Помоги проекту - поделись книгой:
1 мая люди праздновали один из главнейших коммунистических праздников — день солидарности трудящихся. На фасаде здания Совета министров висел огромный, освещенный лампочками портрет Ленина размером 8x5 м. Сверху была написана известная фраза: «Слава великому Ленину!» Были слышны звуки музыки, аплодисменты и возгласы людей. На правительственной трибуне стояли партийные чиновники.
Это безбожное зрелище до глубины души возмутило отца Гавриила, и он, движимый любовью к Христу, задумал удивительное дело. Он взял у кашветской свечницы в маленькой посуде керосин и спички и направился к Дому Правительства. Удивительно, но человек, облаченный в полное монашеское одеяние, прошел линию охраны, обошел правительственную трибуну сзади и оказался прямо перед огромным портретом Ленина.
Он достал спрятанную в одеянии посуду с керосином, облил портрет Ленина и предал огню образ «великого вождя». За секунды огонь охватил весь портрет, чему, кроме керосина, способствовала и масляная краска, которой был написан портрет вождя. От жары лампочки начали лопаться и издавать звук наподобие взрыва. Это очень напугало стоящих на правительственной трибуне партийных работников и празднующий народ, подумали, что происходит диверсионный акт. Сначала, испуганные, они разбежались в разные стороны и даже срочно вызвали известный 8‑й полк, но когда у правительственной трибуны увидели одного лишь облаченного в черное служителя Божия, успокоились. Отец Гавриил стоял перед горящим портретом Ленина и громко призывал:
— Господь говорит:
Когда люди поняли, что никакого диверсионного акта тут нет, а во всем виноват этот священнослужитель, очень разгневались. К этому времени от портрета осталась только проволока. Люди, разгневанные сожжением портрета вождя, яростно бросились забивать отца Гавриила. Отец Гавриил еще раз громко повторил:
— Слава подобает не этому мертвецу, а Иисусу Христу, который попрал смерть и даровал нам вечную жизнь.
После этого голос отца Гавриила умолк.
Однажды отец Гавриил, беседуя с нами на эту тему, сказал:
— Заблудшие считали, что поступают хорошо. Прибытие солдат 8‑го полка, напротив, помогло мне, так как они разогнали людей, и когда они увидели меня, всего перепачканного кровью, бросили в машину и отвезли в тюрьму. Когда я задумал сжечь этого зверя, знал, что меня не пощадят и расстреляют, но я счел за честь умереть за Христа, перекрестился и свою жизнь доверил Господу.
В городе была объявлена тревога первой категории. Отца Гавриила с семнадцатью челюстными и телесными переломами доставили солдаты 8‑го полка в Ортачала23, в изолятор службы безопасности, и, в полном смысле этого слова, полуживого–полумертвого бросили прямо на бетонный пол. Поначалу даже кровь с него не смывали, но так как допрос был неизбежен (за это дело взялись самые высокопоставленные представители силовых структур), смыли кровь, а медицинскую помощь сочли за излишнюю честь, сказав при этом:
— Приказ из Кремля, все равно расстреляют.
Вот в таких условиях проводился допрос физически измученного отца Гавриила. Сам отец Гавриил никогда с посетителями об этом не говорил, а если очень редко, после больших просьб рассказывал что–нибудь из этой истории, то двумя словами, очень коротко, в легкой и простой форме, немножко даже шутливо. Поступая таким образом, он постоянно скрывал эту страшную историю, чтобы от ошеломленных людей не заслужить уважения.
Однажды я стал свидетелем одной подобной ситуации. К отцу Гавриилу пришло некое высокопоставленное духовное лицо с мирянами; они начали настаивать, чтобы он рассказал о сожжении портрета вождя и пребывании в тюрьме. Отец Гавриил несколько раз перевел разговор на другую тему, но, когда они не отстали, рассказал самую малость. Рассказал так, будто бы с ним приключился забавный курьез, и слушатели весело слушали. Это длилось около пяти минут, а затем отец Гавриил благословил слушателей уйти. Гости ушли, отец Гавриил некоторое время сидел молча, потом сказал:
— Трудно рассказать, какие ужасы там творились. Если бы не Божья помощь, никто бы не выдержал этого. Отведите меня в келью.
Из этих слов видны ужасные пытки, которые он принял на себя и перенес во имя любви к Христу Спасителю.
С самого же начала, согласно приказу, отца Гавриила подвели под статью расстрела, следствие было почти формальностью. Но просматривался и некий интерес, о котором ему постоянно повторяли:
— Признайся, что ты это совершил по заданию Церкви, и сохраним тебе жизнь.
Эти пытки–допросы длились долго. Несмотря на решительный отказ отца Гавриила, следователи вновь и вновь повторяли ему этот вопрос. То ли вправду подозревали, что дело было исполнено по таким мотивам, то ли просто хотели направить дело в такое русло. Была явная попытка таким образом сломить отца Гавриила — может, ради спасения жизни проявит малодушие и даст им нужные показания. Цель была совершенно ясна — с такими показаниями правительство прибирало к рукам не только отца Гавриила, но и всю Церковь. Когда увидели, что это не дало результатов, следствие предложило отцу Гавриилу новый путь «спасения»:
— Если ты согласишься с нами и публично извинишься перед советским народом, скажешь, что ты очень сожалеешь о содеянном, что это произошло из–за тлетворного влияния религии и теперь ты образумился, обещаем, что не расстреляем и сохраним тебе жизнь.
И на это ответ был твердым и непоколебимым.
Но, хотя он не думал отступать и с твердостью восставал против всякой лжи и коварства со стороны следователей, душа, измученная таким натиском и пытками, взывала о помощи. Допросы, угрозы и пытки каждый день, притом несколько раз в день, и впрямь невыносимы для человеческой природы. Попавший в такую беду отец Гавриил молил Господа утешить его и придать духовные силы, чтобы выдержать все предстоящие испытания. После одного из допросов молящегося отца Гавриила посетило видение — неким сиянием изображенная прямо перед ним цифра 7:
— Душа мгновенно утешилась, и я уразумел в этом Божий знак, что Он через семь месяцев возвратит меня домой.
Для восприятия, для человеческого разума это было непостижимо, но для Бога — вполне осуществимо:
— После этого видения в тюрьме, ближний мой, воцарился страх. Если до этого на всех допросах меня били и пытали, после этого видения, силою Господней, не решались трогать меня. Следователи тайком приходили и говорили: «Прости нас, отче, за то, что мы совершили, не гневайся и прости». Высокопоставленные лица, которые часто присутствовали на допросах, обращались ко мне почтительно и не ругали, как раньше. А я же поучал их и объяснял всем их невежество.
Несмотря на слова отца Гавриила, не надо думать, что все сразу исправилось и очеловечилось. Просто видоизменились те страшные притеснения и пытки, которые происходили в течение суток и повторялись каждый день. Как–то на одном из допросов присутствовал некий высокопоставленный генерал из Министерства внутренних дел, который обратился к отцу Гавриилу:
— Видно, ты тот священник, который действительно верит в Бога. Поэтому завтра я принесу из дома икону и подарю ее тебе.
На следующий день этот генерал действительно пришел на допрос, все стоя встретили и приветствовали его. Он держал в руке какой–то сверток, завернутый в газету. Только он собрался обратиться к отцу Гавриилу, как тот опередил его и сказал:
— У нас нет таких икон; вы живете безбожно, и у вас дома воцарены безбожие и разврат. Опомнись, брат мой, не то во грехе погибнешь.
Сильно напуганный генерал в растерянности оставил комнату и больше не появлялся. Этот случай весьма угнетающе подействовал и на присутствующих. О генерале отец Гавриил сказал нам:
— В газете у него была завернута фотография обнаженной женщины, и он этим хотел высмеять меня, как священника.
Сожжение портрета «великого вождя» 1 мая, в день такого грандиозного празднования коммунистического режима, не осталось незамеченным и заграницей. В западноевропейской и американской прессе вскоре были напечатаны статьи, которые сообщали общественности сенсационную и невероятную весть. Это встревожило советские власти, и решение о расстреле отца Гавриила было приостановлено. Они не хотели, чтобы на Западе дело было представлено так, будто в стране кто–то был противником советского строя. От отца Гавриила требовали публичного покаяния, применяли пытки, чтобы вынудить его признать свои действия ошибкой и свалить все на вредное влияние религии. Тогда отца Гавриила из изолятора перевели в тюремную камеру.
В тюремной камере отца Гавриила вначале встретили весьма скверно. Один из заключенных даже попробовал ударить его, но отец Гавриил перекрестился и прочел молитву. Увидев это, заключенные образумились и все повально начали просить прощения. А потом в тюрьму к «ворам» пришла весть, что арестованный священник — родной брат умершего всесоюзного «вора в законе» по кличке Двуглавый. Услышав эту новость, тюрьма совсем смягчилась и прониклась особым уважением к отцу Гавриилу.
Несмотря на то что заключенные ценили и уважали отца Гавриила, он и здесь был примером смирения для всех. В камере, по тюремным и арестантским правилам, был свой уборщик из числа заключенных, но отец Гавриил не удовлетворялся этим:
— Я сказал себе: как же так, ты, монах, будешь сидеть и смотреть, а другие будут работать!
На следующее утро отец Гавриил сам взял бак с нечистотами, но тут заключенные, буквально все, в беспокойстве поднялись и попросили его не делать этого, потому что в камере к этому делу приставлен определенный арестант.
— Затем я чистил стол и подметал камеру. «Воры» слали мне просьбу за просьбой: «Отче, не делай этого и не ставь нас в неловкое положение».
Когда отца Гавриила посадили в тюрьму, очень скоро его имя было у всех на устах. Вся камера смотрела на отца Гавриила и слушала его, и когда он произносил утренние, вечерние и трапезные молитвы, все приступали к молитве вместе с ним. Сестры отца Гавриила рассказывали о тех днях:
— Вся тюрьма говорила о Гаврииле. Люди, возвращавшиеся со свидания, говорили окружающим: «В тюрьме сидит какой–то удивительный отец, и вся тюрьма смотрит на него. „Воры“ говорят: — У нас в тюрьме такой человек сидит, что и выходить из тюрьмы не хочется».
Это был особый дар и благодать отца Гавриила; где бы он ни побывал, этот полный великого смирения Божий человек везде сеял удивительную доброту и любовь.
Дело еще не было завершено; следствие не смогло сломить отца Гавриила и получить от него нужные показания. Так как по известным причинам вопрос о расстреле отошел на второй план, возникла необходимость в «деликатном» улаживании этого дела. Власти попытались добиться этого проверенным путем — отца Гавриила из тюрьмы перевели в психоневрологическую больницу.
До перевода из тюрьмы в психоневрологическую больницу, на последнем допросе присутствовал тогдашний министр внутренних дел Эдуард Шеварднадзе, и он задал отцу Гавриилу такой вопрос:
— Зачем ты сжег, Гавриил, портрет Ленина?
Отец Гавриил ответил:
— Слава подобает Христу Богу! А не этому мертвецу Ленину! Корню большого зла.
Такой ответ очень возмутил находящихся там партийных работников, а один генерал гневно сказал:
— Что мы слушаем его, настоящего сумасшедшего, или какое нам дело до того, что скажут люди? Его убить надо, а то, если дать волю, он и нас сделает христианами.
Отец Гавриил на это ответил:
— Дай Бог, чтобы так случилось. Бог всем хочет спасения, и, может, среди вас тоже есть души, которые можно спасти, может, не зря я сидел в тюрьме и не зря ведете вы меня в сумасшедший дом (ср. Деян. 26, 28–29).
Однажды в личном разговоре с нами отец Гавриил сказал:
— Даже вспоминать тяжело о днях пребывания в сумасшедшем доме, тюрьма по сравнению с ним была гораздо легче.
После четырех месяцев пребывания в тюрьме отца Гавриила перевели в психиатрическую больницу.
С отцом Гавриилом врачи обращались оскорбительно, злонамеренно. Его и здесь часто избивали. Чтобы превратить его жизнь в сплошной ужас, измученного побоями священника впустили в палату самых реактивных душевнобольных. Мы знаем от отца Гавриила, что когда ему давали пить лекарство (физическое сопротивление было бесполезно, потому что это привело бы к худшему), он тайком, чтобы врачи не заметили, вырывал его, тем самым защищаясь от вредного действия медикамента. Два месяца держали его в так называемой палате «реактивных больных», а с наступлением третьего месяца составили более коварный план: его закрыли в маленькой комнате с одним психическим больным. В комнате были две кровати, маленький стол, унитаз и кран. Прогулки и свидания запретили. Еду давали через маленькое окошко в двери. Отец Гавриил рассказал нам об этом:
— Господь вразумил меня, и я сразу понял, в чем дело. Они решили меня с ума свести. Потому что, когда целыми днями и ночами смотришь на одного человека, тебе поневоле передадутся его поведение и характер. Поэтому, чтобы не смотреть на него, я всегда сидел к нему спиной и, опустив голову, читал Иисусову молитву. Иногда он подскакивал ко мне и начинал бить или отнимал еду, и тогда я оставался голодным. Я не оказывал ему никакого сопротивления, только прикрывал лицо и защищался, повернувшись к нему спиной.
Как и указал Господь, отца Гавриила освободили через семь месяцев. Его, арестованного 1 мая 1965 года, 19 ноября 1965 года выписали из психиатрической больницы домой. Божья воля превыше всего, но нельзя не отметить заслуги патриарха Ефрема II и академика Авлипия Зурабашвили.
Когда отца Гавриила перевели из тюрьмы в психоневрологическую больницу, у патриарха Ефрема зародилась надежда на его освобождение, и он попросил помощи у известного академика Авлипия Зурабашвили, с которым его связывали доверительные отношения. Академик Зурабашвили был богобоязненным и уважающим церковь человеком, хотя и скрывал это в душе. Однажды в беседе со мной профессор Шио Ониани вспомнил, что как–то раз, войдя в Сионский собор помолиться, увидел господина Авлипия в земном поклоне и усердно молящегося перед нерукотворной иконой Спасителя. Господин Авлипий был одним из известных и ведущих специалистов в психоневрологической области медицины в Советском Союзе и за рубежом и одним из руководящих специалистов в Грузии.
Господин Авлипий как специалист своим высоким авторитетом вмешался в дело и с осмотрительностью взялся за вызволение отца Гавриила из заточения в психиатрической больнице. Осмотрительность была необходима господину Авлипию, так как правительство не должно было заподозрить его в какой–либо личной заинтересованности, не то это могло кончиться тяжелыми последствиями даже для известного академика.
Советское правительство намеревалось навсегда заточить отца Гавриила в психоневрологическую больницу, но в действительности не они решали его судьбу. Не для этого сохранил Господь жизнь своему верному слуге. Господь способствовал этому делу, и поэтому всяческие человеческие усилия принесли свои плоды — отец Гавриил через три месяца выписался из психоневрологической больницы домой.
Советская психиатрия составила удивительное заключение:
Грузия. СССР. Тбилисская Городская Психоневрологическая больница Управления здравоохранения. 19/1–1966 г., г. Тбилиси, Электронный пер., 1
Больной Ургебадзе Годердзи Васильевич, рожденный в 1929 г., образование 6 классов, прожив, на ул.Тетрицкаро, 11.
Стационирован в Психоневрологическую больницу 18.VIII.1965 г., переведен из тюрьмы для принудительного лечения.
Диагноз: психопатическая личность, предрасположенная к психопатическим срывам шизофренического характера. Выписался: 19/XI.65 г. Согласно анамнезу24, в возрасте двенадцати лет ему померещился злой дух, с рогами на голове… Больной утверждает, что во всем плохом, происходящем на свете и в мире, виноват лукавый. С 12-летнего возраста начал ходить в церковь, молился, покупал иконы, изучил церковную письменность… В 1949 году был призван на военную службу. Даже находясь там, свободное время проводил в церкви. По средам и пятницам ничего не ел, начальники и солдаты со смехом слушали его бред: «В среду Иуда за тридцать сребреников предал Христа, а в пятницу еврейские священноначальники распяли Его на кресте».
Как выясняется из дела, он в 1965 году, 1 мая, в день демонстрации, сжег большой портрет Ленина, который висел на здании Совета министров. На допросе заявил, что сделал это для того, что якобы там должна висеть картина Распятия Иисуса Христа, что нельзя обожествлять земного человека, — возникли сомнения в его психическом здоровье, вследствие чего он был направлен на судебно–психиатрическую экспертизу.
Обследованием установлено: у больного нарушена ориентация в пространстве, окружении, времени. Тихо бормочет про себя. Верит в существование небесного бытия, Бога и ангелов и т. д. В беседе главная ось психопата направлена на то, что все происходит по Божьей воле и т. д. В отделении держится отдельно от других сумасшедших. Если кто–то заговорит с ним, обязательно упомянет Бога, ангелов, иконы и т. д. Совершенно некритичен к своему состоянию, проведена аминозинофразия и симптоматическая терапия, после чего прошел комиссию.
Акт стационара 1965 г. № 42
Это будто бы отрицательное заключение со стороны психиатров является доказательством боголюбия и избранности отца Гавриила. Удивительно, что ученые–психиатры под видом медицинского заключения дают описание богоугодной жизни отца Гавриила, и власти охотно довольствуются этим. Вот так, когда в человеческую жизнь входит воля Божия, непременно случаются явления, которые поражают наш разум.
Отец Гавриил говорил:
— Вера укореняется в нас через благочестие и претерпение испытаний, и если она не породит в тебе дух преданности и жертвенности во имя Христа, знай, что ты еще далек от истинной, Божественной веры.
Исповедничество было проявлением истинной веры отца Гавриила, и эта вера восстала и обличила беззаконие, имя которому — культ «великого вождя».
Насельник американского монастыря во имя преподобного Германа Аляскинского25 монах Герасим (Элиел), узнав об отце Гаврииле, посетил его в 1991 году в Грузии. Его воспоминания об отце Гаврииле26 заканчиваются так:
«Наш последний вопрос, который мы дерзнули задать отцу Гавриилу, был следующий:
— Правда ли, что о вас говорят, будто вы сожгли портрет Ленина?
— Да.
— Но почему? — спросили мы.
Он совершенно простодушно ответил примерно следующее:
— Я — пастырь, и Бог доверил мне заботу о Его овцах. Они воздвигли идола и хотели, чтобы люди преклонялись перед ним. Это — тип антихриста, похожий на человека или больше на зверя. Коммунисты хотели воздать ему почести, принадлежавшие только Богу. Я не мог допустить, чтобы это продолжалось.
Отец Гавриил благословил нас, и мы уехали, будучи свидетелями триумфа новозаветной Церкви в наше время».
Для освобожденного из заключения отца Гавриила по строжайшему требованию советской власти были перекрыты все пути для служения в церкви. Сан священника ему оставили в неприкосновенности, однако в церковном служении ему было отказано. Из–за такого принуждения отец Гавриил на литургиях и других службах в Сионском кафедральном соборе присутствовал вместе с прихожанами и причащался наряду с другими как мирянин. Сионские прихожане его очень любили. К этому времени принадлежит одна известная история из жизни отца Гавриила.
У одного из верующих, который принадлежал к Сионскому приходу, скончался член семьи, и в день похорон он взял отца Гавриила для отпевания. Отец Гавриил отпел покойника. К началу похорон полил дождь как из ведра. Заволновался родственник покойного, ненастье делало невозможными похороны умершего. Решили переждать, но погода не улучшалась.
— Что делать, как хоронить в такую погоду? — волновались одни.
— У нас нет другого выхода, подождем еще, прояснится, не может же дождь лить бесконечно, — говорили другие.
И вот, когда все находились в такой напряженности и неопределенности, к отцу Гавриилу подошел родственник покойника и, то ли от растерянности, то ли от доверия к нему, сказал:
— Отче, помогите нам чем–нибудь.
Отец Гавриил вышел в такой ливень на улицу, воздвиг руки к небу и с краткой молитвой стал умолять Господа. Как только он произнес молитву, ливень тотчас же прекратился.
Эта удивительная история произошла в родном квартале отца Гавриила, и она неизгладимо осталась в людской памяти.
Вновь продолжил суровые подвиги отец Гавриил, строго соблюдая пост. Когда знакомые верующие приносили к нему домой гостинцы, он все до единого относил матери, или сестрам, или же нуждающимся соседям.
Он очень любил святого Макария Египетского, и, можно сказать, в одном частном случае их поступки были даже одинаковыми. Известно, что святой Макарий Египетский питался сухарями, которые хранил в кувшине с узким горлышком. В таком, чтобы кисть руки входила туда, а полный сухарями кулак нельзя было вытащить. Вот так, малым сухарем довольствовался святой Макарий раз в день, как отец Гавриил любил говорить: «от вечера до вечера».
Отец Гавриил поступал примерно так же, но с одним небольшим отличием: сухари у него были помещены в большой миске, подвешенной к потолку на тонких цепях на такой высоте, что достать их можно было только стоя на цыпочках.
И еще: отец Гавриил также только раз в день принимал пищу — сухари и воду — «от сумерек до сумерек».
Это были годы полного умерщвления страстей в жизни отца Гавриила. Плоть должна была стать дружественным попутчиком души на пути служения Богу, приближения к Богу и единства с Ним.
В годы этого высокого служения отец Гавриил скрыто от людей носил тяжелые вериги на теле. Засыпал он или на низком стуле, или в своей келье–церкви, или в упомянутой яме, похожей на могилу. Часто, почти постоянно, как мы знаем от его сестер, слышался его плач или причитания, с чем мать отца Гавриила никак не могла свыкнуться и очень скорбела об этом.
Жизнь отца Гавриила в условиях советской власти была чрезвычайно трудной. Его постоянно вызывали в силовые ведомства в надежде взять его на испуг и заставить покориться.
Однажды, было и так, настоятеля Светицховели архимандрита Парфения (Апциаури) за свою проповедь вызвали в Тбилисский отдел службы безопасности. И вот именно в те дни этот добрый и благодатный священник встретил отца Гавриила. Отец Парфений с печальным видом сообщил ему свою историю, он даже выглядел немного испуганным, на что отец Гавриил сказал:
Поделиться книгой: