает от человека при общении с Ним. Оптинские старцы учат, что Бог ждет от человека прежде всего смирения. Богу угодна более всего именно смиренная молитва.

Прп. Иосиф так говорит о смиренном молении:

Когда начинаешь молиться, приводишь себе на память грехи и оплакиваешь их. – Так и надо молиться. За тем иногда чувствуешь покой и радость и думаешь, что это от врага. – Но от врага если и бывает радость, то, по замечанию святых отцев, нестройная, не сообщающая душе мир и тишину. И не удивляйся тому, что Господь подает тебе в молитве мир и тишину, ибо не всегда бывает это по достоинству, а по неведомым судьбам Божиим. И потому, когда будешь ощущать такую радость и покой, считай себя всячески недостойною сего дара Божия и всячески укоряй себя пред Господом, что по нерадению твоему не можешь удержать в себе этот дар, и вскоре теряешь его [2, т. 1, с. 421].

Верный признак смирения молящегося – осознание своего недостоинства. Недостоинство наше наиболее видно нам, когда мы приводим на память свои грехи и видим их в истинном свете, в их подлинной тяжести и, не будучи в силах удержать слезы в раскаянии от соделанного, оплакиваем их. Так и надо молиться, потому что в молитве мы приобщаемся к правде, которая горька для нас и одновременно целительна, поскольку устраняет иллюзии о нашей «хорошести», показывает нам наше невнимание и небрежение к заповедям, показывает меру нашей испорченности.

Смиренная, покаянная молитва приносит покой и радость. Но молящийся, познавший свои грехи и ощутивший свое недостоинство, может иметь опасения, что это от врага. Враг как бы торжествует над глубиной падения кающегося грешника и временно оставляет свое мучительство.

Старец Иосиф со ссылкой на святых отцов разъясняет эту ситуацию. Враг не в состоянии сообщить душе подлинную радость, мир и тишину. Ибо враг, не устоявший в истине, способен только на подделки, которые при должном внимании человека тут же показывают свою фальшивую природу. Фальшивая радость «нестройна», то есть противоречива, хаотична и не устраняет из души тревожность, болезненность и другие негативные состояния.

Но поданные Господом молитвеннику мир и тишина подлинны, а потому их и невозможно спутать ни с чем иным. Бог даровал человеку способность отличать подлинное от поддельного, а потому и принимать подлинное как ниспосланное от Него. Признаком подлинного покоя и подлинной радости души является ее неомраченность чем-либо.

Может вызвать удивление, что Господь подает мир и тишину душе грешного человека, остро переживающего свое недостоинство. Однако, как поясняют старцы, это не всегда бывает по достоинству молящегося. Неведомые судьбы Божии, назначенные Всеведущим Господом, недоступны нашему ограниченному разуму, но должны приниматься нами как часть той жизни, которую мы проходим.

Причем приниматься опять-таки смиренно. То есть, получив утешение, не забыть о своих грехах и не склониться к мысли, что вот, дескать, достоин или достойна. Напротив, надлежит считать себя недостойным или недостойною полученного дара Божия и получить подтверждение своего недостоинства через скорую утрату утешения в результате собственного нерадения.

Нерадение к молитве чаще всего проявляется в лености, оставлении ее под каким-то предлогом, в том числе и под предлогом своей немощи. Однако прп. Макарий предостерегает от таких действий:

Когда ж вы не можете так, как должно, молиться или приуготовлять себя к оной, то неужели надобно совсем молитву оставить? Напротив, надобно себя нудить к молитве, хотя бы и противилось тому сердце, а Господь, видя таковое наше понуждение и насилие к молитве, подает Свою помощь, по словам святых Макария и Петра Дамаскина: даяй молитву молящемуся; кто молится добре простою молитвою, тому дает Господь дар молитвы умной. Помните, дар молитвы, а не собственность твоя, надобно сей дар заслуживать не одною молитвою, но и прочими благими делами: смиренномудрием, простотою, терпением, простодушием, а без сих добродетелей, хотя мнится кто якобы стяжал молитву, но прельщается: не молитва это, но маска молитвы [2, т. 1, с. 421].

По мысли старца, нерадение о молитве никак не может быть оправдано немощами. Недолжное исполнение должного все же лучше полного неисполнения. Отсюда начинается одна из глубоких сторон учения Оптинских старцев о смирении в молитве. Не нужно гордиться и оставлять молитву только потому, что не получается молиться легко и вдохновенно. Не получается потому, что и не должно получаться, если мы надеемся на свои силы, а не на помощь Божию.

