Помоги проекту - поделись книгой:
– Я слыхал, он историк. Это так?
– Может быть…
Самым последним удачным завоеванием Кро был контроль над архивами комиссии – он триумфально заполучил его в прошлом году. Если Хакман и впрямь историк, ему, несомненно, придется работать бок о бок с Кро.
Мандр, допив пиво, встал. Он уже в красках представлял, какие баталии развернутся в офисе ближайшие дни.
Когда первые пассажиры – пожилая пара из Штатов – ступили на трап, Мандр и Кро поджидали в стороне, возле рыбацких лодок, любуясь видом на бухту.
Туристы при помощи стюардов все выходили и выходили. Мандр разглядывал каждого из них, гадая, как же выглядит Хакман. Отчего-то он нервничал, а еще немного злился на Кро, который, как выяснилось, все-таки знал больше его.
Мимо мужчин вдруг прошла молодая женщина, одетая в буро-коричневое, – та самая торговка из палатки Мэйден-Касла. Она встала чуть впереди, повернувшись лицом к парому.
Мандр, как всегда, невольно отвлекся на нее. Отсюда он видел лицо девушки вполоборота. Понятно, почему люди вроде Кро считают ее опасной – мол, такие, как она, представляют угрозу для размеренного существования советского Уэссекса. А еще понятно, как сильно Кро ошибается. На первый взгляд девушка выглядела сущим отребьем, от которого так и несло анархией и безответственностью: длинные волосы взъерошены, просторное платье неприлично развевается на ветру, ноги в веревочных сандалиях черны от грязи. Однако стояла она уверенно, изящно выпрямив спину, лицо было довольно красиво, а в глазах светился недюжинный ум. Остальные обитатели крепости, которые порой объявлялись в городе, тоже держали себя с достоинством, которое разительно не сочеталось с их неряшливым обликом, а продаваемые ими безделушки были сделаны на удивление толково.
Кро внезапно указал на человека, который сходил по трапу:
– Вот он. Хакман.
– Уверены? – уточнил Мандр, прищурившись. Однако он знал, что Кро прав. Этот человек отличался от окружения. Все прочие пассажиры были или туристами, или торговцами: одни неуверенно озирались в поисках багажа и таксистов, другие спешно втекали в толпу соратников. Хакман же встал на самом краю причала и с интересом, прикрывая глаза от солнца, оглядел раскинувшийся перед ним город, а затем повернулся к югу, где на мысе стоял Мэйден-Касл. На вид мужчине можно было дать лет сорок. Темноволосый и худощавый, по-спортивному подтянутый, он мало походил на книжного червя, какого Мандр успел себе представить по обрывистым рассказам о новичке. В отличие от туристов, Хакман не волок за собой чемодан, лишь на плече у него небрежно висела небольшая сумка.
– Я думал, он моложе, – наконец сказал Кро. – Наверное, фотография в деле старая.
– А там была фотография? – спросил Мандр.
Кро не ответил.
Девушка из Мэйден-Касла тоже глядела на Хакмана. Она стояла рядом с ним и пялилась в открытую. Когда он зашагал к выходу с причалов, ему пришлось пройти мимо нее – и на миг их взгляды пересеклись. Девушка тут же отошла в сторону, туда, где портовые грузчики таскали из трюма ящики с пивом, села на каменный столбик и отвернулась к морю.
Хакман кивнул мужчинам из комиссии, безошибочно узнав в них коллег, но останавливаться и сводить более близкое знакомство не стал.
Кро и Мандр еще долго стояли на набережной, Хакман тем временем успел смешаться с толпой. Из мечети неподалеку, которую построили для гостей города, завопил муэдзин, призывая мусульман на молитву.
Глава четвертая
Дэвид Хакман в одиночку завтракал в столовой хостела для комиссии. За другими столиками сидели люди, с которыми ему, видимо, вскоре придется бок о бок работать. Знакомиться он не спешил, поэтому с показным безразличием терпел на себе полные любопытства взгляды. Друзья из Лондона предупреждали, что в региональной комиссии заведены свои порядки и новым коллегам его обязательно должно представить начальство. Нарушать здешние правила Хакман не хотел: за долгие годы в бюро английской культуры он узнал немало тонкостей работы в государственном секторе.
Чтобы поменьше нервировать и себя, и окружающих, он поскорее доел и, словно бы невзначай кивнув остальным, вышел из хостела: решил немного прогуляться по окрестностям.
Неужели после стольких лет ожидания наконец-то он в Дорчестере? Из Лондона порой казалось, что остров Уэссекс находится на другом краю света и попасть туда не легче, чем в королевский дворец Эр-Рияда. И вовсе не потому, что Хакман считался неблагонадежной персоной: в конце концов, у него имелось временное разрешение от Балтимора на работу в Западных Объединенных Эмиратах, а пару лет назад он даже консультировал атташе по культуре в римском посольстве. Просто маховик бюрократической партийной машины, как всегда, крутился невыносимо медленно…
Даже партийному работнику попасть в Уэссекс было непросто. Это место со своими мечетями, казино и толпами туристов со всех Штатов в глазах руководства партии выглядело крайне неблагонадежным. Дорчестер же был сомнительным вдвойне, потому что не только находился ближе всего к английскому материку, но и потому что сюда стекалась основная часть иностранных туристов.
Партийцев утешало лишь одно: остров Уэссекс отделял от Англии широкий пролив, и пока в международные туристические зоны допускались только иностранные граждане и проверенные партийные работники, вольнодумцы, живущие на острове, не могли заразить опухолью капитализма все прочее английское население. Так что идеология идеологией, но Хакман, как и все прочие, обладавшие хоть зачатками разума, понимал, как важны эмиратские доллары для вестминстерского бюджета.
Собственно, именно идейный интерес к местному населению и привел Хакмана в Уэссекс.
Когда сильнейшее землетрясение в прошлом веке сдвинуло тектонические плиты, отделив юго-запад Англии от материка проливом, который позднее получил название Бландфортского, уэссекцы много лет были предоставлены сами себе, пока наконец вестмистерское правительство не спохватилось и не осознало туристический потенциал острова. С тех пор его взяли под контроль и обложили теми же налогами, что и прочие регионы Англии.
Хакмана как социального историка в первую очередь интересовала жизнь здешних обитателей в годы изоляции. Кое-кто из островитян еще помнил минувшие дни, сохранились и записи с прошлых времен (преимущественно в Дорчестере, Плимуте и Труро); Хакман намеревался на их основе написать объемную монографию, наиболее полно и объективно освещавшую этот исторический период. На книгу, наверное, уйдет несколько лет, однако ради дела всей своей жизни он готов на такие жертвы.
Именно эту причину переезда в Дорчестер он указал в анкетах. Однако в глубине души Хакман знал, что есть и другой мотив.
Уэссекс сам по себе.
С того дня как ему пришла в голову идея переезда, Хакман ощущал в жизни некую неопределенность. Не то чтобы ему не нравилась работа в бюро английской культуры (хотя в чем-то так оно и было) – сама жизнь в Лондоне наводила тоску. Можно сказать, что где-то глубоко внутри, на подсознательном уровне, Хакман считал Уэссекс своим духовным домом.
Началось все с истории об общине в Мэйден-Касле, которая случайно попалась на глаза. Хакман заинтересовался крепостью, попытался выведать подробности; и чем больше он узнавал, тем сильнее ощущал родственную связь и с Мэйден-Каслом, и с островом в целом. Этих чувств он не понимал, поэтому лишь сильнее жаждал поскорее взяться за научные изыскания, надеясь узнать ответ.
В Дорчестер Хакман прибыл поздно вечером, поэтому вчерашний день был склонен считать не только началом новой жизни, но и финалом прежнего этапа, когда каждое утро на протяжении двух лет он просыпался с чувством тоски по незнакомому месту.
А еще, совершенно случайно, его приезд совпал с приливом.
Много лет назад, в юности, Хакману довелось испытать на себе все страхи и прелести катания на скиммере. За три недели студенческих каникул он узнал, какие опасности таит бурлящая водяная бездна. И это не напугало его, а лишь пробудило в душе азарт.
Подобный вид спорта, конечно же, – участь молодых и богатых, но Хакман с юности держал себя в хорошей физической фирме; что касается средств, то за годы службы он скопил неплохую сумму. Нынче у него были все возможности вновь оседлать волну в Бландфортском проливе – и он, само собой, этот шанс не упустит.
Утро в Дорчестере выдалось солнечным, и Хакман с наслаждением вдыхал чистый свежий воздух и любовался узкими улочками и домами причудливой архитектуры. Город словно испытывал солнечное похмелье: клубы и бары, развлекавшие гостей до глубокой ночи, теперь спрятались от утренней прохлады за ставнями и глухими шторами. Впрочем, многие отдыхающие уже неспешно гуляли по улочкам и покупали всякие безделушки со скидкой, направляясь в сторону пляжей за городом.
Подумать только, что до Лондона отсюда подать рукой – каких-то двести километров…
Когда Хакман добрался до здания комиссии, то, повинуясь внезапному порыву, прошел мимо. До встречи с комиссаром Боровитиным оставалось еще несколько минут. А неподалеку стоял магазин, торгующий скиммерами, – он заприметил его еще вчера вечером, по дороге с причала. Надо бы заглянуть…
Хакман выбрался из тесных проулков на широкий солнечный бульвар и зашагал в сторону гавани. Там шустро сновали яхты: вода через час-другой схлынет, и для судов станет слишком мелко. Между киосками и кафе и впрямь приткнулся нужный магазин, где на ярко освещенной витрине лежали различные предметы спортинвентаря.
Первым делом Хакман направился к скиммерам, грудой сложенным под навесом магазинчика. Доски были всех цветов и размеров, на любой кошелек. Хакман вытащил одну и взвесил в руках. Она оказалась на удивление тяжелой; Хакман и забыл, какие эти штуки увесистые! На вид доска была крепкой, красивой окраски: ярко-желтые и красные разводы на глянцево-белой поверхности. Однако баланс так себе – Хакман чувствовал это подсознательно, а интуиция никогда его не обманывала.
Он положил ее обратно и взял другую.
С нею в руках зашел в магазинчик и огляделся. На стене напротив висело несколько спортивных постеров. Один из них Хакмана буквально заворожил: на картине посреди Бландфортского пролива замерли три или четыре десятка гонщиков на досках, а за ними вздыбилась волна высотой метров пятьдесят. Какой дивный снимок, одним лишь кадром передающий всю суть этого вида спорта: неумолимое буйство стихии и человеческие способности против сил природы!
Цены на практически все товары зашкаливали: гидрокостюмы самое меньшее по десять тысяч долларов, акваланги – от пятнадцати… Даже книги, всякие справочники и инструкции, – и те намного дороже, чем в Лондоне.
В магазине было трое продавцов: по-модному загорелых, в толстовках и широких мешковатых шортах. Слишком занятые болтовней, они не повернули к покупателю головы. Хакман снова вышел под навес и сам стал перебирать доски.
Крепость, баланс и скорость – вот составляющие лучшей доски; нижняя ее поверхность должна быть отполирована, верхняя же – достаточно шершавой, чтобы ноги не скользили под водой. Корпус – гладкий и обтекаемый; а баки для топлива – строго на своем месте, иначе заправленную доску будет перевешивать. Вся конструкция, и с двигателем, и без него, должна быть легкой, чтобы крепкий мужчина мог нести ее в руках, но при этом весить достаточно, чтобы не опрокидываться с пассажиром на борту. Идеальной формулы нет: каждый гонщик выбирает доску по себе, причем куда более придирчиво, чем спутницу жизни.
Хакман опробовал еще пару досок: вытащил их из кучи и покрутил в руках, проверяя баланс. Выразительно покосился в глубь магазина: продавцы по-прежнему трепались о своем. Ему же хотелось проверить доски на воде, посмотреть, как они держатся.
Глянув на часы, он понял, что пора возвращаться в здание комиссии. Поднял еще одну доску, взвесил… Теперь все они ощущались на один лад, ничем не отличаясь друг от друга.
– Хотите купить скиммер?
Хакман обернулся, решив, что до покупателя наконец-то снизошел один из продавцов, однако заговорила с ним молодая женщина, стоящая в тени навеса.
– Я давно за вами наблюдаю, – продолжила она. – Вы не похожи на здешних завсегдатаев. У нас есть скиммеры намного дешевле.
Хакман подошел ближе, узнавая в этой лохматой женщине ту весьма симпатичную особу, которую заметил на пристани вчера вечером.
– Вы тоже продаете скиммеры? – спросил он.
– Мы их делаем. Ручная работа, добавим все, что захотите.
– Беда в том, что я и сам не знаю, чего хочу… Давно не катался.
– Тогда попробуйте парочку. У нас есть готовые образцы.
– Где – у вас?
Двое продавцов вдруг выскочили из магазина и подлетели к ним.
– Эй, ты! – заорал один, грубо толкая женщину. – Пошла вон! С первого раза не дошло?!
Она отшатнулась, выходя из-под навеса, а Хакман повернулся к продавцу:
– Мы просто разговаривали…
– Знаем мы ее разговоры… Сэр, вам что подсказать?
– Ничего! – коротко ответил Хакман.
Он развернулся к ним спиной и зашагал вслед за женщиной. Та улыбнулась.
– Вы целы хоть? – спросил Хакман.
– Ничего страшного, я привыкла. Так что насчет скиммера? Хотите взглянуть?
– Хочу, но я опаздываю на встречу. Вы завтра здесь будете?
– Буду. Наша палатка вон там. – Она указала в сторону гавани. – В городе мы скиммеры не продаем, нам не дали разрешение. Может, придете в крепость? Там увидите все что есть.
– Вы про Мэйден-Касл?
Хакман тут же оглянулся на зеленый мыс с холмом.
– Да, он самый.
Ей, наверное, лет двадцать семь, решил Хакман, окинув взглядом простое неприглядное платье, спутанные волосы и грязные ноги.
– Я приду завтра в крепость. Как вас там найти?
– Просто спросите кого-нибудь. Я Джулия.
– А мое имя вам что, не интересно?
– Я вас и так запомнила, – сказала она, глядя на лодки в гавани.
– Я Дэвид Хакман, – представился он, однако женщина зашагала прочь, словно потеряв к нему всякий интерес.
И вдруг, не оборачиваясь, произнесла:
– Буду тебя ждать.
Большая яхта причалила к пристани, и с нее хлынула толпа туристов.
Глава пятая
Комиссаром Дорчестера был мужчина средних лет по имени Питер Боровитин – имя русское, а по крови англичанин в третьем поколении. Перед отъездом из Лондона Хакман постарался разузнать что-нибудь о новом начальстве, но выяснил только одно – Боровитин занял столь высокую должность в региональной комиссии не в силу личных заслуг, а лишь благодаря фамилии. Хотя по распоряжению Советов на руководящие посты должны были назначать исключительно коренных англичан, как слышал Хакман, едва ли не половина нынешних комиссаров имела славянские корни.
Комиссаром, впрочем, Боровитин слыл неплохим и вверенным ему участком – Дорчестерским районом Уэссекса – управлял толково и справедливо.
Собеседование в кабинете Боровитина – светлой полупустой комнате на верхнем этаже здания комиссии, единственным украшением которой был огромный, на полстены, портрет верховного президента, – вышло довольно-таки скомканным. То ли Хакман не произвел впечатления на новое начальство, то ли просто тот был занят… Так или иначе, комиссару явно не терпелось отделаться от посетителя.
Прочитав рекомендательное письмо от главы бюро, Боровитин долго, не меньше минуты, глядел на Хакмана из-под нависших бровей.
Наконец спросил:
– Исследования какого рода вы намерены проводить, мистер Хакман?
– Сперва я планирую поработать с документальными источниками: газетами, местными постановлениями и так далее. Надо понять, как вообще осуществлялось руководство на острове. Затем пообщаюсь с местными жителями. Для этого придется оформить несколько командировок…
Боровитин все еще смотрел на него таким взглядом, что Хакман добавил:
– Или мне запрещено покидать границы города, сэр?
– Не запрещено, только сперва надо получить у меня разрешение. Куда вы планируете съездить?
Для полноты исследований Хакману придется исколесить весь Уэссекс вдоль и поперек, но, если признаться в этом сразу, каждый шаг его начнут строго контролировать, а то и вовсе ограничат передвижения каким-нибудь одним районом.
– Ближайшие несколько месяцев я рассчитываю провести в Дорчестере, – уклончиво ответил он. – Может, в следующем году съезжу в Плимут.
Боровитин кивнул – значит, Хакман выбрал правильный путь. Однако тут комиссар произнес:
– Уж не знаю, что вы надеетесь найти в Дорчестере…
– Здесь все архивы комиссии, сэр. А это главный мой источник… Еще мне хотелось бы побывать в Мэйден-Касле.
– Зачем?
Вопрос прозвучал до того неожиданно, что Хакман утратил бдительность и необдуманно спросил:
– А что, по каким-то причинам мне не стоит туда ездить, сэр?
– Вовсе нет. – Боровитин вновь принялся изучать лежавшее на столе перед ним письмо, словно при первом прочтении мог упустить что-то важное. – Только я не понимаю, что вам там понадобилось.
– Это место имеет историческую ценность.
Боровитин опять на него уставился: с подозрением или безразлично? Хакман продолжил:
Поделиться книгой: