Мифы и легенды Китая

Китайский народ почитал Янь-ди и Хуан-ди как своих первопредков, и место их зачатия недаром совпадает с ареалом зарождения китайской цивилизации в бассейне реки Хуанхэ. Так история накладывает свой отпечаток на мифологию.

Сказание о Шао-хао и Чжуань-сюе

Есть на небесах прекрасный нефритовый дворец, откуда постоянно доносятся звуки ткацкого станка. Боги, проходящие мимо, останавливаются и устремляют на него жадные взгляды, пытаясь отыскать глазами богиню, которая ткет во дворце.

Голова богини (неолит)

Несомненно, эта богиня прекрасна – а кто не любит красоту? Боги не исключение. Они стреляли глазами в ее сторону, восхищались ее прелестью и, поскольку она еще не вышла замуж, лелеяли честолюбивые помыслы. Возможно, если бы она происходила из прославленного семейства, они не осмелились бы так разглядывать ее, но судьба дала ей только красоту.

Керамический барабан (неолит)

Ее звали Хуанфу, и она была неразлучна с ткацким челноком. Богиня вышивала изумительную парчу, и розовые рассветные облака также были ее творением. Она подолгу корпела над полотном и, сколько бы времени ни прошло, никогда не охладевала к этому занятию и не чувствовала одиночества. Но иногда и Хуанфу уставала – и тогда становилась настоящей богиней. Она летела на землю, легко и весело запрыгивала на плот и от души наслаждалась плаванием по рекам, озерам и морям. Хотя в обители бессмертных всегда стоит погожий день, Хуанфу умела чувствовать приближение рассвета и заката, она знала, когда на земле светло, а когда темно, и всегда предпочитала отправляться в путешествие днем. Поговаривали, будто она плавает на плоту днем из-за того, что по ночам занята своими тканями, но на самом деле она просто любила красоту земли и хотела любоваться ею при свете солнца.

В тот день она снова явилась на землю и поплыла вниз по реке, и попутный ветер домчал ее до огромного Западного моря. На берегу моря росло шелковичное дерево высотой в тысячу цуней[6]. Темно-красные листья делали шелковицу похожей на громадный факел, пламя которого было видно за тысячи ли. На дереве росли блестящие пурпурные ягоды, созревавшие в течение десяти тысяч лет, и человек, съев одну такую ягоду, мог продлить свою жизнь на один день. То было любимое место Хуанфу. Крона шелковицы заслоняла солнце и давала прохладную тень, ветерок доносил аромат плодов, и можно было бесконечно предаваться мечтам, лежа в траве под деревом.

Хуанфу направила плот к суше и уже собиралась соскочить на берег, как вдруг из тени дерева брызнул яркий свет, и какая-то фигура спустилась с небес к морю. Хуанфу изумленно уставилась на нее: оказалось, что силуэт принадлежал красивому статному мужчине. Мужчина с улыбкой подошел к плоту, и сердце девушки забилось чаще. Так они стояли на расстоянии вытянутой руки, и каждый ждал, пока другой начнет разговор первым.

– Хуанфу, – воскликнул вдруг мужчина.

Хуанфу была поражена:

– Кто ты? Откуда ты знаешь мое имя?

– Каждый из небесных богов знает твое имя.

– Значит, ты тоже бог?

– Я – Тайбай, сын Бай-ди.

Ах, так это и есть звездный бог Тайбай, который ежедневно предвещает приход зари![7] На лице Хуанфу появился румянец. Ей уже доводилось слышать это имя, но она никогда не думала, что его обладатель так красив. В один миг в сердце Хуанфу, никогда прежде не ощущавшем одиночества, проснулось страстное желание познакомиться с Тайбаем.

Тайбай, казалось, понял чувства Хуанфу и протянул ей руку. Хуан-фу невольно ответила ему тем же и спрыгнула с плота. В этот момент их сердца словно слились воедино, и они, взявшись за руки, побежали к шелковице, весело смеясь и гоняясь друг за другом. Когда они притомились, из тени вновь сверкнула вспышка света, и в руках Тайбая очутились изящные гусли. Усевшись на землю, Тайбай заиграл прекрасную мелодию, и в такт ей Хуанфу радостно задвигалась в грациозном танце.