С нашей стороны требуется произволение, то есть посильное стремление обрести или, как раньше говорили, стяжать молитву. Проявлением такого произволения будет понуждение себя к молитве, то есть преодоление лености, хладности сердца, отвлеченности ума от предметов духовных, усталости, некомфортности места и всего иного, что побуждает к оставлению молитвы. Естественно, что молитва с понуждением часто связана с не очень приятными переживаниями и по видимости далека от того пламенного молитвенного горения, о котором мы читаем в житиях святых.

И все же такая молитва очень важна для нас. Попытка преодолеть все препятствия для молитвы, часто нелегкие – в такой степени нелегкие, что прп. Макарий называет попытку их преодоления насилием к молитве, принимается Господом. Принимается как радение в доступной нам степени и потому вознаграждается благодатной помощью свыше. Крест, который христианин несет, следуя за Господом, должен быть понесен и в молитве. Так же как и помощь Господа нам в несении креста простирается и до помощи молитвеннику.

То же самое прп. Макарий излагает еще проще, ссылаясь на замечательное изречение святых Макария и Петра Дамаскина о том, что Господь дает молитву молящемуся. Доброе исполнение того, что в молитве является общедоступным – например, простая устная молитва, – может быть благодатью Божией преображено к более высокой умной молитве, которая уже не общедоступна.

3.2. Дар умной молитвы надо заслуживать

Старец Макарий подчеркивает связь молитвенной жизни христианина со всей его жизнью. Он говорит о том, что умная молитва, которая дана не каждому, есть дар Божий, а не собственность молитвенника. Другими словами, умная молитва не является простым раскрытием изначально присущих человеку способностей, а есть ниспосланное свыше состояние человеку по конкретным обстоятельствам его жизни. И при изменении этих обстоятельств в худшую сторону (вследствие нерадения, неисполнения заповедей) данное состояние может быть отнято от человека.

Чтобы это не произошло, наставляет далее старец, дар умной молитвы надо заслуживать, причем не одной молитвой, но и прочими благими делами. Какими делами? Прежде всего смиренномудрием – которое есть понимание жизни, основанное на смирении. Здесь мы подводимся к мысли, что смирение в молитве должно быть дополнено смирением во всей жизни. Тогда и сама молитва становится жизнью души, которая (жизнь души) подлинна в той степени, в какой пронизана смирением. Другие называемые старцем благие дела – простота, терпение, простодушие – могут рассматриваться как добродетели смирения.

Прп. Макарий говорит определенно: без этих добродетелей, порождаемых смирением, молитва не является подлинной. В этом случае она есть лишь маска молитвы, то есть образ, лишенный своего внутреннего содержания.

Прп. Лев доносит до нас новые оттенки темы смирения в молитве и благодатной помощи Божией:

Молитву Иисусову проходи, как творишь, и приидет время, когда самое дело и милосердие Божие просветит и вразумит вашу душу, как и кого вопросить, и послется, что ищешь и желаешь [2, т. 1, с. 469].

Молись, как получается, – вот совет начинающим молитвенникам. То есть неизбежное несовершенство молитвы начинающего не является и не должно являться для него проблемой. Ибо главная добродетель его молитвы – смиренное прохождение степеней своего несовершенства, а не степеней совершенства. От полной неспособности молиться к подобию молитвы, от подобия молитвы к молитве неказистой, но уже обладающей некоторым внутренним содержанием, – таков, по-видимому, путь многих начинающих молитвенников до того, как они окажутся милостью Божией в состоянии идти по степеням совершенства молитвы.

Старец Лев указывает на необходимость терпения и отмечает, что придет время, когда дадут результат два фактора развития молитвенности в человеке: опыт и помощь свыше. Опыт придет из самого дела, то есть из самой постоянной молитвы вытекает возможность учитывать недостатки и производить некоторые исправления. В еще большей степени на такие недостатки укажет и подаст возможность исправления милосердие Божие.

Причем, по мысли прп. Льва, возможность видения недостатков и их исправления связана с просвещением и вразумлением души относительно того, как и кого спросить о возможностях развития молитвенного дара. Хотя и непрямо, но все же довольно очевидно старец указывает на необходимость проявить смирение и не считать себя способным к успешному самостоятельному освоению столь сложной науки, как молитва.

Оптимальный путь – найти с помощью Божией искусного наставника, опытно прошедшего как начальные, так и последующие степени молитвы и имеющего дар предупреждать большие и малые падения ученика. К слову, в святоотеческой позиции по вопросу духовного развития новичков четко указывается, что без опытного наставника «оные падают аки листвие». Напротив, под руководством наставника, старца, новоначальному посылается то, что он ищет и желает.

Прп. Антоний как раз и показывает нам глубокое понимание молитвы старцами и их способность точно выражать самую ее суть. Он говорит следующее о «главном средстве» развития молитвенности в человеке:

Молитесь усердно Господу Богу… и хладное сердце свое разогревайте сладчайшим Именем Его; поелику Бог наш огнь есть. Оное призывание и нечистые мечтания истребляет, и сердце согревает ко всем заповедям Его [1, с. 157].

Весьма поучительное наставление, в котором показывается, каким образом преуспеть в молитве. К смирению нужно добавить усердие, которое заключается в систематическом разогревании хладного сердца Именем Господа Бога. К хладному, то есть остывшему и безразличному, сердцу легко прилагаются нечистые мечтания, вытесняющие радение об исполнении заповедей Божиих. Эти же мечтания омрачают и саму молитву, препятствуя через нечистоту получению благодати Божией, посылаемой кающимся грешникам.

Ни собственной волей, ни другими качествами своей души грешный молитвенник не в состоянии устранить это «хладносердечие» и его пагубные последствия. Вот почему в молитве важна не аналитическая работа ума, изобретающая «правильную технологию» моления, а знание того единственного средства, которым указанная проблема разрешается.

Средство это есть именно разогревание своего сердца усердным призыванием Имени Господа Бога. Постоянное присутствие Имени Господа в сердце молитвенника есть дверь для вхождения в сердце Божественного огня. Разогретое Божественным огнем сердце словно плавит и испепеляет нечистые мечтания, очищается от помыслов и становится способным принять заповеди Божии в качестве единственного своего закона. Вот почему молитва Иисусова принята монашествующими как главное духовное оружие, ибо суть этой молитвы и заключается в неустанном призывании Имени Господа Иисуса Христа, нашего Спасителя.

Вместе с тем в приведенном наставлении старца Антония заключено еще одно важное положение. Выше уже говорилось о том, что молитва без смирения в жизни, без благих дел есть только видимость молитвы, «маска». Молитва обретает свое внутреннее содержание, становится живой и расцветает подобно драгоценному цветку, питаясь от смиренной и наполненной благими делами жизни молитвенника. Праведная жизнь порождает и праведную молитву.

Из слов прп. Антония, однако, следует, что разогревание сердца призыванием Имени Господа Бога приводит к укреплению праведности жизни молитвенника, ибо «оное призывание… сердце согревает ко всем заповедям Его». Здесь мы видим некоторое кругообразное движение, в котором правильная молитва ведет к правильной жизни, а правильная жизнь ведет к правильной молитве.

В этом, по-видимому, имеется поучительный смысл для нас, мирян. По сути, из сказанного вытекает внутреннее единство христианской жизни, которое может быть явлено различными сторонами или жизненными путями. Монашествующий сосредоточен на молитве, он от молитвы идет к праведной жизни и через молитву содействует людям, в частности мирянам, в решении их проблем (в том числе материальных). Миряне идут от праведной (смиренной и наполненной благими делами, в том числе и преимущественно материальным служением Церкви и ближним) жизни к молитве и благодаря своим благим делам начинают преуспевать и в молитве.

Поэтому, хотя сферы служения у монашествующих и мирян разные, жизнь души у них принципиально едина, если ее понимать как своего рода кругообразное движение от молитвы к делам и от дел к молитве, или наоборот, от дел к молитве и от молитвы к делам. Посему, если здесь уместно заговорить о превосходстве монашеского идеала жизни над мирским (а такое превосходство, хотя и с оговорками, в Православии признается), нужно заметить, что автоматического превосходства здесь нет.

Скорее, речь может идти о том, что миряне еще не оценили возможностей духовного развития в рамках своего, мирского, пути, а потому и не достигли тех духовных результатов, которые показало православное монашество. Есть и примеры, которые иллюстрируют данную мысль. Прп. Амвросий сообщал в одном из писем: