Возможно и так, хотя интуиция не подтверждала это. Слова ведь не стоят одного кивка головы. Полет выдает породу птиц. Здесь «далеко от родных берегов» можно себя представить кем угодно – не проверишь, но лучше быть десять раз обманутым, чем потерять веру в людей.
Работа, которую необходимо делать в Лагмане, Еремею знакомая по прошлой командировке, то же подразделение «Кобальт», но все это уже официально – под «крышей». Через два дня, перезнакомившись со всеми сотрудниками, на том же джипе он проделал обратный путь на аэродром, где нангархарские кобальтёры посадили его в какой-то афганский вертолет, якобы летящий в Лагман.
Пензу Еремей покидал при -20 градусах и одет был соответственно по-зимнему. На афганском вертолете летел впервые. Летчики афганцы и пассажиры той же национальности разговаривали на языке, которого он не понимал, но чувствовал, что о нем, так как часто поглядывали в его сторону. Скверное чувство, когда не понимаешь языка. Срок первой командировки не заставил его воспылать доверчивостью к афганцам. Когда взлетели, мысли как навозные жуки зашевелились под черепной коробкой. «А не сдадут ли его в банду» – вспыхнула одна, и показалось, что пассажиры придвинулись ближе. От этого бросило в жар, но пальто не снял. Под ним пистолет – единственная надежда на защиту своей жизни, или, наоборот, для быстрейшего расчета с ней, чтобы не угодить в плен. Кто смотрит сквозь очки подозрительности, тому чудятся гусеницы даже в кислой капусте. Но у Ваханова скорее не подозрительность, а обыкновенный страх. В банду, однако, его не повезли, а приземлились на голое плато около гор. Быстро сошли по трапу худенькие, в летних костюмах, афганцы и за ними по медвежьи – стокилограммовый Ваханов в меховом пальто, в шапке, с чемоданом и портфелем. Вокруг ни души и только в нескольких километрах видны какие-то постройки. Солнце сверху печет, от камней как из печки, +30. Нечем дышать. Вспомнилось, что в Средней Азии летом ходят в ватных халатах. Это вдохновило и, взвалив огромный чемодан на плечо, он бодро двинулся за ушедшими афганцами. Через километр пути уже только сознание «не посрамить земли русской» перед иностранцами удерживало его, бросить и пальто и чемодан на дороге. Один из афганцев подошел, сжалившись, и помог нести портфель. Как потом выяснилось, расстояние прошли всего 1,5 километра, а показалось – километров шесть. Встретили Еремея, вконец обессиленного, хоть выжимай, незнакомые пока, «наши» на БТРе и привезли «домой», тоже советский поселок, но раз в 20 меньше, чем Шамархейль.
В четырех глинобитных одноэтажных домиках, называемых без иронии, афганцами, виллами, размещались два десятка советских советников и переводчиков, прибывших для помощи народной власти провинции Лагман. Дома стояли в ряд на расстоянии 15-20 метров друг от друга на окраине города Мехтерлама. Только двухметровый глиняный забор, называемым дувалом, отделял их от «душманской зоны». Днем она представляла собою залитое солнцем зеленое поле с высокой травой, огородами хлопчатника, редкими деревьями. Ночью казалась черной и зловещей, с доносившимся голосами шакалов, напоминавшими крики плачущих младенцев. Огней не видно, но в любой момент ждешь вспышки выстрела и свиста пролетевшей пули.
Со стороны города к забору поселка примыкало несколько зданий, где была сосредоточена вся народная власть провинции, возглавляемая губернатором и первым секретарем НДПА Барелаем, с братом которого, как оказалось, доктором Башармалем, членом ЦК НДПА, Ваханов прилетел в Мехтерлам. Таким образом, мушаверы» были буфером между антинародной и народной властью провинции. Они первые и принимали все удары на себя.
Лагман, по сравнению с Газни, «хорошая» провинция – здесь каждый день не обстреливают. Но зато когда обстреливают, становится не по себе, а в Газни наоборот, не по себе, когда тишина. Успокаивает, что до Пакистана далеко, через провинцию Кунар. В Пакистане штаб Гульбеддина, главного противника народной власти, имеющего на территории ДРА более сорока тысяч душманов (в переводе с персидского – врагов). В любой стране, если запахло жареным, и особенно в восточных странах, сразу же находятся желающие отхватить себе кусочек власти пожирнее, а лучше захватить всю. И при этом, не считаясь ни с чем, идут по трупам лишь бы достигнуть. Способов придти к власти много и большей частью гнусных. Из всех человеческих страстей одна из самых сильных, самых свирепых – властолюбие. У такого правителя о благополучии народа нет мыслей, но есть мысли о личном благополучии и он использует народ как ширму в своем стремлении. Почему так рвутся к власти? Потому, что в большинстве случаев это кормушка, чтобы обогатиться. Но ведь со времен древнего Египта власть считалась жертвой, и это соответствовало действительности. Правитель жертвовал собою, личными интересами ради своей страны, ради блага людей в ней живущих. Недаром народ почитал и называл их ставленниками Бога. И был недалеко от истины, поскольку в тот период темные массы людей, их животные инстинкты необходимо было направлять на путь развития, а не к пропасти. По этой причине цари всегда находили поддержку у Высших сил. Это с тех времен дошло до наших дней выражение «помазанник Божий». Потому царь – помазанник символично, что, не удаляясь от земли, выражает волю Небес. Поверх формул условных, застывших в коре предрассудков, имеются знания, как бы разлитые в воздухе.
Борьба за власть в Афганистане породила около 20 партий, каждая из которых имела своих единомышленников и моджахедов. Но основными были три, которые составляли более 60% всех формирований: «Исламская партия Афганистана», агитирующая за создание исламской республики, глава Гульбеддин Хакматьяр; «Исламское общество Афганистана» – за создание государства типа Ирана и имевшая более 30 тысяч человек под ружьем, возглавлял Раббани и «Движение исламской революции» – за создание монархии и имело около 15 тыс.сторонников.
У бывшего правителя Афганистана, короля Захир Шаха, которого его двоюродный брат Генерал Дауд в 1973 году сверг с законного престола, тоже остались сторонники – монархисты. Дауд не стал убивать родственника, а просто выслал из страны. Король был там жив, здоров, и не оставлял надежды вернуться. Монархисты, четыре тысячи, объединились в «Исламский национальный союз» и когда власть сменилась на народную – стали воевать с ней. Конечно, если бы все эти партии смогли объединиться, то никакая бы народная власть не устояла. В том и секрет, что они не могли договориться и, были сами по себе, каждый из лидеров хотел быть первым. Нередко между бандами разных партий, из-за власти над территорией возникала междоусобица, иногда со стрельбой.
Внутри правящей партии (НДПА) тоже не было единства, она делилась на парчамистов (интеллигенция) и халькистов (хальк – народ). Не воевали между собою, но напряжения и тайные собрания имели место. Первым лидером партии был писатель Нур Махаммед Тараки и народ, вроде, пошел за ним. Партийцы ходили по кишлакам и агитировали за революцию. Халькисты были из малообеспеченных семей, типа российского революционного пролетариата, активные. Парчамисты – класс имущий, образованный, но недолюбливали «голодранцев». Обе фракции независимо друг от друга вели политическую борьбу, упорно изучая опыт Октябрьской революции в России, и хотели, чтобы их революция была похожа на Октябрьскую. Они понимали, что без объединения фракций захват власти не осилить, поэтому в 1977 году формально объединились. Теперь препятствием к власти оставался только Дауд. НДПА, подготовив народ и войска, выдвинули лозунг «Во имя защиты принципов ислама и демократии» и совершили государственный переворот. Он произошел безболезненно с небольшими потерями и разрушениями. Дауда сразу застрелили и по радио Кабула объявили, что он обманом захватил власть. Этот день -27 апреля 1978 года – назвали днем Саурской (апрельской) революции. Ситуация в стране была как в лесу, наверху ветер шумит, а внизу – тишина. Народ нищенствовал и голодал. Для него ничего не менялось. О нем вообще забыли, хотя обещали много. Сулили даже социализм. Не рановато ли для населения с феодальным укладом жизни и сознанием? У них и по календарю шел только четырнадцатый век.
Получив должность правителя государства, Тараки по левую руку посадил своего заместителя Бабрака Кармаля, а по правую – друга и ученика Хафизуллу Амина. Тараки называл его «верным и выдающимся товарищем». Пользуясь неограниченным доверием, Амин начал расправляться с инакомыслящими. Не щадил никого, в том числе и залуженных членов партии – парчамистов и служителей ислама. Последних не боялся расстреливать прямо на глазах сельчан. В результате « выдающийся товарищ» в народе получил новое имя – «Афганский Берия». Со временем, Амина начали посещать мысли, что учитель неправильно руководит государством, а он мог бы лучше, но находится на вторых ролях. Когда природа оставляет прореху в чьем-либо уме, она обычно замазывает ее толстым слоем самомнения. Навязчивая мысль не давала покоя и «верный» друг послал гвардейцев удушить любимого учителя. Даже способ выбрал не хороший. Афганцы всегда очень боялись повешения – по религиозным канонам при удушении кровь не выходит наружу и душа не попадает на небо.
Получив, таким образом, власть, Амин начал менять политику и поглядывать на Запад, особенно на Америку. У них была взаимная симпатия. Но долго править не пришлось, и вскоре сам испытал то, что проделал с Тараки. Долги надо отдавать! Величайшие предательства всегда совершались теми, кто был не среди врагов, но друзей, учеников или близкого окружения. После него возглавил Народно – Демократическую Партию Афганистана Бабрак Кармаль, который негласно симпатизировал парчемистам. Однако жизнь свою больше доверял советской охране, а уж потом землякам.
В приграничных с Пакистаном провинциях незаконных вооруженных формирований было меньше, поэтому Лагман считалась спокойной провинцией. Но она была проходящей для других банд. Америка, раздосадованная тем, что опоздала занять территорию Афганистана, стала вооружать бандформирования. И каждая группа раз в год переходила Пакистанскую границу, до которой от Мехтелама 60 километров, получая от них бесплатно оружие. Позднее, это оружие стали применять против самих американцев, которые после вывода советских войск, пришли на территорию Афганистана. «Не плюй в колодец – пригодится воды напиться».
«Кобальт» лагманский
Для дальнейшего прохождения службы, Ваханова определили в комнатушку, прилепленного к забору домика, где умещалось две койки. Душманам не представляло труда ночью перемахнуть двухметровый забор и вырезать мушаверов и переводчиков, хотя уязвимые места были известны и, конечно, принимались меры. В отделении «Кобальта» вместе с переводчиком и водителем БТРа было пять человек. Возглавлял отделение барнаулец Валерий, лет на двадцать моложе Еремея, с длинными русыми волосами, по моде, и мальчишескими замашками. Отделение не входило в состав советнического аппарата царандоя провинции Лагман, хотя работало по этому же направлению. Ребята показали Еремею местные достопримечательности: «зеленку», как на здешнем диалекте называлась душманская зона за забором, дворик с экзотическими «удобствами» в нем, полуразвалившуюся глиняную халупу, называвшейся баней и другую убогость. Последней достопримечательностью оказалась столовая в глиняном сарае с земляным полом и столом посредине человек на шесть. Повар – солдат срочной службы из батальона – уже приготовил «праздничный» обед из макарон. Знакомство должно иметь повод. Вновь прибывший принес из чемодана двухлитровую банку смородинного сока, в котором плавали несколько ягод, и разлил по стаканам. После первой пробы разочарование на лицах сменилось удовлетворением и знакомство началось. В то время таможня спиртное не пропускала, а сок под закатанной крышкой – ну, как без витаминов организму обойтись? Чем меньше оставалось в банке спирта, тем восторженнее принимали Еремея за своего мужика, но он очень устал. Обед в какой-то мере компенсировал потерю нескольких килограммов, но сил не восстановил.
Только голова коснулась подушки – он сразу оказался в мире грез. Ночью внезапно проснулся, ему показалось, что прозвучал выстрел. В комнате темень. Пока раздумывал, над головой снова грохнул выстрел, от которого его буквально сбросило с койки. В кромешной тьме дрожащей рукой нащупал на спинке кровати, выданный вечером автомат. Сердце билось редкими гулкими толчками. С автоматом в руках стало спокойнее, и он рассмотрел в темноте у противоположной стены безмятежно посапывающего соседа. Через несколько минут третий выстрел. Ваханов понял, что стреляли на крыше. Потом узнал, что прямо над его комнатой, располагался пост, огороженный со стороны «зеленки» глиняным бруствером. Ночью его занимал солдат охраны, выделенной советским батальоном. Воин должен стрелять каждые 15 минут одиночными. Это означало, что он живой и не спит. Если прозвучит автоматная очередь, значит нападение. Контролировал ночную ситуацию и будил часовых, дежурный офицер из числа советников. Ваханова забыли предупредить о «ночных стрельбах», и он получил для начала небольшой стресс. Так началась адаптация к новой жизни, к непривычному для человека средних широт климату, постоянному соседству с близкой смертью.
Формально в полукилометре в «зеленке» находился афганский пост «Инклоб», но во время обстрелов городка моджахедами, активности его не замечалось. Он несколько раз захватывался ими. И были подозрения, что во время нападений банд на городок, с этого поста тоже постреливали в сторону шурави. Армия состояла из добровольно – принудительно набранных местных крестьян. Коня можно загнать в реку, но нельзя заставить его пить. Их многие родственники находились бандах, большей частью, тоже не всегда добровольно. Единственная надежда советских была только на свой батальон, дислоцировавшийся в двух километрах на горном плато, который в случае нужды сразу посылает бронетехнику и артиллерией помогает.
«Помощь» артиллерии всегда летела через город и советский поселок, над головами сражающихся с антинародной властью, так как воинская часть располагалась в тылу поселка на другом конце города. Даже научились определять по звуку вид смертоносных снарядов. Особенно мины, которые в полете шелестят. Летят и шелестят, но не все долетали до «зеленки». То ли на заводе пороха в заряд не доложили, то ли наклон трубы занизили, но падали они иногда раньше, не долетев до забора поселка. Но ведь могла упасть и рядом, поэтому всегда настроение поднималось, когда мина уже прошелестит.
Первое впечатление Ваханова о новом месте жительства неважное: дворик перед домом – две сотки земли. На ней растут три плодовых дерева – «наринч», среднее между апельсином и лимоном, под ними дощатый стол для стирки, рядом колодец, клочок вытоптанного огорода и везде грязь. За забором, уже в зеленке, росла пальма около небольшого болотца: место рождения мух, комаров, гнуса и всякой другой гадости. Корм для них был рядом – они считали, в порядке вещей, питаться кровью жителей городка, особенно ночью, когда жара под 40 и духота. Негде голову преклонить. Летом многие болели малярией, а с августа начинается эпидемия желтухи. Прошлой осенью, сказали Ваханову, 100 % состава отделения было отправлено в СССР с этой болезнью, не говоря о военнослужащих батальона. Гепатит плывет оттуда, где его размножают. Советский батальон, не блиставший достойной санитарией, своего источника воды не имел и ежедневно бочками возил из колодца кобальтеров. Колодец был и поближе к батальону, около мечети, в городе, и сначала брали оттуда, но духи кинули отравы. Хорошо заметили во время, и больше не рисковали.
Комбату очень хотелось иметь на территории части свой колодец. Этим решалось бы сразу несколько проблем, но батальон располагался на высоком плато. Кто-то посоветовал пригласить знающего афганца помочь найти воду. Отыскали такого. С важным видом прошел он по территории части и указал на одно место в небольшой низине:
– Здесь есть вода.– Что им руководствовало, чутье или легкомысленность, или враждебность к «шурави», сказать трудно, но комбат поверил. Начали копать. Земля – сплошная галька вперемежку с глиной. Копали долго – больше месяца. Выкопали около 30 метров глубиной, а водой и не пахнет. Над шурфом установили самодельную лебедку, с помощью которой выбирали грунт и поднимали копателей. Во время работы – Еремей заглядывал– их почти не видно. Колодец узкий и из незакрепленных стен торчат камни, которые иногда срываются вниз. Такой камень и каску может пробить, опасно находиться на дне. Солдаты стали отказываться, комбат привлек дембелей – «землекопов» обещал отпустить в первую очередь. Но у него самого радужные надежды на собственную воду в батальоне таяли с каждым метром. Грунт стал более влажным, что мешало верить в бессмысленность затеи, и грезилось, как вдруг забьет фонтан чистой воды. Но всему приходит конец. Командир послал найти того предсказателя-афганца. Привезли, вид его был жалок.
– Ну, где обещанная вода? – грозно спросил комбат. «Пророк» бормотал, что-то невразумительное.
–Будешь копать сам, пока не найдешь воду.– Поставил точку командир батальона и приказал афганца спустить в колодец. У аборигена до вечера было много времени поразмышлять на дне колодца об ответственности за свои слова. Лучше ногою запнуться, чем языком.
В городке советников афганцы к источнику воды не допускались. На вид она была чиста, как горный хрусталь, но ведь микробы не видны без микроскопа. Солдаты вычерпывали ее ведром, привязанным к веревке, а колодец вровень с землей, и батальонная зараза не заставила себя ждать. Заболевших военнослужащих лечили в госпитале в Кабуле, где был хороший уход. Многие срочники завидовали. Им тоже хотелось отдохнуть несколько недель в госпитальной палате, поэтому они сознательно заражались желтухой. Для этого надо иметь всего 40 чеков (денежное довольствие за несколько месяцев) и больной помочится тебе на кусок хлеба. Так продавался гепатит. Оказывается, приобретение навыков коммерции можно начать со своей болезни.
В комнате кроме Ваханова и москвича Вечимова жили еще двое – два варанчика (ящерицы). Никто не возражал против такого соседства, так как польза от них была несомненная. Места много не занимали, жили под складками плохо приклеенных обоев, но трудились весь день, ловко ловя наглых мух и комаров. С одинаковой скоростью они бегали по полу, стенам и потолку. Как они бегали по потолку вверх ногами – непонятно. Сначала было опасение, что свалятся на голову, но ни разу ни один не сорвался. Отдыхая днем на койке, в самую жару не работали, интересно было наблюдать охоту этих ящериц. Ваханову вспоминался вьетнамский порт Хайфон, куда он, будучи на флоте, несколько раз заходил на сухогрузах «Невастрой», затем «Бикин». Моряки непременно посещали портовый кабачок, чтобы посидеть за кружкой пива после трудового дня. На потолке помещения всегда усердно шмыгали не менее десятка таких варанчиков. Один из моряков, почему-то не любивший их, после выпитой кружки пива, брал швабру и начинал гонять по потолку. Возможно, пиво, крепость которого была 16 градусов, так действовало на него, а может быть, боялся, что в кружку плюхнется, но он каждый раз мешал варанчикам поужинать мухами, наслаждающимися на потолке парами пива.
В первую же неделю после приезда Еремей познакомился с сотрудниками курируемого им специального отдела разведки царандоя. Начальник с\отдела Амрулло по национальности пуштун, высокий стройный парень, лет тридцати пяти, с густыми черными, как смоль, волосами и усами. Чисто афганская внешность. Характер спокойный, без лишних эмоций и умные глаза, Национальность, известная нам как «афганец» – это общее для всех народов, проживающих в Демократической Республике Афганистан, но внутри они подразделялись на пуштунов, таджиков, узбеков, хозарейцев, белуджей и так далее, всего около 20 народностей. Самая многочисленная, пуштуны (аборигены), ведущие кочевой образ жизни, насчитывает 12 млн. человек. Почти каждый афганец разговаривает на двух языках: пушту и дари. Советские переводчики, с грехом пополам понимали только последний, близкий к таджикскому. Поэтому, когда собеседник – пуштун плохо говорил на дари, приходилось использовать двух переводчиков. Один, обычно начальник с\отдела Амрулло, переводил с пушту на дари, а торжимон Махмуд уже на русский.
В с\отделе сотрудников немного, но работа их необходима. Одна из главных задач отдела разведки – предупреждение нападения бандгрупп на город. Без своевременной информации о бандах и их намерениях – существование народной власти в провинции находилось бы под вопросом. Амрулло ознакомил советника с оперативной обстановкой и познакомил с оперативниками, одетыми в штатскую одежду. Они вежливо приветствовали «мушавера».
Пока еще не жарко, но комары уже начали испытывать новичка. Комар поет тонко, да звонко (пословица). Причем кожа, не привыкшая к укусам иностранных комаров, покрывалась волдырями. Пензенские, родные комары, были благороднее. Посоветовали натянуть на кровать накомарник – достают, но меньше. Зацвели плодовые деревья. С наступлением темноты афганская власть провинции включает на три часа электричество от движка с таким накалом лампочки, что Еремей, работая по вечерам с картой, за год посадил зрение окончательно.
Почту привозят через день из Джелалабада вертолетами, если они не задействованы в войсковых операциях. Как только они выныривают из-за гор, примерно километров за шесть от Мехтерлама, их еще не видно, но слышно. Городок приходит в движение и под радостные крики – «вертушки» – хватают канистры для солярки и на БТРе и машинах мчатся, сломя голову, через город в батальон, чтобы успеть к их приземлению. За 10 минут стоянки надо умудриться кроме почты, налить из баков керосина, на котором все готовили пищу. Ваханов и до сих пор безошибочно по звуку определяет вертолет.
Еще не прошло месяца после приезда, но он уже достаточно освоился, вошел в ритм жизни городка. К ценным качествам человека относится умение приспособляться к обстоятельствам и сохранять спокойствие вопреки внешним грозам. В необычных условиях процесс этот идет быстрее. Истекшие дни особых беспокойств не доставили. Были обычные обстрелы из «зеленки», одна пуля удачно отрикошетила от диска колеса машины, приехавших за водой из батальона, словно предупреждая, что враг не дремлет.
Связь советников с офицерами батальона была тесная, можно сказать – спаянная, а еще лучше – споенная. Ни одно событие или праздник не проходили раздельно. Здесь тоже бытовал удобный закон о профилактике болезней через самогонный аппарат. Из «мушаверов», конечно, никто не хотел болеть. Однако жаркое лето изнуряюще действует на организм пришельцев северных широт, он слабеет и зараза уже внутри. В прошлом году болели все: и кто пил только кипяченую воду и кто физкультурой занимался. Ни один не смог дотянуть до положенного срока.
Еремей сразу поставил себе задачу – продержаться два года и не заболеть. Анализируя ситуацию, пришел к выводу, что только чистота может помочь в выполнении этой проблемы. Как говорил, в свое время, садовод Мичурин: «Не надо ждать милости от Природы – взять их у нее наша задача».
Начать делать здоровье надо с уничтожения мусора и превращения утоптанной до асфальта сотки земли, в огородик, который можно использовать под зелень, овощи и цветы. Земля очень плодородная, если поливать, а колодец рядом, но его тоже нужно довести до ума: нарастить стенки и поставить ворот, как в деревнях российских.
Самое трудное, оказалось, убедить остальных в целесообразности чистоты. Все считали себя здесь временными – «зачем я буду делать для кого-то», «после меня хоть трава не расти», и спокойно перешагивали через грязь и мусор. Кто рассчитывает обеспечить себе здоровье, бездельем – поступает неразумно, как и человек, думающий молчанием усовершенствовать свой голос. Праздность разрушает организм, и здоровья, как заблуждаются некоторые, не прибавляет. Даже аргумент, что в прошлом году шесть человек, очевидно, с таким же мышлением, отправлены в Союз с гепатитом – не действовал. Ваханова это не обескуражило, и он, подключив солдат охраны, и огородик вскопал и начал строить колодец. Его поддержал, проживавший в соседнем доме, советник первого секретаря НДПА. И не только поддержал, но и принял участие в строительстве колодца, основной причины распространения заразы. Хорошее начало– половина дела. Очистили его дно, где в железном мусоре оказались две боевые гранаты без запалов, и приступили к сооружению памятника рукотворного. Большие сложности возникли со стройматериалами. Здесь бревно найти труднее, чем в пустыне родник. Партийный советник подключил всю власть провинции. Нашли три столба. В поисках стержня металлического, для закрепления ворота, власть выбросила белый флаг и пришлось искать его в воинской части, в Джелалабаде, откуда привезли «вертушкой».
–Победа принадлежит самым упорным, -говорил Наполеон в зените своей славы. Фотография партийного советника и советника спецотдела на фоне готового колодца, была завершением строительства. До окончания срока их службы, никто из городка не заболел. Сооружение, вероятно, сыграло здесь не последнюю роль. Возможно, и до сих пор пользуются колодцем, подсознательно посылая мысли благодарности тем, кто его строил. Своевременность некоторых дел состоит не столько в размерах и сложности, сколько в целесообразности их.
Колодец строился, конечно, в свободное от работы время. Советники, имеющие курируемые отделы, должны находить время и для советов, и ходить на базар за продуктами по графику, и ездить за керосином к «вертушкам», и летать на них, чтобы показать цель для бомбометания или с отчетами в Джелалабад и Кабул, и участвовать в войсковых операциях.
Столица провинции
Ваханов уже познакомился с одноэтажным провинциальным центром – Мехтерламом. Городом назвать – язык не поворачивается, но больше большого кишлака. Протянулся по долине Алишанг вдоль речушки, похожей на арык. Дуканов немного в центре, и рядом восточный базар. Он соответствовал такому названию только по пятницам -выходным дням. С раннего утра заполнялся ослами и двугорбыми верблюдами из дальних кишлаков и привезенными на них убогими товарами, в основном, продуктами сельского хозяйства: картошкой, огурцами, помидорами, луком и мясом. В другие дни, самые «крутые» и постоянные торговцы занимали места под двумя небольшими дырявыми навесами на десяток персон. Остальные, рангом ниже, «плебеи» – прямо под открытым небом на земле. Положит перед собою два десятка картофелин и целый день смотрит на них. Два-три человека непременно торгуют чаем, в пирамидальных кучах, по два – три мешка в каждой, высыпанными тоже прямо на землю. Чай разделяется на зеленый (сабз чой), который пьют мужчины и черный (гарм чой) – пьют только женщины. Зеленый чай в виде гранул, раза в три больше ячменного зерна. В горячей воде гранула расправляется цельным чайным листом. Как свернуть большой чайный лист в гранулу может сказать только специалист. Нет ни искусства без упражнения, ни упражнения без искусства.
