Самое необходимое

Стивен Кинг 

Самое необходимое

Посвящается Крису Лавину,

у которого нет ответов на все вопросы,

но есть — на самые важные

Дамы и господа, прошу внимания!

Подходите поближе, чтобы всем было видно!

У меня есть для вас отличная сказка,

и она ни гроша не будет стоить!

(А уж если вы ей поверите, нас всех это устроит!)

Стив Эрл «Змеиный яд»

Мне доводилось слышать о тех,

кто сбивался с пути даже

на деревенских улочках — когда тьма

сгущалась до того, что, как гласит поговорка,

ее можно было резать ножом....

Генри Дейвид Торо «Уолден» 

Вы здесь уже бывали

Ну, разумеется, бывали. Конечно. Я никогда не забываю лиц. Идите, идите сюда и позвольте мне пожать вашу руку! Сейчас я вам кое-что скажу: я вас узнал по походке еще раньше, чем разглядел ваше лицо. Невозможно было выбрать лучшее время, чтобы вернуться в Касл-Рок. Осень. Что может быть прекрасней! Скоро начнется охотничий сезон, все болваны кинутся в лес и станут палить во все, что движется и не носит оранжевых тряпок, а потом пойдет снег и все покроется ледяной коркой, но это уже — позже.

Сейчас же у нас октябрь, а мы в Роке позволяем октябрю оставаться здесь столько, сколько он пожелает.

Спросите меня, и я скажу, что это лучшее время года. Весной здесь тоже неплохо, но маю я каждый раз предпочитаю октябрь. Западный Мэн — та часть штата, которую почти всегда забывают, как только лету приходит конец и все эти владельцы коттеджей на озере и наверху, в Касл-Вью, отправляются обратно в Нью-Йорк и Массачусетс. Местные жители наблюдают, как они приезжают и уезжают каждый год: привет-привет-привет; пока-пока-пока. Хорошо, когда они приезжают, потому что они привозят с собой свои городские денежки, но хорошо и когда уезжают — ведь с долларами они тащат сюда и городское разложение.

О разложении я как раз и хочу поболтать — можете посидеть со мной минуту-другую? Да, прямо здесь, на ступеньках подмостков для оркестрика, тут очень удобно. Солнышко пригревает, и если мы усядемся здесь, у ратуши, нам будет виден почти весь городок. Нужно только быть поаккуратнее — тут занозы, вот и все. Ступеньки давно пора ошкурить и заново покрасить. Это — дело Хью Приста, но Хью за него еще не брался. Знаете, он ведь пьет. Это ни для кого не тайна. В Касл-Роке есть свои секреты, их можно сохранить, но для этого приходится немало попотеть. Так что большинство из нас прекрасно знает, что много воды утекло с тех пор, как Хью Прист и тяжелая работа были неразлучны. Что это было?

Ах, это… Ну и постарались, а? Эти листовки теперь по всему городу. Я думаю, Ванда Хемпхилл (ее муж, Дон, держит «Хемпхилл-маркет») большую часть расклеила сама. Одну взяла с почты и вручила мне. Да не робейте вы, уж где-где, а на подмостках для городского оркестра никто не станет расклеивать листовки.

А, черт! Да вы только поглядите на эту штуку! Прямо сверху напечатано: РУЛЕТКА ДЬЯВОЛА. Большими красными буквами, из которых валит дым, словно эта штуковина была отправлена заказным из райских кущ! Ха! Тот, кто не знает, что за сонное местечко наш маленький городок, решил бы, наверно, что мы и впрямь тут с цепи сорвались. Но вы ведь знаете, как порой все накаляется в таких небольших городках. А преподобному Уилли на сей раз вожжа под хвост попала — это точно. Никаких сомнений. Церкви в маленьких городках... Ну, я думаю, нет нужды объяснять вам, как это бывает. Они мирятся друг с другом — вроде бы мирятся, — но никогда не бывают по-настоящему довольны друг другом. Какое-то время все идет мирно, а потом разражается перебранка.

Правда, на сей раз перебранка довольно серьезная и куча всяких обид. Понимаете, католики собираются устроить что-то, что они называют «Ночь Казино», в Колумбус-холле — на другом конце города — в последний четверг месяца, насколько я знаю. И вся прибыль должна пойти на починку церковной крыши. Это наша церковь Богородицы на Тихих Водах — вы, должно быть, проезжали мимо нее, если ехали по дороге из Касл-Вью. Маленькая прелестная церквушка, ведь правда?

Ночь Казино была идеей отца Бригема, но по-настоящему за нее ухватились и поддержали Дочери Изабеллы. В особенности Бетси Вайге. Я думаю, ей нравится представлять, как она вырядится в свое жалкое черное платье и начнет сдавать карты или станет крутить колесо рулетки и приговаривать: «Леди и джентльмены, делайте ваши ставки, ПРОШУ вас, делайте ставки». Да им вообще-то всем эта идея вроде как пришлась по душе. Игра-то ведь по мелочи, совсем безвредная, но все равно им мерещится тут частичка сладкого греха и порока.

Вот только это не кажется безвредным преподобному Уилли, и он со своими прихожанами считает это в смысле греха вовсе не мелочью. Его вообще-то зовут преподобный Уильям Роуз, и он всегда недолюбливал отца Бригема, да и тот платил ему тем же (кстати, не кто иной, как отец Бригем, начал называть преподобного Роуза «Уилли Пароход», и преподобный Уилли об этом прекрасно знает).

Искры пролетали между этими двумя врачевателями душ и раньше, но заваруха с Ночью Казино, пожалуй, будет посильнее искр; это уже скорее похоже на полыхнувший пожар. Когда Уилли прослышал о том, что католики собираются провести ночь в Колумбус-холле за азартными играми, он подскочил так, что своей маленькой остренькой головенкой едва не пробил крышу. Он заплатил за эти листовки с «Рулеткой Дьявола» из собственного кармана, а Ванда Хемпхилл со своими подружками из кружка кройки и шитья рассовали их повсюду. С тех пор единственное место, где католики и баптисты ведут переговоры, это раздел писем в нашей маленькой еженедельной газете — там они рвут и мечут и грозят друг другу отправкой в преисподнюю.

Гляньте-ка вон туда, и вы поймете, что я имею в виду. Это Нэн Робертс, она только что вышла из банка. Она владелица закусочной «У Нэнси» и, наверно, самая богатая горожанка теперь, когда старый Папаша Меррилл отправился на большущий блошиный рынок на небесах. Она была баптисткой еще до рождения. А с другой стороны движется большой Эл Джендрон. Он такой ревностный католик, что святее самого папы римского, и Джонни Бригем — его лучший дружок. Теперь следите внимательно! Видите, как носы у них задрались кверху? Ха! Ну чем не картинка? Ставлю монеты против земляных орехов, что температура упала градусов на двадцать, когда они шествовали мимо друг друга. Как говаривала моя мамаша, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы...

А теперь гляньте вон туда. Видите машину шерифа, припаркованную на стоянке возле магазина «Видео»? В ней сидит Джон Лапойнт. Ему положено следить за теми, кто превышает скорость, — в городе быстрая езда запрещена, особенно когда заканчиваются школьные занятия, — но если вы заслоните глаза от солнца и посмотрите повнимательней, то увидите, что на самом деле он уставился на карточку, которую вытащил из своего бумажника. Отсюда мне ее не видно, но я знаю, что там на ней, так же хорошо, как девичью фамилию моей мамочки. Это снимок Джона и Салли Ратклифф на Фрайбургской ярмарке, который сделал Энди Клаттербак около года тому назад. Джон на снимке обнимает ее, а она держит в руках плюшевого мишку, которого он выиграл для нее в тире, и они выглядят такими счастливыми, что, кажется, вот-вот лопнут от радости. Но то, как говорится, дни былые; нынче же Салли помолвлена с Лестером Праттом, преподавателем физкультуры в колледже. Он истинный баптист, как и она сама. Джон до сих пор так и не оправился от утраты. Видели, какой он испустил вздох? Он здорово настроил себя против баптистов. Только тот, кто все еще влюблен (или думает, что влюблен), может так глубоко вздыхать.

Вы никогда не замечали, что все беды и неурядицы состоят из самых простых и обыденных вещей? Лишенных всякого драматизма. Позвольте, я приведу вам пример. Видите парня, поднимающегося по ступенькам здания суда? Нет, не тот, что в костюме; это Дэн Китон, наш глайный выборный. Вон тот, другой — чернокожий, в рабочей стеганке. Это Эдди Уорбуртон, ночной сторож в здании муниципалитета. Не отрывайте от него взгляда несколько секунд и понаблюдайте-ка, чем он занимается. Вот! Видите, как он замер на верхней ступеньке и поглядел в тот конец улицы? Я опять готов поставить доллары против земляных орехов, что он смотрит на станцию «Саноко». Владелец и управляющий «Саноко» — Сонни Джакетт, и между этими двумя кошка пробежала с тех самых пор, как Эдди два года назад пригнал туда свою машину, чтобы Сонни проверил, что там с приводным ремнем.

Я эту «тачку» хорошо помню. Обычная «хонда», ничего особенного, кроме того, что она была особенной для Эдди — первая и единственная новенькая машина за всю его жизнь. А Сонни не только плохо ее отремонтировал, но и запросил лишнего. Это с точки зрения Эдди. «Уорбуртон просто пользуется цветом своей шкуры и хочет поглядеть, сумеет ли он завысить мне счет». Вот версия Эдди. Вы же знаете, как это бывает, правда?

Ну вот Сонни Джакетт и потащил Эдди Уорбуртона в комнатенку судебных обжалований, и было много крику сначала в зале суда, а потом в холле перед залом. Эдди сказал, что Сонни обозвал его тупым Нигером, а Сонни сказал: «Ну, Нигером я его не обзывал, а в остальном все верно». В конце концов они оба остались недовольны. Судья заставил Эдди выложить пятьдесят баксов, что, по словам Эдди, было на пятьдесят баксов больше, чем следовало, а по словам Сонни, и не приближалось к достаточной сумме. Потом в новенькой «тачке» Эдди закоротило контакты и случился пожар, который кончился тем, что «хонда» отправилась на свалку машин возле шоссе № 5, а Эдци теперь ездит на «Олдсмобиле-89», который как бешеный жрет бензин. Эдди так и не выкинул из головы, что Сонни Джакетт знает об этом замыкании куда больше, чем когда-либо заикался.

Слушайте, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы... Не слишком много для вас в такой жаркий денек, а?

Это обычная жизнь в маленьком городишке, называется ли он Питон-Плэйс, Гровер-Корнерс или Касл-Рок, — ребята едят пирог, попивают кофе и перемывают друг другу косточки. Вон идет Слоупи Додд, весь в тоске и одиночестве, потому что остальные ребятишки потешаются над его заиканием. Вон Миртл Китон, и если она выглядит немного одинокой и расстроенной, словно не совсем понимает, где находится и что происходит вокруг, так это оттого, что ее муж (тот самый парень, которого вы видели на ступеньках здания суда, позади Эдди) последние месяцев шесть сам не свой. Смотрите, как у нее припухли глаза. Я думаю, она или недавно плакала, или плохо спала, а может, и то и другое, верно?

А вон движется Ленор Поттер, одетая с иголочки. Направляется на Западный автовокзал узнать, прибыло ли уже ее новое органическое удобрение. У этой женщины вокруг дома цветов растет — море, больше, чем у Картера кожаных пилюль. Она жутко ими гордится, эта Поттер. Городские дамы ее не очень-то жалуют — считают задавакой со всеми ее цветами, бусами и семидесятидолларовыми завивками «бостон». Они считают ее задавакой, и я открою вам маленький секрет, раз уж мы сидим с вами бок о бок на этой занозистой ступеньке подмостков для оркестрика. Я думаю, они правы.

Вы можете сказать, что все это довольно обыденно, но не все наши беды в Касл-Роке так просты; это я вам прямо говорю. Никто не забыл Фрэнка Додда, уличного патрульного, который спятил здесь двенадцать лет назад и поубивал всех женщин. Не забыли и ту собаку, что взбесилась и разорвала Джо Кэмбера и старого пьяницу там, чуть ниже по шоссе. Собака доконала и доброго старого шерифа, Джорджа Баннермэна. На его месте сейчас Алан Пэнгборн; он человек хороший, но в глазах горожан ему никогда не сравниться с Большим Джорджем.

Ничего необычного не было и в том, что случилось с Реджиналдом Мерриллом — Папашей Мерриллом. Папаша был старым скрягой и держал городскую лавку старья. Она называлась «Чего изволите» и стояла прямо вон там, напротив нас, через улицу, где сейчас пустующее здание. Она сгорела дотла. Много времени прошло с тех пор, но есть в городе люди, которые видели это (или утверждают, что видели) и которые расскажут вам после пары кружек пива в «Пьяном тигре», что нечто большее, чем обычный пожар, уничтожило «Чего изволите» и унесло с собой жизнь Папаши Меррилла.

Его племянник, Эйс, говорит, что тут не обошлось без потусторонних сил — вроде того как в «Мертвой зоне». Разумеется, Эйса не было здесь, когда его дядюшка отдал концы; он тогда досиживал четырехлетний срок в Шоушэнкской тюрьме за ночную кражу со взломом. (Все всегда знали, что Эйс плохо кончит; когда он учился в школе, то был самым отъявленным хулиганом в городе, и по меньшей мере сотня ребятишек перебегала улицу, едва завидя, что в их сторону движется Эйс с позвякивающими пряжками и «молниями» на мотоциклетной куртке и скребущими асфальт тротуара подковами на саперных ботинках.) И все же, знаете, ему верят; может, и впрямь было что-то странное в том, что произошло с Папашей в тот день, а может, это обычная болтовня в закусочной «У Нэнси» за пресловутыми чашками кофе и кусками яблочного пирога.

Здесь все точно так же, как и там, где выросли вы, или, во всяком случае, почти так же. Люди ссорятся из-за религий, читают наставления молодежи, хранят свои маленькие тайны, имеют на кого-то зуб и... даже тешатся порой разными потусторонними историями вроде той, что могла или не могла случиться в тот день, когда Папаша помер в своей лавке, и все это — чтобы хоть как-то оживить унылое однообразие каждодневной рутины. Касл-Рок все еще остается довольно приятным местечком, чтобы вырасти и жить в нем, как гласит рекламный щит, который вы могли видеть при въезде в город. Солнышко красиво освещает озеро и листья деревьев, и в погожий день с верхушки Касл-Вью бывает видна вся дорога на Вермонт. Приезжающие отдыхать на лето иногда ссорятся из-за воскресных выпусков газет, и порой на парковочной стоянке возле «Пьяного тигра» пятничными или субботними вечерами (а иногда и теми, и другими) возникают драки, но отдыхающие всегда возвращаются по домам и драки всегда заканчиваются. Рок неизменно был одним из хороших мест, и когда у кого-то здесь начинается зуд, знаете, что мы обычно говорим? Мы говорим: «У него это пройдет». Или: «У нее это пройдет».

Генри Бюфорт, например, терпеть не может, когда Хью Прист, напившись, пинает и бьет музыкальный автомат «Рок-ола», но... у Генри это пройдет. Уилма Джерзик и Нетти Кобб сатанеют при виде друг друга, но... у Нетти это пройдет (вероятно), а для Уилмы сатанеть — просто способ жить. Шериф Пэнгборн все ещё оплакивает утрату жены и младшего сына, которые погибли в автокатастрофе, и это действительно трагедия, но со временем он с этим справится. Артрит Полли Чалмерз не идет на убыль, по сути дела, ей становится все хуже и хуже, но она научится с этим жить. Миллионы людей научились.

Мы порой набрасываемся друг на друга, но в основном все идет нормально. Или по крайней мере шло до сих пор. Но мне придется открыть вам, дружище, настоящую тайну; потому-то я и окликнул вас, как только увидал, что вы вернулись в город. Я думаю, что беда — настоящая беда — приближается. Я чую ее, она уже на горизонте, как буря, сверкающая зарницами. Ссора баптистов с католиками из-за Ночи Казино, ребятишки, дразнящие беднягу Слоупи из-за того, что он заикается, переживания Джона Лапойнта, горе шерифа Пэнгборна... Я думаю, все это невинные детские шалости по сравнению с тем, что на нас надвигается.

Видите вон то здание, напротив Мейн-стрит? Через три подъезда от пустого места, где когда-то был «Чего изволите»? Ну, вон же оно, с зеленым навесом над витриной. Да-да, оно самое. Окна задраены, потому что оно еще не открылось. «Самое необходимое» — так гласит вывеска. Ну скажите на милость, что, по-вашему, это должно означать? Я не знаю, но именно отсюда, кажется, исходит поганое предчувствие.

Именно отсюда.

Взгляните-ка еще разок на улицу. Видите того мальчишку, да? Вон того, что везет свой велосипед и, похоже, погрузился в самую сладкую для любого мальчишки мечту?

Вглядитесь в него как следует, дружище. Кажется, он-то все и начнет.

Нет, я же сказал вам, я не знаю, что... что именно начнется. Но вы последите за этим парнишкой. И поболтайтесь немного по городу, что вам стоит? Здесь чувствуется что-то не то, и если что-нибудь случится, неплохо будет иметь свидетеля.

Я знаю этого мальчика — того, что толкает свой велик. Может, и вы его знаете. Его зовут Брайан... Брайан... Забыл фамилию. Его отец занимается установкой дверей и отделочными работами в Оксфорде, а может, в Саут-Пэрисе.

Говорю вам, не спускайте с него глаз. Следите за всем. Вы бывали здесь раньше, но скоро тут все изменится.

Я знаю это.

Я чувствую.

Буря уже на подходе. 

Часть первая

Церемония большого открытия

Глава 1

1

Когда в маленьком городке открывается новый магазин — это большое событие. Впрочем, для Брайана Раска оно было не таким большим, как для некоторых — например, для его матери. Он слышал, как она еще с месяц назад обсуждала это (нет, не сплетничала; она сама говорила, что сплетничать — дурная привычка и она никогда этим не занимается) довольно долго по телефону со своей лучшей подругой Майрой Эванс. Первые рабочие появились в старом здании, последним владельцем которого было страховое агентство Западного Мэна, как раз когда начались школьные занятия, и с той самой поры работа шла полным ходом. Никто толком не знал, чем они там занимаются; первое, что они сделали — вставили большое витринное стекло, а второе — замазали его изнутри краской.

Две недели спустя в дверном проеме за пластиковой заслонкой смотрового окошечка появилась подвешенная на шнурке табличка.

СКОРО ОТКРЫВАЕМ

гласила она. И ниже:

САМОЕ НЕОБХОДИМОЕ

Магазин нового типа

Вы не поверите собственным глазам

— Это будет просто еще один антикварный магазин, — сказала Майре мать Брайана. Кора Раск, развалясь на диване, держала в одной руке телефон, а другой отправляла в рот вишни в шоколаде и не отрывала глаз от телевизора, где шла «Санта-Барбара». — Просто еще одна антикварная лавка, где полным-полно подделок под американскую старину и допотопных телефонов. Подожди, и ты сама увидишь.

Это было вскоре после того, как в магазине вставили и замазали новую витрину, и мать говорила с такой уверенностью, что Брайану должно было стать ясно — обсуждать нечего. Только в случае с его матерью, похоже, никакая тема не будет исчерпана до конца. Ее домыслы и предположения были столь же бесконечными, как проблемы персонажей «Санта-Барбары» и «Главной больницы».

На прошлой неделе первая строка вывески на входе поменялась и теперь гласила:

БОЛЬШОЕ ОТКРЫТИЕ 9 ОКТЯБРЯ

Приходите вместе с друзьями!

Брайан не интересовался новым магазином так, как его мать (и некоторые из учителей; он слышал, как они говорили об этом в учительской касл-рокской средней школы, когда пришла его очередь быть школьным почтальоном), но ему было одиннадцать, а здорового одиннадцатилетнего мальчишку всегда интересует все новое. Кроме того, его изумляло название. «Самое необходимое» — что же это могло означать на самом деле?

Он прочел изменившуюся первую строчку вывески в прошлый вторник, по дороге из школы. Вторники были для него продленными днями в школе, и он возвращался домой поздно. Брайан родился с заячьей губой, и хотя хирургическая операция в возрасте семи лет устранила дефект, однако все еще приходилось заниматься коррекцией речи. Он стоически твердил всем, кто бы его ни спрашивал, что ненавидит эти занятия, но на самом деле это была неправда. Он был безудержно и безнадежно влюблен в мисс Ратклифф и томился всю неделю в ожидании своих дополнительных занятий. Школьный день по вторникам тянулся, казалось, тысячу лет, и последние его два часа он ощущал у себя в желудке приятное порхание дивных бабочек.

На занятия кроме него ходили лишь еще четверо ребятишек, и все они жили далеко от Брайана, в другой части города. Он был доволен этим. После часа, проведенного в одной комнате с мисс Ратклифф, он чувствовал себя слишком возбужденным для компании. Ему нравилось медленно брести домой далеко за полдень, обычно толкая перед собой свой велик, вместо того чтобы ехать на нем, и мечтать о ней среди падающих на освещенную октябрьским солнцем землю желтых и золотых осенних листьев.

Его путь пролегал вдоль трех кварталов Мейн-стрит, протянувшихся вдоль городского общественного парка, и в тот день, когда Брайан заметил вывеску, объявившую о большом открытии, он приставил свой нос к дверному стеклу в надежде увидеть, чем заменили громоздкие столы и унылые желтые стены бывшего страхового агентства Западного Мэна. Но удовлетворить свое любопытство он не сумел. За стеклом на двери была спущена штора, и Брайан увидел в дверном стекле лишь отражение собственной физиономии и рук, прикрывающих глаза от солнца.

В пятницу, 4 октября, в еженедельной касл-рокской газете «Звонок» появилась рекламка нового магазина. Текст обрамляла узорная рамка, а под ним помещался рисунок: два ангелочка спиной к спине дули в длинные трубы. По сути, ничего больше того, что можно было прочесть на вывеске, реклама не сообщала: название магазина — «Самое необходимое», откроется он в 10 часов утра 9 октября, и, разумеется, — ...Вы не поверите своим глазам... Ни малейшего намека на то, какие товары собирается продавать владелец «Самого необходимого».

Похоже, это здорово злило Кору Раск — во всяком случае, настолько, что она против обыкновения позвонила Майре в субботу утром и заговорила об этом.

— Уж своим-то глазам я поверю, — сказала она, — когда увижу эти грязные кровати, которым якобы двести лет, но у которых на раме выдавлен штамп «Рочестер, Нью-Йорк», если, конечно, дать себе труд наклонить голову и заглянуть под матрас, я-то отлично поверю своим глазам.

Майра что-то ответила. Кора слушала, хрумкая засахаренными орешками из банки; она отправляла их в рот по одному, а то и по два и торопливо жевала. Брайан со своим младшим братом Шоном сидели на полу в комнате и смотрели по телевизору мультики. Шон был полностью поглощен ими, но Брайан одним ухом слушал доносившуюся с экрана беседу маленьких голубых человечков, а другое навострил на разговор по телефону.

— Точ-ч-чно! — воскликнула Кора даже с большим энтузиазмом, чем обычно, когда Майра отпустила какое-то особенно колкое замечание. — Высокие цены и фальшивые антикварные телефоны!

Накануне, в понедельник, Брайан катался по городу на велике после школы с парой приятелей. Когда они очутились прямо напротив нового магазина, он увидел, что кто-то днем установил там темно-зеленый навес. Спереди на нем белыми буквами было написано: «Самое необходимое». Полли Чалмерз — леди, держащая швейный магазин, стояла на тротуаре, уперев руки в свои восхитительно стройные бедра, и смотрела на навес с выражением, в котором изумление делилось с восхищением.

Брайан, кое-что знавший о тентах и навесах, и сам восхитился. Это был единственный настоящий тент на Мейн-стрит, и он придавал новому магазину совершенно особый вид. Слово «фальсифицированный» в словарном запасе Брайана отсутствовало, но он тут же понял, что ни один магазин в Касл-Роке не выглядел так, как этот. Тент делал его похожим на магазин, который можно увидеть разве что по телевизору. В сравнении с ним «Западное авто» напротив выглядел провинциальным и безвкусным.

Когда Брайан пришел домой, его мать, сидя на диване, смотрела «Санта-Барбару» и поедала кремовый торт, запивая его диетической кока-колой. Мать всегда пила диетическую содовую, когда смотрела дневные сериалы. Брайан толком не понимал, почему диетическую, если учесть, что именно она запивала, но он подозревал, что спрашивать ее об этом было бы не совсем безопасно. Она могла даже раскричаться, а когда его мать начинала кричать, не так и глупо было поискать себе надежное укрытие.

— Эй, ма! — позвал он ее, кинув учебники на столик в прихожей и доставая молоко из холодильника. — Угадай, что я скажу? На новом магазине сделали навес.

— Кого услали в лес? — раздался ее голос из комнаты.

Он налил себе молока и подошел к двери в гостиную.

— Навес, — сказал он. — У нового магазина, там, на улице.

Она выпрямилась, нашарила дистанционный пульт и выключила у телевизора звук. На экране Эл и Коринн продолжали обсуждать свои санта-барбарские дела в их любимом санта-барбарском ресторане, но теперь лишь умеющий читать по губам смог бы разобрать, о чем они говорят.

— Что? — спросила она. — У этого «Самого необходимого»?

— Угу, — сказал он и отпил молока.

— Не хлюпай, — раздраженно произнесла она, запихивая остатки торта себе в рот. — Это звучит отвратительно. Сколько раз я тебе говорила?

«Примерно столько же, сколько ты говорила, чтобы я не болтал с набитым ртом», — подумал Брайан, но ничего не ответил. Держать язык за зубами он научился еще в раннем возрасте.

— Прости, мам.

— Что за навес?

— Зеленый.

— Алюминиевый или из стружки?

Брайан, чей отец работал продавцом в компании «Дик Перри — двери и отделочные работы» в Саут-Пэрисе, хорошо понял, что она имеет в виду, но если бы навес был такого сорта, он вряд ли бы вообще заметил его. Навесы из прессованной стружки и алюминия стоили четвертак за дюжину в базарный день. У половины домов в Роке над окнами нависали такие карнизы.

— Ни тот, ни другой, — объявил он. — Матерчатый. Кажется, парусина. Выдается вперед, поэтому тень прямо под ним. И круглый — вот такой. — Он обвел руками (осторожно, чтобы не пролить молоко) полуокружность. — А на конце написано название. Просто жуть берет.

— Ну, разрази меня гром!

Это была фраза, которой Кора обычно выражала свое возбуждение или крайнее раздражение. Брайан сделал осторожный шаг назад на случай последнего.

— Как ты думаешь, что там будет, ма? Может, ресторан?

— Не знаю, — сказала она и потянулась к телефону на столике. Чтобы взять его, ей пришлось подвинуть кота Скайблза, программу телевидения на неделю и большую бутылку диетической колы. — Но звучит погано.

— Мам, а что значит «Самое необходимое»? Это похоже на...

— Не приставай ко мне сейчас, Брайан. Мама занята. Там в хлебнице лежат галеты «Чертов пес», можешь взять одну, если хочешь. Но только одну, а то испортишь себе ужин. — Она уже набирала номер Майры, и сейчас они примутся с большим энтузиазмом обсуждать зеленый навес.

Брайану не хотелось «чертовых псов» (он очень любил свою маму, но иногда, глядя, как она ест, терял аппетит), и он уселся за кухонный стол, достал учебник математики и принялся решать задачи — он был умным, сообразительным парнишкой и в школе не успел закончить лишь домашнее задание по математике. Методично разбираясь с десятичными дробями, он прислушивался к телефонному разговору. Мать снова говорила Майре, что скоро у них появится еще один магазин с распродажей старой вонючей парфюмерии и портретов чьих-то давно умерших родственников, и это просто стыд и срам — смотреть, как подобные штучки появляются и исчезают. Слишком много развелось таких людей, говорила Кора, чья цель в жизни — заграбастать побольше денег и убежать. Рассказывая про навес, она говорила так, словно кто-то поставил его специально, чтобы нанести ей оскорбление, и великолепно в этом преуспел.

«По-моему, она считает, что кто-то обязан ее предупредить, — подумал Брайан, черкая карандашом в тетради. — Точно, вот оно что. Она любопытна — это раз. И ей дали от ворот поворот — это два. Сочетание для нее убийственное». Впрочем, скоро она все выяснит. А когда выяснит, быть может, посвятит и его в эту страшную тайну. А если ей будет не до того, он сумеет все разузнать, подслушав один из ее дневных разговоров с Майрой.

Но, как оказалось, Брайан много чего разузнал о «Самом необходимом» раньше, чем его мать, чем Майра и вообще кто бы то ни был в Касл-Роке.

2