Помоги проекту - поделись книгой:
Еще одна вещь, которая несколько раз пыталась потеряться, – это сумка Кривенкова. В ней Дима носит всегда паспорт, ключи, документы на машину – в общем, это такая сумка, потерять которую – полная катастрофа, а особенно в другой стране. Дело было как раз в Минске. Заселяемся мы в отель, на стойке-ресепшен предъявляем паспорта и заполняем анкеты. Тут Кривенков хлопает себя по лбу, произносит нехорошее слово и пулей вылетает из гостиницы. Что случилось, никто не понимает. Через некоторое время Дима возвращается счастливый. «Вот я идиот, – рассказывает он. – Сумку свою в поезде оставил; хорошо, что Минск – это конечная станция поезда, а отель недалеко от вокзала. Я прибегаю на вокзал, наш поезд еще стоит, но уже собирается отправляться в отстойник, или где они там стоят обычно. Двери все закрыты, я давай ломиться туда изо всех сил – хорошо, что проводница меня услышала и отдала сумку». Да еще бы она его не услышала. Что такое «Кривенков ломится изо всех сил», вы уже могли прочесть в одной из глав. Никакая дверь поезда не выдержала бы этот натиск, так что проводница попросту спасла свой вагон.
Еще раз Дима ее забыл в кафе, где мы ужинали после постановки «Эльфийской Рукописи», как раз оттуда велась прямая трансляция поедания острых гамбургеров. Обнаружил он это уже после закрытия заведения, когда в нем не осталось ни души, при этом нам нужно было уезжать из гостиницы, как обычно, рано утром, до того, как кафе откроется, и для поездки был нужен паспорт, оставшийся в сумке. Тем или иным способом сумку надо было добывать ночью. В качестве одного из методов решения проблемы был даже предложен взлом двери кафе, но, рассудив трезво, от такого радикального метода мы все же отказались. В итоге все тоже закончилось хорошо, слава богу, персонал кафе был на рабочем месте задолго до открытия, и сумку в очередной раз удалось выручить.
– Герр, ты не помнишь, вчера в баре я кошелек свой доставал? – спрашивает Максимкин с утра, готовясь к выезду из гостиницы.
– Мне кажется, нет, все оплачено было изначально.
– Мне вот тоже кажется, что не доставал. И в отеле он мне вроде не был нужен. Но сейчас почему-то я не могу его найти.
– Ищи, должен быть. Если только ты его не оставил еще в гримерке.
– Вот в том-то и проблема, что это именно то место, где я его видел в последний раз. Ладно, буду искать дальше, вы пока тоже собирайтесь.
Когда группа собралась у автобуса, Андрей сообщил, что он с нами не поедет, а остается в городе, потому что разыскать кошелек необходимо, и, скорее всего, тот остался именно в гримерке. В следующий город он приедет вместе с организатором на его машине. Однако поиски оказались напрасными, даже в гримерке кошелька не оказалось, Андрей выехал из города в самом мрачном расположении духа, и, конечно, его настроение передавалось и нам. Но когда машина организатора подъехала к клубу уже в следующем городе, я увидел его выходящим из машины с абсолютно счастливым выражением лица.
– Представляешь, все перерыл, нет кошелька. Ну, думаю, катастрофа. Там карточки, права, сам понимаешь. Ну а что делать, ехать надо. Откинулся я на подголовник, глаза закрыл, думаю о том, как и когда это все восстанавливать. А думается плохо, и не только потому что вчера в баре были. Голове как-то неудобно лежать на этом подголовнике, что-то мешается постоянно. А что там может мешаться, подголовник – он и есть подголовник, он мягкий и удобный. В общем, проблема оказалась в капюшоне моего худи. Потому что в нем был и очень мешался – угадайте, кто? Правильно, мой кошелек!
Как кошелек попал в капюшон, мы так никогда и не узнали. Это точно не было ничьей глупой шуткой, такими вещами у нас шутить не принято. Либо чудо, либо фокус, однозначно! Конечно, я понимаю, что такие вещи могут быть случайным стечением обстоятельств, но мелкие чудеса меня уже давно не удивляют. Например, в кармане моей куртки определенно существует некая «щель между мирами», как в «Лабиринтах Ехо» Макса Фрая. Там постоянно пропадают зажигалки, что очень удивляет Кривенкова, когда мы с ним выходим покурить. «Да я же сам видел, как ты убирал зажигалку в этот карман после прошлого перекура, куда ты ее умудрился деть?». А я сам не знаю, куда она пропадает, теперь она может найтись в самом неожиданном месте или вообще никогда больше не найтись – но это ерунда, можно объяснить моей вечной рассеянностью. Но как объяснить, что в момент, когда это было особенно нужно, ибо на улице была ночь и стрельнуть огонька у прохожих было бы затруднительно, вместо пропавшей зажигалки в кармане нашлась одна спичка и оторванная от коробка полоска чиркаша? Ведь спички я держал в руках последний раз за несколько лет до того. Чувствуя себя, словно персонажи из «Таинственного острова» Жюля Верна, у которых была только одна спичка и одна попытка разжечь огонь и выжить, мы с волнением зажгли ее и прикурили. И такие мелкие происшествия происходят постоянно, лично меня они уже даже не удивляют.
Возвращаемся в Москву после очередного сегмента тура. «Пересменка» между ближайшими сегментами составляет буквально несколько дней. Постирать вещи, увидеться с семьей, немного отдохнуть – и снова в бой. Все получают свой багаж, забирают чемоданы с ленты транспортера, прощаются с товарищами и растворяются во встречающей нас московской прохладе. Лента замедляет свой бег, затем полностью останавливается, на табло загорается надпись «выдача багажа завершена». На транспортере еще лежат несколько сумок, хозяева которых задержались где-то, но моего огромного турового чемодана среди них нет. А надо сказать, для удобства у меня в этом чемодане находится сразу все: и все необходимые мне сценические приборы, и концертный костюм, и бытовые вещи, и одежда – в общем, абсолютно все, кроме гитары и документов. И я понимаю, что если мой багаж потерялся – а все мы знаем, что такое случается нередко, то это серьезная проблема: такие же приборы или их аналоги за несколько дней еще достать можно, это вопрос серьезных денег, но все же решаемый. Поставить все обновления, загрузить все звуки и прочие настройки – тоже можно успеть. Но вот концертный костюм абсолютно уникален, и его ни за какие деньги за три-четыре дня не изготовишь, а играть в майке и джинсах, когда все шоу держится на костюмах, – это провал.