В воюющей стране опасно не только принимать участие в боевых действия, но даже сидеть на базаре со своим товаром. Обстрелы провинциального города проводились бандами часто либо из стрелкового оружия, либо из минометов. Советский батальон, как правило, не оставлял без ответа такую инициативу. Мехтерламский базар находился в середине между советским батальоном и городком «мушаверов» (советников), за которым душманская зона. Пули и мины почти ежедневно летали над ним. То у душманов они
перелетали через объект нападения и падали на базаре, то из батальона не долетали и падали там же. Расплачиваться приходилось мирным жителям. В начале апреля среди убитых оказался солдат ХАДа, не вовремя посетивший базар.
Через два дня в центре города обстреляли полковой бронетранспортер, у которого закончился на дороге бензин. В этот же день в районе Джелалабада в засаду попали шесть спецназовцев во главе с офицером. Всех хладнокровно расстреляли.
В конце недели прилетели две афганские «вертушки», которые обычно летают на более низкой высоте, чем советские. Их не трогают моджахеды, видимо, потому, что они часто перевозят своих земляков. Советские не берут. Но в этот раз кто-то полоснул по вертолету очередью из «зеленки». Один из пилотов сел у открытой настежь двери летательного аппарата с автоматом и минут двадцать на бреющем полете выискивали злоумышленника, но не нашли.
Москвич Вечимов, в комнате с которым поселился Ваханов, в Афганистане тоже второй раз, но в первое посещение ему было три годика. Родители работали здесь. Он с гордостью считал себя коренным москвичом и сыном генерала. Что повлияло на него: или воспитание в генеральской семье, или атмосфера большого города, но парень 32 лет был, мягко говоря, непорядочный, лентяй, скупой и с гнильцой. Такие люди, как известно, добросовестностью в работе не отличаются. Любимое его занятие – часами лежать на спине, на койке, руки за голову, всех критиковать и рассуждать, что он мог бы сделать лучше, но не хочет. Яму рыть легко, но трудно построить дом. В отпуск уехал, не «попрощавшись», как заведено, но никто и не жалел об этом. После отпуска перевелся в Джелалабад. Ваханов с ним ужился и даже передал посылку в Пензу, но в корне изменил положительное мнение о коренных москвичах, как детях негативного прогресса.
Не смотря ни на какие внешние обстоятельства, Еремей упорно продолжал придерживаться поставленной перед собою задачи по выживанию. Установил жесткий режим: в 6 часов подъем, дважды в неделю стирка, утром пробежка по дворику, душ несколько раз в день – на крыше бочка с водой. Кроме того, в городке была баня, где раз в неделю парились. Все пили только кипяченую воду. В то время никто не знал, что у кипяченой воды есть оборотная сторона медали. Если при кипячении уничтожаются вредные бактерии (часто вместе с полезными), то при охлаждении именно кипяченая вода принимает наибольшее количество мертвых частиц атмосферы. Если хотим понизить мозговую восприимчивость, надо пить долго стоявшую холодную кипяченую воду. Она сообщает организму вялую затхлость, поэтому употреблять ее можно лишь в свежем, очень горячем состоянии.
В конце каждого месяца летали в Кабул с отчетами, откуда забирали письма, которые писались на Посольство СССР и покупали продукты в Представительстве – много дешевле, чем в дуканах. Питались на свою зарплату.
Ваханов никак не предполагал, встретить в ДРА знакомого афганца из провинции Газни. Им оказался командующий царандоем Хамиди. Так у них называется должность начальника управления полиции. В Газни он возглавлял управление хада (КГБ). Среднего роста, по внешности похож на цыгана. Это был единственный афганец, которому доверяли. Он всегда участвовал во всех мероприятиях советнического городка. За какие прегрешения был переведен на исправление в Лагман в царандой (МВД), не рассказывал, но мушаверы знали – межпартийные распри. Ваханов не встречал в стране афганца более эрудированного, знающего пять языков, в том числе – русский.
С середины апреля появилось несметное количество изголодавшихся комаров, так как стало тепло. Кое-кто вынес койку во двор – не так душно. Без накомарника ни на воздухе, ни в помещении спать не возможно, а под накомарником был слышен только гул недовольных насекомых, пытающихся безрезультатно протиснуться сквозь мелкую сетку. И, видимо, в отместку они пригласили своих меньших братьев – москитов, с которыми Еремей раньше не встречался. Для них накомарник, как для астральных сущностей (призраков) кирпичные стены дома, препятствий не представлял. Даже хлорофос, побрызганный на накомарник сверху, не мог погасить алчность гнуса. По ощущениям, как укус комара, смотришь – никого нет. Только через лупу можно рассмотреть злодея, который оказывается копией комара, но раз в 10 меньше. Место укуса три дня чешется. Они же являлись переносчиками малярии, переводчик, заболев, первым доказал это.
Но комар не был основным началом цепи питания земноводных и пресмыкающихся, а муха. Начали поспевать ягоды шелковицы, два больших дерева которой росли в соседнем дворике советников ГРУ. Спелые тутовые ягоды падали и под каблуками офицеров образовывали сладкие оазисы. На ароматный запах слетались тысячи мух, за которыми целыми днями охотились маленькие симпатичные лягушки. Жители поселка называли их «Наташками». Мухи в изобилии сидели не только на земле, но и на стенах построек, где кроме знакомых уже варанчиков, устраивали на них облаву богомолы и небольшие стремительные паучки. Паутину не плетут, в отличии от обычных малоподвижных пауков, а мгновенно хватают муху, даже в два раза больше себя, если она сядет рядом. Биология их называет – «пауки-волки». Жители городка травили мух, разносчиков заразы, жидкостью, но их не убывало. С наступлением темноты дневная фаза охоты переходила в ночную. Выползали змеи и прелестные Наташки безжалостно исчезали в пасти этих чешуйчатых. Проблема дежуривших офицеров ночью – не наступить на хвост змеи или крысы, во множестве шныряющих с наступлением темноты. Прецедент уже имел место – у сержанта, водителя БТР, прогуливающимся в сланцах, выдрала кусок кожи на ноге. Видимо, наступил на хвост. Каждый зверь мстит за свою боль, а человеку опасности полезны – способствуют развивать зоркость и внимательность.
Завтра выходной, в мусульманской стране он по пятницам, у «мушаверов» в этот день баня – одно из немногих скудных развлечений. Еремей был большой любитель парилки, к которой приучился в период занятий спортом, когда приходилось «гонять» вес перед соревнованиями. В Пензе в свое время, в поисках хорошей парной, обошел почти все городские бани. И это увлечение, рекомендуемое для здоровья, осталось на всю жизнь. Лучшим веником в русских банях всегда считался – березовый, а эвкалиптовый веник, это деликатес, как «икра заморская», потому что эвкалипт в средней полосе не растет. В советническом городке все парились вениками эвкалиптовыми. Рядом с баней росло огромное эвкалиптовое дерево. Позже, работая в провинции Саманган, Ваханов помнит ностальгию советников – всем хотелось попариться, пахнущей Родиной, березовым веником, которые здесь не растут, и некоторым родственники стали присылать их в посылках. Людям обычно хочется того, чего нет, а когда получает, то быстро надоедает и уже хочется того, что было.
Опять больше недели нет писем, не на чем привезти – все вертушки на операции в Панджшерском ущелье. Снова Панджшер как два года назад. На этот раз в\операция закончилась за неделю, хотя и не без потерь, но воевали лучше, чем в 1982 году – научились. Ваханов в Джелалабаде, торопится улететь в Лагман, где у старшего группы день рождения, но полеты запрещены в связи с праздничными днями Саурской (апрельской) революции ДРА, да и вертолеты еще не прибыли с Панджшера. Но, кто ищет – тот всегда найдет. Подвернулась афганская «вертушка», пилоты никогда не отказывали «мушаверам», а скорее считали за честь. Прилетел во время.
День рождения Ленина
Подходит месяц, как Еремей кормит комаров лагманских и успешно проходит адаптацию: и психическую, и физическую, и спиртную. Усиливается жара днем, в тени +35. Работа в обычном режиме. К вечеру, когда жара спала, привезли впервые за несколько месяцев, какой-то афганский документальный фильм, якобы об аресте бывшего правителя Амина. Экран повесили на стену домика советников царандоя, а стулья и скамейки расставили под раскидистой шелковицей. Получился настоящий кинозал. У афганцев раздобыли на время маленький бензиновый движок. Мощности его едва хватало только для лампы кинопроектора, мотор постоянно глох. На экране, когда он, наконец, заработал, стали мелькать темные фигуры, как все догадывались, людей, говорящих на афганском языке. Но голосов все равно не было слышно, так как они заглушались звуком движка, тарахтящего рядом. Претензий никто не высказывал. Все были довольны, что
смотрят настоящее кино, и не отрывались от экрана, пытаясь по движениям и жестам защитников свободы разгадать смысл происходящего там.
Не прокрутили еще и половину фильма, как сквозь мерный гул движка резанула слух длинная автоматная очередь с крыши, где находился пост. Тревога! «Зрительный зал» мгновенно опустел, только киномеханик-афганец флегматично выключил движок и начал сматывать провода. В наступившей тишине вдруг отчетливо проявились звуки ожесточенной стрельбы из «зеленки».
Пули свистели поверх забора и на опустевшие скамейки «зрительного зала» мягко падали срезанные веточки шелковицы. Все разбежались по своим, заранее расписанным местам у бойниц, и грохот ответных выстрелов заглушил все остальные звуки. Отсутствие видимости противника, в темноте создавало иллюзию окружения. Казалось душманы под забором и сейчас начнутся рваться их гранаты по эту сторону. Ваханов рванул затвор автомата и нажал на спусковой крючок. Очередь ушла в темноту. Стрелял просто так, лишь бы не ждать. Страх не давал сосредоточится. Нет ничего страшнее самого страха. Сознание стало проясняться, когда уже два пулеметных рожка по 45 штук были пусты. В амбразуру были видны частые вспышки выстрелов. Стал по ним вести огонь, но автомат вдруг замолчал. Заело, тоскливо подумал он. Чувствуя безысходность, отбежал к стене дома, в которую над головой, на уровне забора, часто впивались пули и сыпалась штукатурка. Торопясь снять кожух автомата, схватил одной рукой за ствол, чтобы отстегнуть магазин, но резко отдернул ее – поперек ладони пролегла багровая полоса – ожог. Это немного привело в чувство, стал размышлять более спокойно. Выстрелы вокруг не умолкали, и, казалось, со стороны душманов стали громче. Отстегнув магазин, понял причину – он пустой. Пристегнув очередной, и, вспомнив о коротких очередях, вновь занял боевую позицию, Бой между тем нарастал. У Еремея осталось два магазина, от десятка заранее снаряженных. Неизвестно что будет дальше. Быстро забежал в комнату. Достал из ящика под кроватью 4 гранаты, вкрутил запалы и положил рядом с собой.
Впервые огляделся вокруг и удивился, что не один – рядом вел огонь переводчик. Со стороны душманов стали что-то кричать по громкоговорителю.
–Что они кричат? – спросил соседа.
–Сыны Ленина, сдавайтесь, – перевел он.
Так вот почему нападение. Сегодня день рождения Ленина – 22 апреля.
Бой продолжался. В полной темноте ярко вспыхивали выстрелы, стремительно порхали красные «шмели»– трассеры. Неожиданно над дувалом пролетело что-то огненное длинное и грохнуло в 150 метрах сзади, за домом. Ракета догадался он. Потом еще одна, но не долетела до огневой позиции. Возможно «вилка». Пора просить помощь из батальона. Комбат откликнулся на просьбу и послал 2 танка и БМП.-1. Танков так и не увидели, до утра – в темноте один попал в арык, а второй всю ночь его вытаскивал, но БМП вышла за внешний периметр и снаряды ее со звоном полетели в «зеленку». Задержанные душманы потом спрашивали, из чего стреляли – сначала звенит потом взрывается. Необычный звон быстро отрезвил нападающих и выстрелы их мало-помалу затихли. БМП осталась на страже за забором, а разгоряченные защитники, собрав оружие и снарядив пустые магазины, вновь вернулись в «зрительный зал» на прерванный сеанс.
Афганец, как ни в чем не бывало, вновь завел движок, и только на экране появилось изображение, как на крыше дома, на стене которого висел экран, взметнулся столб черного дыма и прогремел взрыв. Он потряс всех не звуком, а своей неожиданностью. -Дым как от гранаты РГД-5 – успел Еремей сказать, сидевшему рядом Вечимову, но разбираться было некогда, кто-то панически крикнул:
– Душманы из гранотомета лупят!
И все вновь разбежались по своим, еще пахнувшим порохом, постам. Минут пятнадцать ураганный огонь двух десятков автоматов кромсал несчастную темноту. В ответ – ни звука. Передали прекратить огонь.
–Всех убили – сострил переводчик Махмуд.
Сложив оружие, в третий раз вернулись в «зрительный зал» – какой-то фильм невезучий . Рассаживаясь по местам, услышали громкие голоса в вилле советников царандоя, оказывается нашли злоумышленника, заставившего безрезультатно израсходовать боезапас в темноту. У советника командира афганского батальона капитана Левина, день рождения совпал с днем рождения вождя революции Ленина. Он отмечал сразу оба. В период отражения нападения, сначала палил из автомата, пока магазины не опустели, потом начал кидать гранаты через забор, хотя душманы были далеко. Забегая периодически в дом за гранатами, не забывал налить себе за успех. Затем, когда кристаллы алкоголя превысили количество кровяных тельцов в крови, посчитал ненужным огибать виллу, стоявшую в трех метрах от забора, и начал кидать боевые гранаты прямо через здание и забор, за которым уже стояла наша БМП. Война давно кончилась и «немцы» ушли, а он все воевал, как партизан в брянских лесах после второй мировой войны. Вилла довольно высокая и одна из гранат, не долетев до забора, взорвалась на ее плоской крыше. Если бы чуть левее, то ахнула бы прямо в «зрительный зал», увеличив список не боевых потерь Афганистана. День рождения Ленина оказался последним днем Левина в ДРА и закончился высылкой в СССР. Многое человек теряет с годами: юность, красоту, здоровье – и только одна глупость не покидает людей.
Уже после первой командировки Еремей перестал верить в целебность спиртных напитков и сознательно ограничил себя в их употреблении. Поводов для «лечения» хоть отбавляй, и во дворе стоит стационарный самогонный аппарат. Как не отметить день Апрельскй Революции ДРА, могут посчитать неуважением к стране. Афганцы праздники любят – дарят друг другу подарки, открытки. Избранных советников царандоя и «кобальта» пригласил командующий Хамиди. Спиртного немного, но запомнился чай отменный, в Пензе такой не встречался, да и в Москве найдешь его разве что в элитном магазине. Пьют они его по-особому – насыпают половину бокала сахара, сверху наливают чай и, не размешивая, подливают его весь вечер по мере надобности.
Через три дня 1 мая – тем более пропустить нельзя. На этот раз офицеры батальона предложили кобальтерам отметить у них «день солидарности трудящихся». Двое уехали, а Еремей, решив потерпеть до вечернего местного застолья, отказался и сел писать письма. Перечитывая последние, он так задумался, так глубоко ушел в свои мысли, что растворились стены комнаты, исчез Афганистан, а он находился в кругу своей семьи в Пензе. Сколько бы продолжалось это приятное ментальное состояние неизвестно, если бы внезапный визит партийного советника Романова с первым секретарем НДПА Барелаем и губернатором провинции не вернул его вновь в Афганистан. Они зашли поздравить с праздником и пожелать успехов в службе. Барелай просил обращаться прямо к нему, если возникнут трудности. Какая честь.
После совместного строительства колодца, Романов считал, как он однажды выразился, Еремея неравнодушным человеком, и у них сложились почти дружеские отношения, тем более что оба начинали свою трудовую деятельность моряками на судах Дальневосточного Морского пароходства. Затем Романов вырос до начальника отдела крайкома партии, откуда и был направлен в командировку в ДРА. Он был почти одних лет с Вахановым. Вел себя обособленно. В откровенных пьянках городка не участвовал, но после парной – любил попариться – позволял себе бутылочку сухого вина. Иногда приглашал Еремея составить компанию. По характеру мягкий, человечный и доброжелательный, хотя пытаться определить точный характер человека – одно из самых безнадежных дел. В 1968 году, после окончания афганских командировок, Ваханов приобрел путевку в дом отдыха МВД г.Владивостока, родного города лагманского партийного советника. Путевка была на двоих с супругой, которой он имел намерение показать бухту Золотой Рог и пообедать в ресторане с одноименным названием. Там он в былые времена не раз отмечал «окончание плавания далекого». Нередко они заканчивались кулачными боями. Однажды всю ночь пришлось просидеть в больнице, в ожидании друга Канцаева, которому зашивали рану над глазом, нанесенную острием колотой бутылки, чтобы наутро уже отшвартоваться в Японию. Сейчас только фотография с забинтованной головой друга напоминает о былых сражениях.
По прибытии во Владивосток, Еремей показал жене все достопримечательности «города нашенского» и закончили скромным обедом в ресторане «Золотой Рог». На другой день позвонил Романову в крайком партии. После приветствия услышал официальное, видимо, наработанное долгой партийной практикой с жалобщиками:
– Что надо?
– Да мне ничего не надо, хотелось бы встретиться, – оторопело сказал Ваханов и назвал номер комнаты в доме отдыха.
– Хорошо, сегодня некогда, время будет, заеду.
Но время так и не нашлось. Капля смолы может оздоровить заболевшую ткань, но для запущенной язвы даже котел смолы не поможет.
После майских праздников в советский городок прокралась из батальона, где слегли четверо, болезнь – брюшной тиф. Водителя Мусиенко пришлось сопровождать в Кабул, где должны поставить окончательный диагноз. Оттуда срочно прилетел врач-эпидемиолог и все дружно начали глотать таблетки профилактические. Местное население тоже болеет, но они привычные, здесь родились. Однако болезни не могли остановить наступление памятных дат. 9 мая – законный и любимый праздник военных. В советский батальон даже прилетел ансамбль Туркестанского военного округа – первый концерт за полтора года, и, конечно, весь советский поселок был там. В лощине, на территории батальона, наспех сколотили открытую площадку для приехавших артистов, а вокруг, на склонах, на солнцепеке, расселись зрители. Они с большим интересом смотрели концерт, бурными овациями сопровождая каждый номер. И вдруг, перед очередным, конферансье объявляет:
– Сейчас будет исполнена песня для подполковника Еремея, которого мы поздравляем с днем рождения,– и весь импровизированный зал захлопал в ладоши. Это было настолько врасплох для Еремея, что привело его даже в некоторое замешательство. Ему действительно сегодня исполнилось 45 лет. Необычный и неожидаемый подарок всегда приносит больше радости, чем ожидаемый и остается в сердце приятным воспоминанием на долгие годы. Вечером городок «гудел», отмечая День Победы и попутно юбилей Ваханова.
УАЗ в воздухе
В поселке у советников ХАДа была на довольствии обезьянка семейства макак. Кто-то подарил им. По возрасту довольно старая. Жила у них на дереве, на поводке. Ее часто приводили на другие виллы, чтобы побаловать бананами и какими-нибудь экзотическими фруктами. Так на поводке и держали, чтобы не убежала. Однажды Ваханов, разговаривая в своем дворе с приехавшим из батальона капитаном – медиком, держал ее на коленях. Капитан решил пошутить над обезьяной. Сорвал в огороде красный жгучий перец и протянул ей. Видимо, обезьяне этот овощ не был знаком, потому что она спокойно разломила его и половинку отправила в рот. Потом молча выплюнула и внезапно бросилась на врача, чтобы вцепиться ему в лицо. Еремей во время удержал за поводок, тогда она задними ногами с силой ударила капитана в грудь. С тех пор, как только он появлялся в городке, бросалась на него. Животные, стоящие по уровню ниже человека, думают, что люди добрые и не понимают поступков причинения им не заслуженного зла. Но, чувствуя непорядочность, выражают свое отношение к этому непосредственно. Человек же, подвергшийся подлости, может промолчать, и затаить ненависть на долгие годы. Любовь и ненависть – антиподы – самые сильные чувства человека и продолжаются даже за порогом земного существования. Человек может мстить и из Надземного мира, может, под влиянием чувства ненависти, воплотиться в новой жизни даже в качестве близкого родственника, чтобы мстить. Недаром молва – о покойниках надо говорить или хорошо, или ничего. Не надо плодить врагов.
Из Представительства МВД сообщили, что в отделение «Кобальта» выделена автомашина УАЗ, ждите подтверждения. Этим, наконец, восстанавливалась справедливость – во всех службах советнического поселка были машины, кроме них. Возникла проблема доставки автомобиля, кто поедет за ней? Только у Еремея оказался водительский опыт, приобретенным им в Наровчатском РОВД, когда при возвращении с мест происшествия водитель иногда доверял ему руль старенького ГАЗ-69.
Прошло две недели – никакого подтверждения. По лежачий камень вода не течет – машина может уплыть в другую провинцию, а она так нужна здесь! Надо срочно в Представительство – «бить челом».
В Кабул маршрут обычный, через Джелалабад, откуда летают самолеты. На вертолете долго и небезопасно, да из Лагмана напрямую летают очень редко. Будучи уже в столице Афганистана Еремей понял, что решение прибыть лично – правильное, пришлось отстаивать честь Лагмана. Зато, на следующий день в шесть утра он уже заезжал на УАЗе через задний откидной борт, в салон самолета АН-26, летящего в провинцию Нангархар. Машина даже со снятым тентом, впритык умещалась в салоне и Ваханов, сидящий за рулем, почти касался головой потолка. Так и проделал весь путь до Джелалабада в автомобиле с невиданной до сих пор, для этого вида транспорта, скоростью, за 25 минут 150 км. И именно здесь, над вершинами гор, у него возникла мечта о приобретении такого джипа в личное пользование. Впоследствии мечта была воплощена в жизнь, и двадцать лет он колесил Пензенскую область на таком виде транспорта. Мечты сбываются. Мы не можем изменить прошлое – оно прошло; не можем изменить и настоящее, как следствия причин, уже созданных нами в прошлом (судьба). Потому напрасны усилия сражения с судьбой (внешними обстоятельствами). Ее победить нельзя, как Дон Кихот (Сервантес) не мог победить ветряные мельницы. Если хотим улучшить мир внешний, надо начать с очищения и улучшения своего мира внутреннего. Тогда, по Космическому закону созвучия, изменятся и внешние обстоятельства. Мы можем улучшить свою будущую жизнь мыслью-мечтой, потому что только будущее пластично и подвержено изменению желанием. Это не пустой звук – каждый, если покопаться, увидит у себя сбывшиеся мечты. Мечта – как самовнушение, как самоприказ, и если это ярко, образно и постоянно, она обязательно воплотится через определенный срок. Жить надо в мире светлых надежд и мечты.
Привезти автомобиль в Джелалабад – полдела. Главная, самая сложная часть, как переправить его дальше, в Лагман, где нет аэродрома для АН-26. Своим ходом 40 км. через кишлаки, контролируемые моджахедами – и машину отберут и пленят безрассудного водителя. Надо искать выход. Ваханов и старший Зоны на новом УАЗе решили нанести визит командиру авиаполка, с которым старший был знаком. Цель – уговорить перевезти УАЗ вертолетом, для которого 1,5 тонны вес предельный. Риск, конечно, но без риска здесь никто не летает. Для убедительности важности мероприятия взяли аргументы – литр водки. Против них устоять трудно и командир дал «добро». Не откладывая в долгий ящик, откинули сзади МИ-8 мостик, Еремей, хотя и под «мухой», но заехал, на удивление, точно, вплотную. Летел, опять в автомобиле, однако, наклонив голову – потолок мешал. Командир эскадрильи предлагал лететь с ним, на втором борту, для безопасности, но лучше уступить морковь, чем лишиться гороха. Поднялись тяжело, летели натужено, а приземление …только Небо не позволило сломать шасси. Командир эскадрильи, после посадки, в ярости выскочил из кабины и несколько минут, не стесняясь в выражениях, орал командиру вертолета, что он о нем в эту минуту думает. Боевой летчик, опустив голову, очень напоминал нашкодившего школьника перед завучем. Первый рейс на новой машине по лагманской земле был в советский батальон. Комбат пригласил на свой день рождения старшего отделения Валерия и Еремея. Проехав город, стали подниматься на плато к батальону. Валерий, бывший уже несколько навеселе, попросил:
– Дай я порулю. –
Еремей пересел на место пассажира и очень пожалел об этом. У старшего не оказалось никаких навыков вождения. До ворот в заборе из колючей проволоки оставалось метров двести, но Валера никак не мог попасть на дорогу, по которой нужно ехать, вместо тормоза нажимал на газ. Машину бросало из стороны в сторону и, наконец, подъехав к воротам, в них не попали, а проскочили рядом, через колючку, солдат успел отскочить. Ожидавший у палатки комбат посмотрел на висящие оборванные куски колючей проволоки на бампере остановившегося УАЗа, потом на водителя и многозначительно произнес: