Хроники простого волшебства

Отцу среброкосой по нраву пришелся суровый рыжий воин, чтящий родителей и старый уклад, когда наперед благословения родительского просят, принял он дары жениха. Да вот только Снежница осерчала и на отца, и на рыжего, что согласия самой невесты не спросили. Хоть и понравился ей Хозяин злотого листа, но гордость превыше оказалась.

Мотнула среброкосая головой, ударила каблучком о тонкий лед под ногою, обернулась метелицей и была такова.

Буран, видя такое дело, покачал сединами, махнул рукой, да и решил: пока Владыка осени согласия от самой Снежницы не получит – не бывать свадьбе. А чтобы чувства молодых проверить, пусть рыжий воин узнает свою суженую в обличье земном, памяти о прежней жизни лишенную. Если приветит деву снежную среди тысяч смертных, да сладят, то благословит Буран тогда их союз, а нет… дитя свое неволить не будет.

Далеко улетела Снежница из Озерных краев, от жениха сбегая, да только и за тридевять земель настигло ее слово родительское. Но вот с тех пор зимушки с пышными сугробами не стало. А рыжий воин все рыщет до весны по миру, все ищет ту, что украла сердце его.

Вивьен, погрузившаяся в свои мысли растирала сушеный лист бузины, когда дверь резко хлопнула о стену и на пороге появилась Альма – первая сплетница выселка.

– Ой, девонька, – запричитала здоровая с виду бабища, хватаясь за поясницу так правдоподобно, что бродячий лицедей обзавидовался бы ее игре. – Спаси немощную. Поясницу прихватило, страсть. Разогнуться не могу…

«Да такая немощная быка ударом кулака свалить может», – недовольно подумала Ви, глядя на гостью. Альма была из тех, кто не приходил просто так. Только за поживой. Эта сплетница изничтожила не одно относительно доброе имя. Она могла по запаху определить, где заначена бутыль с самогоном, а где – полюбовник, и срамила этим своим качеством даже матерых волкодавов, что берут в лесу след даже спустя неделю.

Избавиться от нежданной гостьи можно было только одним законным способом и тремя, караемыми законом. Ви предпочла первый вариант и, подойдя к полке, потянулась за склянкой с растиранием. Гадючий яд, щедро разведенный самогоном, при приеме внутрь мог быть смертельным, но, как подозревала Вивьен, только не в случае в Альмой. Эта баба была той еще змеюкой. А где это видано, чтобы ползучая тварюка умирала от того, что собственный язык прикусила?

Пока Ви тянулась за склянкой, ушлая баба, вопреки собственным словам, что разогнуться не может, ловко села на лавку и зорко оглядела все углы избы: авось что можно будет ввернуть в очередную сплетню. А то непорядок: внучка знахаркина девка красивая, а ни с кем не гуляет, на сеновалах опять же не замечена, да и талия стройна, а не округляется день ото дня… В общем, тьфу, а не девка. Никакой слух, после которого девки друг дружке косы выдирают, про такую не пустишь. И это бросало вызов профессиональному азарту Альмы, и любительница почесать язык бдела в лавке особенно усиленно. Вдруг эта белокосая если не с местными парнями, то с болотниками тешиться?

Но едва Ви повернулась лицом, Альма вновь картинно схватилась за поясницы.

– Это обязательно поможет, – протянув склянку, заверила молодая травница.

– Ой, спасибо, деточка, спасла от недуга, – в тон Ви, так же нарочито ласково ответила гостья. – Сколько с меня?

Вивьен по опыту знала, что озвучивать цены не стоит, если хочешь, чтобы эта языкатая зараза вымелась за порог поскорее.

– Для вас – бесплатно. Главное – поправляйтесь, и чем скорее начнете лечение, тем лучше, – заверила Ви.

– Вот спасибо, – покивала сплетница, пряча дар за пазуху и плотнее запахивая полу тулупа.

А потом Альма начала собираться: встала кряхтя, поправила полушалок и уже на крыльце, не успев закрыть дверь, обронила:

– А ты слыхала, деточка, что в выселок инквизитор пожаловал? Из самой столицы. Молодой, но лютый… – последнее слово она протянула с особым смаком, наслаждаясь эффектом, который произвела ее фраза. – Рыжий, как лесной пожар, и такой же злой. Осерчал на градоправителя нашего, значится, что в его вотчине непорядок…

– Какой такой непорядок? – подозрительно спросила Ви, поплотнее запахивая шаль, – больно уж дуло из приоткрытой двери.

Сплетница же, чуя поживу, шагнула обратно, в избяное тепло, затворила дверь и притворно вздохнув, затянула:

– Да знамо какой: горожане вместо того, чтобы у деп-ла-мира-вных, – последнее слово Альма произнесла по слогам, явно гордясь тем, что знает такие заумные вещи, – магов и лекарей норовят все к шепотухам да ведуньям сунуться. А казне – убыток. Де налоги не платятся, а болезни толком не лечатся.

– Бабушка каждый год отдает по два золотых в казну на налог, – отчеканила Вивьен. – И она не мошенница, а честная ведунья.

– Да я-то знаю, знаю, – тут же запричитала сплетница. – И то что настои хорошие, помогают, не чета этим, аптекарским… А ты поди это инквизитору докажи… Что не черная ведьма, а добропорядочная ведовка и все чин по чину…

Ви лишь сжала губы. А языкатая гостья, довольная тем, что теперь есть что рассказать соседкам: испугалась внучка за бабушку, аж щеки побелели (и не оправдаешься ведь, что от злости!) – значится, не все чисто в лавке травницы… может, и зелья запрещенные чернокнижные даже имеются! – наконец-то убралась из лавки.

Вивьен же бояться было нечего: она правду сказала, и о том, что налог они исправно платят в казну, и что черной магией не балуются, лишь зелья разрешенные готовят… Но от греха подальше пошла убирать и порошок дурман-травы, что снимает боль, даря глубокий сон, и декокт из драконьего корня, что в малых дозах способен остановить чернильную гниль, а в больших – выжечь мага.

Управилась она как раз вовремя.

В этот раз дверь распахнулась без стука, явив воина. То, что это именно воин, было понятно и по выправке, и по развороту плеч, но особливо – по доспеху. Плащ же с нашивками розы ветров по бокам говорил, что это не просто латник, а рыцарь света, инквизитор.

Он откинул капюшон, чиркнув по низкой притолоке костяшками пальцев.

«И вправду рыжий, как лесной пожар», – невольно подумалось Вивьен.

Он шагнул внутрь и замер. За его спиной, на улице, уже собралась толпа. Вил и факелов ни у кого не было, зато их с лихвой заменяло жадное людское любопытство.

Воин сделал шаг внутрь лавки и замер, как вкопанный. Ви тоже с удивлением рассматривала незнакомца. Было в чертах его лица что-то неуловимо близкое. А он лишь выдохнул удивленно:

– Ты?

– Я, – согласилась Вивьен. А потом, отринув робость первых мгновений, нарочито удивленно произнесла: – А молва гласит, что рыцари света ничем не болеют. Будто бы их охраняет сам Свет. Чего же понадобилось грозному и непобедимому инквизитору в травяной лавке, где только и найти, что лекарства.

Рыжий воин тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение, прикрыл глаза, а когда снова открыл их… Он вглядывался в ее лицо с какой-то жадностью. Словно ища подвох, а потом, спустя, кажется, вечность, выдохнул:

– Нет, это ты, – и столько было в этой короткой фразе затаенной надежды.

А потом инквизитор скупо, чисто по-мужски, улыбнулся. Разгладилась морщина меж рыжих бровей, в глубине глаз словно заплясали сполохи огня. У Вивьен создалось впечатление, словно лед, что ночью заковывает лужи в броню, тает под лучами осеннего солнца, плавится. Ви тоже пристально рассматривала гостя, силясь вспомнить, где она могла видеть эти карие глаза цвета бронзы, этот пожар волос, что спускались до плеч, эти широкие плечи.

В наступившей тишине можно было услышать, как скребется под половицей мышь, как завывает в подворотне ветер, а они все смотрели друг друга, пили взглядами. Жадно, без стеснения. В какой-то миг ей показалось, что вот сейчас он сорвет с себя плащ, стремительным шагом преодолеет разделявшее их расстояние и…

Но рыжий, лишь тяжело выдохнул, словно только что одержал победу в тяжелейшем сражении: битве с самим собой. Его голос разорвал тишину:

– Людская молва много чего говорит, например, то, что здесь живет старая черная ведьма со своей внучкой-чернокнижницей.

– И рыцари верят этой молве? – Ви выпрямила спину. Гордо, с вызовом глянула в глаза гостя.

А тот, теперь лишь усмехнулся. Внучка травницы была готова поклясться чем угодно, что вот сейчас, только что инквизитор что-то для себя решил. Вот только к добру или к худу это его решение?

– Нет, воины Света привыкли не верить словам. Они зачастую лживы. А вот дела…

– Вы обвиняете в чем-то меня или мою бабушку?

– Нет, – веско бросил рыцарь и добавил: – Пока нет. Но я хотел бы посмотреть и убедиться, что здесь не творят запрещенной волшбы.

– Смотрите, – Ви махнула рукой в приглашающем жесте и удостоилась еще одного лукавого взгляда инквизитора.

А потом он медленно повернул голову направо, потом налево, сделал несколько шагов в сторону полок. Наугад взял несколько банок, открыл одну из них, понюхал…

А потом повернулся к Ви и с самым серьезным видом сообщил:

– Пока ничего не нахожу. Но это не значит, что все подозрения сняты. Я, пожалуй, зайду еще как-нибудь, проведать…

С этими словами он ушел, чтобы вернуться через день, под вечер. В лавке в то время хозяйничала и Ульрик: внучка с бабушкой готовили зелье от чахотки, что одолевала местных горожан. Инквизитор зашел, поприветствовал старуху и, молча, стал наблюдать за тем, как работают травницы. Долго наблюдал, а потом, не говоря ни слова, – ушел.

И так – не единожды.

Как-то раз, спустя месяц, старая Ульрик обронила:

– Зачастил к нам инквизитор. К аптекарю лишь раз зашел да отчихвостил. Повитух тоже единожды проведал, правда, каждую до слез довел. Шепотуху – и ту вниманием не обласкал, а лишь штраф выписал. А к нам… поди же ты… Почитай, через вечер. Да и меня уважительно госпожой Ульрик величает… Судачат об этом в выселке. Да я и сама вижу, как он на тебя смотрит.

Ви опустила взгляд на стол. Лишь щеки вспыхнули огнем. Они и сама стала замечать, что с затаенной надеждой ждет, когда вновь придет рыжий воин. Вот только с ней он редко заговаривал. С Ульрик – да, частенько. А с Вивьен…

Время бежало быстро. Перевалил за середину березень – первый месяц весны, – а над городом все еще висела серая хмарь. Однажды в лавке скрипнула дверь. Вивьен обернулась с затаенной надеждой. Но на пороге стоял не рыжий. Дверной проем заслонил сын кузнеца.

– Выходи за меня, – бахнул он с порога. – Весь город знает, что с тобой заезжий инквизитор тешился. Теперь тебя никто в жены не возьмет. А я – беру.

– А что же раньше не приходил? – ехидно спросила Ульрик, выходя из-за печки.

Сын кузнеца вздрогнул от скрипучего старушечьего голоса, но упрямо ответил:

– Так пока он в городе был…

Слушать дальше Ви не стала, бросилась из лавки вон. И где только силы, оттолкнуть здоровенного детину от прохода, нашлись? Она бежала по улицам и ей казалось: вот, за поворотом, мелькнет край бордового плаща рыжего воина… Но нет.

А на следующий день в выселок пришла весна. Она буквально обрушилась потоками солнечного света на дома, улицы, расцеловала конопатыми веснушками, приласкала землю, из которой тут же начала вылезать первая трава.

Горожане радовались теплу, смеялись, но Вивьен становилась печальнее с каждым днем. Даже на настойчивые ухаживания сына кузнеца, что сейчас осмелел настолько, что не давал ей проходу, она не обращала внимания.

Так прошла весна, а потом и жаркое лето… И на изломе серпня за ночь все клены сменили свой зеленый лист на желтый.

– Рано в этом году Повелитель осени пожаловал, – причитала старуха Ульрик, глядя в окно.

А Вивьен… она словно ожила. Будто в душе ее с золотым и бордовым листом вернулась надежда.

Она шла с рынка. Тяжелая корзина со снедью – дарами осени, оттягивала руки. Лучи осеннего солнца играли в ее льняных волосах, когда чья-то сильная ладонь подхватила ее ношу.

– Давай помогу, – как ни в чем не бывало, прозвучало над ухом.

А Вивьен встала как вкопанная. Она не слышала его голоса давно. Но узнала сразу же. И резко обернулась.

– Вернулся? – Ви улыбнулось рыжему воину, а в ее душе в это время разливалось счастье. Оно кружило, пьянило сильнее самого крепкого вина.

– Ждала? – он внимательно смотрел в ее глаза, словно там, в глубине искал ответа.

А она нашла силы лишь кивнуть.

– Моя среброкосая, моя любимая, – он подался вперед. Его дыхание коснулось ее щеки, и время замерло.

А Вивьена… Она просто сделала шаг вперед и обняла его. Дорогого. Близкого. Жданного. Обняла крепко, вложив всю тоску, все слова, что так и не прозвучали, все свои чувства.

– Я никогда больше тебя не покину, если ты сама этого захочешь, – он отпустил корзину на брусчатку.

– Хочу, – только и сказала Ви.

Они так и замерли. Вокруг кружились золотые листья. А потом, спустя два месяца, над выселком закружил первый снег. Пушистые крупные снежинки танцевали в воздухе, укрывая землю свадебным нарядом.

Снежницу вел под венец Хозяин золотого листа.

* * *

Зима уже вовсю царствовала в выселке. С пушистыми сугробами, с морозцем и смехом детворы, что каталась с горок, брала снежные крепости и перекидывалась снежками.

Ульрик подперла кулаком щеку, глядя в окно, обернулась через плечо и, посмотрела на черноволосую девчушку, что еще недавно исполнилось семь лет, проворчала:

– Тщательнее растирай, тщательнее.

– Ну, ба…

– Давай-давай. А после обеда в лес пойдем. Завтра праздник зеленой ели.

Девчушка, названная внучка Ульрик, лишь вздохнула. Новый год она ждала с нетерпением. Особенно после того, как узнала от бабушки, что в этот день на землю спускаются Снежница и Хозяин золотого листа, чтобы передать ключи Весеннице и Летню, и их может увидеть любой смертный, меж обычных людей, если только сильно этого захочет.