Я иду на стойку розыска багажа, заявляю о своей проблеме, показываю багажную бирку. За стойкой стоит прекрасная женщина, явно искренне пытающаяся помочь мне. Для начала она звонит в службу разгрузки багажа, чтобы узнать, все ли чемоданы с моего рейса выгружены. Получает ответ, что все – ни в самолете, ни в зоне выгрузки багажа ничего больше нет. Далее она проверяет номер моей багажной квитанции по своей системе и заявляет удивительную вещь: багаж с таким номером в системе в принципе не зарегистрирован, и отследить его перемещение невозможно. То есть она не может увидеть, вылетел ли мой чемодан из Новосибирска, прилетел ли он в Москву – его словно не было вообще. При этом я точно помню, что сдавал его, да и багажная бирка у меня на руках. Мы проверяем еще несколько раз, но система упорно отказывается сообщать нам хоть что-то о судьбе моего чемодана. От этой новости я совсем загрустил, потому что ситуация явно складывалась непростая с совершенно непонятными перспективами розыска. Я написал заявление об утере и необходимости поиска, но перспективы не вдохновляли, а главное – требовалось максимально быстро что-то придумывать для спасения следующего сегмента тура. В уме я уже перебирал варианты поиска необходимых приборов и чего-то, хоть отдаленно напоминающего концертный костюм. Как мне объяснила женщина, больше пока ничего сделать было нельзя, дальше я должен был ждать, надеяться и время от времени звонить в службу розыска, чтобы узнать статус моей заявки. Для того чтобы снять стресс и настроиться на продуктивное мышление по решению проблемы, я решил отправиться в бар аэропорта и взбодрить себя кружкой хорошего пива, что и было незамедлительно сделано и заняло каких-то 15 минут. Но именно эти 15 минут оказались очень важны, потому что ровно через это время лента транспортера неожиданно снова пришла в движение, и из пасти погрузчика на нее выпал всего один чемодан. Мой чемодан!
Самое интересное в этой истории – это реакция той самой женщины, когда я снова подошел к ней, счастливый, с найденным чемоданом, для того чтобы отменить мою заявку.
– Все же интересно, как так могло получиться, что в системе чемодана нет, в разгрузке тоже сказали, что нет, а в итоге вот он? – спрашиваю я. Женщина оглядывается по сторонам, убеждаясь, что никто из коллег ее не слышит, наклоняется слегка ко мне и произносит сакраментальную фразу: «Это все потому, что мудаков много работает у нас», и есть ощущение, что она в чем-то права.
Для усиления эффекта на финальном аккорде шоу «Легенда Ксентарона» в Москве Женя Егоров предложил выпустить в зал белых голубей. По его задумке, голуби должны были красиво вылететь, описать круг над зрительным залом и приземлиться на протянутые руки артистов. Мне изначально эта идея показалась подозрительной по нескольким причинам. Во-первых, помимо голубей на финальном аккорде планировался залп всего чего только можно. Пиротехники тогда еще у нас не было, но вот пушки, стреляющие конфетти, серпантином и прочей праздничной мишурой, были нацелены в небо, и голуби рисковали попасть в зону действия средств ПВО. «Собьем ведь птичку, потом скандал будет с хозяевами. Да и эстетически не тот эффект будет», – убеждал я Женю. Во-вторых, помимо самих пушек, над сценой висит огромное количество света, дыма, стробоскопы, лазеры и прочие вещи, способные оказать неизгладимое влияние на неподготовленную психику птиц. А в‑третьих, я хорошо помнил уроки биологии в школе и знал, что птицы при всей дрессуре не способны сдерживать естественные порывы своего организма, и поэтому выпускать стаю птиц над головами ничего не подозревающих зрителей может быть не самой лучшей идеей. Но Женя был убежден, что птицы специально обученные, они видели и не такое, да и перед выступлением их специально не кормят во избежание конфуза. Всем остальным идея тоже показалась интересной, и я остался один в своем скептическом отношении. В итоге, конечно, все получилось почти так, как я и сказал. Увидев, какой ад творится в воздушном пространстве, умные голуби никакой круг над залом делать не пожелали, они отлетели всего метров на 10 от отпускавших их артистов и тут же вернулись им на руки. Все, кроме одного. У того, видимо, все происходящее вызвало тотальное зависание операционной системы и потерю ориентации в пространстве. Вместо того чтобы вернуться на протянутую руку артиста, он взмыл вверх и обнаружил на втором ярусе сцены гораздо более понравившуюся ему посадочную площадку в виде моей головы. Я теоретически был не против дать посадку неожиданному гостю, но по мере приближения увидел, что летит он не просто так: красиво расправив крылья, этот символ мира попутно орошал удобрениями все, что попадало в зону бомбардировки. Меня такой расклад совершенно не устраивал, поэтому пришлось уворачиваться от готовившегося к посадке голубя, дабы не быть помеченным им. Тогда птица взмыла еще выше и увидела Кривенкова, сидящего за своей барабанной установкой на третьем ярусе сцены. Кривенков увернуться не успел, и голубь приземлился ему точно на голову – правда, за время полета все боеприпасы он уже растратил, и голова Димы не пострадала. Зато эффект получился отличный. Все, кто видел это из зала, радовались словно дети, так что в некотором смысле идея Жени с шоу удалась.
Иногда Юра с Женей со сцены умудряются выдавать изумительные пассажи, которые просто нельзя не процитировать. Это, конечно, не такой уж и shit, но как минимум забавно. Как вы знаете, каждый концерт группы «Эпидемия» завершается трогательной речью Мелисова. Прелесть ее заключается в том, что произносится она абсолютно импровизационно и никогда не повторяется дважды. Часто Юра сам не очень знает, что он собирается сказать, пока не подойдет к микрофону, поэтому время от времени выдает в зал изумительные перлы. Как-то, увидев сверкающую в воздухе золотую мишуру после финального залпа пушек, Юра не нашел ничего лучше, чем пожелать непрекращающегося золотого дождя в жизни каждого посетителя концерта, чем вызвал приступ гомерического хохота в зале. Женя же, будучи в образе возвышенного и насквозь положительного героя, заметив отсутствие на микрофонной стойке специально повязанной банданы с логотипом «Эпидемии» (которая, кстати, висела там не просто так, а закрывая не очень эстетично выглядящее, но надежно сделанное крепление скотчем), поинтересовался у публики причиной отсутствия реквизита, поразив зрителей следующей формулировкой вопроса: «Какая сволочь спиз…ла бандану со сцены», – спросил он, обведя зал суровым взглядом и повергнув находящихся там в смятение. Такого от него не ожидали даже мы, ведь Женя даже вне сцены – самый приличный и культурный из всех нас и крайне редко употребляет сильные выражения, но иногда и у него эмоции берут верх.
Все это лишь веселые истории, но, как показывает жизнь, от комедии до трагедии всего один шаг. И однажды этот шаг чуть не был сделан. В этот день мы с Максимкиным, каждый со своей стороны, ощутили, как тонка грань, отделяющая жизнь от смерти, и как легко эту грань можно перешагнуть. Мы вернулись из очередного сегмента тура, настроение у нас было прекрасное, с нами был Макс Полиенко, которому предстояло где-то убить несколько часов после прилета в Москву до посадки на поезд домой в Харьков. Разумеется, мы отправились в бар недалеко от станции метро «Третьяковская», чтобы скрасить эти несколько часов непринужденной беседой. И как-то все настолько хорошо и душевно пошло, что, когда Максу уже пора было уезжать на поезд, мы с Андреем решили еще немного задержаться. Ну и как в известном мультфильме: потом они посидели еще немного, потом – еще немного – в общем, когда мы вышли из бара, как бы сказал классик, смеркалось. Была зима, и на улице было скользко, лед под ногами не добавлял уверенности нашей походке. Я шел впереди, Андрей несколько сзади, держа в руках коробку с нашими дисками – остатками, не проданными в этом сегменте тура, которые он забирал домой, чтобы снова взять уже в следующий сегмент. Я смотрел вперед и не видел, что произошло сзади, лишь услышал какой-то шум и очень неприятный звук удара. Оборачиваюсь – Андрей лежит на земле, по-прежнему сжимая в руке коробку с дисками, и вокруг его головы снег начинает окрашиваться красным. «Герр, помоги подняться. Я как-то очень неудачно упал. Посмотри, что с головой, я, кажется, ударился», – просит он. Я помогаю ему встать и понять, насколько серьезно повреждение. Осматриваю голову, и от увиденного мне становится нехорошо. Потому что череп Андрея расколот, на голове красуется натуральная трещина длиной около 7 сантиметров с расходящимися краями. Из нее очень обильно даже не течет, а рекой льется и пузырится кровь, мне кажется, что сквозь разошедшиеся в стороны края трещины я почти вижу пульсирующий мозг моего друга. Наверняка, это слишком преувеличено, но выглядело именно так. Одного взгляда на это достаточно, чтобы понять, что ситуация крайне серьезная. Сразу вижу, что послужило причиной. У некоторых домов старой постройки есть полуподвальные помещения с окнами на уровне пояса человека. Это окно зачем-то имеет внешний гранитный подоконник, выступающий на 10–15 сантиметров наружу. Вот об угол этого подоконника с высоты своего роста Андрей и приложился. «Ну что там? Судя по удару и по тому, как хлещет кровь, мне кажется, мне пи…дец», – интересуется он. «Там все очень серьезно, есть вероятность, что тебе действительно пи…дец, – не нашел никаких более ободряющих слов я. – Тебе нужно срочно в больницу, а пока хоть как-то попытаться остановить кровь». Каждое движение Андрея приводило к усилению кровотечения; чтобы минимизировать кровопотерю, он присел на бордюр, а я побежал обратно в бар за помощью. Наверняка у них есть какая-то минимальная аптечка, что-то, что может помочь в такой ситуации. Бармен, который еще не успел нас забыть, проявил себя большим молодцом. Он быстро схватил несколько белоснежных полотенец и выбежал вместе со мной на улицу обратно к Андрею. Пока я с помощью полотенца пытался сделать хоть какую-то перевязку и остановить кровь, бармен уже вызвал скорую помощь. Что еще можно сделать в такой ситуации самостоятельно, никто из нас не понимал. Через пару минут бармену все же пришлось вернуться к работе, мы вновь остались вдвоем. Полноценно остановить кровотечение не удавалось, я пытался руками прижимать полотенце плотнее к ране, чтобы хоть как-то уменьшить кровопотерю, полотенце ужасающе быстро пропитывалось кровью, которая уже начинала капать со свисающего его конца и с кончиков волос Андрея. Надо сказать, что тогда у него еще были длинные волосы и густая борода, он выглядел, как раненый в бою викинг, стоящий в луже собственной крови. При этом ему, судя по всему, не было больно, принятая в баре анестезия действовала хорошо. Поэтому, даже находясь в такой ситуации, он находил в себе силы шутить: «Герр, надо сделать пару фотографий, это будут хиты. Судя по всему, сейчас я выгляжу круто как никогда». Сказать, что я удивился такой идее, – это ничего не сказать. Многие знают мое отношение к фотографиям вообще, и думать сейчас о том, как сделать хороший кадр, – для меня это просто какой-то нечеловеческий поступок. Достаточно того, что этот кадр и так навсегда останется у меня в памяти. Так мы и стояли с ним – точнее, он сидел на бордюре, а я стоял над ним, прижимая полотенце к голове и разговаривая, чтобы не давать ему потерять сознание от кровопотери, а силы уже начинали покидать. «Что-то мне становится нехорошо», – говорил он. «Вроде не больно, но сил нет вообще, перед глазами все плывет – кажется, сейчас отключусь». Хорошо, что дело было в самом центре города и на улице не было пробок, именно на этом моменте подъехала скорая помощь. Когда Андрея грузили в машину, я услышал, как разговаривали между собой врачи: «Не довезем его», – донеслось до моего слуха. Я порывался ехать с Андреем в больницу, но меня не брали: оказывается, если человек не родственник, а просто друг, то никакого участия в делах пациента он принимать не может. Плюс я еще не был идеально трезв, прямо скажем… В общем, скорая уехала без меня, но через некоторое время появился Саша Тимонин, бас-гитарист группы Catharsis и наш хороший друг. Он был на машине и мог трезво мыслить и оценивать ситуацию, что было крайне важно в этот момент. Когда он приехал, я тут же стал его уговаривать мчаться в больницу, потому что мне почему-то казалось, что без нашего вмешательства никакой врачебной помощи Андрей не получит, и эта мысль вкупе с тем, что я услышал от бригады скорой, просто убивала меня.
Странным образом в тот момент мне совершенно не приходила в голову мысль, что Андрею можно просто позвонить. Я был уверен, что он лежит без сознания, подключенный к какому-нибудь хитрому аппарату жизнеобеспечения. Когда Саша без проблем дозвонился до него и смог некоторое время пообщаться, я был очень удивлен. Выяснилось, что до больницы он добрался, вопреки мнению врачей, вполне успешно, там уже даже сделали какие-то первичные процедуры, и сейчас он ждет, пока его повезут на операцию по зашиванию черепа, и умирать вроде уже не собирается. Также выяснилось, что в нашем присутствии в больнице в данный момент нет никакого смысла, все идет вполне нормально. У меня просто камень с души упал. Я, как и многие люди, был почему-то уверен, что когда речь идет о спасении жизни, необходимо ставить всех на уши, срочно искать правильных врачей, совать им большие деньги, чтобы они хоть что-то делали, покупать за свой счет дорогие лекарства, потому что в больницах, конечно же, ничего нет. В итоге наша система здравоохранения оказалась сильно лучше, чем о ней принято думать. Все, что нужно было сделать, было сделано быстро, качественно и бесплатно. На следующий день мы, конечно, все же приехали в больницу, чтобы привезти Андрею кое-какие вещи и его рюкзак, так и оставшийся у меня в результате этого приключения. Он вполне неплохо выглядел для человека, перенесшего операцию на голове. Последующее обследование показало, что даже сильного сотрясения мозга нет, – голова у нашего директора оказалась крепкая. Только вот имидж пришлось сменить – для проведения операции длинные волосы сбрили, поэтому некоторое время Андрей выглядел устрашающе: лысый с огромным шрамом через половину черепа. А так как он еще и сам по себе немаленького размера, подобное сочетание неизменно придавало ему несколько очков дополнительной харизмы при проведении финансовых переговоров.
Пока книга ждала своего издания, отличился Кривенков. После постановки «Эльфийской Рукописи» в Калининграде в процессе выяснения с Митяем Борисенковым вопроса о том, чье кунг-фу эффективнее (исключительно в бесконтактной форме), Дима умудрился оступиться, упасть и сломать руку в двух местах, чем окончательно решил вопрос о переносе юбилейного концерта на весну. Под вопросом оставались акустические январские концерты, первый из которых должен был пройти 4 января в Туле. Несмотря на заверения знакомых специалистов, в один голос утверждавших, что за такое короткое время восстановить руку нереально, Дима вышел на сцену и сыграл полный сет, держа барабанную палочку в практически не двигающихся пальцах и испытывая сильную боль от каждого удара. И отыграл настолько здорово, что никто из зрителей не заметил, насколько ему было трудно. Именно Димка настоял на том, чтобы группа не отменяла и не переносила тот концерт. Абсолютно железный человек наш Дед, настоящий герой рок-н-ролла.
Как вы видите, эта глава книги получилась самой длинной, а ведь это далеко не все неприятные истории, которые случались с нами за эти десять лет. Что не может не радовать: каждая из них могла закончиться гораздо хуже, но в итоге обрела счастливый конец. Возможно, это лишь стечение обстоятельств, но мне больше хочется верить, что есть в мире некие силы, которые одобряют то, что мы делаем, и которые в сложный момент помогают нам. Может быть, это и есть та самая эльфийская магия, а может, что-то другое. Кто знает…
Макс
Так часто бывает, что случайная встреча меняет твою жизнь навсегда. Собственно, только так оно всегда и бывает. Ты можешь годами ходить по одному и тому же кругу, пока какое-то случайное событие или встреча с нужным человеком не откроет для тебя новое окно возможностей. Так и случилось с нами: в 2011 году мы познакомились и начали работать с человеком, который очень сильно повлиял на всех нас и приложил свой огромный талант к тому, чтобы концерты группы «Эпидемия» стали выглядеть и звучать так, как они выглядят и звучат сегодня, а еще стал нашим настоящим другом. Звали этого человека Максим Полиенко, или просто Макс. Я понимаю, что для многих читателей этой книги имя Максим ассоциируется совершенно с другим человеком, но такая уж, видимо, карма у группы, что определенные имена раз за разом постоянно встречаются на страницах истории коллектива. Только Юра по-прежнему в истории один-единственный, и когда вы видите это имя в этой книге, то сразу понятно, о ком идет речь, а вот Дим, Максов, Жень, Илюх и даже Андреев было несколько. И для меня – а я напомню, что пришел в группу лишь в конце 2010 года, – самым важным Максом всегда был именно Максим Полиенко, мой хороший друг и один из самых крутых профи, которых я когда-либо видел.
Изначально с ним познакомился Ларс во время гастролей с дружественной украинской группой «Крылья». Макс жил в Харькове, и Украина была в полной мере «его страной». Он знал всех и все, что относилось к музыкальной индустрии в этом государстве, поэтому пригласить его поработать с нами во время украинского тура – 2011 (и, к сожалению, пока последнего на настоящий момент) стало отличной идеей. Макс поехал с нами в тот тур в качестве звукорежиссера, хотя зарплата, которую мы могли ему на тот момент предложить, явно даже близко не соответствовала его умениям и амбициям. Но Макс не был бы Максом, если бы позволял такой мелочи, как деньги, хоть в какой-то мере определять его жизненный путь. Он принадлежал к такой редко встречающейся и безумно уважаемой мной категории людей, которые в первую очередь любят даже не просто свою работу, а свое дело в жизни, и если уж он захотел познакомиться с группой «Эпидемия» и помочь ей, то он это сделает просто потому, что ему это в кайф. К тому же в нас он видел большой потенциал в качестве витрины для своих возможностей, что в итоге тоже играло свою роль. По-моему, он вообще не имел какой-то фиксированной ставки, получая столько, сколько наш директор Андрей Максимкин считал возможным ему заплатить. За все годы нашей дружбы и сотрудничества Макс всегда подчеркивал, что работа с нами для него – отдых, приятное времяпрепровождение и общение с друзьями, то есть с нами, а деньги он всегда заработает в другом месте. И это чистая правда, потому что более востребованного специалиста еще следовало поискать. Работа с самыми топовыми артистами страны, озвучивание политиков всех мастей во время их мероприятий, грандиозные проекты в Казахстане и немалая часть технической части шоу открытия и закрытия Олимпиады в Сочи – таков был масштаб основной деятельности Макса.
В начале второго десятилетия XXI века гастрольная версия группы «Эпидемия» представляла собой довольно странное зрелище. Обладая определенным именем и статусом, мы могли себе позволить длительные гастрольные туры, но при этом качество региональных концертов было далеко не всегда на высоте. Просто потому что те условия, в которых предлагалось выступать, и тот аппарат, который предлагали организаторы, пусть даже формально и соответствовал техническому райдеру, но, объективно говоря, был очень компромиссным вариантом. Мы были вынуждены идти на эти компромиссы либо отказываться от концертов в принципе. Убитые усилители и кабинеты, избыточная громкость на сцене, сложность настройки сценических мониторов в первую очередь для гитаристов. Дело в том, что мне для концертного драйва и контроля нужно, чтобы все было громко и при этом мой инструмент громче всех, а Юра любит, чтобы громкость была умеренной, половину инструментов слышать вообще не желает, а его гитара должна звучать достаточно тихо, потому что иначе он начинает слишком сильно переживать за каждую ошибку и играет более скованно. Следовать этим двум противоположным трендам в условиях сценического мониторинга было сложно, особенно для Ларса, который требовал одинаковую громкость гитар с обеих сторон сцены, но в таком случае не был доволен ни я, ни Юра. Плюс громкие гитарные кабинеты на сцене в небольших залах, половина из которых по своим акустическим качествам вообще не подходили под определение «концертный», сильно мешали отстройке звука непосредственно в зрительном зале. Микшерные пульты, которые стояли на площадках, – это отдельная головная боль. Далеко не всегда они были должного уровня, а ведь пульт – это сердце звука. Создался некий порочный круг, когда из-за не самого хорошего звука в клубе некоторые зрители оставались не очень довольны концертом, потому что не были готовы отрываться под «шквал говна и метала», а позволить себе другой клуб и другой аппарат мы не могли, потому что местные организаторы не были уверены, что соберут такое количество публики, чтобы финансово окупить концерт в месте, более предназначенном для исполнения живой тяжелой музыки. И как разорвать этот круг, никто из нас не представлял, пока не появился Макс.
Именно он постепенно начал внедрять современные технологии, благодаря которым «Эпидемия» научилась звучать хорошо абсолютно везде, от небольшого клуба до стадиона. Не хочется сильно углубляться в технические детали, но благодаря переходу на системы ушного мониторинга и цифровые приборы обработки гитарного звука, на которых настоял Макс, мы сегодня не боимся выступать на любой площадке. Он же настоял на приобретении нашего первого собственного компактного микшерного пульта, который мы возим с собой на каждый концерт и в котором уже заранее зашиты все наши звуковые настройки. Качество звучания группы резко улучшилось, и благодаря этому на наши концерты стало ходить гораздо больше «цивильной» публики. Больше людей, которых по внешнему виду сложно заподозрить в любви к металу, но которые очень ценят, когда они узнают любимые песни в том шквале, который несется со сцены. Правда, надо сказать, что не один Макс был инициатором внедрения новых систем. Мелисов, будучи технарем по образованию, тоже всегда любил возиться с новыми технологиями и, со своей стороны, тоже подходил к новой концепции звучания, экспериментируя с плагинами. По сути, они разрабатывали и дорабатывали ее вместе. Конечно, в определенный момент подключился и Ларс, который всегда участвует в технических вопросах, потом Тумач внес свои существенные коррективы, да и Макс Нарышев, наш звукорежиссер в настоящее время, приложил свою руку к очередным апгрейдам. Вообще, работа над звуком для нас – процесс непрерывный, но основа была заложена именно Максом.
Макс разработал концепцию шоу «Сокровище Энии», трехэтажную сцену, свет, звук и спецэффекты. Он создал и показал нам 3D-модель всего шоу, на которой была видна работа каждого прибора в каждый момент времени, местоположение каждого музыканта. До того момента я никогда не сталкивался с такими моделями, и это впечатляло. Концепция шоу, кстати, рождалась в боях и муках. Когда креативщиков слишком много, ситуация начинает напоминать известную басню про лебедя, рака и щуку. В определенный момент Макс и Андрей волевым решением отстранили всех от участия, кроме Егорова, устав слушать десятки противоречащих друг другу идей. В итоге то, что вы могли видеть на первой постановке «Сокровище Энии», было разработано этой троицей. Честно говоря, мне до сих пор кажется, что зря они не взяли несколько моих креативов. У меня была хорошая визуальная идея по возвращению героев в реальный мир из Призрачного Храма, которое должно было происходить во время инструментальной композиции «Пробуждение», а в итоге в этот момент на сцене не происходит ровным счетом ничего, что для меня крайне странно, ну да ладно. В принципе, эта же концепция постановки была перенесена и в программу «Книга Золотого Дракона» и издана на DVD и Blue-ray, так что вы можете ее видеть. Более подробно про этот грандиозный проект вы можете узнать из нашего фильма «Книга Золотого Дракона. По Страницам Истории», который вышел бонусным диском к одноименному видеорелизу, а еще доступен на нашем канале YouTube.
Одна из особенностей Макса заключалась в том, что он предпочитал все всегда делать сам. В туровых концертах это вылилось в то, что в технический райдер была добавлена фраза о том, что всю коммутацию площадки Макс делает самостоятельно (обычно это делают техники площадки, и эту обязанность они должны исполнить еще до приезда звукорежиссера в концертный зал, но в нашей концепции, изобретенной Максом, все было довольно непросто). Одно лишь упоминание шести каналов для гитар иногда вгоняло в ступор. «Да потому что мне надоело сначала объяснять людям, как все надо сделать, а потом все равно переделывать», – говорил Макс и просто приезжал на площадку еще раньше, чтобы собрать сцену самому. А на постановочных московских и питерских концертах, тех же «Сокровищах Энии» и «Легенде Ксентарона», он со своей командой заезжал на площадку ровно в ту секунду, когда это было возможно (иногда за сутки до концерта, иногда в ночь перед самим концертом). Он сам и руководил постройкой, и строил сцену, и развешивал свет, а потом иногда еще и рулил звук, хотя мы всячески его от этого отговаривали. Ну не должен звукорежиссер к моменту концерта уже быть смертельно уставшим – но Макс не всегда готов был уступить даже это место, потому что по привычке скептично относился к работе всех остальных, не доверяя никому, кроме себя. Это еще не считая того, сколько времени в таком проекте уходило на разные технические совещания и согласования проекта. Задачей Макса было не только нарисовать сам проект, но еще и сделать так, чтобы его воплощение стоило вменяемых денег. Музыкальная индустрия устроена так, что один и тот же проект может стоить для заказчика совершенно по-разному в зависимости от компетенции того же заказчика. Если прокатная контора заподозрит, что заказчик лох с деньгами, стоимость проекта для него возрастает в несколько раз. Поэтому Максу, изначально не очень известному в России, приходилось раз за разом эту свою компетенцию доказывать и иногда изобретать нестандартные ходы ради того, чтобы вписывать свои фантазии в рамки бюджета.
Время – около 4 ночи в день перед концертом «Сокровище Энии». В 12 музыканты уже должны быть в клубе, потому что саундчек на таких концертах всегда очень долгий. Это первое такое большое шоу в моей жизни, и мне, конечно же, не спится. Я звоню Максу узнать, как продвигаются дела по строительству площадки: «Привет! Да ты можешь в 12 даже не появляться. В принципе, можешь вообще не появляться, концерта не будет, – отвечает Макс. – Потому что тут сплошной бардак, мы отстаем от графика на полдня, еще ничего не готово, и к моменту концерта готово не будет». «Полный провал», – кричит он в трубку и, конечно, добавляет мне адреналина – теперь заснуть еще сложнее. Но в итоге ровно в 12 все готово, Макс стоит полумертвый от усталости и почти не может говорить, потому что полностью сорвал голос, видимо, мотивируя своих рабочих. Он сам лично был и строителем, и руководителем проекта всю эту ночь, не присел ни на секунду, но шоу началось вовремя.
Работа через не могу, на износ всегда была отличительной чертой Макса, и того же самого он требовал от других. Никогда не пренебрегая постконцертными расслабляющими мероприятиями, он всегда просыпался раньше всех и ни разу не сорвал график работы, какой бы тяжелой ни была предыдущая ночь. Однажды, правда, Макс проспал у нас в туре дня 4 подряд, в поезде, а потом в гостинице, просыпаясь только ради концерта и тут же засыпая после него. Просто потому, что до этого у него был очень важный и сложный проект на родине, и, по его словам, он не спал несколько недель. Любимой его фразой всегда была: «Да ладно, что мне будет, не помру же, ресурсы человека неисчерпаемы, надо только не лениться и делать». Помню, как, когда они уже работали в паре с Женькой Лебедевым, Макс стаскивал Женьку за ногу с кровати и даже без завтрака гнал работать на площадку, не обращая никакого внимания на протесты. Работать в его подчинении было сложно, потому что он был крайне требовательным в работе, искренне не понимая, почему, если какие-то вещи может делать он, этого не могут и все остальные.
У себя на родине Макс взял под крыло группу «Ричи Колючий», став не просто техническим директором, но полноценным продюсером коллектива. Если кратко охарактеризовать концепцию группы, это был «русскоязычный Rammstein c очень крутым пиротехническим шоу, сделанным при этом из говна и палок». Если вам доводилось когда-то присутствовать на концертах этой группы, вы счастливый человек, потому что выглядело это действительно очень впечатляюще, но полноценные шоу были возможны только на территории Украины. Для российского слушателя возможность увидеть группу представлялась крайне редко и в очень урезанном виде, потому что пиротехника в наших клубах не то чтобы запрещена, но ее использование стоит огромных денег из-за необходимости соблюдать множество противопожарных правил. А если речь шла о концертах на открытом воздухе, то все равно попытка провезти через таможню кучу взрывающихся элементов шоу – это та еще история, заниматься которой я не пожелал бы никому. Когда я говорю про шоу из говна и палок, я почти не кривлю душой. Большую часть сценического реквизита Макс вместе с музыкантами находили на свалках металлолома, из чего после приложения фантазии, сварки и рук, растущих из правильного места, получались аутентичные сценические декорации и прочие конструкции. При этом, как я понимаю, Макс занимался всем этим исключительно из любви к искусству, так как вкладывать в шоу приходилось все равно больше, чем в итоге получался финансовый выхлоп, но, как я уже говорил, деньги никогда сильно Макса не интересовали, он занимался проектом просто потому, что он ему был интересен.
Несмотря на осложнившиеся отношения между Россией и Украиной, Макс регулярно приезжал сюда по работе и просто так, к друзьям. На таможне в Белгороде его уже знали лично, но с каждым годом пересечение границы становилось все сложнее. К тому же масштаб его проектов на родине и в Казахстане становился все больше, они требовали все больше сил и времени. В конце концов мы пришли к выводу, что Макс продолжит работать с нами на больших концертах и в любой другой момент, когда захочет и сможет сам. Для работы на всех остальных мероприятиях мы вынуждены были искать нового звукорежиссера и нашли Женьку «Тумача» Лебедева, который оказался ничуть не менее колоритным персонажем в нашей истории, о чем вы уже могли прочесть в соответствующей главе.
В мае 2019 года пришло страшное известие. Сердце Макса не выдержало, и наш друг навсегда ушел от нас. Сказать, что мы были в шоке, – это не сказать ничего. Настолько он всегда внушал уверенность, что все будет хорошо, а уж с ним-то точно ничего плохого случиться не может. Мы до сих пор не можем поверить в его смерть – мне кажется, он просто уехал в длительный тур с новым артистом, и там настолько все зажигательно, что нет времени даже связаться с нами. Но тур скоро закончится, и Макс вот-вот вернется, позвонит, и мы снова будем пить пиво на берегу моря, смотреть на закат и строить планы на будущее. Он не может не вернуться, ведь здесь его ждет любимый человек, дочка и кошка, которых он очень любил, говорил о них и постоянно показывал нам их фотографии. Говорят, Бог забирает к себе самых лучших и самых талантливых. Что ж, на небе уже давно собран очень внушительный ансамбль из наших друзей и хороших знакомых, и наверняка там не затихает крутой джем-сейшн. А какой концерт может быть без звукорежиссера… Но почему им понадобился именно самый лучший звукорежиссер, почему именно наш Макс…
Несколько слов о самом главном
В завершении книги я хотел бы написать несколько слов о самых главных людях в жизни группы – о наших зрителях и слушателях. Зрители, посещающие концерты группы «Эпидемия», давно стали полноценными участниками жизни коллектива, ведь именно для них мы творим и живем. Если наше творчество не было бы нужно такому количеству людей, вряд ли группа просуществовала бы уже четверть века, и я очень рад, что с каждым годом их становится все больше. Как я уже писал в предисловии, эта книга написана не только для того, чтобы рассказать о приключениях нашего коллектива, но и ради того, чтобы выразить огромную любовь и уважение к тем людям, с которыми мы встречаемся в нашей жизни, и, конечно, наши слушатели заслужили слова благодарности как никто другой. Многих из них мы знаем лично, видим в первых рядах на концертах. Они колесят за группой по всей стране, превращая концерт в любом городе в домашний концерт, потому что когда видишь в зале знакомые лица, в любом месте чувствуешь себя как дома. Для многих из них поездка на шоу группы превратилась в стиль жизни. На этом пути они встретили самых надежных друзей и подруг, испытали самые интересные моменты жизни, а уж сколько пар образовалось благодаря когда-то легендарному «Эпифоруму», сложно даже посчитать.
Многие из этих людей, познакомившись с нами когда-то на концерте, стали для нас хорошими знакомыми и даже друзьями, с которыми мы всегда рады встретиться, когда приезжаем с очередным шоу. Самые преданные приезжают к клубу даже раньше музыкантов, они готовы простоять полдня на улице, иногда на морозе только для того, чтобы оказаться в первом ряду. В некоторых городах одни и те же люди покупают билеты Meet and Greet, позволяющие присутствовать на саундчеке и пообщаться с группой до концерта. Меня это удивляет, саундчек – не самое интересное зрелище, а фотографий с музыкантами у каждого из них более чем достаточно. Я знаю, что многие из них тратят на поездку последние деньги, а ведь билет Meet and Greet стоит недешево. Но для меня очевидно, что таким образом они выражают поддержку и вкладываются в дальнейшее развитие своей любимой группы, и, конечно, нам никак нельзя их подвести, поэтому каждый концерт «Эпидемия» всегда играет с полной отдачей. Со своей стороны, мы тоже стараемся отвечать взаимностью нашим поклонникам. В сложной ситуации тем людям, которых мы знаем и видим регулярно, мы всегда готовы идти навстречу. Иногда это может быть бесплатный билет на концерт, ранний проход в клуб или даже место в туровом автобусе или личном автомобиле. Я бы с удовольствием упомянул каждого из них лично, но очень боюсь кого-то забыть и этим нанести страшную обиду. Поэтому скажу так: огромное вам всем спасибо за все, что вы делаете! Каждому из вас низкий поклон! Вы сами знаете, к кому обращены эти слова.
Для помощи и организации поклонников действует фан-клуб группы «Эпидемия» с большой историей. В разных реинкарнациях фан-клуб существует почти столько же, сколько и сама группа. За прошедшие 25 лет он много раз полностью обновлялся, приходили и уходили новые лидеры фан-движения, но в той или иной степени поддержка ФК всегда была с нами. Сегодня фан-клуб «Эпидемии» носит гордое имя Epidragon и, помимо московского центра, имеет еще немалое число региональных филиалов. Это довольно самостоятельная организация под предводительством Вики Игнатовой, человека, который, помимо фан-клуба, умудряется еще и помогать нам на концертах со многими вещами. Чаще всего ее можно встретить на стойке с мерчем или в зале, если готовится какой-то очередной перформанс. Каждый концерт фан-клубовцы стараются придумать что-то новое и неожиданное, и мы никогда не знаем, что нас ожидает. Не могу не вспомнить неожиданно появившегося в зрительном зале и крайне забавного Первого Бога, которого вы можете видеть в одноименной песне на видеорелизе «В трезвучиях баллад». Несколько раз в зале появлялся очень неплохо выглядящий дракон, регулярно в зале проводятся магические поединки, появляются различные растяжки и даже рекламные плакаты, к примеру, однажды приходил целый Скай, после событий «Эльфийской Рукописи» рекламирующий организацию корпоративов и праздников. Где-то рядом наверняка был Ирдис, организующий квесты для всех желающих. Про флешмобы с монетами, мечами и прочими артефактами и говорить нечего – они происходят каждый концерт. У Жени Егорова есть даже собственный фан-клуб, состоящий, естественно, исключительно из девушек.
Те люди, которые приходят впервые на наш концерт, больше всего удивляются тому, что 80% наших слушателей, по крайней мере во внешнем виде, абсолютно далеки от тяжелой музыки. Несмотря на то что при всей фэнтезийной направленности мы играем довольно громкий и в некоторых местах даже тяжелый power metal, приверженцы метала нас не очень-то жалуют, считая несерьезными. Зато мы часто видим на концертах совсем юных поклонников и людей старшего поколения. Конечно, огромная заслуга в этом принадлежит Жене Егорову, который имеет множество личных поклонников, готовых идти за ним и слушать любую музыку в его исполнении. Но хочется верить, что классический метал потому и называется классическим, что уже давно вышел за рамки закрытой субкультуры и прекрасно воспринимается людьми, прочую тяжелую музыку не воспринимающими. На наших концертах часто можно встретить родителей с маленькими детьми и иногда даже людей пенсионного возраста, которые с радостью подпевают нам. Как однажды наш стиль охарактеризовал Кирилл Немоляев: “Эпидемия” – это такой рок-утренник. Это музыка, которую можно ставить детям лет с трех», – и вероятно, он прав. По крайней мере, моя дочь с радостью слушает «Эпидемию» с самого рождения, и ей очень нравится. А как-то раз в Сергиевом Посаде мы были крайне удивлены тем, что около трети зала большого ДК было заполнено пенсионерами. Может быть, у организаторов есть практика приглашать пенсионеров на все мероприятия в этом ДК, но явно эти люди изначально не очень понимали, на что они пришли, и ожидали концерта несколько в ином стиле. Но, вопреки нашим опасениям, никто из них с концерта не ушел, они радостно аплодировали после каждой песни и, судя по всему, были вполне довольны происходящим.
Я думаю, такое отношение связано с тем, что «Эпидемия» – одна из немногих металлических групп, которая, несмотря на тяжелый звук и металлические аранжировки, не несет абсолютно никакой агрессии в своем творчестве и сценической подаче. Почему-то принято считать, что тяжелая рок-музыка – это обязательно протест, обязательно обращение к социальным проблемам и выплеск накопившейся ярости. Рок-музыкант должен быть всегда недоволен и всегда против, а публика должна максимально рубиться. Мы же предлагаем совсем другое: на время концерта мы открываем для слушателей портал в совершенно другой мир, где существуют не только драконы и магия, но еще и справедливость. Где верный друг и верный меч оказываются сильнее полчищ завоевателей, где влюбленные умеют ждать и бороться за свою любовь и ради нее преодолевают все препятствия. В мир, где нет смерти, но зато есть надежда и уверенность, что добро всегда победит зло. Кто-то скажет: вы занимаетесь детскими сказками вместо серьезных вещей и реальной жизни – и будет неправ. Я действительно абсолютно уверен, что то, что мы делаем, крайне важно. Ведь если и есть путь к справедливому и гармоничному миру, то лежит он не через реки крови, войны и революции. В нашем мире сознательно посеяно слишком много ненависти. Кому-то обязательно нужно, чтобы люди по любому поводу были готовы вцепиться друг другу в глотку. Мы же стараемся дарить ощущение счастья и добра. Это не так мало, как может показаться. Когда я вижу, как светятся от радости и счастья глаза наших зрителей после концерта, я знаю, что нам удалось хоть немного добавить добра на чашу мировых весов, хоть немного сделать мир лучше. И если я к этому причастен – значит, я не зря живу. Это тот путь, который выбрал для себя Юра Мелисов, человек, создавший концепцию творчества группы «Эпидемия», и мы все выбираем для себя именно ее. Мы здесь, пока мы верим в то, что мы делаем. Пока у нас еще есть сила, энергия и способность через музыку сеять добро и делать мир лучше, мы будем с вами, будем раз за разом выходить на сцену и играть для вас нашу музыку. Двадцать пять лет жизни группы – это совсем не срок, мы еще молоды и абсолютно точно не собираемся останавливаться!
Приложение
Толковый словарь лингвистических терминов и речевых оборотов, используемых музыкантами группы «Эпидемия» в общении. Призван служить для облегчения межкультурной коммуникации между представителями Homo sapiens и Homo epidemicus
Как известно, больше всего над собственным творчеством любят издеваться сами музыканты. Несмотря на то, что, как и любой творец, Юра относится к своим стихам очень серьезно, авторство многих шуточных версий названий песен принадлежит именно ему. Остальные же – плод воображения музыкантов предыдущего состава группы и ее менеджмента. Я думаю, простого перечисления будет достаточно для улыбки, любой поклонник сможет сам расшифровать названия любимых композиций; иногда, когда музыкантам скучно, в сет-листе они выглядят так:
Час Выступания, Феликс, Жопороги Ада, Вечный Водитель, Е.Ф.Р.О.С.И.Н.Ь.Я., Лимфа Гномов, Восьмая, Побрей Свой Грудь, Черный Мага, Булочка и Печь, Всадник Изольда, Царство из Соплей, Шуршанье Купюр, Прощай, Мой Гном и так далее. Лично меня больше всего восхищали Жопороги Ада. Всегда в красках представлял себе этих существ, ожидающих главных героев, и внутренне содрогался. Ведь фантазия у меня богатая.
Как и в любом коллективе, почти у каждого члена нашей команды есть внутренняя «партийная кличка», которая часто становится вторым, а то и первым именем в общении внутри группы. По какой-то причине пока ни одна так и не прижилась к Егорову, так что он единственный так и продолжает оставаться просто Женей.
Августейший – так в нашем кругу мы называем Мелисова. Происхождение термина, думаю, объяснять не надо. Обычно используется не напрямую при обращении к Юре, а в конструкциях типа «Какого хрена вы тут стоите и курите до сих пор, Августейший уже злится, ехать пора, опоздаем в аэропорт!».
Дед – это наш барабанщик, Дима Кривенков. Тут тоже долго думать нечего. Дедом его называют потому, что у него есть внук. Так как в группе одно время было слишком много Дим, во избежание путаницы Димой не стали звать никого, дав каждому удобное и понятное прозвище.
Герр – это ваш покорный слуга. Прозвали меня так из-за моей первой профессии переводчика немецкого языка. Ларс утверждает, что когда-то по утрам, толком не проснувшись, я имел милую привычку посылать всех куда подальше именно на этом великом и могучем языке. Иногда по созвучию с фамилией меня называют Троцкий, но Герр мне нравится больше.
Ларс – прозвище Ильи Мамонтова родилось еще задолго до его прихода в группу «Эпидемия». Он получил его еще в школе за приверженность группе Metallica и вообще тяжелой музыке. С тех пор его чаще всего называют именно так.
Дир – с легкой руки Тумача так во внутреннем кругу стали называть Максимкина.
Широкая триоль – как говорят старожилы группы, истоки термина следует искать в долгих вагонных спорах между Самосватом, Изотовым, Ивановым, Кривенковым и Ларсом. Каждый из них имел свою точку зрения на правильное понимание этого музыкального термина и страстно доказывал истинность именно своей трактовки. В условиях отсутствия доступа в Интернет и возможности проконсультироваться с музыкальным справочником споры эти изначально не имели шанса быть законченными в чью-либо пользу, каждый остался при своем мнении, но несколько часов жизни было благополучно спущены в унитаз. Сегодня выражение используется часто не в прямом смысле, а в значении «вести долгие и бессмысленные разговоры».
– Что-то Дед с Герром пошли курить, и их нет уже полчаса.
– Да небось опять про свою широкую триоль перетирают, раньше чем через час не вернутся.
Вопиизм – есть такое красивое прилагательное «вопиющий». Используется обычно так: «Мафусаил Дободубченко играл сегодня вопиюще! Играл, но не смог угадать ни одной ноты». Но существительного, образованного от этого прилагательного, почему-то официально не существует. А ведь оно очень нужно, потому что есть ситуации, когда по-другому не скажешь! Например, если наши рыцари вынуждены сражаться в мыльном сугробе, о чем я вам рассказывал, как вы эту ситуацию охарактеризуете емко и одним словом, чтобы четко передать не только семантику, но и коннотацию, а если говорить понятным, а не лингвистическим языком, не только смысл, но и эмоциональную окраску? Нет, я догадываюсь, что каждый из вас легко такое слово найдет, но ведь только в нецензурной лексике, а если попробовать в цензурной? Непросто же? Вот то-то и оно. Поэтому слово «вопиизм» используется в качестве эвфемизма к тому, что вы только что подумали. В общении применяется в следующей форме:
– Давайте, что ли, сыграем «Черного Магу», давно не играли его, – предлагает Юра.
– Мы его сто лет не играли, уже не помним ни ноты, – заявляем мы с Дедом.
– Как можно забыть «Магу»? Он уже в крови должен быть. Это полный вопиизм – забывать «Магу»! – сокрушается Юра.
– Да-да, за такие вещи в приличном обществе морду бьют, – вставляет свой комментарий Ларс.
После чего мы начинаем играть и – о чудо! – руки сами действительно все вспоминают. Но так бывает, правда, не всегда… Иногда провал в памяти слишком глубок. Для эксперимента сами попробуйте ввести это слово в свой лексикон и через некоторое время будете удивляться, как же вы обходились без него раньше.
Окозебодолиться – история этого понятия уходит корнями в эпоху Вани Изотова, но иногда продолжает использоваться в группе и после его ухода. Строго говоря, окозебодолиться – значит превратиться в козебодола – веселую и бесшабашную личность, как правило в довольно серьезной стадии подпития. Отличительной особенностью козебодола является абсолютная безобидность для окружающих, отличное настроение, желание веселиться и совершать разные забавные глупости. При этом мозг козебодола находится уже далеко в космосе и приближается к Марсу, поэтому логичных поступков от козебодола ожидать не приходится. Время от времени в веселого козебодола превращается каждый из нас, кроме Ларса (потому что он никогда не пьет алкоголь) и очень редко – Егорова. Но классический козебодол – это, конечно, наш бывший звукарь Тумач, о чем вы уже могли читать на страницах этой книги.
Гузлить – неистово веселиться, как правило предварительно окозебодолившись. Гузлящий человек громко смеется, рассказывает много разных историй, легко сходится с людьми, любит женское или в случае женщин, наоборот, мужское общество и не считает потраченных денег. Людей, склонных гузлить часто, причисляют к классу гузелов или гузлих.
Опрофурсетиться – будучи в состоянии козебодола и взгузлив, достаточно легко упороть какой-нибудь знатный косяк, над которым потом долго будут смеяться окружающие. Классический пример опрофурсечивания явил окружающим Тумач на одном из концертов в Крыму. Толком не спав несколько дней и несколько не рассчитав с дозой бодрящих напитков, Женяй умудрился заснуть прямо во время концерта со звуковым планшетом в руке. Благо звук в тот момент уже был настроен, и концерт не пострадал, но сам факт – это, конечно, вопиизм полный. Некоторые из моих приключений в Японии, о которых я писал в соответствующей главе, тоже прекрасно иллюстрируют значение термина.
Телепорт – телепортироваться – означает закрыть глаза в туровом автобусе (поезде, самолете) в одном городе и открыть их уже в другом. Построить телепорт – сознательно не спать всю ночь, провести ее в веселом общении с друзьями ради того, чтобы не мучиться в долгой дневной дороге на следующий день, попросту проспав ее. Классическая ситуация построения телепорта развивается, как правило, в ночь после последнего концерта тура или завершения фестиваля, когда никаких концертов в ближайшие дни нет, в душе поет ощущение хорошо сделанного дела, можно расслабляться, но выезд из гостиницы назначен при этом на 6 утра. Очевидно, что раньше двух часов ночи заснуть нереально, а вставать после трех с небольшим часов сна – мучительно больно. Поэтому некоторые музыканты, и я в том числе, часто выбирают стратегию построения телепорта домой. При построении телепорта важно рассчитывать свои силы, ведь с утра до самолета еще нужно добраться и при этом быть в адекватном состоянии для прохождения всех предпосадочных мероприятий. Достигается это умение только тренировками. Неподготовленным людям не рекомендую, ибо чревато невылетом домой при неправильном распределении сил по дистанции.
Марширен Легионен, или просто «марширен» – употребляется обычно мной и Мелисовым во время автограф- и фотосессий после концертов. Термин родился из моего перевода припева нашего текста «Шагают легионы вперед, вперед, вперед…» на немецкий язык. Но к сфере употребления термина его происхождение не имеет отношения. Как правило, после турового концерта мы всегда выходим в зал и проводим автограф-сессию и фотосессию. Я понимаю, что публике это важно, но честно говоря, лично недолюбливаю эти мероприятия. По мне так интереснее провести какую-то пресс-конференцию, где можно что-то рассказать людям или просто пообщаться в баре после концерта за кружкой пива, обсудить какие-то интересные темы, послушать, чем живет зритель в каждом городе нашей большой страны. Но поклонникам в первую очередь почему-то нужна фотография с музыкантом, поэтому приходится терпеливо работать фоном для селфи, – но что поделаешь, если публике это нужно. При этом после драйвового концерта музыканты обычно выглядят взъерошенными, мокрыми от пота и несколько безумными. И чтобы как-то скрасить внутреннюю боль от того, чем приходится заниматься, мы с Мелисовым иногда берем на автограф-сессию пиво, периодически переглядываемся, спрашиваем друг друга: «Марширен легионен?» – «Конечно, марширен!», после чего объявляется техническая пауза в фотографировании, потому что нам необходим глоток освежающей и поддерживающей силы жидкости.
Фаст деливери – от англ.
Walking Dead – опасное состояние нашего бессменного Деда в те годы, когда он еще употреблял алкоголь. Мем родился из очевидной фонетической схожести английского слова «dead» и нашего «дед». В отличие от окозебодолившегося человека, требующего выплеска энергии, волкинг дед более спокоен, настроен на философские долгие разговоры и ищет себе достойного собеседника, в поисках которого может бродить по фойе и лобби-бару гостиницы. Состояние достигается употреблением энного количества горючей жидкости. Попасть в его сети в этом состоянии весьма опасно, ибо ночь может плавно перетечь в утро, что неоднократно у меня и случалось, потому что walking dead очень любит поговорить по душам. Классической может считаться ночь, когда мы с ним оба собирались уже спать, желая лишь выпить по последней в лобби-баре и покурить, но вот последовательность этих действий понималась нами по-разному. Мне всегда хочется покурить после выпитой рюмки, а Кривенкову – выпить рюмку после того, как он покурит, поэтому в наших действиях образовался замкнутый цикл. Так мы и составляли друг другу компанию в этих вопросах, а также в поисках смысла жизни, пока не начало светать. При употреблении же чая с шоколадками состояния walking dead достичь не удается. Так как сам Дед, да и все мы? все больше с возрастом начинаем склоняться к такому досугу, есть шанс, что подобные истории постепенно остаются в прошлом. Хотя…
Иллюстрации
Поделиться книгой: