Заметки графской любовницы

— Я… — я сделала вид, что замялась, — В то-торговый квартал…

Граф Фламмен смотрел на меня понятливым взглядом человека, который почти смирился, что так просто не уйдет. Обреченное выражение его лица, проступающее все больше сквозь вежливую улыбку, грело душу.

— Ну надо же, какое приятное совпадение! — оскалился радостно барон, — Что же вы сразу не сказали?

— Ну, я… — пролепетала я робко, стрельнув глазами в графа.

Мистер Шурейдж неодобрительно прицокнул, глянув на друга. А потом вновь повернулся ко мне с располагающей, покровительственной улыбкой.

— Это знак судьбы! Если вы не против, давайте пойдем вместе? — я «смущенно» кивнула.

Ну конечно же мы пойдем вместе! Какие тут вообще могли быть сомнения?

— Я переехала и теперь вот обживаюсь… — пропела я мягким голоском, — Мелочевку всякую докупить хочу и обои посмотреть.

Мы шли, мило чирикая с мистером Шурейджом, и ненавязчивый флирт с приятным мужчиной скрашивал день. Я была мила, скромна и очаровательна — барон, не стесняясь, любовался. Еще больше скрашивала день кислая мина графа, скрыть которую у него получалось с трудом. Раньше я только дамам мстила, обращая на себя внимание их кавалеров, но все когда-то бывает впервые!

— А как вы познакомились с Вилем? — спросил мужчина, — Никогда бы не подумал, что такие очаровательные юные леди водятся в окружении этого бесстыжего беса!

— Ну что вы, я слышала Его Сиятельство пользуется большим успехам у дам, — улыбнулась я, опустив глаза на комплимент, — В его окружении должно быть много придворных красавиц, гораздо очаровательнее меня…

Краем глаза я увидела, как граф едва заметно закатил глаза и раздраженно фыркнул, словно кот, которого погладили против шерсти.

— И все же?

— Мы вместе работаем, — ответила я, не удержавшись от легкой язвительности на слове «работаем», но барон, на счастье, ничего не заметил.

А вот граф Фламмен напрягся, набрал в грудь воздуха, собираясь что-то сказать, но я опередила его.

— Его Сиятельство такой трудолюбивый и увлеченный человек — одно удовольствие с ним работать! — я вскинула на графа блестящие восхищением глаза, и он опасливо сглотнул.

— Вы тоже так думаете? — обрадовался мистер Шурейдж, — Мне тоже, знаете, довелось поработать с Вилем… По тебе, друг, может, и не скажешь, но ты очень ответственный человек, — мужчина посмотрел на него с мягкой, одобрительной улыбкой и  тут же повернулся ко мне, — правда же?

— Однозначно! — кивнула я, — Очень ответственный! А какой обязательный — прямо душа радуется.

— Мисс Ламбри… — начал было граф.

— А что у вас за работа, если не секрет?

Рыжий графеныш махнул рукой.

— Ничего интересного! Так вы переехали, значит?..

— Собираем информацию, пытаясь разобраться, есть ли возможность для девушек обучаться в высших учебных заведениях, — информация не была секретной, так что я с чистой совестью перебила графа, проигнорировав его попытку перевести тему.

И поняла, к чему она вообще была.

Глаза барона тут же загорелись. Если до этого он был просто мил с симпатичной леди, то тут он по-настоящему заинтересовался разговором, напрочь забывая про своего друга.

— Да вы что? — искренне удивился он, — Ну наконец-то хоть кто-то этим занялся! В Северном Содружестве женщины уже давно учатся наравне с мужчинами. И посмотрите, какие у них результаты? По статистике только за прошлый год в три раза увеличился объем…

Мужчина говорил и говорил, увлеченно рассказывая об успехах Северного Содружества по сравнению с нашими. У него по этой теме и в самом деле было что сказать, и я и сама увлеклась разговором, запоминая факты и обещая себе перепроверить то, что он говорит. Потому что там было столько всего, о чем я еще даже задуматься не успела, разгребая наши довольно сухие архивные документы…

Я и сама в какой-то момент забыла и про графа, и про обои, которые собиралась посмотреть, увлекшись дискуссией. Барон говорил просто безумно убедительно, хоть мне и казалось, что его суждения в какой-то мере однобоки, но в вопросе он все же понимал даже побольше меня.

— Я рад, что в нашей стране есть девушки, готовые взвалить на себя решение такого важного вопроса! — закончил он с некоторой излишней торжественностью, но все же искренне, — Ну да это и не удивительно, что вы заинтересованы в этом вопросе…

Пожалуй, я даже где-то залюбовалась. Сама я все-таки человек ни разу не идейный, и обычно мне не слишком импонировали те, кто в своем стремлении к правильному не видел реальности, но сложно было не оценить той искренней увлеченности, с которой барон рассказывал, не забывая при этом и о достойной аргументации. Жаль, что под рукой не было блокнота для заметок, потому что за бароном можно было записывать!

Ну, ничего, я потом графа Фламмена заставлю все это законспектировать — не все же ему бегать по континенту! Хочет обхаживать кавалеров — так пусть делает это хотя бы с пользой для дела.

— Это была идея Его Сиятельства, — соврала я, скидывая с себя и ответственность, и почести.

Барон, будто только вспомнив про графа, нахмурился.

— Не понимаю, почему ты мне об этом и словом не обмолвился…

— Мы только начали работать — чего зря обнадеживать? — зачем-то начал оправдываться граф, — Еще ничего не ясно.

Мистер Шурейдж посмотрел на него с искренним удивлением.

— Да что тут может быть неясного. Это давно уже стоило сделать! Мы и так в культурном развитие отстаем — такие вещи нужно просто взять и сделать… Кстати! — он снова повернулся ко мне, — Мне кажется, я где-то слышал вашу фамилию. Мисс Ламбри… мисс Ламбри… — он задумчиво постучал по виску.

— Ба-а, — потянул он поражено и вдруг весело на меня прищурился, — Да это не о вас ли судачат все махровые ретрограды столицы последний месяц? Девушка, умудрившаяся устроиться секретарем к самому Сильбербоа? Говорят он жутко придирчив в работе и до вас у него секретари менялись чаще, чем перчатки…

Я гордо улыбнулась. Слышать восхищенные нотки было совершенно искренне приятно. Мои успехи в работе были тем, чем я действительно гордилась, но именно этим меня хвалили не часто. Уж точно не искренне. Обычно комплименты в сторону моих карьерных успехов были всего-навсего завуалированной насмешкой, ведь девушка, которой приходится работать — явно неудачлива в любви. Не то чтобы это было неправдой, но я действительно любила то, чем занимаюсь. И от того, что красивый, галантный мужчина с прогрессивными взглядами смотрит на меня сверкавшими восхищением глазами не от того, что у меня личико смазливое, а от того, что я по жизни делаю, было очень приятно. Щеки вспыхнули довольством и я не смогла сдержать совершенно искренней улыбки.

Что же, у графа Фламмена однозначно хороший вкус! Мужчины с такими крепкими руками и нестандартными убеждениями на дороге не валяются.

Мы еще немного прогулялись по центральной площади, напрочь забыв про то, что собирались в торговый квартал, когда я решила, что раз уж жизнь меня сегодня столкнула с графом, выпускать его из рук не следует!

— Мы могли бы сегодня обсудить план на неделю, раз уж вы свободны, — предложила я так, будто он говорил, что свободен.

— Непременно, — кивнул граф, натянув улыбку.

Он как-то незаметно умудрился втиснуться между нами с мистером Шурейджем, очевидно, чтобы не выпадать из беседы и теперь я шла, облокотившись на его руку. Хотя граф был довольно сухощавым, через тонкую ткань рубашки я чувствовала приятную твердость его мышц, а на мою ладонь падала мягкая рыжая прядь, приятно щекоча кожу. Отчего-то это ощущение забавляло и поднимало настроение.

А еще его недовольство, когда я перехватывала контроль над беседой, очень походило на недовольство его сестры Леоны в аналогичных ситуациях. И хотя, по моим наблюдениям, граф был тоньше и хитрее сестры, все ж был похожим образом раздражителен. Во многом поэтому у меня не получалось удержаться, и я то и дело злила его, ставя перед другом в неловкое положение разными намеками и полунасеками.

«Ах, кажется, я вам мешаю!.. Простите мне мою наглость… Мне неловко, что я так вам навязываюсь» — и испуганный взгляд в сторону графа.

Будто у меня есть причины бояться его гнева. Мистер Шурейдж, конечно, простодушно велся, как и большинство мужчин, а граф смотрел на меня с таким обреченным пониманием и пылким осуждением, что я точно знала — стараюсь не зря! И пусть только попробует меня еще раз кинуть.

— …у миссис Крим на Лесной улице есть лавка с текстилем в том числе и для дома, очень вам советую, — барон между делом рассказывал мне о разных столичных мастерских, куда я могла бы заглянуть.

Это было очень к месту, так как сама я в столице ориентировалась плохо, а прогуляться у меня почти никогда и времени не было. Обычно просто брала пролетку и говорила, куда мне нужно.

— У нее все в светлых тонах, такое воздушное… — он жестами пытался объяснить, слегка смущаясь своей неуклюжести, — По-моему, очень подошло бы в дом такой нежной леди.

Я благодарно улыбнулась, проигнорировав смешок графа. Но незаметным движением ущипнула его за локоть. Рука его вздрогнула от неожиданности, но сам он в лице даже не изменился.

Мы очень тепло попрощались с бароном, клятвенно пообещав еще как-нибудь пообщаться и рассыпаясь в уместных ситуации комплиментах. Граф порывался пойти с ним, но я крепко держала его когтями за локоть и ненавязчиво перебивала каждый раз, когда он пытался придумать оправдание, почему сегодня не может.

Когда мужчина скрылся за поворотом, самый бесстыжий человек на свете наклонился прямо к моему лицу и раздраженно изогнул необычайно подвижную бровь, его глаза возмущенно сверкнули из-под на зависть длинных ресниц.

— Вы что творите, мисс Ламбри?!

Сказать, что я удивилась — ничего не сказать. Что я творю?.. Это что он творит!

— Это что вы творите! — взвизгнула я неожиданно звонко.

Вообще-то, мое самообладание — это то, чем я по праву гордилась. Зиждилось оно на том, что по большей части мне было все равно на всех и на все. Исключение составлял узкий круг близких людей. Об остальном же я судила с точки зрения практической пользы. И выражение тех или иных эмоций так же могло принести вред или пользу — именно поэтому их стоило контролировать и выражать только когда в этом есть резон.

Взять того же архивариуса. Меня не раздражало его мнение о работающих женщинах, потому что плевать я хотела и на него и на его мнение, но меня раздражало, что это тормозит рабочий процесс. Но так как демонстрация этого раздражения могла затормозить процесс еще больше, я держала его при себе. Вместо этого, исходя из тех убеждений, которые есть у мужчины, я демонстрировала тот набор эмоций, который поможет мне быстрее добиться желаемого. А так как я понимала, для чего я это делаю, раздражение довольно быстро проходило. Чего долго злиться, если своего я все равно добилась?

Вот так работало мое самообладание.

Сейчас же оно ни черта не работало. Меня совершенно по-простому одной фразой выбесил граф Фламмен. И я не успела даже задуматься о том, насколько может помешать конфликт нормальной работе, не захочет ли он из мести и дальше саботировать процесс, к каким последствиям может привести мой срыв… И злилась я даже не потому, что мне пришлось делать не только свою, но и его часть работы, меня прямо сейчас он сам бесил. Просто невозможно бесил. Стоит тут весь такой расхристанно-прекрасный, будто с картины сошел, а у меня от недосыпа кожа шелушится и синяки под глазами… Платью уже лет пять, если не больше. С мужчинами томно по городу гуляет, а я всю неделю от бумаг глаз не…

— …поднимала! Конечно я не хочу тебя отпускать, вдруг ты на другой континент рванешь, не предупредив, а я опять разгребай тут все одна! — кричала я на него, не обращая внимания на насмешливые взгляды прохожих.

Представляю, как я сейчас выглядела на его фоне. Это девочки вроде Леоны или княжны умели красиво психовать, а, я когда злилась — что бывало очень нечасто — выглядела как лающая псина! Так мне когда-то сказал один человек и сложно было с ним поспорить. Сварливая тетка орет на прекрасного, как видение, юношу — картина маслом! Но мне уже было все равно, боги, насколько же мне было все равно… Хотелось купить треклятые черные обои, огромный жуткий стол и запереться в своей черной комнате строить черные планы мести…

— Что я творю?! Что я творю?!.. Да у тебя совести нет! Значит как симпатичному барону — так работаем ответственно, а какая-то мисс Ламбри потерпит, если я даже не предупрежу ее, что ускакал в другую страну черти знают на сколько! И никто не знает! Ну как так можно-то?.. Кажется, я слишком привыкла, что меня окружают ответственные люди и забыла, насколько необязательны окружающие. И этот человек еще на герцога с сомнением смотрит! — припомнила я, — Да герцог меня так разбаловал своим ответственным подходом, что я уже привыкла и ожидаю такого от всех! Черт!..

Стоило только запалу закончиться, мне стало безумно стыдно за свой срыв. Кроме того, что такие вещи отвратительно смотрятся со стороны, от них вреда еще столько, что неделю разгребать… Даже если это заслуженно, стоит напасть на человека, он тут же начнет защищаться, придумывать причины, почему его отчитали незаслуженно. Это нормальная реакция, именно поэтому как бы тебя ни раздражало поведение человека, лучше это не показывать. Потом только виноватой останешься и помогать уже точно никто не будет…

Я укрыла лоб ладонью, разминая холодными пальцами разгоряченное лицо. Сейчас граф Фламмен, сын одного из влиятельнейших мужчин нашей страны, совершенно справедливо укажет мне мое место, выкатит список ответных претензий, которые вполне могли бы начаться с того, что я без разрешения перешла на ты и посмела поднять голос… и ни о какой нормальной совместной работе и речи уже идти не будет. Я могла думать что угодно о ком угодно, но высказывать претензии вслух можно только тогда, когда точно уверен, что это не отразится на твоем положении. Вот именно поэтому надо контролировать себя! Ну что такое со мной случилось вдруг?..

Дура несдержанная. Если хочешь когда-нибудь иметь полное право выговаривать окружающих, сейчас очень важно не сесть в лужу! Налаживать связи, а не рвать их глупыми истериками.

Одно я сказала верно: герцог меня разбаловал. Я привыкла, что люди вокруг относятся ответственно к работе, которую на себя взяли — других мой прошлый начальник попросту не держал вокруг себя.

Я подняла наконец заработавшую голову, готовая наткнуться на холодно-брезгливое выражение лица, которое у высокородных дворян выдрессировано с младых когтей, уже начиная придумывать оправдания и настраивать слезные железы на потоп… но вместо этого наткнулась на озадаченное, какое-то беззащитно-расстроенное лицо графа.

Он вдруг шагнул ко мне и уронил голову мне на плечо, тут же потираясь об него лбом в какой-то звериной ласке.

— Прости… — прошептал тихонько он, а потом скорее затараторил, будто боялся, что я его перебью, — Ты права, я виноват, прости, пожалуйста, прости, я сам виноват… Просто…

Я непроизвольно укрыла его рыжую макушку рукой, поглаживая и успокаивая, и едва успела перехватить прямо на подлете «Ничего страшного, все в порядке, только не переживай!», которое в итоге вырвалось неразборчивым хрипом.

Терпи, Фиви, терпи! Если признает, что виноват, то и хорошо! Да, его очарованию может позавидовать даже котик, только он не котик! Не котик, а взрослый мужчина! Пусть извиняется.

Я стоически молчала, делая вид, что это не моя рука гладит его по голове.

— Я правда не мог предупредить… Ты можешь просто поверить мне, что не мог? Мне не хочется тебе врать. И сейчас я не могу пойти к тебе — правда не могу! — шептал он мне в шею, словно маленький мальчик, оправдывающийся перед мамой, — Поверь мне, пожалуйста, я ведь даже не вру! Я не могу объяснить, потому что не вру тебе… А мог бы соврать что-нибудь…

Он уже как-то незаметно для меня умудрился обвить меня тонкими, но сильными руками за талию, оплетая, будто лиана. Я не надела корсет и теперь мне было немного неловко от ощущения, что между нашими телами только ткань, не такая уж и плотная — лето же… И шептал он мне неожиданно низким для такого тонкого мужчины голосом прямо в голую кожу, разгоняя мурашки.

Вот же… рыжий! Я прямо чувствовала, как физически не могу на него злиться, соскребая последнии крохи праведного гнева только для того, чтобы хотя бы не начать успокаивать его в ответ!

Мужчина поднял голову и посмотрел на меня виноватым взглядом, вдруг заключая мое лицо ласково в ладони, длинными пальцами чуть убирая в сторону волосы.

— Ты выглядишь такой усталой… Это из-за меня. Прости. Это же ничего, что я тоже перешел на ты? Я могу называть тебя Фиви?.. — я медленно кивнула, продолжая хмуриться, и он вдруг нежно разгладил пальцем мою бровь, — Тогда зови меня Виль, хорошо? Не могу больше слышать это дурацкое «Ваше Сиятельство», — скривился он, — Прости, пожалуйста, что так получилось! Я обещаю, что приду к тебе в начале недели и буду весь твой… — он вдруг наклонился немного, — и если захочешь, зайду к тебе домой… поработать, — мужчина сощурил глаза, все еще удерживая жалостливо-виноватое выражение, — И тоже буду весь твой…

Когда я танцевала с графом Вилем на прошлом балу, я прекрасно видела, что кокетничает он, как дышит. В том числе перепадало, конечно, и мне, хотя со мной он держал более уместную дистанцию. Скорее всего потому, что его сестра тогда выходила замуж за моего бывшего начальника — и ему было не до того. Тогда одна придворная дама будто между делом с какой-то сложно определяемой насмешкой мне сообщила, что граф Фламмен может зажечь даже мертвеца. И вот сейчас, глядя в его светло-карие, как янтарь, глаза, и чувствуя как покалывает губы от его дыхания, от желания прижаться своими губами к его, я понимала, что — да.

Учитывая что на своей личной жизни я на ближайшие годы благополучно поставила крест, сосредоточившись на работе, и мой организм совершенно спокойно с этим согласился, мое либидо действительно можно было бы назвать мертвецом. И меня это вполне устраивало! То, что приносит проблемы, не должно играть в жизни хоть сколько-нибудь важную роль.

Но вот сейчас я стояла, оглушенная давно забытым желанием — забытым, закопанным, затоптанным. За ненадобностью, уберегая себя от последствий. Желанием, которое у меня никогда не получалось контролировать, если уж оно меня захватывало…

Рыжие волосы блестели, словно огонь в закатном солнце и занавесили нас от окружающих, его лицо было уже так близко, а в его глазах плескалось что-то темное и жадное, хотя брови еще были сложены жалостливо, как у провинившегося ребенка. Руки уже не держали нежно лицо, а удерживали за шею, будто предостерегая от попытки дернуться.

Я сглотнула вязкую слюну, понимая, как сильно бьется моя кровь в жилке прямо под его пальцем. Чувствуя как непроизвольно напрягаются бедра.

И больше всего хотелось вплести пальцы ему в волосы, дернуть на себя и поцеловать самой, крепко, жадно, чтоб не наглел; покусать, чтобы он опять посмотрел на меня тем с тем беззащитным выражением, но уже по другой причине… Что-то он там говорил про прийти ко мне домой?..

Я едва прикоснулась своими губами к его и…

— Смотри, ну что за развратники! — вдруг плюнула в нас брезгливым взглядом какая-то проходящая мимо старушенция.

Рядом с ней шла девушка с невыразительной внешностью, но с очень выразительной завистью и тоской на лице. Ее строгое скучно-коричневое платье закрывало столько кожи, сколько было возможно, чтобы она еще могла дышать и смотреть, но уже точно не смогла расстроить бабулю.

— Молодежь нынешняя… Ни стыда ни совести! Потаскуха! — фыркнула мне напоследок… моя спасительница!

— Простите, госпожа, у моей совести страстный роман с противоестественными наклонностями! — виновато крикнул Виль на всю улицу, заставляя старую женщину возмущенно взвизгнуть.

К счастью, ее внучка буквально волоком оттаскивала ее от нас подальше, видимо представляя, с какой страстью могли сцепиться языками брюзгливая старость и дерзкая молодость.

Я же старательно успокаивала сердце. Интересно, граф перед всеми так извиняется? Он повернулся ко мне с лицом, не выражающим ничего, кроме спокойной веселости, и от этого хотелось это лицо ему расцарапать. Ну, нет! Тут главное не показать ему, насколько расшалилось сердце от его манипуляций.

Я безмятежно улыбнулась ему в ответ, резко ухватываясь за оборки жабо и дергая на себя. Наши губы почти соприкоснулись и от этого опять томительно сжалось что-то внизу живота, но, собирая волю в кулак, я прошипела ему прямо в губы, выливая всю злость от того, что он так нагло и неосторожно, будто проходя, разжег желание, которое с самого начала даже и не думал успокаивать!

— Слушайте сюда, Ви-и-иль, давайте я обрисую вам перспективы, — я снова сглотнула слюну, чтобы голос так не хрипел, — Если в десять утра в ближайший же мой рабочий день вы не появитесь на пороге моего кабинета, готовый работать день и ночь на благо отечества… Я пойду к королю на отчет и упаду там в обморок от усталости. А потом, когда меня спросят, что случилось, после того, как меня немного поуговаривают, со слезами на глазах расскажу, как вы скидываете на меня всю работу. Или может быть мне упасть в обморок перед вашим отцом? А может даже я распущу слухи, как вы решили выслужиться перед королевой, взявшись за эту работу, а потом свалили все на меня, желая только почивать на лаврах по итогу… Может даже я прослежу, чтобы они дошли до вашей многоуважаемой матушки…

— Я понял! Понял! — закивал он покорно, аккуратно отцепляя мои пальчики от рубашки и опять на всякий случай складывая свои жившие будто своей жизнью брови виновато домиком, — В десять утра! У вашего кабинета. Готовый работать день и ночь на благо… чего там? А! Отечества… На благо отечества, конечно. Я исправлюсь, вот увидите, буду очень хорошим мальчиком, — улыбался он, продолжая покорно кивать, — Не дам вам больше ни причин, ни поводов падать в обморок от усталости, честное слово!

Я сощурила подозрительно глаза, опасаясь, что мне заговаривают зубы. Ладно. Пока что я не была уверена в своем самообладании, которое при встрече с этим пройдохой будто ушло в отпуск, так что посмотрю на него в понедельник — а там решу, что делать. 

В этот вечер я долго ворочалась и не могла уснуть, все прокручивая наш разговор. Пытаясь понять, какие мои слова и действия могут привести к проблемам и каким образом их можно было бы предотвратить… И, к своему стыду — фантазируя. О том, как иначе мог бы закончиться этот вечер.

На следующий день я все-таки отложила все дела и занялась домом. Дошла до торгового квартала, выбрала обои в несколько комнат, записала имена несколько столяров, чьи работы мне приглянулись и купила целую гору мелочевки для дома, огромный багровый ковер в черную комнату… в смысле, рабочий кабинет! А еще, зачем-то, новое платье. Хотя большую часть времени я ходила в штанах и тратиться на повседневные платья не было никакой нужды. Но, с другой стороны, раз могу себе позволить — то пусть будет?

Вечером мне совершенно неожиданно постучали рабочие.

— Мисс Фиви Ламбри? Доброго дня! Привезли ваш стол, где собирать?

На попытку объяснить, что я не заказывала никакой стол и не собираюсь ни за что платить, мне всунули в руки письмо и сообщили, что все уже оплачено.