— Пулемётчику!
— Снайперу!
И т. п.
Помнится, в прошлой жизни мы так делили оставшуюся по окончании туристических походов еду.
Ну, а мне чего? Подхожу к доставшемуся мне «лоту». У-у-у-у! Сначала даже не понимаю, что это за механизм лежит поверх кучки других вещей, почти прямоугольник, первая мысль — это супернаворочанная клавиатура для футуристично настроенных геймеров. Лишь взяв в руки соображаю, что это какой-то незнакомой мне конструкции булл-пап. А товарищи торопят.
— Давай быстрей, потом разглядывать будешь! Суй в мешок и валим отсюда.
Начинаю торопиться. Что тут ещё? Маленький кулёчек, оказавшийся приятно тяжёлым, стоило взять его в руки. Так и есть — золотые монеты. Три штучки. Много арабских букв, внизу пальмы, сабли. Это саудовские гинеи, или соверены, по золотому содержанию приравненные к британскому соверену (7,98). Это, видать, ребята случайно мимо самой принцевой сокровищницы прошли. Не иначе.
Ещё ювелирка. Странный перстень. Соображаю, что это старинное кольцо лучника, одевавшееся на большой палец. Достаточно длинный отросток-пластина от кольца ложится на подушечку пальца и цепляет тетиву при соответствующем типе стрельбы. Работа вряд-ли арабская, скорей всего мусульманская Индия. Сделано из бледно-зелёного нефрита, врезаны арабские буквы и растительный орнамент из золотой проволоки, мелкие камешки, вроде рубины.
Второй перстень, на золотом основании крупная вытянутая «карамелька» с вырезанными на ней сурами. Самый почитаемый в Исламе камень, сердолик, пророк носил такой на мизинце. Цвет этого мне очень нравится, и впрямь карамельный, не отличить по виду от каких-то полузабытых с детства конфет, вызывающий инстинктивное желание сунуть его в рот и начать жевать, светло-коричневый с областями почти белого, «молочного» цвета, только, в отличии от тех конфет, ещё и полупрозрачный что делает его ещё теплее на вид на ярком здешнем солнце.
Завёрнутые в кусок ткани джамбия с поясом. Ну, точно, бойцы опередили англичан у сокровищницы. У простых принцевых подчинённых вряд-ли такие вещи были накоплены, знати тут ещё неоткуда взяться. Ножны кинжала и пояс выполнены одним мастером, в комплекте, из шитой золотом кожи. Сходные с перламутровым мерцанием рукоятки цвета кофе с молоком из носорожьего рога. На ножнах традиционно нет крепления для привешивания к поясу, джамбия носится заткнутым за него. Клинок сидит в ножнах достаточно плотно, и, видимо, в основном для того, чтобы при его выхватывании не выдернуть из-за пояса ножны, последние имеют сильный крюкообразный изгиб в своей нижней части. Вытаскиваю из ножен. Кривой булатный обоюдоострый клинок с ребром жёсткости. На вид очень острый. Широкий, особенно у основания, что защищает руку как гарда. При хорошем замахе им можно рубить, как саблей, перерубит кость, а большой изгиб способствует режущим, секущим свойствам. При уколе любым хватом острие ориентировано по направлению естественного для руки кругового движения, что усиливает пробиващую способность, а лезвие вогнутой стороны при этом производит распарывающее действие.
Что тут за кувшинчик ещё остался? Ух ты, серебрянный! С откидной крышечкой и длинным носиком. Изящный, красиво на праздничном столе будет смотреться. К счастью, товарищи вовремя предупреждают, что это афтаба, сосуд для подмывания.
Вроде всё. Ещё от англичан кое-что осталось «в навар», четыре гранаты и другие припасы. Здорово разжился.
— Подожди! Вот тут ещё тебе по жребию досталось.
Оборачиваюсь, смотрю. На что-это мне указывают? Сначала не видно за фигурами стоящих рядом бойцов, потом они расступаются и вижу — ыыыыыы! Голую длинноногую негритянку!
— ???????!
— Да понимаешь, здесь так бывает.
Объясняющий слегка мнётся.
— Тебе эта рабыня досталась по жребию. Она тут в рабстве была, а теперь твоя. Так жребий выпал.
— Переведите ей, что она свободна!
— Перевести-то можно, хоть и с трудом получится, так-как она лишь немного слов по-арабски знает. А главное, куда ей тут деваться? Лишь только мы уйдём, её местные сразу снова захватят, а то ещё и убьют под горячую руку.
Негра стоит, переминается с ноги на ногу, судя во всему догадывается, что решают её дальнейшую судьбу, но мало тревожится, ни страха, ни отчаяния в её глазах совсем не заметно. Привыкла. И к наготе своей привыкла, не стесняется нисколько, как с младенчества бегала голышом, так и привыкла.
— Так англичанам надо её передать, они ж вон в Кейптаун таких повезли.
— Англичане уже уплыли. Да не беспокойся ты, тебе не кого попало дают, она сама не против своей судьбы, так воспитана с детства, в домашнем рабстве. Будешь её кормить, она по хозяйству будет помогать, или ещё чего, ежели сильно надоест — передашь её кому-нибудь, причём не бесплатно. Тут такая система имеется, не официально, конечно, но раз уж такие люди есть, то что ещё с ними делать? На государственное пособие по безработице сажать? Они тогда от безделья с ума сходить начинают, звереют, предоставленные сами себе, без учителей в нашем мире. Государство не хочет себе таких проблем, в Старом Свете на это насмотрелись, на «мигрантский кризис». А вышвырнуть её, одиночку, за пределы государства — так ей же ещё хуже будет. Вот и закрывают глаза на систему домашнего рабства, пока всё тихо.
Во как! А ведь видал я, вспоминаю, иной раз темнокожих на усадебных участках, думал наёмные работники, а это вон чего, похоже.
А негра смотрит уже на меня, видать поняла, что мне досталась. Стройная, похожая скорей на юношу фигурой, плоскогрудая, мускулистые длинные ноги прирождённой бегуньи, даже, пожалуй, слишком мускулистые, входящие в некоторый диссонанс с верхней частью туловища, волосы короткие, обкромсаны как попало, чтоб не мешались, практично, без намёка на попытку придать женское кокетство, видны косые «рубцы» на короткой шевелюре от ножа или ножниц. Одежды совсем нет, зато есть обувь — самодельные сандали из старых автомобильных покрышек, подвязанных дополнительным ремешком, вьющемся по голени, чтобы не слетали при беге. Смотрит, начинает слегка улыбаться, не подобострастно, а скорей стесняясь.
— Нет! Не надо мне такого! Я не рабовладелец, Отказываюсь!
— А это, считай, приказ! Чего кисляк смандячил!? Тебе по жребию так выпало, до окончания операции изволь подчиняться. А вот потом уже что хочешь с ней делай.
Командир берёт её за руку и подводит ко мне.
— На!
Блин, от неё ещё и попахивает ощутимо. Часто мыться не приучена. И что мне дальше делать? До конца операции понятно, буду делать, что скажут. А потом, когда домой приплывём? Продавать её? Нет. Что я, работорговец? Тогда что, как в песне Стенька Разин, «в набежавшую волну»? Да как я её вообще смогу дома детям показать?!! «Знакомьтесь, дети, это наша новая рабыня!»???
Так, ладно. Сейчас надо её одеть хотя бы. А то что, со мной будет всё время голая негритянка ходить? Даю ей экю из кармана, показываю жестами на грудь, на таз, на возникший вблизи стихийный базар, иди, мол, купи. Вроде поняла. Пошла, поглядывая через плечо, как наши непривычные к таким зрелищам бойцы на её жопу пялятся. Пусть купит какую-нибудь одёжу, может заодно и потеряется или сбежит, тогда проблема сама решится.
Не. Не сбежала. И не потерялась, блин. Вернулась, блин. Причём такая же голая, как и была. А на данные ей деньги накупила бусы, ибо так она поняла мои жесты. Дешёвые белые бусы, изображающие крупный жемчуг, висят и на шее, спускаясь на грудь, и повязаны вокруг талии, отдельными свисающими нитями перекатываясь по длинным мускулам бёдер. На фига же ей одежда, блин, как она могла об одежде подумать, ежели всю жизнь голая бегала? Ребята вокруг прям уссались.
— Невеста к бракосочетанию готова, гы-гы-гы!
Тут и долгожданная команда грузиться подоспела. Поплыли, вскоре уже и в самолёте. Хорошо, что тут с нами переводчик оказался, прошу его разузнать о негре что-нибудь, порасспрашивать. Повезло ещё, что он и раньше, на берегу, о ней справки у местных наводил, а то она сама о себе мало рассказать может, ввиду скудости словарного запаса арабских слов. Родилась она здесь, в этом мире, у родителей-эмигранов из какой-то из восточноафриканских стран, может из Кении, может из Танзании. Что, впрочем, и без пояснений видно по её телосложению. Те народы, они кочевые скотоводы, но не как обычно скотоводы, конники, а пешие бегуны, каждый день гоняют свои стада, куда им положено, пробегая десятки километров в день. И имеют подходящую образу жизни генетику. Не являясь ярко выраженными атлетами, как представители племён банту, они зато значительно лучше бегают, из тех краёв обычно и чемпионы по лёгкой атлетике. Высоки ростом, самые высокие люди на земле. Соответствующее телосложение сохранил от тех своих предков даже мулат Барак Обама, выходец из луа.
Коровы для тех племён, это основа существования. Детей выкармливают коровьим молоком, так как у женщин молочные железы обычно недостаточно развиты для этого. Мяса едят мало, коров специально на мясо не забивают. Зато распространён скотоводческий «коктейль», животному надрезают вену на шее и сливают какое-то количество крови в бурдюк с молоком, получая напиток, который с удовольствием пьют, рану же животному обрабатывают, прекращая кровотечение.
Модники племени подставляют голову под струю мочащегося животного, отчего их волосы приобретают жёлтый цвет. Вобщем, корова для них всё.
Неведомыми дорогами судьбы родители нашей героини перебрались в здешнюю Дагомею, где она и родилась. А несколько позже, ещё в очень юном возрасте, маленькая девочка была захвачена в рабство одним из мусульманских рейдов. И оказалась в захваченном сегодня нами поселении, задолго до покупки его саудовским принцем. Тут и выросла. Непонятно только, до какого возраста. Тридцати ещё вроде нет. Но явно больше десяти.
И эксплуатировали её хозяева в основном в качестве пастуха. Почти прям как на исторической родине в Африке. Утром она вместе с другими пастухами выгоняла скот из городских загонов, вечером загоняла обратно. Гоняла по пастбищам, на водопои. Чему и способствовала её восточноафриканская генетика, из-за которой таких, как она, понимающие в этом хозяева и отбирают в пастухи.
Здесь занятие это весьма опасное, поэтому заниматься им заставляют рабов. И такие рабы вынужденно включены в здешнюю общину так, что даже не всегда считаются рабами. Они, скорее, кажутся отбывающими некую воинскую общественную повинность. В том числе и потому, что им приходится доверять оружие.
Гонять стада приходится по обширным площадям, часто попадаются заросли, «зелёнка» возле водопоев, множество рытвин и бугров, скрывающих самые разнообразные типы хищников. При приближении к кустам один из пастухов начинает кидать туда палки и камни, а второй ждёт с оружием наизготовку, выскочит оттуда рассерженный зверь или нет. Бывает, что и не выскакивает, хотя и сидит в засаде. И нападает лишь на приблизившегося позже, будь то коза из стада или сам пастух. Оттого и смертность среди пастухов весьма велика, неизвестны случаи провёдших так всю жизнь и доживших до старости.
Гонять стада приходится, естественно, со способным остановить серьёзных хищников оружием. А оно, понятное дело, тяжёлое. Оттого и ноги у Валиды стали более развиты, чем у просто бегуна. Так-как преодолевать обширные пространства бегом ей приходилось со старым тяжёлым американским пулемётом под винтовочный патрон 30–06. Ибо более лёгким оружием не всякого зверя тут остановишь.
Судьба сберегла жизнь Валиды в жестоких походах, когда рядом часто гибли пастухи-товарищи. Хотя, пожалуй, не столько судьба, случай, сколько дикарская ловкость и мощь «прокачанных» ног, позволявших выскакивать в сторону прямо из уже схвативших, казалось бы, когтистых лап (её, собственно, потому и стали звать пастухи «Валида», что означает «сверкание молнии» по арабски, оттого, что зигзагообразные прыжки перед пастями хищников сочетались с мерцанием пулемётных очередей).
Жизнь сохранилась, но телу иной раз доставалось сильно. Прошитый очередью издыхающий саблезуб сбил её с ног и вонзил свои ужасные клыки в бок, ломая рёбра, но ему уже не хватило жизненных сил напрячь мощные мышцы туловища, которыми они разрывают добычу. Рёбра срослись, кошмарные шрамы остались.
В другой раз она стреляла из пулемёта по пикирующему из поднебесья на овец отары ящеру-стервятнику. Увлечённая этим занятием, слишком поздно заметила напавшего сзади варана. Всё-таки обнаружив опасность в последний момент, скаканула в сторону с линии атаки, избегнув громко щёлкнувшего чемодана вараньей пасти. Но хлёст приспособленного для таких ситуаций длиннющего хвоста рассёк ей ноги и ударил оземь, после чего развернувшаяся ящерица стала сгребать её с земли, жуя плечо своими многочисленными мелкими зубами. Извернувшись под вражьей чешуйчатой лапой, удалось упереть дуло в бурую морщинистую тушу и засадить очередь, пока не стопорнула перекошенная лента, что, впрочем, варана уже не спасло. С него сняли ценную в хозяйстве кожу и, навьючив её на скот, отвезли в крепость.
Потом тупые овцы умудрились посыпаться с крутого берега вниз, на пляж. Пришлось лезть за ними, отставив пулемёт, и поднимать наверх. Какой-то морской рак, размером с ротвейлера, шустро выскочил из воды раком, мощным гребком хвоста, и, развернувшись, ухватил клешнями самую медленную овцу со сломанной ногой. У Валиды не оказалось с собой оружия, так-как пулемёт остался в стороне, но привитая пастушеская идеология, заставляющая биться до последнего за доверенное хозяйское добро, и сформировавшийся сообразный характер, выработавшие наплевательское отношение к своему самосохранению, направили в рукопашную атаку. Рак уже волок злосчастную овцу на глубину, и лихая пастушка, не мешкая, вскочила верхом на его корявый панцирь и стала калечить многочисленные коленчатые ноги, выламывая суставы мощными ударами своих прочных, будто специально созданных для такого сандалий из автопокрышек. Рак, вначале державший добычу обоими клешнями, оказался слишком жадным, чтобы бросить животное совсем. Он освободил лишь одну конечность и попытался перехватить ей калечащую его ногу.
Но Валида была наготове, ожидая подобного. Она ухватила руками и стала выламывать опасную клешню. Вывернутая глубоко за спину, рачья рука хряснула и потеряла функциональность. Победа была близка. Но, к несчастью, в горячке боя не обратилось должного внимания на то, как малозаметные шипы рачьего панциря царапают тело, отравляя его ядовитой слизью. Валида внезапно начала терять контроль над собой, и вскоре потеряла сознание совсем. Ей повезло, что рак, впавший в панику, думал лишь о том, как-бы вырваться от оседлавшего его наездника. Бросив овцу, он судорожными движениями своего хвоста-плавника уходил на глубину, так-же, как и появился из морских глубин. То есть, раком. Подоспевшие товарищи-пастухи вытащили захлёбывающуюся пастушку из воды и прокричали слова проклятий убравшемуся отращивать новые конечности незадачливому хищнику. Яростную в бою пастушку удалось спасти, но ядовитые язвы на теле долго изводили её, оставив под конец мучений уродливые шрамы.
В таком вот качестве, выдающимся бойцом боевых пастухов Валида и досталась саудовскому самодуру, купившему здешнюю бухту вместе с окрестным движимым и недвижимым имуществом. И, надо думать, яркая короткая жизнь вскоре пресеклась бы на клыках какого-нибудь гиенодонта, согласно статистике профессии, да только незадолго до нашего рейда приключился у принца каприз. Привиделось ему что-то этакое в эротическом сне, и приказал он, проснувшись, сформировать королевский отряд женской гвардии. Зачислили в него, среди прочих женщин, и нашу героиню. Дав ей по такому случаю новое торжественное имя Лябуа-Абда, которое переводится как Львица-Рабыня.
Её отмыли, украсили белыми перьями и поставили стоять в коридоре. Только недолго продлилась придворная жизнь. Не приученная сдерживать себя, новоиспечённая гвардесса запустила ветры с таким богатырским грохотом, что проходивший мимо монарх аж шарахнулся. Разгневанный, он повелел бить её по пяткам, а затем отправить служить выгребательницей нечистот. И новое имя ей стало Дахма. Что значит просто «Чёрная».
Ну а потом, понятно, она стала нашим «трофеем». И вот она сидит рядом в гудящем самолёте, а я думаю, что мне делать дальше.
Продолжаю беседовать с переводчиком. Говорим о рабстве. Собеседник объясняет, что тут частенько пленных в неволю продают:
— Как, например, в Древней Греции воевали между собой города-государства? Они захваченных себе подобных продавали. Вот ежели врага взял в плен, то тогда как с ним гуманней поступить? Просто отпустить? Он опять твоих близких убивать начнёт, особенно такие, как вот тут. Тогда что? Убить его? Так гуманней будет, чем рабство? Вот и продаём их в Дагомею.
— В Дагомею?
— Ну да. По исламским понятиям, мусульманин не может быть рабом, на основных невольничьих рынках этого мира их не продашь. Вот и отправляют их к не исламизированным неграм, туда, где хозяйство более-менее налажено. Только не очень много таких мест, спрос там невысокий на рабов. Поэтому и цены невысокие. Торговцы рабами-мусульманами пытаются наладить выгодные для себя общественные отношения в здешней Африке, устроить у негров развитой рабовладельческий строй. Но туго идёт этот процесс. Сплочённые и более развитые, чем дагомейцы, мусульмане часто поднимают восстания, устраивают коллективные побеги. В здешнюю Индию тоже продают, в глубинку, где британцы закрывают на такое глаза.
Задеваю ногой свой мешок с хабаром и вспоминаю, что ещё не всё там как следует рассмотрел. Вытаскиваю неизвестный булл-пап. Ух ты! Он ещё и с подствольником, потому и кажется таким прямоугольным, что его сразу за автомат и не признаешь. Рукоятки управления огнём, собственно, нету вообще, вместо неё для большого пальца дырка в корпусе. Позади дырки снизу вставляется магазин от М-16. Начинаем вместе с товарищами выяснять, что за добыча досталась. И выясняется, что это бельгийский, от легендарной FN Herstal, автомат под стандартный натовский 5,56 патрон FN F2000. Дорогая штука! Его закупают для вооружения Национальной гвардии Саудовской Аравии. «Белая армия», она комплектуется из клановых представителей самых верных монархии племён. Съёмное цевье, вместо него устанавливается всякая-всячина, в моём случае подствольник GL1 от той же фирмы, сделанный по схеме М203. Самого цевья мне не досталось, начинает слегка душить жаба жадности. Спусковой крючок в виде выступающего назад кольца, что позволяет выстрелить не меняя положение ладони на оружии, лишь переместив палец.
Регулируемая газоотводка. Ствол 400 мм, побольше, чем у М4 с его 370мм. Экстракция гильз забавная. Гильзы движутся по желобу в сторону дула и вываливаются вниз, почти как у родного Максима. Сплагиатили!
Сверху Пикатинни. На Пикатинни стоит стандартный оптический широкоугольный прицел 1,6x. Если этот прицел снять, откроется «вид» на обычную, механическую систему прицеливания.
Ну, будет теперь о чём подумать. Таскать с собой свой «калаш» или это вот чудо. Или всё-таки лучше постараться побыстрей продать новинку? Ведь она очень дорогая.
В Береговом нас не распускают по домам, а отправляют ночевать в гостиницу, так-как завтра прощальная встреча с нанимателями, конец контракта. Ждать приходится долго, англичане появляются лишь во второй половине дня. Построение, нам объявляют благодарность наши командиры, причём не говорится конкретно за что, а завуалированно, вообще, так-как мы формально ни в чём не участвовали, говорят слова о давней русско-английской дружбе. А потом по одному приглашают в комнату, где англичане производят расчёт. Ввиду особой удачности рейда (громадной ценности трофеев), оплата повышена с полутора тысяч экю до двух. Ну надо же, прям чуть не разорились. Правда, ещё почётный подарок. Наслышан, что у британцев есть некий запас старых пушек, которые не поступают в открытую продажу. И они дарят их отличившимся во благо здешней Англии иностранцам, тем самым воздействуя на общие эмоции, повышая медийный престиж. Так всё грамотно обставлено. Владелец такого оружия начинает чувствовать свою якобы причастность к некому не названному ордену, легко согласится услужить Англии в дальнейшем, показывает пример окружающим.
Не ошибся в ожидании. Дают ящичек какого-то хорошего дерева, в котором в фигурных отделениях револьвер с принадлежностями и портупею к нему, обильно увешанную какими-то дополнительными прибамбасами. Торжественно прощаемся, и иду наружу, разглядывать подаренное.
Толстый и достаточно длинный гранёный ствол сразу вызывает уважение своим видом. «Переломная» рама для быстрого экстрактирования, сбоку педалька под большой палец для размыкания, барабан на шесть мощных патронов. Первая модификация этого раритета, Webley Mk I, была принята на вооружение в 1887 году, сменив предшествующий Энфильд калибра .476 (который, в свою очередь, сменил ранее капсюльный Адамс). Далее последовало несколько не очень значительных изменений, и появилась вот эта версия 1915 года, самая совершенная, Mk VI. Самое бросающееся в глаза изменение, это то, что рукоятка стала трапециевидной, взамен «птичьей головы».
Мощные патроны .455, от которых сильная отдача, и которые, понятно, тут трудно найти. Такие патроны и в старом мире дефицит, отчего много подобных револьверов переделали под 45-й кольтовский пистолетный патрон, для чего приходится использовать пластинчатые спидлодеры, обоймы, соединяющие патроны не имеющие выступающей шляпки-закраины.
В деревянном ящичке, помимо самого револьвера и отделений со всякими инструментами, ещё и гнёздышки с патронами. Всего их там тридцать штучек, ряды золотистых шляпок.
В окопной грязи Первой Мировой этот револьвер зарекомендовал себя как весьма надёжное оружие с большой останавливающей способностью. Но, увы, с слишком сильной отдачей. Что требовало более долгого обучения новичка уверенной стрельбе. Вообще, под мощный английский 11,6-мм патрон тогда, из-за нехватки Уэбли, переделывали много иностранных образцов, больше всего американских и испанских.
Через некоторое время после войны решили сделать основным табельным оружием другой образец, и именно из-за большой отдачи заслуженного старика. В 1931-32 годах выбор пал на Энфильд калибра 9,2-мм. Обойдённая в этом вопросе Веблей-Скотт, впрочем, тоже стала выпускать схожий револьвер под этот патрон, который был принят на частичное вооружение.
Во времена Второй Мировой стали отдавать предпочтение уже пистолетам. Свои были не очень удачные, поэтому большое распространение получили американские Кольты и Браунинг Хай-Пауэр канадского производства. Последняя модель уже после войны стала официально основным образцом. И долго прослужила в качестве такового, начав заменяться в 90-х на швейцарский Р226 и на Глок-17 в 21-ом веке.
Закрываю ящичек и берусь разбираться с портупеей. Поясной ремень подбит изнутри плотной тканью. Ещё ремень поуже через плечо. Большая, хорошо заметная издали кобура. Такая сразу обращает на себя внимание, что и требуется в нашем случае. Красивый шнур, чтобы цеплять за рукоятку. На ремне помимо кобуры навешаны разные подсумки, кармашек для компаса. И ведь туда и впрямь компас положили, старый, времён войны, наверное, прямоугольник чёрного бакелита с открывающейся крышкой. И какой-то кинжал в металлических ножнах. Вынимаю его и соображаю, что это, чёрт побери, штык к револьверу! Во время Первой Мировой изготовили немало таких, переделав штыки от старых французских винтовок. Легко и быстро одевается на ствол, пятка латунной рукоятки надёжно упирается вырезом в корпус. Защёлка фиксирует возле основания мушки, которая на Mk VI отдельная деталь, крепящаяся в основании винтиком.
Видимо, такие комплекты хранились где-то в сборе, судя по обилию всех этих прибамбасов. Специально ради таких, как я, вряд-ли стали-бы возиться с комплектованием антиквариатом. Существовали ещё и приставные приклады к таким револьверам, превращающие их в карабины.
Рассматриваю патронные подсумки. Они разные. В одном будто какой-то бочоночек. Вытаскиваю его, это старинный спидлодер, ускоритель заряжания. Шесть патронов из него сразу можно вставить в раскрытый револьвер.
Ежели это на старушке Земле продавать, то денег немало. Тут, конечно, много не выручишь, ибо сибаритское коллекционерство ещё не развилось в молодом мире. Так понимаю, что уже достаточно давно завезли сюда партию этих комплектов, долго хранившихся на каком-нибудь армейском складе. И теперь, награждая такими вещами, очень сильно повышают свой имидж в новом мире.
Наша операция типа «рейд» почти закончена. Но лишь почти. Закончена для большинства, но не для меня. Мне предстоит ещё страшное. Страшное и тяжёлое занятие. Мне, как «молодому», досталось развозить по семьям трупы. Другие бойцы сказали: «Мы уже возили, повози и ты, раз у тебя боевое крещение». В военкомате дали двух солдат в помощь и фургон.
На этом, на похоронах русских парней «во славу и благоденствие Англии» можно было бы закончит рассказ, если бы не ОСОБЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА.
Был срочно вызван к своим кураторам.
— Важное и срочное задание! Нам понадобилось использовать ваш «раскрученный» медийный образ, несмотря на то, что он создавался под другие проекты. По полученным разведданным, в ближайшее время будет происходить передача большой партии современного стрелкового оружия. Это оружие уже переправлено из России в Нью-Россию, в Московский протекторат. Орденские силы, стоящие за всем этим, хотят усилить украинские войска на границе с РА. Поэтому ценное оружие будет как бы продано Нью-Украине, по сильно заниженной цене. Передача будет оформлена формально как продажа, чтобы не выказать явную заинтересованность Ордена в доставлении неприятностей РА, что шло бы вразрез с официальной позицией Ордена в этом мире. Будет фиктивная сделка, согласно которой оружие сможет купить любой желающий. Просто посторонние об этом не узнают раньше времени.
Уфф, час от часу не легче. Я-то думал, что сейчас спокойно продолжим подготовку к разведпоходу на запад и в путь. Куратор тем временем продолжает.
— Есть шанс включиться в этот процесс и попытаться купить часть этого оружия задёшево. Ради этого вам предназначена определённая роль. Вы будете покупать оружие якобы для своей компании, занимающейся созданием Берегового канала. Вам его нужно много для вооружения охраны, для установки на баржи и катера.
Ну-да, а как-же. «Ефрейтор Кузнецов организатор и единственный владелец» фирмы, ведущей строительство канала, а кое-где уже и эксплуатацию, на построенных участках. Причём уже не только у побережья РА, но и на некоторых других участках, международно. Обычно такой участок примыкает к армейскому форту-заправке.
— И ещё одна ключевая составляющая: у вас есть выход на важного человека в этом процессе. Ваш механик-водитель Ильин дружит с неким Гнусом, родственник которого и является этим важным лицом. Коррумпированный мент, давно торгующий оружием, он имеет доступ к государственным запасам вооружения. Живёт возле Нью-Одессы, туда вам и надлежит срочно отправиться.
Дело срочное, и собираться мне не дали. В самолёт засунули как был. Вернее, не засунули, а посадили на самолёт. Как на мотоцикл. На сиденье сзади пилота. Потому-что это и есть бывший мотоцикл, новинка нашего авиасборочного предприятия, с приделанными крыльями и толкающим винтом. Первая мысль была: а хватит ли мощности мотоциклетному движку? Потом подумал, вспомнил, что у ПО-2 мощность была 90-125 л.с., и хорошо летал при всей допотопности той конструкции.
Интересно, а у меня ведь есть почти целый «Харлей», может, и мне так попробовать его переделать? Ууу, вон сейчас какая спортивная «Хонда» пролетела, с родным обтекателем.
Дали мотоциклетный шлем, правильную косуху, не «пробиваемую» встречным ветром.
— Только длинный шарф не вздумайте повязать, а то выдернет винтом с места, как Айседору Дункан.
Домчали. Сели. Встречающий сообщает, что объект разработки сейчас находится в соборе, на молебне. Мчусь туда. В руках пакет, в котором пузырь дорогого староземельного вискаря.
Вхожу скромненько, потихоньку в нью-одесский собор. Тут идёт одновременно две службы, двух враждующих нью-одесских епископов. Один РПЦ(НЗ), второй УПЦ (НЗ). Впрочем, враждуют они весьма умеренно, власти буянить не велят.
Идёт постепенная передача окормления от российской церкви к украинской. Украинский владыка несколько дней подряд читает благодарности константинопольскому патриарху (старейшему из православных, институт которого турки сохранили), принявшему известное решение.
А «москальский» как раз, когда я вхожу, заканчивает проповедь о полезности мученичества. Это он к тому подвёл, что правильно Главный Православный Мирянин России повысил пенсионный возраст. Ещё Николай Второй, как теперь часто, помянут, это я так понимаю, что нужно для привития мысли о безнаказанности царей, раз Николашка святой и не виноват во всём, что натворил, значит и Путяшка тоже такой. Дальше начинается целование новоприбывшей реликвии, освятевшего стекла. Кусок стекла, за которым могли ранее находиться святые мощи, был нацелован многими тысячами верующих, в том числе и самим Образом Путина. Создалась новая категория верующих, которой не было в старой православной церкви — Целователи Стекла. Раньше касались губами ларца, раки, или ещё чего-нибудь подобного, теперь кусок стекла.
Вот и тот, кто мне нужен. Мне показывают на него. На погонах звёзды настоящего золота. Ему тоже указывают на меня. Он уже знает, кто и зачем к нему пришёл. Подходит ко мне потихоньку, шепчет на ухо: «Пойдём из этого балагана».
На соборной площади, выдохнув из себя перенасыщенный церковный воздух, начинаем предварительный разговор. Он говорит первый.
— Так вот ты какой, ефрейтор Кузнецов. Давай по простому, на «ты».
— Хорошо. Я, вообще-то, уже сержант.
— Ты что, верующий?
— Нет.
— А чего в этот цирк пошёл? Мне-то по положению приходится изображать.
— Так на встречу с вами. То-есть, с тобой. Выходит, ты тоже не агнец божий. Заметил, что не стал губами стекла касаться.
— Да тут, понимаешь, слух ходит, что один поп есть триперный, он некоторых прихожанок завафлил, они теперь бытовичёк разносят. Да и без этого попа могут заразу занести. Стекло часто дезинфицируют, да всё равно можно не уберечься.
— Понятно.
— Что там у тебя в пакете?
— Виски.
— Ну пошли ко мне, там о серьёзном поговорим.
Его особняк тут же, в центре города. Идти недолго. Крыша крыта медной черепицей. Помнится, в СССР про такой козлиный шик говорили в обоснование его, что медь не даёт осколков при взрыве, типа, это для безопасности слуг народа. Классика жанра.