Помоги проекту - поделись книгой:
Журнал
«ГОРИЗОНТЫ ТЕХНИКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ»
«Horyzonty Techniki dla Dzieci»
№ 6 (133) июнь 1973
Торжество правды
Двое привратников прославленного Краковского университета суетились, торопливо наводя красоту в большой аудитории.
— А ну, Адам, подвинь-ка вон ту скамью, а то я никак ковер разложить не могу.
— Да куда же я ее дену? Если в угол задвину, то никто из господ профессоров туда не влезет!
— Так в другом месте сядут.
— Где же это, интересно? Словно ты, Мацей, не знаешь, что сегодня в этот зал не только тьма-тьмущая студентов нагрянет, но и господа профессора чуть ли не в полном составе явятся. Наверняка, мест не хватит, а ты еще с этой скамейкой…
— Ты думаешь, что на лекцию этого юнца столько народу соберется?
— Юнца, юнца! — возмутился Адам. — Ты только к тому уважительно относишься, у кого, как у тебя, голова сединой убелена. Сам ксендз Коллонтай прийти соизволит, а он ведь делами всей академии вершит! Мне это хорошо известно. Ведь кто, как не я, профессорскую убирает. И услышать там время от времени кой-чего доводится.
Мацей, которого убедил последний аргумент, помог расставить скамейки и обвел аудиторию заботливым взором,
— Ну что ж, пожалуй, все в порядке. Я буду стоять у этой двери. Ведь господа профессора вот-вот начнут собираться. А ты, Адам, следи за порядком у дверей, откуда студенты входить будут. А то как повалят они валом, того глядишь, все скамейки перевернут.
Оба привратника заняли свои места. В аудитории наступила тишина. Из-под одной скамьи кто-то осторожно выглянул и сразу же спрятался
— Стоят у входа. Сторожат, — раздался шепот.
— Да подвинься же ты, Павел, хоть чуточку. Так на меня навалился, что не вздохнешь.
— Куда же я подвинусь? Того и гляди они нас приметят и из аудитории вышвырнут, а потом сюда не протиснешься и ни единого слова из лекции услышать не доведется.
— Ну так хоть локоть свой забери у меня из под носа.
— Да куда же я его дену. Тихо! Профессора уже входят.
И действительно, в аудиторию уже входили профессора. Облаченные в парадные тоги и шапочки, они с достоинством занимали места, устраиваясь поудобней. Четыре профессора, занятых оживленной беседой, уселись около барьера, за которым стояли скамьи, предназначенные для студентов, но увлеченные своим разговором они не заметили спрятавшихся юношей.
— Так ведь и я ценю Коперника. — произнес один из них, толстый и медлительный на вид. — Как же иначе! Ведь он из этих стен вышел, где и мы сейчас учим. Благочестивым каноником был. Нашей земли он — честь и слава.
— И впрямь! Что бы мы делали без его таблиц движения небесных тел! Ни гороскопов толком составить, ни праздничные дни в календаре определить! — произнес другой собеседник, тощий и высокий, как жердь, с язвительным выражением лица.
Третий, самый молодой из них, но с висками, уже тронутыми сединой, терпеливо прислушивался к словам коллег и наконец, когда настал его черед, сказал:
— А о главной его заслуге вы позабыли. Ведь он же объяснил строение вселенной. Ведь если бы не Коперник, мы и по сей день, может, разделяли бы ошибочные идеи Птолемея.
— Только не посягайте на Птолемея! — сердито бросил профессор, похожий на жердь.
— Да, да, лучше оставьте Птолемея в покое, — поддакнул толстяк. — Не тем Коперник в мире прославился, что какую-то несусветную сочинил теорию, а тем, что был человеком ученым и богобоязным
— Вот вот! Несусветную, именно! — произнес молчавший до сих пор самый пожилой из профессоров, низкорослый и худощавый. — И как только никому из сторонников его теории в голову не придет, что если б Земля и впрямь двигалась, то изо всех колодцев — да и рек — вода вылилась бы!
Юноши, притаившиеся под скамьей с интересом прислушивались к этому разговору.
— Не в этом суть, — сказал толстяк. — Даже показания наших органов чувств противоречат теории Коперника. Но не это главное, а то, что мысли, им провозглашаемые, явно противоречат многим местам в Священном писании. А это недопустимо! — и он, повысив голос, строго взглянул на своего собеседника.
— Я хочу обратить ваше внимание, достопочтенный коллега, — холодно возразил профессор с седыми висками, — что нынешний папа римский соизволил вычеркнуть из списка запрещенных книг все труды, благосклонно относящиеся к учению Коперника. Мир не топчется на месте.
— А труды самого Коперника не вычеркнуты из списка! — запальчиво бросил высокий профессор.
— Все это никому не нужная суета, — вздохнул толстяк. — Коперник дал нам астрономические таблицы. На том ему и спасибо. Но кому нужны его дальнейшие исследования?
— Земля неподвижна, и она есть центр вселенной! — со злостью крикнул высокий собеседник. — Можете изъездить всю Европу вдоль и поперек, ни в одном благочестивом университете вы не услышите иного мнения.
Человек с проседью взглянул на него с издевкой.
— Если бы вы проехали всю Европу вдоль и поперек и спрашивали не тупоголовых и ограниченных людей, носа не высовывающих из своего кабинета, а обратились к настоящим ученым, то смогли бы убедиться, что со времен Кеплера все образованные астрономы опираются на теорию Коперника. А академия, в которой учился этот великий ученый, несколько сот лет спустя после сделанного им открытия не хочет признать era учение. Давно пора, чтобы мы, его соотечественники, воздали должное его гению. И я рад, что профессор Снядецкий сделает это сегодня лично и перед лицом всех собравшихся.
Самый пожилой профессор печально покачал головой.
— Вот явится такой юнец, как этот ваш Снядецкий, и будет здесь нам дифирамбы в честь Коперника петь. А о воде в колодцах ведь и словом не упомянет!
— Во всем виноват Коллонтай. Ему Эдукационная комиссия власть дала над нашими университетами, вот он и распоряжается здесь, реформы устраивает, ни с кем не считаясь. Преподавание астрологии отменил. Где это видано? Кто же теперь научит наших питомцев трудному искусству предсказания будущего по звездам?
В этот момент распахнулась дверь, из-за которой уже какое-то время доносился гул голосов. Толпа студентов хлынула в аудиторию. В первом ряду уже сидели Павел и Вацек.
— Эй, вы откуда здесь взялись? — крикнул возмущенный Томаш.
У двери с нами не стояли, а теперь расселись в первом ряду!
— Тут, братец мой, надо мозгами шевилить, — с чувством превосходства произнес Павел.
— Мы спрятались под скамейкой, когда еще в зале никого не было, — честно признался Вацек. — Я бы простить себе не мог, если бы сегодняшнюю лекцию пропустил.
— Да и мы все с нетерпением ждем ее. Наконец, узнаем правду о Копернике и его учении. Ведь ничего узнать об этом никак не можем.
— А мы тут случайно стали свидетелями спора профессоров. Некоторые совсем его не признают. Даже не знаю, зачем они сюда пожаловали.
Внезапно раздались аплодисменты, становившиеся все сильней. В аудиторию вошел молодой человек в профессорской мантии, с быстрыми и умными глазами.
— Профессор Снядецкий!
— Тихо! Тихо! — раздались голоса.
Профессор вошел на кафедру, окинул внимательным взором битком набитый зал и, задержав на секунду взгляд на первых рядах, где сидели профессора, произнес:
— Геоцентрическая система Птолемея, на протяжении четырнадцати веков владевшая сознанием людей, на самом деле служит лишь удовлетворению их тщеславия, их веры в исключительно в место, занимаемое во вселенной Землей, на которой они живут…
— Тщеславие! — шепнул Павел Вадеку. — Я еще никогда не взглянул на это дело с точки зрения тщеславия.
Но Вацек только нетерпеливо отмахнулся от него рукой, жадно ловя каждое слово профессора Снядецкого. А тот продолжал:
— Все последователи александрийского ученого вплоть до времен Коперника не в состоянии были сдвинуть астрономию с места, ибо они слепо верили в авторитет Птолемея и вместо того, чтобы руководствоваться разумом, доверяли только собственным чувствам.
Он замолчал на минуту и окинул взглядом аудиторию.
— Подожди, подожди! — взволнованно прошептал Вацек. — Что он теперь скажет? Ведь нам все время твердят о данных чувственного опыта как о неопровержимом аргументе.
— Чувства же, — продолжал Снядецкий, — могли лишь давать свидетельство тому, что Земля неподвижна, а Солнце вращается вокруг нее.
— В голове у Вацека пронеслось, что органы чувств действительно не всегда говорят нам правду. Он вспомнил о том, что если погрузить палку в воду до половины, то будет казаться, что она сломана.
— Вышел из недр нашего народа Коперник как мыслитель правды и натуры, он заложил основы астрономии и освободил человеческий разум от оков авторитета…, — продолжал Снядецкий.
Он произнес эти слова в 1781 году, двести тридцать восемь лет спустя после опубликования знаменитого труда Коперника «Об обращении небесных сфер», утверждая его учение, отвергавшееся до тех пор — не только в Польше, не только в стенах Ягеллонской академии.
Отравленный воздух
Загрязнение городского воздуха пылью и дымом не только доставляет много хлопот жителям почти всех современных городов (вымытые окна быстро покрываются слоем пыли, фасады домов становятся грязными и серыми, а воротничок сорочки или блузки после однодневной носки с трудов удается отстирать), но и представляет угрозу для здоровья, иногда даже — смертельную. В средние века истинным бедствием были так называемые моровые поветрия, — эпидемии, сеявшие смерть. А у нашего двадцатого века есть свое бедствие — воздух, насыщенный дымом, пылью ядовитыми газами. И чем более бурными темпами развивается техническая цивилизация, тем сильнее губительное влияние отравленного воздуха, особенно в городах и поселках.
В каждом городе постоянно дымят сотни труб. Вырывающиеся из них клубы дыма застилают небо, висят серой пеленой над окрестностями. Выбросы дыма больше всего загрязняют городской воздух. То, что мы привыкли называть дымом, представляет собой смесь, состоящую из продуктов неполного сгорания угля — твердых (сажа, летучая зола), и газообразных, среди которых больше всего ядовитых соединений серы (двуокись и трехокись серы), не менее ядовитых окиси углерода, или угарного газа, двуокиси углерода, разных смолистых субстанций и углеводородов.
В случае промышленных предприятий дело не ограничивается выбросом дыма через фабричные трубы. Очень часто в атмосферу проникают различные испарения, образующиеся в ходе производственных процессов. Они характеризуются не только дурным запахом, но и зачастую содержат самые различные химические соединения, вредные для людей и всей окружающей среды.
Следующий, вслед за фабричными трубами, «поставщик» продуктов сгорания в атмосферу — автомобиль. Мы видим в нем лишь удобное средство передвижения, забывая, как правило, что почти каждый автомобиль отравляет воздух, которым мы дышим. Автомобильные выхлопные газы содержат большое количество окиси углерода и тетраэтилсвинца. Наряду с этим летучие компоненты горючего поступают непосредственно в атмосферу а результате испарения из бензобаков и карбюраторов. Содержание ядовитых субстанций в выхлопных газах в значительной мере зависит от технического состояния машин. Чем больше изношен двигатель, тем хуже сгорает в нем горючее и тем больше выбросы в атмосферу. Автомобили приводят, кроме того, к дополнительному загрязнению воздуха пылью, образующейся от трения автопокрышек о мостовую.
Пыль — наиболее бросающийся в глаза, распространенный вид загрязнения атмосферы. Пыль образуется в большом количестве при транспортировке различных пылеобразующих строительных материалов, угля, кокса, шлака и золы, при уборке улиц, вывозе мусора, ремонте дорог, на строительных площадках и промышленных предприятиях, особенно — цементных заводах.
Для того, чтобы не утомить и не испугать читателя, мы не будем перечислять всех ядовитых веществ, содержащихся в воздухе крупного города (особенно с развитой промышленностью и большим количеством автомашин), мы ограничимся только одним, наиболее распространенным — двуокисью серы.
Этот ядовитый газ образуется главным образом при сгорании топлива. Его концентрация в воздухе не может превышать — без вреда для здоровья человека — 0,25 миллиграмма в одном кубическом метре. Однако редко когда содержание двуокиси серы в воздухе промышленных городов и районов не превышает нормы. Многократное зачастую превышение этой нормы вызвано тем, что тысячи фабричных труб выбрасывают в атмосферу среди других веществ большое количество двуокиси серы. Так например, на территории Англии сгорание 205 миллионов тонн угля в год приводило к выделению в атмосферу пяти миллионов тонн этого газа. Кроме того, почти полмиллиона тонн образуется от сжигания жидкого топлива. Это колоссальное количество летучего газа насыщает атмосферу английских городов и поселков, конечно, прежде всего в промышленных районах.
Вдыхание и заглатывание загрязненного воздуха и ядовитых химических соединений не может не влиять на состояние здоровья жителей этих районов. Перечисление всех заболеваний, вызываемых этим, заняло бы слишком много места. Стоит лишь упомянуть, что проведенные во многих странах массовые обследования показали, что современное «моровое поветрие» в городах служит причиной широкого распространения заболеваний легких, особенно кониозов, бронхита и рака легких, заболеваний органов кровообращения, гнойных воспалений кожи, глазных болезней, дефектов зрения у детей. Жители современных городов и индустриальных центров ежедневно вдыхают отравленный воздух; это продолжается годами и приводит к различным заболеваниям, в причинах которых они, как правило, не отдают себе отчет.
Загрязнение воздуха дымом и пылью оказывает вредное влияние на всё живое в природе, на животный и растительный мир. Высокая концентрация ядовитых веществ в воздухе приводит к вырождению растений, принимающих карликовую форму, или их гибели. Приведем несколько примеров. В радиусе четырех километров от медеплавильного завода высох весь лес. В радиусе трех километров от химического завода погибло от 70 до 100 процентов листвы Лип, ясеней, дубов и берез. Пары ксилола (органического соединения, содержащегося в угольной смоле, применяемого в качестве растворителя в промышленности красителей) привели к гибели леса в радиусе 3–5 километров. Ангидрид серной кислоты (трехокись серы) повредил растительность в радиусе 17–26 километров от места его выброса.
Загрязненный воздух оставляет след на Бетоне, граните, стали, т. е. материалах, как известно, весьма прочных и стойких. Содержащиеся в выбросах химические субстанции, прежде всего — соединения серы, способны разрушить их за довольно короткий срок. Самым убедительным примером может здесь служить гранитная статуя Рамзеса II, которая в Египте за 3 000 лет пострадала меньше, чем за 100 лет в Париже под воздействием парижского воздуха.
Отпадающая с фасадов городских домов штукатурка — это лишь в малой степени результат нерадивости штукатуров. Виновник этого — прежде всего двуокись серы, содержащаяся в воздухе. О том, в какой мере «разъедает» она внешний слой штукатурки можно судить по проведенной несколько лет назад в Париже оценке потерь, вызванных загрязнением атмосферы. Было установлено, что ущерб, причиненный разрушением штукатурки, составляет ежегодно в столице Франции не больше не меньше — 35 миллионов франков!
Поделиться книгой: