Мир колонизаторов и магии

— Добрый, отзывчивый, находчивый, — сам себя нахваливал я, внимательно глядя себе под ноги и изворачиваясь, каждый раз, от постоянно прилетавшего мне в спину клинка.

Наши с Жаном догонялки и дикие крики привлекли к себе внимание остальных пиратов.

— Эй, ей, ей! Жан, ты что там делаешь?

— Я зарублю этого мелкого негодяя!

— Ээ! Успокойся, брат! Гасконец будет категорически против этого, он ему нужен пока живым.

— Это отродье дьявола уже умерло в море, а мы видим перед собой его гнусную ипостась, — восклицал в ответ Жан, яростно размахивая клинком. — Но я прекращу наши мучения, и мы избавимся от этого гачупина, кем бы он ни был на самом деле! — и он особо удачно хлестнул своим тесаком, чуть не убив меня.

Свист рассекаемого клинком воздуха я услышал, лишь, в последний момент и увернулся от него, буквально в последнее мгновение. На память Жану остался очередной клок волос и кусочек скальпа с моей головы. Увидев сгрудившихся недалеко от меня кучку пиратов, я рванул в их сторону.

Я уже устал бегать от Жана. Он был сильнее и быстрее меня, за счёт своего возраста и сносного питания, я же ослаб от голода намного сильнее, чем он. Мои худые ноги, больше похожие на сухие палки, не позволяли мне долго бегать по вязкому песку. Лёгкие уже вовсю горели диким огнём, вызывая адскую боль в груди.

Нёбо саднило от кислородного ожога, а жаркое солнце сильно напекло голову без банданы, которая слетела с меня в процессе бегства. Добежав до пиратов, я надеялся, что они спасут меня от бешеного Жана, которого я сам разозлил. Но, кроме осторожных уговоров, которыми они увещевали своего товарища, они не предпринимали никаких действий, чтобы защитить меня.

Да им было глубоко наплевать на меня! Подумаешь, испанский юнец, который помог им добраться до острова. А был ли у него выбор? Их мнение было однозначно — не было у подростка никакого выбора. Так зачем же его защищать?

Разозлится Гасконец? Ну, разозлится и успокоится. Они сейчас не на корабле, и слово капитана несколько ослабло. Не зря же пиратские команды называют береговым братством. Брат должен выручать брата. А брат сейчас, оскорблённый в лучших чувствах, гоняется за гачупином. Ну и пусть гоняется, на это же весело смотреть и довольно смешно.

Хоть какое-то развлечение в их жизни. А зарубит? Так и польза братству, и расходов меньше. Зарубит подростка, а там и падре пойдёт навстречу к богу. А то уже надоели оба своим присутствием. Такие размышления отчётливо читались на их лицах.

И вне себя от отчаяния, я бросился в воду мелководной бухты, надеясь добраться вплавь до корабля и спастись там. А не доберусь, лучше уж достаться рыбам, чем этим людям на растерзание.

Морская, тёплая, как молоко, вода нежно приняла меня в свои объятия и я, почувствовав глубину, как рыба стал работать всем телом, стремясь быстрее отплыть от берега. Жан бросился за мной, но зайдя по пояс в воду, оставил это занятие. Громко матерясь по-французски и грозя мне с берега кулаком, он пошёл разбираться с падре.

Когда я выплыл на берег обратно, то получил от Жана лишь один удар кулаком в лицо, которым он разбил мне нос. Кровь из него хлынула ярко-красными каплями, но быстро остановилась. То, что я увидел потом, надолго, если не навсегда, заставило меня думать и подбирать свои слова к месту и времени, не говоря попусту. Ибо от этого, зачастую, зависела жизнь других людей.

Отец Антоний лежал на берегу без сознания, весь в крови. Жан, оторвавшись на старике, сломал ему все рёбра и нос, и всё это было из-за меня. Из-за моих слов. Я-то смог убежать, а падре был слишком стар для этого. Я не подумал о нём. Думал только о себе. А старик остался, один на один, с жестоким в своей ярости пиратом. Всё это я осознал только сейчас. Чувство глубокого раскаяния и невозможности изменить ситуацию волной захлестнуло меня.

Зачем бить старика, ну зачем? Взяв голову потерявшего сознание падре в свои руки, я зарыдал. Я урод, гад, скотина, как я мог забыть о старике?! Ведь он все, что мог сделать, сделал для меня. А я, я, как последняя сволочь, бросил его, спасаясь сам. Всё равно мне не жить с пиратами, я ненавижу их. Ненавижу их скотство, ненавижу их береговое братство, братство, основанное на жестокости, обмане и грабеже. И мне плевать, какими причинами оно было вызвано. Плевать!

Слёзы непрерывно стекали по моему лицу, и откуда только бралась на них вода. Мне надо было спасти падре. Но как? Решение подсказало моё сердце. Ядро, я же магик, значит смогу. Наплевать, что я не умею. Магическая энергия сродни жизненной, если, конечно, игры не врут. Я смогу залечить повреждения падре.

Что мне оставалось делать, только экспериментировать с имеющейся магией. Я прислушался к своим ощущениям, напрягая изо всех сил своё внутреннее «Я», добрался мысленно до правой стороны груди, где находилось ядро, и стал пытаться его активировать.

Не знаю, сколько прошло времени, но я почувствовал, как у меня стало всекружиться, затуманивая взгляд, и полетели тусклые искры. Они, как маленькие яркие блёстки, вращались перед моими глазами, глядящими в никуда. Мне никто не мешал, отчего и почему, я не знал. «Плевать, спасти падре, плевать, спасти падре» — только эта мысль, бродя в моей голове по замкнутому кругу, пульсом билась в мозгу.

В какой-то момент, ядро, бомбардируемое моей волей, отозвалось и начало пульсировать, ощутимо колыхая правую сторону груди. Давай, давай, давай, добавлял я эмоций в него, заставляя его полностью раскрыться моим мыслям и желаниям.

Яркая вспышка небесно-лазоревого света ударила по моим глазам, но не снаружи, а изнутри. Я ослеп, и как пьяный повторял одну и ту же фразу: «Спасти падре. Лечи его, лечи». И оно послушалось. Яркая синяя струя чистой энергии потекла от моей груди к руке, которая держала затылок падре и стала всасываться в его тело, даря ему жизнь.

Я не успокоился, пока еле дышащий падре не начал дышать ровно и спокойно. Только тогда я отпустил его голову и, обессиленный, побрёл разводить костёр, который мне приказали разжечь. Но пираты уже и сами разобрались со всем остальным. Никто из них даже не подумал кормить нас, действуя по принципу — кто не работает, тот не ест. И я пошёл искать пресную воду и еду, наблюдая, откуда несут и то, и другое пираты.

Н ужин мне досталась горсть каких-то фруктов, которые ели пираты, и два найденных кокоса. Воду я принёс из ручья, до которого пришлось очень долго добираться, уворачиваясь, при этом, от огромных крабов, которых шныряло в лесу довольно много.

Вернувшись к падре, я аккуратно смыл с него кровь и перевязал раны, как мог, а потом накормил его остатками вяленого мяса грифа и фруктами, да напоил водой, после чего он снова потерял сознание. А мне пришлось весь оставшийся вечер и полночиносить нарубленные ветви пальм для сооружения временных хижин и молчать, при этом, чтобы не доставлять больше проблем.

В голове же у меня засела одна мысль, — Как убить Жана? И я перебирал в уме самые различные варианты, от отравления до «перегрызть гаду горло» во сне. Но все они были мало реалистичными, требовалось что-то поизощрёнее. Так, ломая себе голову над этими думами, я и заснул, соорудив навес возле одинокой пальмы для себя и падре, который не мог даже встать.

Утро принесло очередные проблемы и очередные думы. Пираты в это время занимались ремонтом корабля после шторма и сооружали новую грот-мачту из остатков имеющейся и запасной. Они вязали заново такелаж и сшивали на берегу куски парусины, делая из них недостающие грот-мачте паруса.

Как я бы их не ненавидел, но мне было интересно. Я собирал и носил из джунглей, по приказу боцмана, различные фрукты и воду. Фрукты я собирал в холщовый мешок, а воду носил в маленьком бочонке. За это мне разрешали смотреть, как ремонтируют снасти и даже дали кусок жареного мяса, приготовленного из пойманного в лесу дикого кабанчика.

Испанцы уже почти двести лет как заселили здешние земли и на всех крупных островах они пытались основывать свои форпосты, которые потом бросали, по разным причинам. Где-то на островах были слишком воинственные индейцы, и их было много, отчего испанцам постоянно приходилось с ними воевать, отвлекая ресурсы от более выгодных предприятий.

Где-то небольшая колония быстро захирела оттого, что остров оказывался малопригодным для проживания или находился далеко от торговых маршрутов.

А где-то колонии забрасывали по причине близости активно действующих как пиратских кораблей, так и вполне обычных, но принадлежащих государствам Англии, Франции или Республики Соединённых провинций. На этих островах терялись, либо бросались домашние животные, которые потом там неплохо адаптировались. Козы и свиньи, а где-то даже и коровы, размножались абсолютно самостоятельно и потом дарили своё мясо всем желающим, которые посещали остров и смогли поймать их.

Вот мясо такого дикого кабанчика и таяло у меня сейчас во рту, а также во рту падре Антония, которого я усиленно подкармливал, принося ему фрукты и мясо. И он стал понемногу поправляться, но всё ещё был плох. На острове мы находились три дня, за это время пиратский корабль уже был почти отремонтирован. Оставалось дошить ему паруса и связать новый такелаж, а также соорудить новую рею из подручного материала.

Но, видимо, остров, с красивым женским именем Марина (не знаю, кто его так назвал и по каким причинам), оказался очень благоприятным для обитания и пираты решили здесь же провести кренгование. Делалось это следующим образом. Во время прилива, пользуясь ровным песчаным дном, корабль доплыл на максимально близкое расстояние до берега и встал на якорь. А отлив оставил его на месте, но уже на боку.

Для того, чтобы опрокинуть судно на бок, пираты, с помощью ручных талей, натягивали фалы, зацепленные за верхушки мачт, и наклоняли корабль, в нужную им сторону. Корабль задирался и обнажал свою подводную часть, кроме киля, обросшую водорослями, ракушками и различными ракообразными. Всё, что было ниже ватерлинии, прямо кишело этим разнообразным налипшим планктоном, снижая скорость корабля в разы.

Весь этот мусор зачищался с помощью железных скребков или ножей. Скребков почти не было, а вот ножей — хоть отбавляй. Надо сказать, что береговое братство было на редкость ленивым и при малейшей возможности всячески отлынивало от тяжёлой работы.

Ну а меня, во-первых, никто не спрашивал, во-вторых, мне было интересно, а в третьих, мне приходилось работать и за себя, и за падре, который очень медленно выздоравливал и не мог пока даже передвигаться нормально, не то, что работать. Единственное, на что он был способен, это разжечь костёр к моему приходу.

Поначалу меня отправляли носить воду, собирать фрукты, таскать парусину и даже пытались учить шить паруса. Но после того, как «La Gallardena» стала на кренгование, у пиратов явно прибавилось работы, и работа эта была тяжёлая.

Пресловутый Жан, пылая от ненависти, первым сообразил, как проучить болтливого испанского подростка и предложил вместо себя отправить меня на помощь в кренговании. Конечно, никто не был против, и на следующий день, после начала очистки днища корабля, я приступил к своим обязанностям.

Сначала мне дали деревянный скребок, сделанный из куска доски, но, видя мои мучения, и то, что толку от этого мало, наградили небольшим ножом со стёртым до половины лезвием. Желая показать своё рвение, я работал весь день и весь вечер, приходя только поесть к падре, который постепенно поправлялся и даже стал неплохим кашеваром, не только для нас двоих, а ещё и для нескольких пиратов, не особенно ненавидящих испанцев.

В один из дней мой ножик сломался пополам, и мне выдали новый, а старый я прилюдно выбросил в море, но на мелком месте, а потом нырял несколько раз, чтобы найти его обломки, которые надежно спрятал на берегу. Новый нож был широкий и длинный, сделанный из куска абордажной сабли, которая переломилась пополам в одном из боёв. Её заточили по-новому, приделали рукоять и приспособили под нож.

Им отлично чистилось днище корабля. Толстое и острое железо безжалостно сдирало колонии морских ракушек, гнёзда креветок, прижившихся там же, и превращало в зелёную слизь многочисленные морские водоросли. В этом деле я так поднаторел, что даже заслужил похвалу пиратов.

Их похвала мне нужна была, как собаке пятая нога. Но в этом деле нужно понимание. Помимо скупой похвалы, пираты стали выделять мне достаточно большую порцию мяса, которое сам добывать я не мог. Постоянный труд и приличная пища за три недели нашего пребывания на острове превратили мои слабые мышцы, давно утратившие жир, в тугие мускулы, тонким упругим слоем покрывавшие кости.

В чём-то я действительно стал походить на филина. Этим прозвищем меня наградил Гасконец, когда узнал, что я вывел из себя Жана, из-за чего он чуть меня не убил и оторвался потом на падре. Теперь иначе, чем Ибуа, извиняюсь за ассоциации, меня не называли. По-испански это звучало гораздо приличнее — Буо, по-английски — Иглао.

Однообразные дни сменяли друг друга. Кренгование продолжалось, как продолжался и мелкий ремонт. Продуктовые отряды пиратов уходили далеко вглубь острова, где охотились на диких домашних животных. С собой они приносили груды завяленного и закопчённого мяса. Недаром французы считались лучшими охотниками и даже получили собственное название — буканьеры.

Они были отличными стрелками, обладая зачатками магии точности и умения обращения с огнестрельным оружием, в этом была их «фишка». Англичане стреляли чуть хуже, а испанцы — намного хуже, по неизвестным мне причинам. Так и проходили эти дни, пока не случилось то, что случилось.

Глава 10 Нападение

Я, как обычно, методично соскребал днище корабля, который уже успели переставить на правый борт. Работая, я обдумывал про себя очередные планы мести и очень удивился звуку, который внезапно послышался из-за корабля. Больше всего этот звук напоминал мне грохот выстрела из пушки, и я не знал, что и думать.

На берегу началась тревога и все пираты, как один, стали готовиться к бою. Как это было ни странно, но отличные мореходы и отчаянные рубаки, они не предавались ложному чувству защищённости и даже не пытались расслабляться, постоянно ожидая нападения с моря.

С корабля давно были сняты все десять пушек, которые украсили собою наскоро сооружённые из песка форты. То есть, это, конечно же, не были крепости или что-либо подобное. Это были насыпные площадки, на которых устраивались станки и лафеты пушек, смотрящих своими жерлами в сторону открытого океана. Пять пушек находилось справа от корабля на берегу бухты, а пять — на её противоположной стороне. И возле них было устроено круглосуточное дежурство. Там же находился и канонир. Меня туда не пускали.

Соскочив с кривой деревянной лестницы, я помчался, шлёпая по воде, в сторону берега, спеша увидеть, что происходит и кто на нас напал, если это было, конечно, нападение. Вода доходила мне до колена и мешала быстро бежать, но любопытство было намного сильнее сопротивления воды.

Как только я смог обойти лежащий на боку шлюп, я сразу увидел то, что происходило всё это время. А происходило там следующее.

Небольшой грузовой шести пушечный барк «Maravillas», груженный сахаром и какао, вышел из Картахены 10 апреля 1671 года и взял курс на Гавану. Обходя архипелаг Ислас-дель-Росарио, он, поймав Гвинейское течение, стал быстро набирать ход, лавируя между мелкими коралловыми островками.

Неожиданно на судне обнаружилось, что запаса пресной воды, взятого в Картахене, недостаточно для того, чтобы дойти до Гаваны. Несколько бочек с водой были такими старыми, что вода в них быстро протухла. Или нерадивый кок просто забыл её обновить, что иногда случалось со старым идальго Хуаном.

Капитан барка, старый бывалый моряк Хосе Мигель Гальярдо де Ломо, долго бушевал на палубе, узнав об этом. Но Хуан только наклонял виновато голову и уныло молчал, ожидая, когда гнев капитана утихнет.

— Старый каброн, почему ты забыл о воде? Как ты мог о ней забыть? Ну как? Вот что теперь делать? Я лишу тебя четверти твоего жалованья, старый пэндэхо.

Делать было нечего, пришлось звать штурмана и вместе с ним думать, где можно набрать воду. На карте ближайшим к ним островом с наличием пресной воды, был крупный остров с женским именем Марина. Все остальные острова либо не имели воды, либо располагались далеко. Немного подправив курс, капитан повёл свой корабль к острову Марина.

Когда на следующие сутки они увидели остров, в удобной бухте которого лежал на боку неизвестный корабль, старый моряк сразу сообразил, что дело тут нечисто. Никто из испанцев не стал бы здесь кренговаться. Зачем, когда совсем рядом находится морской порт Картахены со своими доками.

Значит, это были пираты. Весть о захвате и разграблении Панамы уже дошла до Картахены, повергнув всех сначала в ужас и уныние, а потом всколыхнув жажду справедливой мести и праведного гнева. Очевидно, это было один из тех кораблей, на котором и было совершено нападение на Панаму. Забыв о воде, Хосе Гальярдо де Ломо решил атаковать пиратов, пока они были в беспомощном положении.

У него не было в экипаже ни солдат, ни моряков, хорошо владеющих саблей, а магиков на таком небольшом грузовом корабле не было и подавно. Все магики воевали только на боевых кораблях, этот товар был штучный и ценился больше, чем его корабль вместе с грузом.

Эх, его отец ещё помнил те времена, когда почти на каждом корабле был свой штурман, владеющий магией. А на крупных кораблях был свой собственный боевой маг, который мог защитить судовую команду и от пиратов, и от морских чудовищ, да хоть бы и от самого морского дьявола.

Но уже прошли те времена, и людей с магическим даром рождалось всё меньше и меньше, да и все они оставались на материке. В колонии шли неохотно. Ни славы, ни почёта! Да и что им тут было делать?! Золото и серебро добывали обычные люди, а для войны с индейцами хватало и самих индейцев, поддержанных солдатами, среди которых иногда встречались слабые маги.

Магия уходила из этого мира, а может быть, людской род оскудел ими. Никто не мог дать ответ на этот вопрос. Сейчас же старый капитан решил поквитаться с пиратами и отдал команду к бою.

Всё же, его грузовой корабль имел шесть пушек. Вполне достаточно, чтобы отбиться от мелких пиратских судов. Но этот шлюп был не намного меньше его. Зато он не мог вступить в битву и потопить их, пользуясь превосходством в артиллерии и абордажной команде.

Подойдя вплотную к уединённой пиратской бухте, барк развернулся к ней левым бортом и дал залп по пиратскому шлюпу. Ядра, протяжно засвистев, вонзились кто куда. Одно попало в берег, взметнув вверх коралловый песок, другое просвистело очень высоко над кораблем, лежащим на боку. Но третье, пролетев по нужной траектории, удачно врезалось в борт, пробив его и проникнув в трюм.

Бронзовые шестифунтовые пушки у «Maravillas» были очень старые, и не отличались ни точностью, ни скорострельностью. Второй залп они смогли дать только через полторы минуты.

Пираты уже давно увидели проплывающее вдали судно, но надеялись, что их не заметят и пройдут мимо. И ошиблись в своих ожиданиях. Испанцы решились на бой, впрочем, тем хуже для них, и пираты приняли этот бой, который, благодаря их предусмотрительности, не был для них неравным.

Все десять орудий нацелились на испанский корабль, который попал в своеобразную вилку, и открыли из них огонь. Орудия загрохотали, выплеснув из себя пороховые газы и ядра. Со свистом кружась в воздухе, чугунные болванки полетели сказать горячий «привет» испанскому барку. Большинство прошли мимо, вздыбив водяные фонтаны со всех сторон грузового судна. Но парочка, всё же, попала в рангоут, разбив в щепки надстройки юта и повредив планшир с левого борта.

Испанцы успели дать в ответ ещё один залп, который также не сильно навредил пиратскому шлюпу. Поняв, что пиратов не удалось застать врасплох, и преимущество не на их стороне, барк поднял все паруса и стал совершать поворот фордевинд, стремясь уйти из-под обстрела. Вслед ему продолжали нестись ядра, выпускаемые из всех десяти орудий.

Получив пару дыр в парусах и разбитую пиратскими ядрами корму, барк ретировался, гордо надув пузатые четырёхугольные паруса с испанскими крестами. Поймав в них ветер, он стал быстро уходить прочь от негостеприимного острова.

Старый капитан Хосе Гальярдо де Ломо только матерился, его затея не удалась. И теперь, и так уже потрёпанный жизнью, барк получил множественные пробоины и гордо отступил в открытое море, зализывать свои раны на другом острове или в ближайшем порту. Необходимо было, как можно скорее, рассказать властям, где они видели один из пиратских кораблей.

***

— Собирайтесь, вонючие пороховые обезьяны. Вы и так много времени провели на берегу, а теперь ещё и все окрестные испанцы узнают, что мы здесь окопались. Сто якорей вам в руки и двадцати четырёх фунтовые ядра вам на ноги, дерьмоеды.

Боцман бегал по берегу и орал каждому пирату в уши свои команды, пока не видел, что его отлично поняли. И только после этого он бежал дальше и повторял для отдельных личностей, которые оглохли от пушечного огня и не слышали его, либо притворялись, что не слышат. Нас с падре он проигнорировал, только пнул меня по ноге, отшвыривая с дороги и одновременно давая понять, что ему недосуг объяснять это ещё поганым испанцам.

— Грузим пушки на корабль. Не забываем про ядра и бочонки с порохом, — надрывал глотку возле корабельных орудий канонир, командуя своими людьми.

— Грузим еду, воду и всё имущество, — вторил ему квартирмейстер Пьер Пижон, а кок Андре суетливо собирал жалкую посуду, вынося её из хижины, где была организована общая столовая.

Мастер парусов уже проверял и укреплял такелаж, готовясь выводить судно из бухты, дожидаясь прилива. Весь пиратский полевой лагерь стремительно пришёл в движение. Разгильдяи и ленивцы, праздно до этого проводившие время, сейчас работали, как один, пытаясь убраться с острова вовремя, пока на помощь одному испанцу не пришёл другой испанский, но более мощный, корабль.

Падре Антоний с тревогой смотрел на эту торопливую суету, которая грозила им новыми проблемами и испытаниями. Он уже почти смирился со своей участью и смог немного поправиться, живя на этом райском острове, пока очередное событие не вырвало его обратно в ад неизвестности и непредсказуемости. Что ж, удары судьбы надо воспринимать стойко и не показывать вида врагам, что ты их страшишься больше, чем они.

Он и Эрнандо, два испанца среди французских флибустьеров, должны выжить, несмотря ни на что, и попытаться спастись, любым доступным способом. Но его пугала излишняя горячность Эрнандо, который тоже заметно окреп за дни пребывания на острове. Они оба были по-прежнему худыми, но выносливость, что старого, что малого, значительно возросла. Но что готовило им будущее?

Я молча бегал по берегу, выполняя распоряжения всех подряд. Разбирал хижины, носил воду маленьким бочонком на корабль, грузил вещи, продукты и прочие снасти. В этой суете я смог незаметно спрятать на гальюне свою астролябию. Во всеобщей суматохе никто не стал спрашивать, зачем он пошёл отправлять естественные надобности на нос корабля, когда рядом был берег. И я смог спокойно спрятать свое сокровище.

Да, место было не комфортным, прямо скажем — поганым. Но куда деваться, не до сантиментов. К тому же, в море, набегающие и бьющие в нос, волны постоянно очищали гальюн от человеческого дерьма. Вот только души людей от моральных нечистот очистить было значительно труднее.

Почему я не спрятал её в трюме или на нижней палубе? Ну, вот в трюм его могли не пустить, в случае чего, и там было много глаз, неустанно следивших за ним. А в гальюне за ним мог следить только лишь извращенец, но таковых он среди пиратов пока не обнаружил, к счастью.

К отплытию корабль готовили двое суток. Сначала сняли с мели, а потом уже стали подвозить на него пушки, продукты, имущество и остальные снасти. Снятие с мели происходило тоже не спонтанно. Корабль максимально облегчили, убрав с него всё лишнее, чтобы он давал минимальную осадку, а потом, воспользовавшись приливом, вывели его на глубину, ближе к открытому морю, после чего стали постепенно нагружать.

Пираты торопились поскорее отплыть, и если они иногда урывками спали, то пленным испанцам удалось поспать за двое суток не больше четырех часов. Наконец, с погрузкой было покончено и шлюп, развернув сначала косые паруса, стал активно маневрировать между мелями и островками, ловя попутный ветер.

Поймав его, он поставил на грот-мачте прямые широкие паруса и пошел полным ходом, попав в попутное течение, держа курс в открытое море. Подгоняемый течением и ветром, пиратский шлюп на вторые сутки совершил перемену курса в сторону Ямайки, желая поскорее добраться до лояльного флибустьерам порта.

Ведь каждый пират горел сейчас огромным желанием упасть в объятия Бахуса и падших женщин, способных украсить их безрадостное существование в море, ну и не отказался бы от дополнительной добычи, в довесок к тем жалким двумстам песо, которые достались им после раздела добычи.

Все эти примитивные желания были далеки как от падре, так и от Эрнандо, бывшего когда-то в прошлой жизни Сергеем Шебутным. Свобода! — вот что сейчас было смыслом всей их жизни. Свобода или смерть! И двое чужих, оказавшихся на этом шлюпе, строили всевозможные планы, как сбежать.

Между тем, день шёл за днём. Пиратский корабль продолжал плыть в сторону острова Ямайка. Попутный ветер сменялся правым или левым траверсом, либо корабль попадал в полосу штиля. Всё это время, молодой французский пират, невзлюбивший подростка продолжал терроризировать обоих пленников. Ему в этом никто не препятствовал, отчего он ещё больше распоясывался.

Утром, в один из дней, я вышел из трюма и был тут же пойман боцманом.

— Ты всё ещё живой, бездельник?! Подлые испанцы, вы сломали мою жизнь!

Чем это испанцы смогли сломать жизнь боцмана, который их нещадно грабил и убивал, для меня лично осталось загадкой, но и задавать законный вопрос я тоже не стал. Мало ли, что там, у боцмана случилось, может испанцы отобрали у него возможность их безнаказанно грабить, а может, воюя на континенте, они разорили его деревню или город. Вся эта лирика не интересовала ни меня, ни, тем более, его.

— Тысяча моллюсков и одна ржавая селёдка, ты не оправдываешь даже куска вяленого мяса анчоуса, мелкий гадёныш. Почему до сих пор палуба не отдраена, а в трюме вода? И я тебе ещё вчера говорил, чтобы ты убрал куски канатов на баке. А они до сих пор там валяются. Мы хотим взять за тебя большую цену на Ямайке. Опытные рабы там в цене. Кому-то же надо выходить рыбачить на мелководье, пока настоящие мужчины ходят в море! И не всем грабить испанцев, да Филин? О-ХА-ХА!

И боцман, задрав голову вверх, от души захохотал, обнажив все свои двадцать коричневых от табака зубов. Надо сказать, что боцман был колоритной фигурой. Имея рост выше среднего и крупное квадратное тело, с короткими кривыми ногами, цепляющимися за палубу как ноги краба за песок, он безраздельно хозяйничал на палубе и в трюме, гоняя всех пиратов.

Его грубое, изрезанное морщинами и шрамами, лицо старого морского волка, познавшего, наверное, все соблазны в этом мире, всегда выражало недовольство. А водянистые, с зеленоватым отливом, глаза внимательно смотрели за тобой, что бы ты ни делал. Тем не менее, он, как оказалось впоследствии, был гораздо человечнее многих других пиратов.

Из-под его серо-чёрной банданы выбивалась седая прядь волос и указующим перстом торчала в любого его собеседника, с кем он решил поговорить, а точнее, поорать.

— Ну-ка шевелись, Филин, и падре своего зови!

Пожав плечами, я стал отмывать от грязи палубу, где это действительно было нужно, а потом носить куски канатов и складывать их там, где мне указал боцман. Всё бы ничего, но проклятый Жан и здесь меня нашёл. Как раз это случилось тогда, когда я, озабоченный тем, каким образом спрятать один из кусков каната, а потом распустить его, чтобы связать верёвку, стоял возле правого борта и задумчиво смотрел на море.

Этот гад подловил меня и, схватив за ухо, попытался его открутить, тыча мне, при этом, в рёбра своим мелким кулаком, смуглая обезьяна.

— Сволочь, отпусти, — заорал я и попытался выкрутиться у него из рук. Не тут-то было. Этот Жан держал меня крепко, ощущая себя полновластным хозяином моей судьбы. Нет, такой шанс я ему давать не собирался. Хреново, конечно, когда ты, всего лишь, подросток, да ещё и без оружия. Тут всякого можно ожидать от такого рода «братков», а уж в наше время об этом не знает, разве что, глухой и слепой.