Портрет Шао-хао

Закатное солнце уже опустилось в Западное море, но молодые люди, увлеченные друг другом, никак не могли расстаться: они совсем забыли и о времени, и о возвращении на небеса.

Наступила ночь, и лунный свет разлился по земле. Юноша и девушка взошли на плот и, правя им, закачались на морских волнах. Тайбай, отломив ветку от коричного дерева, установил на плоту мачту и водрузил сверху флаг из переплетенных стеблей ароматного донника. Он также вырезал из яшмы фигурку голубя и прикрепил ее на верхушке мачты, чтобы определять направление ветра, – голубя потому, что эта птица способна различать дуновения ветров всех четырех сезонов. Когда люди овладели искусством кораблестроения, то стали также помещать на мачтах флюгеры в виде птиц, научившись этому у Тайбая.

Молодые люди сидели рядом на плоту. Тайбай перебирал струны, а Хуанфу, вторя ему, мелодично запела. Когда она остановилась, Тайбай подхватил песню, отвечая девушке. Неспешно плыл звук гуслей, протяжно струились голоса, все вокруг было окутано серебристым лунным сиянием, и притихшее Западное море захлестнула волна любви юной пары.

Родина Лэй-цзу

Хуанфу забеременела. Она не вернулась в небесные чертоги и родила их с Тайбаем ребенка под сенью шелковицы близ Западного моря. Этому ребенку было суждено стать правителем Запада, Шао-хао. Из-за того, что его родители встретились у шелковичного дерева, его также прозвали Цюнсанши («Из рода шелковицы»). А после того как он стал одним из небесных владык, ему дали еще и имя Бай-ди («Белый император»).

Эта душещипательная история не получила должного завершения, что окружило жизнь Шао-хао еще большей таинственностью. Тайбай, представившийся сыном Бай-ди, отнюдь не утруждал себя отцовским долгом по отношению к Шао-хао, и след его в мифах и древних книгах вскоре оборвался. В конце концов великий Хуан-ди назвался дедом мальчика, и таким образом описание Шао-хао как внука Сюаньюаня дошло до наших дней. Но кто же из сыновей Хуан-ди, утаив свое высокое происхождение под личиной сына Бай-ди, встретился с Хуанфу? Много захватывающих легенд можно было бы сложить, пытаясь раскрыть эту тайну! Но поскольку ни в древних письменах, ни в устных сказаниях не сохранилось никакого ключа к ответу, то грядущим поколениям остается лишь гадать самим.

Когда Шао-хао вырос, он основал за далекими восточными морями собственную страну. То было птичье царство, и все должности в нем занимали птицы. Шао-хао более всего беспокоился о смене сезонов в стране птиц, потому что само выживание птичьего народа зависит от окружающей температуры. Поэтому он избрал себе в помощники феникса, царя пернатых, и поставил его начальником над ласточками, сорокопутами, воробьями и фазанами – чувствительными к погоде птицами, – чтобы контролировать смену времен года. В делах государственных Шао-хао также проявил талант, достойный Небесного владыки. Он отобрал пять выдающихся птиц: поручил голубю заведовать просвещением, орлу – командовать войсками, кукушке – руководить строительными работами, соколу – ведать наказаниями и темницами, воробью – отвечать за ремонтные работы и разные хозяйственные дела. Он также избрал пять фазанов руководить всеми ремесленниками и мастерами и назначил девять куропаток управлять сельским хозяйством. Несмотря на маленькие размеры и удаленность от большой земли, птичья страна была более цивилизованной и упорядоченной, чем человеческое царство, где после правления двух небесных императоров, Янь-ди и Хуан-ди, среди диких по натуре людей только-только сформировалась идея государственности.

В этой мирной и богатой стране Шао-хао совершил важное для будущего всего мира божеств дело: он дал воспитание своему племяннику Чжуань-сюю, правнуку Хуан-ди.

Лэй-цзу занимается шелководством

К тому времени Хуан-ди (Сюаньюань) и Янь-ди (Шэньнун) стали двумя самыми могущественными богами в небесных просторах и сравнялись по своей мощи с владыкой Востока, Небесным императором Фуси. Сюаньюань взял в жены богиню Лэй-цзу. Преисполненная человеколюбием, она стала помогать Сюаньюаню и научила людей шелководству и ткачеству, чтобы те могли носить красивые парчовые одежды, как у богов.

Однако даже в жизни этой божественной четы присутствовало большое огорчение.

Их старший сын Чанъи не был умным ребенком. Когда он подрос, то не заботился о саморазвитии, жил жизнью императорского сынка и всюду кичился своим происхождением. Он и думать не хотел о том, чтобы помогать другим божествам и людям в их делах. Раздосадованный Сюаньюань впервые за все время существования мира поступился родственными связями ради общего блага: он вышвырнул Чанъи за Небесные врата и изгнал его в мир смертных, в местечко Жошуй, чтобы тот сам добывал себе пропитание. Жошуй, что в Сычуани, – местность мрачная, болотистая и безлюдная, и жизнь здесь чрезвычайно трудна. Здесь Чанъи взял в жены Нюйшу, и она родила ему сына Ханьлю. Ханьлю же женился на А-нюй, девушке из рода Наоцзы, и от их брака появился на свет Чжуань-сюй.

Стая птиц, возвращавшаяся с юга, поведала Шао-хао о разросшемся семействе Чанъи. Шао-хао растрогался и от прилива чувств всю ночь не сомкнул глаз, а наутро полетел в Жошуй и забрал малолетнего племянника в птичью страну на воспитание.

Портрет Чжуань-сюя

Оказавшись в стране птиц, Чжуань-сюй, будучи кровным родственником Сюаньюаня, был окружен исключительной заботой. Чтобы выпестовать племянника, Шао-хао приказал всем птицам в государстве при виде Чжуань-сюя издавать восхищенные и завистливые восклицания. Благодаря этому Чжуань-сюй быстро избавился от неловкости и смущения, присущих бедняку из Жошуя, и стал проявлять мальчишеское озорство и сообразительность. Больше всего Чжуань-сюя радовало то, что в птичьем царстве постоянно звучала музыка, и благодаря птичьему пению он рос еще более сметливым и воспитанным. Однако Шао-хао прекрасно понимал: для того чтобы племянник обрел дух великого божества, этого недостаточно.

Шао-хао унаследовал от своей матери музыкальный талант, а в песенной круговерти птичьего края его умение играть на цитре (цинь) и гуслях (сэ) расцвело в полной мере. Стоило ему тронуть струны, как вся страна превращалась в один сплошной океан пения. Он хотел, чтобы Чжуань-сюй вырос принцем музыки, поэтому выбрал лучшую во всем царстве древесину и собственноручно изготовил для него пару изящных мелодичных инструментов – гусли и цитру. Струны зазвенели, птицы запели в такт, мелодия волнами разлилась вокруг – и Чжуань-сюй, от души смеясь, весело пустился в пляс.

Когда Чжуань-сюю исполнилось десять лет, он действительно стал принцем музыки. Шао-хао назначил племянника вторым божеством птичьей страны и поручил ему править государством от своего имени.

Почему Шао-хао испытывал такую любовь к Чжуань-сюю? Из благодарности ли к деду, который его воспитал? Или ради славы всей расы небожителей? Или, быть может, он предвидел, что Чжуань-сюя ждет великое будущее? Как бы то ни было, к двадцати годам Чжуань-сюй под руководством Шао-хао отлично усвоил науку царствования. Все божества восхваляли добродетель Шао-хао, а далекая птичья страна стала знаменита во всем мире.

Хуан-ди наконец-то смог вздохнуть с облегчением. Он был горд тем, что его потомки сумели добиться таких результатов. Хуан-ди повелел, чтобы юный Чжуань-сюй явился на небеса и стал небесным императором Севера, а Шао-хао вернулся на Запад и воцарился там.

Великое событие для Вселенной! Однако Шао-хао был расстроен. Одно дело Чжуань-сюй: он был волен в своих перемещениях и, кроме того, мог часто видеться с дядей и на небесах, поэтому прощание далось ему легко. Но у Шао-хао оставалась еще его страна. Как же он мог уйти?

С уходом Чжуань-сюя шумная птичья страна враз притихла. Умолкли гусли и цитра, которые Шао-хао смастерил для племянника. Скорбя и будучи не в силах вынести пустоту, воцарившуюся после отбытия Чжуань-сюя, Шао-хао выбросил музыкальные инструменты в море. С тех пор в спокойную погоду можно было, прислушавшись, уловить отдаленную мелодию, доносящуюся из морских глубин: то звенели струны цитры и гуслей Чжуань-сюя.

У Шао-хао было два сына: один по имени Чжун, другой по имени Гай. Чжуна он оставил на Востоке. Повелитель Востока Фуси, проникнувшись симпатией к Чжуну, позвал его себе в помощники, и тот стал древесным божеством Гоуманом. Гая Шао-хао взял с собой на Запад, где он стал духом стихии металла под именем Жушоу.

Усыпальница Шао-хао

У вас, должно быть, возникло подозрение: как эти два императора могли появиться на свет без «предчувствия беременности»? На самом деле в легендах о них предчувствие беременности тоже упоминается: мать Шао-хао увидела во сне, будто ей в объятия упал метеор, а матушка Чжуань-сюя ощутила себя беременной, глядя на звезду Яогуан (Алькаид, или Эта, в созвездии Большой Медведицы. – Примеч. авт.).

Почти каждый сюжет в китайской мифологии имеет множество вариаций, поскольку Китай слишком обширен, история его очень продолжительна, а население разнородно. А раз так, то почему бы не выбрать среди всех этих историй самую красивую и трогательную? Лучше знать несколько вариантов одной и той же истории, чтобы оживлять ее при каждом новом пересказе, иначе после трех раз даже самые преданные читатели уснут.

Хотя великие поэмы Гомера, в которых раскрывается греческая мифология, были записаны современниками в первозданном стиле, на протяжении еще нескольких тысяч лет они передавались из уст в уста. И лишь полтора века назад, после того как немецкий поэт Густав Шваб обнаружил и восстановил их тексты, они явились миру в письменной форме.

Разве не такой же путь проделала китайская мифология?

Сражение при Баньцюане

Это была первая война в истории человечества.

Мир подобен плоту на реке: когда на носу и на корме сохраняется баланс, он может плыть по течению сколько угодно, но стоит случиться крену на одну сторону, как плот опрокинется в мгновение ока. Чтобы поддерживать постоянный баланс, требуется умелый рулевой, а для поддержания постоянного мира необходим выдающийся лидер.

Шэньнун и Сюаньюань возвысились до императорского сана благодаря своей мудрости и добродетели и разделили меж собой небо и землю, и даже свободолюбивые божества, прежде не знавшие хозяина, покорились им. Но теперь, когда владыками Севера и Запада стали потомки Сюаньюаня, баланс был нарушен, и Вселенная потеряла равновесие. Кто рулевой, кто вождь? Война стала единственным способом разрешить этот вопрос.

Шэньнун не мог смириться с тем, что сделал Сюаньюань: он не просто вторгся в сферу влияния Шэньнуна, но и вынудил его отправиться на Юг, уготовив ему лишь вспомогательную роль в мире. Сюаньюань был могуч, но ведь и у Шэньнуна имелись потомки, ставшие великими божествами. Его праправнук и помощник Чжужун был всесокрушающим богом огня, сын Чжужуна Гунгун повелевал водой и всеми морями и реками в мире, а сын Гунгуна Хоу-ту был не только богом земли, но и правителем подземного царства. Сплотив вокруг себя таких родичей, разве мог он удержаться от войны с Сюаньюанем?

Местом противостояния Шэньнуна и Сюаньюаня стала земля, и это было ужасно: ее, полную жизненной силы, густо заселили боги и духи. Демон войны опутал землю, растерзал мир, и эпоха безмятежного существования человечества осталась лишь в воспоминаниях.

Янь-ди избрал полем боя богатейшую местность Баньцюань к северу от Хуанхэ, где проходила граница между его владениями и царством Сюаньюаня. Хуан-ди поставил во фронт духов и призраков, боевые порядки его войска составили хищные птицы, а тигры, львы, леопарды и медведи встали в авангарде. В один миг все окрестности Баньцюаня заполонили демоны и духи, лес знамен затмил солнце. Первая за всю историю Вселенной война начиналась в атмосфере такого страха, которого ни люди, ни боги никогда доселе не испытывали.

Реконструкция славной военной истории

Хуан-ди не позвал Шао-хао и Чжуань-сюя на битву с братом Шэньнуном. У них как у небесных императоров было слишком много дел, кроме того, Хуан-ди был уверен, что сможет выиграть эту войну в одиночку. К тому же, после победы в войне им предстоит управлять Вселенной совместно с Шэньнуном – зачем же заставлять их вредить друг другу?

Янь-ди был божеством солнца. Он обитал на Юге – стороне огненной стихии, и его главная божественная сила, естественно, заключалась в огне. Да и помощником его был бог огня Чжужун. Едва сражение началось, Чжужун, правя упряжкой из двух драконов, повел огненных воинов в атаку на позиции Хуан-ди. Драконы изрыгали яростный огонь, а огненные солдаты, словно вулкан, выстреливали пламенем в сторону вражеской армии. От нестерпимого жара небо стало кроваво-красным, а земля почернела. Под напором огня духи Хуан-ди начали пятиться.

Желтый дракон, на котором восседал Хуан-ди, был раздражен подступающим огнем. Он поднял голову, распрямился и, паря высоко в толще облаков, злобно шипел на пламя, словно желая прорваться сквозь него и врубиться во вражеские ряды. Хуан-ди обуздал желтого дракона и навел порядок в стане своей армии.

Каменное копье и наконечник стрелы (неолит)

– Юй, ты тоже боишься огня Чжужуна? – громко упрекнул Хуан-ди своего сына, бога Восточного моря.

– Нет, отец, – Юй подлетел к Хуан-ди и преградил путь волне жара. – Я давно ждал случая помериться силами с Чжужуном.

Сын Юя Сюаньмин, божество Северного моря, также подлетел к ним:

– Дедушка, мы от твоей крови и не боимся никаких духов. Мы с отцом упокоим огненных драконов Чжужуна в море!

На губах Хуан-ди появилась улыбка.

– Бейтесь же за честь нашего рода! – громогласно приказал он.

Юй ступил на двух желтых драконов, Сюаньмин ступил на двух красных драконов, и оба бога взмыли в воздух, обратив протяжные кличи к Востоку и Северу. Отозвавшись на призыв своих владык, волны Восточного и Северного морей превратились в двух гигантских водяных драконов, которые взметнулись ввысь и, мгновенно перемахнув огромное расстояние, появились в небе над Баньцюанем. Юй и Сюаньмин полетели им навстречу – и оба дракона вновь распались на водяные массы. Капли разом заполнили весь воздух и серебристым ливнем обрушились на огненную рать Чжужуна. Сюаньмин, будучи к тому же божеством ветра, вызвал свирепый ураган, который с еще большей жестокостью гнал водный поток в сторону врага.

Каменный топор (неолит)

Кроваво-алое небо враз потемнело, а раскаленная земля остыла. Захваченный врасплох Чжужун утратил способность к сопротивлению: его драконы были опрокинуты божественным ливнем, а огненный фронт рассыпался на отдельные части. Пламя погасло, по земле разлилась небесная вода. Чжужун, едва успев спасти своих упавших в воду драконов, покинул боевые порядки, оставив бесчисленных огненных солдат барахтаться в волнах.

Тень поражения, словно мрачная туча, нависла над армией Янь-ди.

Скорбь и печаль стиснули сердце Шэньнуна. Он не ожидал, что два морских бога, сын и внук Сюаньюаня, смогут победить Чжужуна. Сам он был богом солнца, но Сюаньюань, зачатый от молнии, был божеством грозы и дождя. Огню не одолеть водную стихию. Неужто род его, Янь-ди, уступит роду Сюаньюаня?

Внезапно налетел ветер, и перед Янь-ди предстал сын Чжужуна, бог воды Гунгун.

– Дед, позволь мне сразиться с Юем и Сюаньмином! – голос Гунгуна был подобен раскату грома.