Цветок ириса

Запоздало пришла мысль, что от него это уже не зависит, и Артем снова посмотрел на молчавшую Витторию. Та вдруг неуверенно улыбнулась, осторожно шагнула к нему и спросила:

- Скажи мне честно, тебе за эту неделю в городе ничего не показалось странным?

И спросила так на полном серьезе, что он не выдержал и расхохотался рваным нервным смехом.

Нет, ему точно нужен специалист! Тридцать лет он как-то жил без этих путешествий – что его понесло в эту Флоренцию? Приключений захотелось? Так взял бы дело банкира, который уже полгода просит его стать его юристом, беспроигрышный вариант! Адреналин похлеще чем на американских горках! Так ведь нет, ему захотелось мир повидать.

Кажется, теперь он будет его видеть только как небо в клеточку – из окна изолятора в психбольнице за забором в сеточку.

- Честно? – выдавил Артем, переведя дыхание. – За последние три дня странностей оказалось предостаточно! Я в городе всего неделю, да даже недели еще нет, а здесь все такое знакомое, словно я сюда каждые выходные катаюсь! Сначала твой рассказ про Симонетту, потом тот тупик проклятый – до сих пор не понимаю, с чего взял, что там есть проход, а теперь давно забытая фреска и вот это, – он ткнул пальцем в сторону серого здания и сел на ближайшую скамейку.

Виттория медленно присела рядом, не сводя с него внимательных глаз.

Ее догадка выглядела слишком безумной, да и информацию стоило преподносить по частям, но как это сделать помягче, она не представляла.

- Там правда был проход, – рискнула сказать она. Устало спрятавший лицо в ладонях Артем невнятно хмыкнул и, кажется, застонал. – В пятнадцатом веке там проходила сквозная улица.

- Класс, – с сарказмом протянул мужчина, его синие глаза сверкнули на солнце бирюзовым отливом. – Ерундовина какая-то получается. Все-то я обо всех знаю, и о тайных тропах в городе, и о культурном наследии. Тебе осталось только сказать про переселение душ.

Ответа на шутку не последовало, он покосился на итальянку – и увидел совершенно серьезное выражение на красивом лице, от которого ему стало только хуже.

- Ты же ведь об этом не подумала, правда? – с затаенной надеждой уточнил Артем, на что девушка виновато прикусила губу. Он не выдержал и застонал уже громче. – Вита, я тебя умоляю, ты серьезно в такое веришь?

- А у тебя есть другое объяснение? – парировала Виттория.

Он прикусил язык и принялся думать. На ум ничего не приходило, отчего он еще больше разозлился.

Ну не может же такая безумная теория оказаться единственно верной! Абсурд ведь!..

А если нет?..

Перед глазами сам собой снова возник образ светловолосой девушки с голубыми глазами. Она прошла перед ним к зданию, поднялась по ступеням и у самой деревянной двери оглянулась, посмотрела прямо на него и легко улыбнулась.

А он вдруг понял, кто эта девушка – осознал с такой ясностью, словно кто-то внезапно протер стекло, сквозь которое он глядел на разворачивавшиеся события.

Хотя, должно быть, он всегда знал правду.

- Знаешь, последние дни напоминают мне жанровую смесь из мелодрамы и фильмов ужасов, – будто со стороны услышал Артем собственный голос. – Как только я подумаю, что наконец расслабился, что можно наслаждаться отпуском, обязательно происходит что-то, что потом не выходит у меня из головы. Как было после твоей экскурсии в галерее. Я все время думал, что где-то уже видел ту девушку с картин. А сейчас вспомнил.

- В смысле вспомнил?

- Мне снился сон на днях. Званный вечер где-то в особняке, толпа гостей. И среди них эта девушка. Ярко-оранжевое платье, грусть в ярко-голубых глазах... Ее встречал муж, повел куда-то к гостям, а я наблюдал за ними со стороны и думал, что как бы не звали эту незнакомку, лучше Венеры для нее имени не придумать, – повернув голову, Артем посмотрел на притихшую Витторию долгим взглядом, аккуратно заправил упавшие на глаза волосы и усмехнулся одними уголками губ. – Вита, так не бывает, ты понимаешь?

- Таких совпадений тоже не бывает, – упрямо возразила итальянка. – Не может человек, никогда не изучавший историю, столько знать о незнакомом городе и его жителях. Знаю, это дико звучит, но... вдруг это правда?

- Ты так легко об этом говоришь, будто всю жизнь только и занималась тем, что восставших призраков встречала, – мрачно пошутил Артем. Виттория фыркнула.

- Нет, конечно. Просто ничего другого я придумать не могу – ничего, что могло бы это все объяснить. Слушай, у меня во время учебы была соседка по комнате, которая говорила во сне. Итальянка, а во сне говорила на венгерском. И однажды она рассказала, что это началось, пока она еще училась в школе, и ее родители однажды записали на диктофон ее слова, а потом отдали переводчику.

- И что она говорила?

- Просила ее не убивать. А утром она не могла вспомнить, что ей вообще снилось.

- То есть подобным сумасшествием тебя уже не удивишь? Да ты, Вита, крепкий орешек.

Виттория с улыбкой пожала плечами, окинула дом перед ними задумчивым взглядом и вдруг обернулась к Артему с кокетливым огоньком в глазах. Непослушные волосы опять упали ей на лицо, а у него перехватило дыхание.

- Меня никто так не называл.

- Вита?

- Да, – девушка потупила взгляд, поправила волосы и мягко коснулась его руки. Артем перехватил теплые пальцы и быстро, пока не передумал, поцеловал.

- Спасибо тебе.

Господи, почему все так смешалось...

В другое время, при других обстоятельствах он бы пригласил ее на ужин, после проводил бы до дома, может, сорвал поцелуй, втайне надеясь на новую встречу уже завтра. А сейчас он об этом даже заикнуться не мог. Все мысли текли лишь в одном направлении, как он ни старался отвлечься.

Почему сейчас? Почему именно он? Что с этим делать дальше? И, что самое главное, кто он теперь?

По-прежнему спокойный и веселый юрист Артем Мейсхер? Или кто-то другой, чьим именем восторгаются уже несколько веков?

Получить ответ на этот вопрос он желал больше всего на свете.

Глава десятая

На белоснежном холсте вырисовывались контуры двух людей. Сидевшая на софе девушка, изящно склонив голову, смотрела на лежавшего у нее на коленях мужчину. Длинные женственные пальцы перебирали его волосы, мужчина прикрыл глаза, согнув одну ногу в колене. А прямо перед ними тонкими штрихами наметился силуэт свечи, и от изогнутого пламени во все стороны разбегались таинственные тени.

Глядя на холст, он не мог сдержать улыбку. Никто не предполагал, что писать Симонетту будет настолько легко и приятно – уголь сам скользил по наброску, краска ложилась ровными слоями. Но ни один из портретов его до конца не удовлетворил.

Превзойти оригинал оказалось не под силу.

Он вспомнил, как долго шли уговоры девушки, чтобы она стала моделью, как сильно был недоволен ее муж – и лишь вмешательство Лоренцо сгладило его праведный гнев.

Если бы Марко Веспуччи знал истинную причину, по которой Симонетта так хотела позировать!.. Наверно, даже могущества Лоренцо не хватило бы, не спасло.

Обойдя холст, он лег на поставленную посреди мастерской софу, в точности повторив позу мужчины на картине, и глубоко задумался. Память снова и снова рисовала прекрасные черты ее лица, чистые глаза, удивительную улыбку. Мелодичный голос – совсем юный, тихий, словно журчание ручейка – нашептывал ему в темноте слова, что обычно они оставляли наедине между собой. Он зажмурился, вновь чувствуя на губах ее робкий поцелуй и шелк кожи под собственными пальцами.

Если бы он только мог!.. Он бы пришел просить ее руки хоть сейчас, обещал бы золотые горы и вечное счастье и выполнил бы обещание, даже несмотря на свою репутацию!

Почему, ну почему она уже замужем?

Неужели им так и придется скрываться всю жизнь? Делать вид на людях, что они не более чем просто добрые знакомые, когда страсть сжигает их обоих изнутри, обугливая сердца?

Неужели в этом их судьба?..

Он бросил взгляд на незаконченное полотно.

В этом и в их картинах. Этого у них никто никогда не отнимет. Никто и никогда даже не поймет, что скрывается за застывшими силуэтами, отдаленно похожими на когда-то живших людей, любивших друг друга до беспамятства. Никто не узнает, насколько иссушающей была их страсть, сколь огромной была эта любовь.

Если бы только Святая церковь могла что-то сделать! Но просить у них помощи – все равно, что признаться во всем. И вместо сочувствия их осудят. О них так или иначе будут судачить, сплетничать, кто-нибудь обязательно обнаружит сходство. Возможно, его даже обвинят во грехе, но все это останется лишь досужими домыслами.

Нет, о них никто не должен узнать. Пускай для всех они останутся всего лишь партнерами, двумя людьми, встретившимися в мастерской художника. Пускай ее образ останется таким же светлым и чистым, как и она сама – по крайней мере, это он в силах выполнить.

Эта тайна останется в веках.

Глава одиннадцатая

Сон был настолько ярким, что, проснувшись на рассвете, Артем мог вспомнить все в мельчайших деталях. Даже из постели выскочил в одних штанах, добежал до стола, где нашел чистый листок, и записал на нем все, что могло иметь значение.

Вернувшись вечером с прогулки, он почти сразу отправился к себе. Лука и Бьянка звали его ужинать, Алессандра предлагала принести ему еду в комнату, на что он только вяло отмахнулся – настроения сидеть в кругу друзей не было совершенно.

В комнате он переоделся, заглянул в ванную и лег в кровать, даже не посмотрев на раннее для сна время. Пролежав так несколько часов, в конце концов, он все-таки провалился в беспокойный сон, но даже тогда подсознание выдало ему его же переживания в знакомых образах.

Допустим – только допустим! – что Вита права, и он действительно когда-то был знаменитым художником. Тогда получается, что все эти сны и не сны вовсе. Воспоминания.

Виттория не раз подтвердила, что слухи о связи Боттичелли и Симонетты могли быть не просто слухами. Да и какой нормальный художник будет чуть ли не в каждом женском портрете изображать одну и ту же модель? Это как раз вписывалось в предположение о том, что Боттичелли ее любил.

А судя по его воспоминаниям, любовь была взаимной.

Они тщательно хранили этот секрет, так, что только со временем люди заподозрили истинную суть их отношений – когда Симонетты уже не стало.

Артем внимательно просмотрел свои записи. Образ незаконченного полотна отпечатался в памяти особенно ярко, и, придвинув к себе ноутбук, он открыл браузер и вбил в поиск несколько слов. На экране тут же ровными рядами высветились картины.

Он прокрутил всю галерею несколько раз так медленно, что черепаха уже давно доползла бы до канадской границы.

Картины с двумя влюбленными, расположившимися на софе при свете свечи, в галерее не было.

Так. Это уже точно ни в какие ворота.

Понятное дело, у многих художников время от времени всплывают неизвестные ранее работы. Ван Гог, Сислей, наброски Да Винчи... Такие случаи редки и случаются раз в пару десятков лет, а иногда и еще реже.

Кажется, теперь очередь дошла и до Сандро Боттичелли.

На кой черт он приехал на целый месяц?..

Захлопнув крышку ноутбука, Артем вытащил из кресла смятую футболку, кое-как разгладил, быстро надел и вышел из комнаты. Мозг требовал заряд кофеина, а желудок – горячий завтрак.

В кухне уже что-то шкворчало. Толкнув дверь, Мейсхер ввалился в комнату, запнувшись о порожек, и колдовавший у плиты Лука смерил его недовольным взглядом.

- Как было тихо, пока ты спал!

- Ну прости, – огрызнулся Артем, с грохотом отодвинул стул и сел, глядя на плиту голодными глазами. Лука фыркнул.

- Там вон еще порожек есть и колонна, можешь еще погреметь, а то не все проснулись.

- Лука, я с утра особенно злой, тем более до завтрака.

- А то я этого как будто не знаю! Забыл, кто с тобой соседствовал четыре года?

Перевернув колбаски, мужчина быстро посыпал их чем-то сверху, подхватил круглую миску и вылил ее содержимое на соседнюю сковороду. По воздуху поплыл аромат жаренных яиц.

- А ты чего расселся? – вдруг спросил Лука. Артем захлопал глазами. – Давай, подъем, открывай холодильник, мой овощи и делай панцанеллу.

- Я не умею.

- Ничего, с овощами справится даже такой, как ты.

- И что, интересно, это должно значить? – проворчал Артем и, так и не дождавшись ответа на свой вопрос, полез в холодильник.

К тому моменту, как Лука закончил с омлетом, он успел лишь нарезать пару помидоров, и итальянец со страдальческим выражением лица отправил его обратно за стол, взялся за нож и быстро покромсал оставшиеся овощи. Артем как раз сосредоточенно раскладывал по тарелкам омлет.

- Так, а теперь рассказывай, что с тобой происходит? – неожиданно проговорил Лука, усаживаясь напротив друга и наливая себе кофе. Мейсхер с трудом сглотнул здоровый кусок.

- В каком смысле?

- В самом прямом. Ты сам на себя не похож последние дни. Приехал, был такой веселый, а сейчас прям тень ходячая.

- Сплю плохо, – почти не покривил душой Артем. – Чертовщина всякая снится, под влиянием вашей истории. То я на банкетах, то еще где. Не удивлюсь, если сегодня во сне увижу рыцарский турнир.

- Это нормально. Ты слишком... рационалист, – подобрал слово Лука. – Тебе во всем надо видеть свою логику, чтобы все было четко по полочкам и строго по алфавиту, а так в жизни не бывает. В работе – пожалуйста, твои немецкие корни только рады будут такому порядку, но вот в остальное время... Надо проще смотреть на вещи.

- Даже если что-то кажется совсем из ряда вон?

- Даже тогда. Кто его знает, вдруг все правда? – он лукаво улыбнулся. – А ты сейчас про что? Уж не про Витторию ли?

- Это ты на что намекаешь? – уткнулся в тарелку Артем. Друг подозрительно хмыкнул.

- Да я прямо говорю. Колись, влюбился?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я уезжаю через три недели!

- Так ведь только через три, – многозначительно выгнул бровь Лука. – Ой, ладно, можешь не говорить. Только дурак не заметит, как ты на нее смотришь.

Отложив вилку, Артем отодвинул от себя пустую посуду и сделал глоток кофе, насмешливо глядя на ухмыляющегося друга. Лука выглядел таким довольным, словно только от него зависело личное благополучие Мейсхера – эдакая итальянская фея-крестная.

Нет, фей. Лука Сальвиани, итальянский повар и фей-крестный. Звонить по телефону...

- И как же я на нее смотрю?

- Как кот на сметану: еще чуть-чуть, и усы запачкаешь. А вообще действуй, а? Она прекрасная девушка.

- Удивительная, – согласился Артем. – Ладно, не учи меня, сам как-нибудь разберусь. Лучше скажи, ты когда в Германии первый раз оказался, не было ощущения, что ты там уже был?

- А ты не помнишь, как я в Берлине постоянно терялся? – хохотнул Лука. – Какое там ощущение, тут бы на только что пройденную улицу правильно выйти!