Самое необходимое

— Невозможно предугадать, от чего они заболят. В этом-то и вся штука. Но Бог с ними, Розали, быстро поди сюда и выгляни в окно. По-моему, мы стали свидетелями небольшого чуда.

Розали как раз присоединилась к Полли у окна вовремя, чтобы углядеть маленькую бегущую фигурку с крепко зажатым в руке зонтиком — судя по хватке, так, чтобы его можно было в случае нужды использовать как дубинку, — приближающуюся к тенту «Самого необходимого».

— Это что, Нетти? Неужели Нетти? — чуть не задохнулась Розали.

— Да. Это она.

— Бог ты мой, она заходит внутрь!

Но на какой-то миг им показалось, что слова Розали опередили действие. Нетти приблизилась к двери и... отошла. Она переложила зонт из одной руки в другую и оглядела фасад «Самого необходимого» с таким видом, словно там притаилась готовая ужалить ее змея.

— Давай, Нетти, — тихо сказала Полли. — Сделай это, родная!

— Должно быть, там табличка «Закрыто», — предположила Розали.

— Нет, сегодня у него другая: «Вторник и четверг — только по предварительным заказам». Я сама видела ее с утра, когда шла сюда.

Нетти снова приблизилась к двери. Она потянулась к дверной ручке, потом опять отошла.

— Господи, убиться можно, — сказала Розали. — Она говорила мне, что, быть может, зайдет туда, и я знаю, как ей нравится кварцевое стекло, но в жизни бы не подумала, что она в самом деле отважится на это.

— Она попросила у меня разрешения отлучиться в перерыв, чтобы сходить в, как она его назвала, «это новое местечко» и забрать мою коробку из-под пирога, — пробормотала Полли.

— Да, она такая, наша Нетти, — кивнула Розали. — Она часто спрашивает у меня разрешения сходить в туалет.

— Мне показалось, одна ее половина надеялась, что я скажу: «Нет, в доме много работы». Но в то же время, я думаю, другая страстно желала, чтобы я ответила: «Да».

Полли ни на секунду не отрывала глаз от яростной, почти невидимой схватки, происходящей меньше чем в сорока ярдах отсюда, между Нетти Кобб и Нетти Кобб. Какой же это будет шаг вперед для нее, если она все-таки зайдет туда!

Полли почувствовала приступ горячей тупой боли в руках, опустила взгляд и увидела, что, не отдавая себе в том отчета, стиснула их. Усилием воли она заставила пальцы разомкнуться и вытянуться по бокам.

— Дело тут не в коробке от пирога и не в кварцевом стекле, — сказала Розали. — Дело в нем.

Полли кинула на нее быстрый взгляд.

Розали рассмеялась и слегка покраснела.

— О нет, я не хочу сказать, что Нетти втюрилась в него или что-то в этом роде, хотя взгляд у нее был слегка затуманенный, когда мы столкнулись с ней на улице. Полли, он был с ней ласков. Вот и все. Честен и ласков.

— С ней очень многие ласковы, — заметила Полли. — Алан из кожи вон лезет, стараясь быть с ней добрым и участливым, а она все равно его дичится.

— У нашего мистера Гонта особый подход, — сказала Розали, и словно в доказательство тому они увидели, как Нетти взялась за ручку двери и повернула ее вниз. Она открыла дверь и застыла на пороге, прижимая к себе зонт, словно мелкий колодец ее решимости начисто иссяк. Полли вдруг стало совершенно ясно, что сейчас Нетти захлопнет дверь и поспешит оттуда прочь. Ее руки крепко сжались в кулаки.

Давай, Нетти. Давай входи. Найди снова связь с миром.

Нетти улыбнулась, явно в ответ кому-то, кого ни Полли, ни Розали не могли увидеть отсюда. Она опустила зонт, который до этой секунды нервно прижимала к груди, и... вошла внутрь.

Дверь захлопнулась.

Полли обернулась к Розали и была тронута, увидев, что у той в глазах стоят слезы. Две женщины какое-то мгновение пристально смотрели друг на друга, а потом со смехом обнялись.

— Шаг сделан! — сказала Розали.

— Два очка в нашу пользу! — согласилась Полли, и солнце выглянуло из-за туч у нее внутри за добрых два часа до того, как оно наконец показалось в небе над Касл-Роком.

2

Пять минут спустя Нетти Кобб сидела в одном из плюшевых кресел с высокой спинкой, которые Гонт расставил вдоль стены в своем магазине. Ее зонтик и сумочка лежали, забытые, на полу. Гонт сидел рядом, впившись острым взглядом в ее затуманенные глаза. Абажур из кварцевого стекла стоял рядом с коробкой из-под пирога Полли Чалмерз на одном из застекленных стендов. Абажур представлял собой в меру витиеватую вещицу, и в антикварном магазине Бостона мог стоить долларов триста, если не больше; тем не менее Нетти Кобб приобрела его за десять долларов и сорок центов — всю наличность, лежавшую в ее сумочке в тот момент, когда она зашла в магазин. О сумочке Нетти, разумеется, и думать забыла.

— Дело? — произнесла она словно во сне и слегка дернула рукой, будто для того, чтобы сильнее сжать руки мистера Гонта. Он сжал в ответ ее пальцы, и на лице его мелькнула легкая улыбка.

— Да, верно. На самом деле это совсем небольшое дельце. Вы ведь знаете мистера Китона, правда?

— О да, — сказала Нетти. — Роналд и его сын Дэнфорд. Я знаю их обоих. Какого вы имеете в виду?

— Младшего, — ответил мистер Гонт, поглаживая ее ладони своими длинными пальцами. Ногти у него были желтоватые и довольно длинные. — Главного выборного.

— За спиной его называют Занудой, — хихикнула Нетти. Смешок вышел резким и слегка истерическим, но, казалось, вовсе не поразил Лиланда Гонта. Напротив: не-совсем-нормальный смех Нетти, похоже, доставил ему удовольствие. — Называют еще с тех пор, как он был маленьким мальчишкой.

— Я хочу, чтобы вы окончательно расплатились за ваш абажур, сыграв шутку с Занудой.

— Шутку? — переспросила Нетти с легким ужасом.

Гонт улыбнулся.

— Просто невинную шалость. И он никогда не узнает, что это были вы. Он подумает на кого-нибудь еще.

— О-о. — Нетти взглянула мимо Гонта на кварцевый абажур, и на одно мгновение что-то промелькнуло в ее взгляде — жадность, быть может, или просто удовольствие от обладания. — Ну, я...

— Все будет нормально, Нетти. Никто никогда не узнает, и... у вас будет абажур.

Нетти заговорила медленно и задумчиво:

— Мой муж любил по-всякому разыгрывать меня. Может, будет забавно подшутить над кем-то другим самой. — Она снова взглянула на него, и во взгляде ее промелькнул ужас. — Если только это не сделает ему больно. Я не хочу причинять ему вреда. Знаете, я уже сделала больно своему мужу.

— Это не причинит ему никакого вреда, — мягко произнес Гонт, поглаживая ладони Нетти. — Ни капельки. Я просто хочу, чтобы вы подложили кое-что в его дом.

— Но как я попаду в дом За..?

— Вот.

Он вложил что-то в ее руку. Ключ. Она зажала его в кулаке.

— Когда? — спросила она.

— Скоро. — Он отпустил ее руки и встал. — А теперь, Нетти, мне уже и вправду пора упаковать этот красивый абажур в коробку для вас. Должна зайти миссис Мартин, взглянуть на вазу, в... — Он глянул на свои часы. — Боже, через пятнадцать минут! Но я и передать вам не могу, как я рад, что вы решили зайти ко мне. Очень немногие люди ценят красоту кварцевого стекла в наши дни: теперь большинство людей — обыкновенные деляги с кассовым аппаратом вместо сердца.

Нетти тоже встала и посмотрела на абажур мягким взглядом влюбленной женщины. Жуткая нервозность, с которой она приближалась к магазину, полностью растаяла.

— Он милый, не правда ли?

— Очень милый, — тепло сказал мистер Гонт. — И мне трудно передать... Трудно выразить... Какое счастье я испытываю, зная, что он попадет в хороший дом, в то место, где кто-то будет не только стирать с него пыль, а потом через много лет случайно разобьет, подметет осколки и выкинет их в мусорный бак, тут же забыв о его существовании.

— Я никогда бы так не сделала! — крикнула Нетти.

— Я знаю, что не сделали бы, — сказал мистер Гонт. — В этом ваша прелесть, Нетиция.

Нетти пораженно взглянула на него.

— Откуда вы узнали, как меня зовут?

— У меня чутье на имена. И я никогда не забываю ни имен, ни лиц.

Он прошел за занавес, в задний отсек магазина. Когда он вернулся, в одной руке у него был плотный лист белого картона, а в другой — большой рулон оберточной бумаги. Он положил бумагу рядом с коробкой из-под пирога (рулон сразу начал с тихим шелестом разворачиваться и принимать форму чего-то напоминавшего огромный корсаж) и стал устраивать картонку в коробке, размером точно подходившей под абажур.

— Я знаю, вы истинный ценитель вашего приобретения. Поэтому я и продал его вам.

— Правда? Я думала... мистер Китон... и эта шутка...

— Нет-нет! — возразил мистер Гонт с нетерпеливым смешком. — Шутку может сыграть кто угодно! Люди любят подшучивать друг над другом! А вот отдавать вещи тем, кто их любит и нуждается в них, — это уже совсем другая статья. Иногда, Нетиция, мне кажется, что на самом деле я продаю счастье... А вы как думаете?

— Ну, я могу сказать одно, — серьезно произнесла Нетти, — меня вы сделали счастливой, мистер Гонт. Очень счастливой.

Он обнажил свои неровно торчащие зубы в широкой улыбке.

— Отлично! Просто замечательно!

Мистер Гонт засунул «корсаж» из оберточной бумаги в коробку, опустил на сверкающее белизной ложе абажур и заклеил коробку липкой лентой.

— Ну, вот и все! Еще один довольный покупатель уходит с тем, что было для него самым необходимым!

Он вручил ей коробку. Как только рука Нетти коснулась его пальцев, она ощутила дрожь отвращения, хотя несколько секунд назад сжимала его руки с большой силой, если не страстью. Но та интерлюдия уже начала казаться ей призрачной и нереальной. Он поставил коробку Полли из-под пирога на ящичек из белого картона. В ящичке Нетти увидела листок бумаги.

— Что это?

— Записка вашей хозяйке, — сказал Гонт.

Вновь на лице Нетти отразился ужас.

— Это не обо мне?

— Бог мой, да нет, конечно! — сказал Гонт смеясь, и Нетти тут же успокоилась. Когда он смеялся, этот мистер Гонт, ему было совершенно невозможно не верить или возражать. — Берегите ваш абажур, Нетиция, и заходите еще.

— Хорошо, — сказала Нетти, и это могло служить ответом на оба пожелания, но она чувствовала всем сердцем (этим тайным убежищем, где страхи и желания постоянно трутся друг о дружку локтями, как пассажиры переполненного вагона в сабвэе), что, хотя она, быть может, и зайдет сюда еще, этот абажур останется единственным, что она купит в «Самом необходимом».

Ну и что с того? Это была красивая вещица, она всегда хотела иметь такую, и ей нужна была именно такая, чтобы пополнить свою скромную коллекцию. Она подумала, не сказать ли мистеру Гонту, что ее муж мог бы до сих пор оставаться в живых, если бы четырнадцать лет назад не разбил абажур из кварцевого стекла, очень похожий на этот, и что это было последней каплей, которая заставила ее преступить черту. За годы совместной жизни он переломал ей не одну кость, но продолжал жить, пока в конце концов не сломал то, что ей действительно было необходимо, и тогда она отняла у него жизнь. Она решила, что не стоит рассказывать об этом мистеру Гонту. Он был похож на человека, который, возможно, и сам уже знает.

3

— Полли! Полли, она уже на пороге!

Полли оставила манекен, на котором медленно и осторожно подкалывала булавками оборку, и поспешила к окну. Они с Розали стали рядом у окна, наблюдая, как Нетти выходит из «Самого необходимого» в состоянии, которое можно было определить лишь как «тяжело нагруженная». Сумка у нее была под одной мышкой, зонтик — под другой, а в руках она несла коробку от пирога, балансирующую на крышке белого картонного короба.

— Может, я схожу помогу ей? — сказала Розали.

— Нет. — Полли мягко удержала ее. — Лучше не надо. Она только разволнуется и смутится.

Они смотрели, как Нетти идет по улице. Нетти уже не торопилась; теперь она, казалось, плыла.

Нет, подумала Полли. Не то. Это больше похоже на... полет.

Неожиданно ей на ум пришло одно из тех странных сравнений, которые больше похожи на ассоциации, и она расхохоталась.

Розали поглядела на нее, удивленно подняв брови:

— Что-нибудь?..

— У нее такое выражение лица, — сказала Полли, глядя, как Нетти медленными мечтательными шажками пересекает Линдент-стрит.

— Что вы имеете в виду?

— Она похожа на женщину, которая только что вылезла из постели после... скажем, трех оргазмов.

Розали порозовела, глянула еще раз на Нетти и покатилась со смеху. Полли вторила ей. Вдвоем они уцепились друг за дружку и, раскачиваясь из стороны в сторону, стали дико хохотать.

— Ну и ну, — сказал Алан Пэнгборн с порога магазина. — Дамы хохочут задолго до полудня! Для шампанского еще слишком рано, как же прикажете понимать?

— Четырех! — выдавила Розали, смеясь как сумасшедшая. Слезы струились у нее по щекам. — По-моему, никак не меньше!

И снова они принялись раскачиваться, уцепившись друг за друга и подвывая от смеха, а Алан смотрел на них, засунув руки в карманы форменных брюк, и улыбался.

4

Норрис Риджвик прибыл в контору шерифа в своей гражданской одежде минут за десять до дневного гудка на фабрике. Весь уик-энд он дежурил с двенадцати до девяти вечера — как раз как ему нравилось. Пусть кто-нибудь другой поразгреоает свалки на шоссе и улицах округа Касл после закрытия баров в час ночи; он мог это делать и делал много раз, но почти всегда при этом у него прихватывало живот. Порой он мучился животом, даже когда жертвы были на ногах, шлялись неподалеку и орали, что не станут дышать ни в какие хреновые трубки, потому что знают свои гражданские права. Просто у Норриса был такой желудок. Шейла Бригем любила дразнить его, говоря, что он похож на депутата Энди в телешоу «Два клюва», но Норрис знал, что это не так. Депутат Энди плакал каждый раз, когда видел мертвецов. Норрис не плакал, но был способен обделать их, как едва не обделал Хомера Гэмеша в тот раз, когда нашел его в канаве возле городского кладбища, забитого до смерти собственным протезом.

Норрис взглянул на расписание — Энди Клаттербак и Джон Лапойнт оба были на дежурстве, — а потом на доску с заданиями. Для него ничего не было, что тоже всегда ему нравилось. И чтобы денек оказался уж совсем удачным — по крайней мере начало, — второй комплект его формы вернули из чистки... В кои-то веки вовремя. Теперь не придется ехать домой, чтобы переодеться.