Погрешность

— Когда я уезжал, тебя не было дома.

— Ах, конечно.

— Свет, давай хватит. Ни тебе, ни мне это не нужно. Ты со мной зачем живешь? Мучаешься зачем?

Светка крепко стискивает зубы, нервно подается к окну, оглядывается. Подходит к Громову и, будто зная, что они там, вытаскивает из кармана мужского пиджака сигареты. Подкуривает, делает крепкую затяжку, выдыхая дым. Ее трясет мелкой дрожью. На языке вертится столько слов, но она молчит. Гипнотизирует одну точку и молчит.

— Свет.

Громов напирает, и Талашина взрывается, как шар, наполненный водой, заполоняет своим недовольством всю комнату.

— Что, к ней хочешь уйти? К этой малолетке? После всего? — Света меняется в лице. Бледнеет.

- Мне кажется, пора заканчивать этот затянувшийся спектакль.

— Хорошо.

Света отворачивается. Не смотрит ему в глаза. Конечно, она не может его отпустить, нет, только не так. Он не может от нее уйти. Не имеет права. От сказанных им сейчас слов ее тело холодело, внутри что-то обрывалось. Света паниковала, ища выход из создавшегося положения.

У них же все хорошо, ведь мелкие неурядицы могут быть у всех. Проблема в девчонке, пока она не появилась, у них со Степой все было хорошо!

Но сейчас она должна согласиться, согласиться со всеми его условиями. Громов хочет уйти — пусть. Пусть он потешит свое эго. Вряд ли девчонка станет терпеть его закидоны, а они никуда не денутся.

— Хорошо, Степ, я понимаю.

Громов сжимает пальцами переносицу.

— Квартиру оставь себе, — вытаскивает из джинсов свои ключи и кидает их на диван, — на неделе оформим все документы по недвижимости.

— А моя клиника?

7(3)

Честно говоря, все эти перемены волнуют Талашину не так сильно, как ее бизнес. Если раньше Громов вкладывался в ее клинику, находил инвесторов, то теперь с этим явно станет сложнее, а она никак не может такого допустить.

— Ежемесячного процента от прибыли мне будет достаточно.

— Ладно, — девушка кивает.

— Только давай без драмы?

— Конечно. Степ, я все понимаю, тебе нужно побыть одному. Остыть. Я подожду, — проводит ладонью по мужскому плечу, — я уверена, у нас все будет хорошо.

— Света…

— Просто отдохни, — отвечает на выдохе.

Громов выходит из комнаты, понимая, что говорить что-то бесполезно. Она втемяшила себе в голову очередную «свою» правду. Забрав самые необходимые вещи, Степан выходит на лестничную клетку, на парковке кидает сумку в багажник, вынимая из кармана звонящий телефон. Мама.

— Привет, — с улыбкой отвечает родительнице, садясь за руль.

— Привет. Степ, у тебя все хорошо? Ты уже вернулся?

— Вернулся. Слушай, я даже к вам заеду сегодня ближе к вечеру.

— Ой, будет замечательно. Давно не виделись.

— Ага. Ма-а-а-м, — выворачивает руль, а в голову приходит не самая приятная мысль, — а тебе Талашина не звонила?

В трубке повисает тишина.

— Значит, звонила. Сейчас?

— Да. Степ, может, не стоит так? Она переживает, бедная девочка.

— Интересно. Что еще тебе рассказала эта бедная девочка?

— Степа, не нужно так.

— Ладно, приеду, поговорим.

Кинув телефон на соседнее сиденье, Степан перестраивается в правый ряд, сворачивая на подземную парковку торгового центра. Они с Аркашей договорились о встрече еще пару дней назад. Хаски хочет завлечь Степана в ресторан, пропустить по рюмке чего-нибудь горячительного, но после вчерашних посиделок с Серегой Громов больше чем просто пас.

Отделавшись от Аркаши только разговором, без алкоголя, он уже собирается ехать к матери, огибает эскалатор в направлении коридора к паркингу, впиваясь глазами в Ульяну. Она стоит к нему боком в отделе нижнего белья, напротив манекена с алым комплектом.

— Тебе пойдет, — Громов останавливается за девичьей спиной, понижая голос.

— Не люблю красный, — Ульяна хмурит лоб, отходит чуть дальше, перебирает пластиковые вешалки, словно Громова тут и нет.

— Интересная тактика. Главное, рабочая, да, Уль? — снимает со стойки белый, почти что прозрачный комплект и сует ей в руку. — Вот этот обязательно примерь.

Никольская ведет носом, недоверчиво смотрит на белье, после на Громова, и вешает то обратно.

— Ты зачем сюда пришел?

— Вообще, мог бы наподдать за твои фокусы. Но я сегодня в хорошем настроении.

— Какие фокусы, Степ, ты о чем? У тебя там старческий маразм разыгрался?

Громов откровенно смеется, вскользь дотрагиваясь до ее локтя.

— Пусти! — Уля округляет глаза, раздражаясь из-за его действий. Ей хочется сбежать, она была не готова к этой встрече, не настроена. Еще и место-то какое, салон нижнего белья, лучше для стеба не придумать.

— Разве я тебя держу?

И ведь он правда даже не дотрагивается. Просто смотрит. Как удав. Под его взглядом невозможно пошевелиться. Ее пробирает дрожь и что-то еще…

— Тогда я пошла.

У него начинает звонить телефон, и Улька понимает, что это лучший момент, чтобы сбежать. Но Громов опережает ее действия, крепко сжимает ладонь в своей, отвечая на звонок. Мысли, что ли, читает?

— Не по телефону. Давай завтра. Подъезжай к пяти, — слушает, бросая на девушку взгляд, — договорились, — отключается, убирая телефон в карман джинсов. — На чем мы там остановились?

- Мне нужно идти.

— Точно.

— Торопишься?

— Нет, то есть да, — Ульяна растерянно смотрит на его руку, сжимающую ее ладошку. Громов тоже следит за ее взглядом и убирает пальцы.

— Пошли в ресторан.

— Мы уже были, и мне с тобой там не понравилось, — пожимает плечами.

Ульяна теряется на доли секунды, а Степа уже подталкивает ее в сторону выхода из торгового центра.

— Я не давала согласия, — упирается, застывая на месте как вкопанная, — и никуда с тобой не пойду, Громов. Если ты хочешь запустить в меня ответочкой за ту ночь, то давай не сегодня, дел по горло, — вздыхает и, быстро перебирая ногами, несется в сторону паркинга. Там садится за руль и словно пуля уносится подальше от торгового центра.

Громов пару секунд смотрит ей вслед, убирает руки в карманы брюк и выходит на паркинг. Тот еще денек.

Через час Степан припарковывается у родительского дома, вытаскивает из багажника коробку с маминым любимым тортом и, закрыв машину, взбегает на веранду. В прихожую заходит без стука. Оглядывается, стягивает ботинки, упираясь носком одной ноги в пятку другой, подает голос.

Мама спускается со второго этажа, раскидывает руки по разные стороны, обнимает сына, забирая торт.

— Я так рада, что ты приехал. А то вечно времени у тебя нет.

Степан проводит ладонью по коротко стриженной голове, шагая следом за родительницей. Садится за стол, мама с энтузиазмом режет торт, греет чайник, суетится.

— Мама, сядь уже, — говорит вкрадчиво, и Оксана Олеговна выпускает из рук нож, — успеем мы чай попить.

— Да я просто, ой, Степка, я все про Свету думаю.

— А что про нее думать?

— Ну столько времени вместе, а тут вдруг такое заявление. Она же там свадьбу уже спланировала, а ты уйти решил.

— Вот именно. Она спланировала. Меня в эти планы вообще никто не посвящал.

— Ну тоже верно, — Оксана качает головой в такт своим словам. — Может, ты есть хочешь? У меня там мясо запеченное есть, салат, картошка.

— Ну не откажусь точно.

— Так, я быстро.

Громова оперативно выставляет перед сыном тарелочки с едой, а после усаживается напротив с довольной улыбкой на губах.

— А отец где?

— На работе еще, какое-то очередное совещание. Ты же знаешь, у папы всегда много-много дел. Кстати, вчера к Олесе заходила, так она сказала, что Демьян у них куда-то в Европу лыжи навострил. Я думаю, ну молодец парень, так и брякнула Олеське, думала, она меня с землей сровняет. Тоже мне — патриотка нашлась. Всю карьеру мальчишке поломают, если вмешиваться будут. Хотя он им не Ульянка, вряд ли будет делать, что говорят.

Громов кивает, делая вид, что внимательно слушает мать, хотя на словах про Ульяну мозг немного отключается. Телефон, который он положил на стол возле себя, оживает. На дисплее просто номер, он так его и не записал. Запомнил, но не записал.

Пока мама возится с чаем, Громов отвечает на звонок.

— Чего тебе? — раздражается.

— Громов, меня хотят оставить здесь. Вытащи меня отсюда.

— Откуда? — украдкой переводит взгляд на мать.

— Из больницы.

— Что ты там делаешь? Что случилось?

— Просто забери меня отсюда! — Ульяна нервничает. Запинается, ее тонкий голос превращается в натуральный писк. — Пожалуйста, у меня завтра закрытие сезона, я не могу здесь остаться. Объясни им, что нет у меня никакого сотрясения.

— Адрес диктуй, сейчас приеду.

Глава 8(1)

Она до сих пор не могла понять, как это случилось. Заехала к Лизе, посидела у нее немного, а когда вышла к своей машине, в глаза ударил яркий свет. Все произошло слишком быстро. Никольская даже сообразить ничего не успела. Удар — и она уже лежит на земле. Плечо ломит от боли, голова раскалывается от удара об асфальт. Потом этот водитель, голоса, звуки приехавшей скорой, все это время она чувствует тошноту.

Только в больнице начинает приходить в себя. Соображать, что произошло. Ее сбила машина во дворе Лизкиного дома, в пешеходной зоне. Первое, о чем она думает, придя в себя, — завтрашнее выступление. Закрытие летнего сезона в театре. Она обязана там быть, на нее возложена огромнейшая ответственность, если она подведет… нет, нет, она не может.

Врач, зашедший в палату, спрашивает о родственниках, говорит, что нужно им сообщить, но Никольская не намерена этого делать, и оставаться здесь она тоже не намерена. Ей нужен телефон.

Ульяна не раздумывая звонит Громову. Кто еще может забрать ее отсюда без последствий? Лизка обязательно завтра сдаст ее и расскажет об ее состоянии, потому что испугается за Улькино здоровье, родители — про то, что сделают они, ей вообще думать страшно. Поэтому она без всяких дополнительных раздумий звонит Степе. Он заберет ее отсюда. Заберет и отвезет в отель. А уже завтра, после выступления, Никольская поедет домой. Сегодняшнюю ночь спишет на «ночевку у Лизки». Идеальный план.

Громов приезжает очень оперативно, распахивает дверь, прожигая ее взглядом. И почему-то в эту самую минуту Уля понимает, что дальше все пойдет не по плану, по крайней мере не по ее. Девушка подбирается, пытаясь спрыгнуть с кровати, но, стоит ее ступням коснуться пола, все вокруг плывет, головокружение вновь дает о себе знать, и она практически падает в вовремя подставленные руки Степана.

— Спасибо, что приехал, — запрокидывает голову. — Забери меня, у меня завтра выступление, мне нужно там быть, — цепляется за мужские плечи, заглядывая в глаза, — они несут какой-то бред про сотрясение, но у меня его нет. Ты же видишь, все у меня нормально!

Громов сурово осматривает ее лицо, разжимает пальцы, усаживая ее хрупкое тело на кровать.

— Лежать здесь. Поняла меня? — укладывает ее обратно практически в одно движение. — Я сейчас вернусь.

Степан быстро поднимается на этаж выше, заглядывает к главврачу, который по стечению обстоятельств оказывается его однокашником. Здоровается, быстро расспрашивает о поступившей Никольской, просит карту, говорит с врачом, который ее осматривал, подписывает нужные бумажки и уже через двадцать минут засовывает ее в свою машину.

— Куда ты меня везешь?

— К себе.

— Что? — подается вперед, а Громов надавливает на кнопку регулирования пассажирского сиденья, опуская Ульку в полулежачее положение.

— То. У тебя сотряс. На сцену нельзя.

— Ты офигел? Ты мне не папочка, ясно тебе? Ты не имеешь права меня куда-то везти без моего согласия, — Ульяна надрывает голос, — это похищение, Громов. По-хи-ще-ни-е!