Помоги проекту - поделись книгой:
Шон Байтелл
Семь типов людей, которых можно встретить в книжном магазине
Shaun Bythell
Seven Kinds of People You Find in Bookshops
© Shaun Bythell, 2020
© Никитина И.В., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021
КоЛибри®
Предисловие
В предисловии к своей книге «Букинистика: взгляд изнутри» (Antiquarian Books: An Insider’s Account. David & Charles, 1978) Рой Харли Льюис пишет, что «с финансовой точки зрения букинистические издания играют в мировой торговле весьма незначительную роль». И это еще мягко сказано. Стоит лишь заменить слово «букинистические» на «подержанные», как их финансовое значение в масштабах мировой экономики из «весьма незначительного» превратится в «смехотворно пустяковое». Именно в этот мир я и шагнул в 2001 году, став владельцем букинистического магазина – всего через четыре года после того, как Amazon начал продавать уцененные книги через интернет. Сейчас я могу лишь мечтать о том, чтобы мой бизнес оставил хотя бы смехотворно пустяковый след в мировой экономике. В это непростое время, лишний раз демонстрируя полное отсутствие предпринимательской жилки, я взялся писать эту книгу, предприняв дерзкую попытку разделить моих посетителей на несколько категорий, что, несомненно, оскорбит людей, от которых напрямую зависит мой доход, и уж точно поставит крест на моем финансовом благополучии.
Там же в предисловии Рой Харли Льюис отмечает:
…можно задаться вопросом о том, чем книготорговец интереснее, скажем, продавца из обувного магазина. Но стоит учесть, что немного найдется профессий, которые приносили бы такое удовлетворение и притом требовали бы стольких усилий, как труд торговца букинистическими изданиями, которому приходится брать на себя роль то детектива, то академика, то агента, то психолога, то экстрасенса, что сильно отличает его от обыкновенного барахольщика.
Может, он и прав. А может, те из нас, кто на редкость неумело справляется со стрессовыми ситуациями в повседневной жизни, тяготеют к этой профессии, стремясь таким образом избежать роли «обыкновенного барахольщика». Речь, однако, пойдет не о нас – горстке обделенных судьбой несчастных, что взялись продавать книги с целью заработать жалкие гроши на пропитание. Речь пойдет о наших покупателях – тех гнусных созданиях, с которыми мы вынуждены общаться изо дня в день и кого сейчас, когда я пишу этот текст, запершись на карантин в связи с эпидемией коронавируса, мне не хватает, словно добрых друзей, с которыми мы очень давно не виделись. Я скучаю по каждому из них – от самых обаятельных и неординарных до поистине грубых и неотесанных. Помимо того, что в их отсутствие я в буквальном смысле слова не зарабатываю ни гроша, к своему огромному удивлению, я обнаружил, что мне не хватает человеческого общения.
Вчера в магазин позвонил какой-то мужчина и спросил, можно ли приобрести у нас экземпляр моей второй книги, «Записки книготорговца»[1]. Общая стоимость покупки, включая почтовую доставку, составила 18 фунтов. Пока я записывал данные его кредитной карты, он сказал: «Накиньте, пожалуйста, еще 10 фунтов». Когда я поинтересовался зачем, он ответил: «Я знаю, как трудно сейчас приходится предпринимателям вроде вас, и мне бы хотелось, чтобы, когда все это закончится, вы продолжили работать, как и прежде, и я снова смог бы наведаться к вам в магазин».
Не он один проявил такую доброту. Недавно я получил банковский чек от совершенно незнакомой женщины, которая рассказала, что прочитала статью Маргарет Этвуд в журнале Time, в которой писательница призывает поддерживать владельцев мелкого бизнеса в это непростое время. Единственное, о чем та женщина меня попросила, так это обналичить чек. Доброта незнакомцев пуще меткого удара в солнечное сплетение способна заставить человека упасть на колени и разрыдаться. Вот почему я скучаю по своим покупателям. Несмотря на мою неприязнь ко многим из них, должен признать, что за их неприглядной внешностью скрывается доброе и отзывчивое сердце.
Под словами «книжный магазин», которые присутствуют в названии этой книги, на самом деле подразумевается лишь мой собственный магазин. Я не желаю бросать тень на чужую репутацию, претендуя на право говорить за других, ведь я всего-навсего изливаю собственную тоску. Без сомнения, найдутся книготорговцы более широкой души, которые могли бы нарисовать куда более располагающие портреты своих покупателей, чем те, что последуют за этим введением, но описания эти родились на основе моего собственного опыта, накопленного за двадцать лет страдальческого труда на этом поприще, и у меня нет ни одного знакомого книготорговца, отличающегося широтой души – по крайней мере, в отношении покупателей.
Я должен извиниться за то, что потворствую укоренению стереотипов, ведь в действительности люди устроены гораздо сложнее и их характеры отличаются бесконечным множеством едва уловимых свойств и качеств. Обобщать – несправедливо, но такова и сама жизнь. Смиритесь.
Чтобы облегчить себе задачу, ну и, разумеется, сделать мой опус еще более оскорбительным, я попытался выстроить систему подобно классификации живых организмов Карла Линнея, хотя теперь, поставив точку, я понял, что из этой затеи ничего не вышло.
1. Peritus. Эксперт
Если ваши познания в латыни столь же скудны, как и мои, тогда вам простительно предположить (как это сделал я), что словом
Этот тип покупателя в общем и целом представляет собой самопровозглашенного эксперта, лишенного возможности регулярно изливать свою мудрость на публику. В отличие от большинства ученых мужей и признанных специалистов в той или иной области, которые, как правило, высказывают обоснованные и подкрепленные фактами мнения и имеют в своем распоряжении целые группы студентов или читателей, готовых их выслушать, большинство самоучек, которым посвящена эта глава, лишены благодарных слушателей. Из любого правила есть исключения, а значит, и среди этих людей найдутся добрейшие покупатели, которых я имел счастье встретить. Остальные же утомляют до безобразия.
Больше всего на свете эксперт любит использовать длинные слова там, где коротких и простых было бы вполне достаточно. Коллекционирование марок становится филателией, наблюдение за птицами – орнитологией, а нездоровая одержимость насекомыми – энтомологией. Может показаться, что он пообедал в ресторане и на первое заказал Уилла Селфа[2], после, в качестве основного блюда, отведал Джонатана Мидса[3], а на десерт полакомился Стивеном Фраем[4]. Разница лишь в том, что и Селф, и Мидс, и Фрай проглотили, переварили и впитали содержимое Оксфордского толкового словаря и точно знают, какое именно слово и в какой ситуации следует использовать, чтобы наделить свою прозу ясностью изложения, в то время как эксперт из кожи вон лезет, лишь бы запутать своего невольного слушателя и добиться одного – его полного умоисступления. Длинные слова, известные представителям этого типа, можно пересчитать по пальцам одной руки, но они самозабвенно бросаются этими словами с одной-единственной целью – создать не слишком убедительную видимость интеллектуального превосходства. Но, как сказала бы моя подруга Клода, которая работает фармацевтом, гиппопотомонстросескиппедалианизм – то есть одержимость длинными словами – не оправдание, чтобы выставлять собеседника дураком, если он не знает, что химическое соединение под названием поливинилпирролидон используется в качестве связующего вещества в большинстве продаваемых по рецепту таблеток.
Широко известен спор Уильяма Фолкнера и Эрнеста Хемингуэя о сложных словах в языке. Однажды Фолкнер язвительно заметил, что «Хемингуэй не написал ни слова, за которым читатель полез бы в словарь». На что Хемингуэй ответил: «Бедняга Фолкнер. Неужели он и впрямь считает, что большие чувства требуют больших слов? Я знаю все заумные словечки не хуже его, но их одних недостаточно, и вообще я предпочитаю те слова, что постарше и попроще». Мой школьный учитель английского языка гораздо с большей охотой встал бы на сторону Фолкнера и не согласился бы с Хемингуэем в том, что любое существительное во множественном числе можно заменить на
Вид: Doctus. Специалист
Этот человек заходит в магазин с одной-единственной целью: прочитать вам лекцию из сферы своих профессиональных интересов (что бы в нее ни входило), при этом он испытывает ни с чем не сравнимое удовольствие, видя, что вы ровным счетом ничего не смыслите в этом вопросе – а так оно, вероятнее всего, и есть. Большинство книготорговцев, специализирующихся на конкретной области, с годами накапливают немалые знания о содержании имеющихся у них в продаже изданий, однако, если вы держите книжный магазин общего профиля вроде моего, знать все попросту невозможно. Но попробуйте объяснить это человеку, который всю свою сознательную жизнь провел за изучением особенностей размножения какой-нибудь сибирской древесной улитки! Он усмехнется и смерит вас презрительным взглядом, в котором будут сквозить нескрываемое удовольствие и пренебрежение, когда он услышит ваше признание в том, что вы никогда не слышали о фундаментальном труде Михала Хорсака под названием «Скопления моллюсков в палеоэкологических реконструкциях: исследование их прогностического потенциала методом использования моделей передаточных функций»[5]. Такие покупатели упиваются вашим неведением и при этом совершенно не способны понять, почему вы, да и вообще кто-либо, раз уж на то пошло, не испытываете ни малейшего желания двадцать лет провести в палатке в лесу в пятидесяти километрах от Омска, разглядывая под микроскопом экскременты улиток и записывая свои наблюдения в тетрадь и не имея иного чтива, кроме заумных научных трудов по этой теме.
Некоторые представители этого вида, отличающиеся несколько большей приспособленностью к жизни в обществе, осознаю́т вероятность того, что не каждый может разделить их узкоспециализированные интересы. Для них альтернативным источником удовольствия служит уверенность в том, что одержимость столь узкоспециализированной темой выделяет их среди других людей, а также ошибочное предположение, что благодаря ей они становятся более интересными. Как-то к нам зачастил покупатель, который неизменно ошарашивал всех своим внезапным появлением у прилавка (никто даже не успевал заметить, как он заходил в магазин) и радостно возвещал о своем присутствии коронным приветствием: «Здравствуйте! Вот такой я странноватый. Люблю читать книги о дифференциальном исчислении». Мучительно очевидная истина заключалась в том, что в этом человеке не было ничего странноватого и дифференциальное исчисление его ни капли не интересовало, однако он притворялся, чтобы казаться личностью более многогранной. Не-а. Можно не сомневаться: если человек представляется «странноватым», он абсолютно нормален.
Вид: Homo odiosus. Зануда
Представители этого вида зачастую считают себя крайне эрудированными, и ничто не помешает им поделиться с вами своими мыслями по любой теме, возникшей в разговоре или упомянутой ненароком, коль скоро вам уже известны их намерения. Лучшая стратегия – молчать в их присутствии, поскольку даже малейший пустяк может повлечь за собой многословную тираду на самые неожиданные предметы, хотя нередко случается так, что покупатель выдает свою принадлежность к данной таксономической категории лишь тогда, когда уже слишком поздно. Представители этой породы людей не прочь подслушать разговор других посетителей и вставить свое, порой донельзя оскорбительное слово: мне не раз приходилось извиняться перед ни в чем не повинными покупателями, которые мирно обсуждали между собой тот или иной вопрос, как вдруг какой-то незнакомец, оказавшийся в пределах слышимости, обрушивал на них непрошеную – а то и вовсе расистскую – тираду.
Нам как-то пришлось иметь дело с выдающимся представителем этого вида, и приведенный ниже рассказ великолепно демонстрирует опасности, которые можно на себя навлечь, не зная, как вести себя в присутствии подобных.
Как-то раз, теплым летним субботним утром, в 11 часов мой друг Робин пришел в магазин, чтобы помочь мне, и занял место за прилавком напротив входа. Я тем временем слонялся туда-сюда, притворяясь, что занят делом. Спустя пару часов этой суровой ежедневной борьбы за выживание в мире букинистической торговли к прилавку с тремя томами в руках подошел легендарный местный зануда по имени Альфред[6]. С видом безмятежного самодовольства водрузив книги на деревянный прилавок и остановив взгляд на Робине, он зловещим тоном возвестил, что это «важные издания, ведь они определили существующий порядок вещей».
Познав на своем горьком опыте двух последних десятков лет все прелести общения с Альфредом, я знал, что единственной безопасной реакцией на любую поданную им реплику будет молчание. К сожалению, я не успел заранее проинструктировать Робина на этот случай, а значит, единственное, что мне оставалось, – это неистово жестикулировать за спиной у Альфреда, всем своим видом показывая, что затевать разговор с ним не следует. По счастливой случайности наш покупатель спросил, нельзя ли ему оставить книги на прилавке, пока он ходит в банкомат за наличными.
Едва Альфред отошел подальше, я сразу же предупредил Робина, чтобы он не задавал никаких вопросов, которых наш беспокойный посетитель явно от нас ожидает, дабы не стать жертвой одной из его нескончаемых лекций по теме, в которой он считает себя авторитетом. То есть по любой теме.
– Когда он вернется, чтобы расплатиться, не говори ничего, что может быть истолковано как проявление интереса к тому, что он хочет сказать, – напутствовал я друга, прежде чем удалиться наверх, чтобы заварить себе чашку чаю и наконец-то прекратить свои не слишком убедительные попытки симулировать полезную деятельность.
Двадцать минут спустя потрепанный Робин появился на кухне. Он поведал, что Альфред вернулся вскоре после того, как я ушел, но наличные ему снять так и не удалось. Избегая каких-либо реплик, которые могли быть приняты Альфредом за интерес к нему или к выбранным им книгам, Робин предложил покупателю расплатиться кредитной картой.
– И тут началось! На протяжении следующих пятнадцати минут мне пришлось выслушивать параноидальный монолог об информационной безопасности. Честное слово, я думал, это вообще никогда не кончится.
До сих пор мне так и не удалось найти темы, о которой Альфред не имел бы собственного неприятного мнения, или иностранца, к которому он не питал бы иррационального страха. Альфреду с его махровой ксенофобией единственно верным решением видится вмешательство грубой силы – органов власти, которым надлежит карать депортацией или тюремным заключением любого, кто повинен в одном-единственном преступлении: несогласии с его взглядами.
Вид: Homo utilis. Человек полезный
Не все эксперты так уж надоедливы – ну разве что в глазах Майкла Гоува[7]. Иногда они могут быть чрезвычайно полезны. В январе мне позвонила женщина из Дамфриса: она наводила порядок в домашней библиотеке и решила продать часть книг. В тот холодный, пасмурный день, приехав в ее небольшой дом неподалеку от футбольного поля, я увидел повсюду набитые книгами коробки. Коллекция оказалась весьма интересной и разнообразной: муж клиентки собирал книги о крикете, и их накопилась не одна сотня, а сама она коллекционировала сочинения Беатрис Поттер, книги из литературной серии Observer’s Books и те, что выпускает издательский дом Ladybird, – все это было отличным пополнением моего ассортимента.
Просматривая товар, я взял в руки неказистую книжонку в мягкой обложке – экземпляр «Опасной тропы» Патриции Вентворт, и тут хозяйка заметила:
– О, это интересная книга – чрезвычайно редкая и довольно ценная.
Судя по обложке, где была изображена коробка шоколадных конфет с лежащим поверх нее шприцем, я бы никак не подумал, что это редкое или ценное издание, но хозяйка пояснила:
– Владельцы компании Thorntons, той, что производит шоколад, стали возражать против такой обложки, опасаясь, что ассоциации между их конфетами и шприцем с ядом навредят репутации бренда, поэтому первый тираж книг был изъят из продажи и отправлен в макулатуру, а дизайн обложки изменили.
Подобная информация бесценна для книготорговца, которому время от времени бывает необходимо убедить покупателя, что он знает, о чем говорит.
У меня был до недавнего времени один постоянный клиент по имени Хэмиш. Он ушел в мир иной за пару месяцев до того, как я закончил писать эту книгу. В прошлом актер, а потом пенсионер, Хэмиш питал чрезвычайный интерес к военной истории. Беседовать с ним было одно удовольствие, и у него в запасе всегда имелась какая-нибудь любопытная история. В своей теме – Хэмиш увлекался изучением Второй мировой войны – он разбирался не хуже любого академика, но никогда не утомлял разговорами об этом и не занимался пустыми разглагольствованиями. В ходе наших кратких бесед он мог ненароком обронить несколько увлекательных фактов-жемчужин, и мне всегда хотелось узнать больше. Мне будет очень его не хватать.
Вид: Homo qui libros antiquos colligit. Коллекционер антикварных изданий
Коллекционеры антикварных изданий – совершенно иная порода. Как правило, их больше заботит книга как таковая, нежели ее содержание, хотя из любого правила бывают исключения. Многие из тех, кто питает интерес к старинным книгам, пользуются ими в академических целях или же ради изучения семейной родословной. Любой антиквар непременно обладает энциклопедическими знаниями о том, как установить подлинность того или иного издания, относящегося к сфере его интересов. К примеру, охотники за первыми сборниками стихов Роберта Бёрнса, к числу которых относится и раритетное издание «Стихотворений, написанных преимущественно на шотландском диалекте», обожают прочесывать полки книжных магазинов в поисках этой книжицы, опубликованной в 1786 году Джоном Уилсоном, с пометкой «Типография Килмарнока». Насколько известно коллекционерам, из 612 подписных экземпляров уцелело лишь 84, и их легко распознать, поскольку Бёрнс посвятил книгу Гэвину Гамильтону. Кроме того, любому из них прекрасно известно, что во второй тираж второго издания (это было эдинбургское издание 1787 года, посвященное «Благородным господам и джентльменам клуба Каледонских охотников», – Бёрнс, будучи сборщиком налогов, знал, на кого следует произвести впечатление) вошло еще семнадцать стихотворений, а в «Оде шотландскому пудингу “Хаггис”» была допущена опечатка: шотландское слово
Еще одна характерная повадка коллекционеров антиквариата, восходящих к типу
Есть у меня один постоянный клиент, интересующийся антикварными изданиями, и пусть даже общая стоимость его покупки, как правило, составляет несколько сотен фунтов – когда он уходит, у меня неизменно возникает ощущение, будто меня только что обокрали. Он пенсионер, очевидно весьма зажиточный, и питает интерес к разным редким книгам. Накануне его недавнего визита я приобрел коллекцию книг у чрезвычайно веселого пожилого мужчины, чье семейство, судя по всему, обеими ногами уверенно стояло на одной из верхних ступеней социальной лестницы. Когда-то эти книги преспокойно стояли на полках роскошного особняка. Все они были помечены особой библиотечной печатью наподобие тех, что всегда надеешься увидеть, имея дело с коллекцией антикварных изданий, а страницы, впитавшие запах дыма от дров из разожженного слугой камина, украшал фамильный герб. Правда, для семейства, по-видимому, настали тяжелые времена, и с домом пришлось расстаться. Подозреваю, что эти книги, сложенные в магазинные лотки из-под хлеба, были последним, что осталось от их библиотеки. Не помню точно, сколько я за них заплатил, но, поскольку у меня не было времени, чтобы побольше разузнать о некоторых изданиях и должным образом их оценить, я на всякий случай записал телефон хозяина, чтобы возместить ему стоимость, окажись вдруг, что я недооценил его коллекцию. В нее, если мне не изменяет память, входил и двухтомник «Смерть Артура» Томаса Мэлори с иллюстрациями и подписью «Обри Бердслей». Тот самый антиквар зашел в магазин и, порывшись в обновленном ассортименте, в конце концов наткнулся на издание с иллюстрациями Бердслея. Он спросил, сколько я за него прошу, и, не имея возможности изучить этот вопрос, я ответил – 800 фунтов, после чего, к моему удивлению, он с радостью выложил эту сумму. Несколько месяцев спустя мы с ним случайно встретились на книжном фестивале в Карлайле, и он с гордостью сообщил мне, что продал те книги на одном лондонском аукционе за 19 000 фунтов.
Как книготорговец я считаю своим долгом быть честным по отношению к тем, у кого я покупаю книги. Я чувствовал себя так, будто меня облапошили – вернее даже не меня, а того джентльмена, у которого я купил тот двухтомник. Если бы я выручил за товар девятнадцать тысяч, я бы выписал бывшему владельцу чек на бо́льшую часть этой суммы, чтобы моя совесть оставалась чиста. Что ж,
Если не считать подобных случаев, похоже, что антиквар, как это ни прискорбно, – исчезающий вид. То же самое можно сказать о большинстве любителей коллекционировать книги. Их число сокращается с каждым годом. Бумажная книга давно утратила исключительное право на предоставление информации, да и в качестве источника знаний она стала гораздо менее востребованной, чем когда-то. Друг моих родителей Брайан собирает книги Джеффри Фарнола – автора настолько непопулярного, что я вот уже несколько лет как перестал покупать его произведения. Об этом я не раз говорил и самому Брайану, но тем не менее – стоит ему приехать в Шотландию, как он непременно заглядывает ко мне в магазин, чтобы поинтересоваться, нет ли у нас в продаже свежих изданий Фарнола. У него всегда с собой потрепанная записная книжка с написанным от руки списком, а сам Брайан всегда пышет оптимизмом и энтузиазмом, чего нельзя сказать обо мне. У нас в продаже никогда не бывает того, что он ищет, – в основном потому, что большую часть имевшихся в наличии изданий Фарнола я сдал в макулатуру. С болью в сердце представляю себе тот день, когда Брайан перестанет к нам приходить. Сомневаюсь, что когда-нибудь, пока я еще буду открывать двери своего магазина, найдется хоть один покупатель, который поинтересуется, нет ли у меня книг Джеффри Фарнола. Если только его произведения не обретут вторую жизнь, как случилось с романами Уинстона Грэма из серии «Полдарк» благодаря экранизации Би-би-си (а сам сериал стал популярным благодаря актеру Эйдану Тёрнеру, который снимает рубашку по нескольку раз за серию).
Вид: Mechanicus in domo sua. Механик-самоучка
Иметь дело с такими покупателями – одно удовольствие. Они обычно ищут что-нибудь вроде руководства по починке «лендровера» от издательства Haynes, никогда не расстраиваются, если оказывается, что такого нет в наличии, и остаются чрезвычайно довольны, если находят то, что искали. Они не читают ничего, кроме книг о машинах, но так ли это важно? Они читают, что хотят, как и все остальные, и не имеют ровным счетом никаких притязаний в области литературы. Я их люблю и уважаю. Их увлечение дарит им искреннюю радость, и это достойно высочайшего одобрения. Они поглощают свою книжную добычу с бóльшим рвением, чем любой оксфордский профессор, специализирующийся на ранних рукописях Чосера и отыскавший инкунабулу, напечатанную на одном из первых станков Уильяма Кекстона. И они этого заслуживают. Им нужна информация: будь то диаметр свечей зажигания для газонокосилки «саффолк панч» 1947 года выпуска или технические характеристики коробки передач для «форда кортины» 1976 года – это значения не имеет. Должно быть, именно для таких, как они, был изобретен подвижной шрифт: эти люди используют текст в практических целях. Они не принадлежат к числу тех, кто делает вид, будто печатное слово существует лишь для того, чтобы распространять проповедуемую лично ими разновидность религиозного фанатизма или подкреплять их веру в какие-нибудь сомнительные практики вроде лозоходства или толкования сновидений или чтобы убеждать самих себя, будто их домишко в городе Слау построен на пересечении шести лей-линий Земли и потому имеет право претендовать на статус памятника национального значения, когда на самом деле к нему давно следовало бы направить армию бульдозеров.
Заходя в магазин, механик-самоучка всегда немного нервничает, одет он обычно в испачканный машинным маслом рабочий комбинезон, а услышав, что у вас в продаже есть старые руководства издательства Haynes, он прямо-таки светится от радости. Даже если в наличии нет того, что он ищет, ему всегда удастся отыскать что-нибудь об автомобиле, над которым колдует один из его друзей. Когда я жил в Бристоле, у меня был друг, который скупал старые машины и ремонтировал их. Помню, он называл руководства Haynes «Книгами лжи», потому что в их описаниях вечно попадался какой-нибудь проводок или бак для тормозной жидкости, который на деле совсем не подходил к тому автомобилю, который он в тот момент ремонтировал.
В целом, если говорить о типе
2. Familia juvenis. Молодая семья
Моим первым учителем латыни был священнослужитель национальной пресвитерианской церкви Шотландии, сосланный в отдаленный провинциальный приход в Галлоуэе (наверняка в результате какого-нибудь скандала). Казалось, он не вынимал изо рта сигареты во время наших бесконечных занятий. Парты, за которыми мы сидели, были сделаны еще в 1930-х годах и представляли собой единую конструкцию: к чугунной раме, служившей основанием, крепилось нечто вроде ящика, на поверхности которого можно было писать, а внутрь убирать учебники, а также складное деревянное сиденье, которое, на мой взгляд, способны были спроектировать лишь в пыточном подразделении гильдии палачей. К сиденью были приделаны петли – для того чтобы в тот момент, когда кто-то из учителей заходил в класс, ученик мог мгновенно поднять его и перейти из неудобного сидячего положения в еще более неудобное стоячее, тем самым выказав совершенно незаслуженное почтение человеку, переступившему порог классной комнаты. В правом верхнем углу похожей на ящик столешницы имелась чернильница – наследие времен перьевого письма, надобность в которых с приходом чудесной поры шариковых ручек исчезла. Этот пережиток прошлого идеально подходил для тушения сигарет, и уже к концу первой учебной недели благодаря нашему преподавателю латыни каждая парта в классной комнате с чернильницей, доверху полной окурков, скорее напоминала столик в пабе 1970-х прямо перед закрытием. Было бы несправедливо оправдывать этим мои более чем скромные успехи в изучении латыни (гораздо более вероятно, что причиной всему была моя лень), но я подозреваю, что даже мне удалось бы догадаться, что
Этот тип, как и все остальные, подразделяется на несколько едва отличимых, но все же отличных друг от друга подгрупп, каждой из которых я бы советовал вам остерегаться. Я сам не так давно обзавелся семьей, и подчас мне приходится прикладывать немалые усилия, чтобы держаться на почтительном расстоянии от своих домочадцев, которые, похоже, ничего не имеют против. Любой, кому случалось совершить ту же ошибку и произвести на свет потомство, поймет, о чем речь. До того как стать семьянином, я очень досадовал на молодых родителей, которые приходили в мой магазин с детьми. Не так-то просто поддерживать в магазине чистоту и порядок. Никто не хочет, чтобы по полкам шарили детишки, перепачканные чем-то липким, особенно если там хранятся редкие и ценные книги. Однако теперь я все понимаю. И то, что невозможно заставить детей вести себя иначе, и то, что их родителям все же нужно разбавить толикой культуры свой мир подгузников, Свинки Пеппы и срыгивания. Я понимаю, для чего они берут с собой в книжный магазин детей и оставляют их в углу – чтобы сбежать на пару минут и случайно наткнуться на какую-нибудь непрочитанную книгу Джона Бакена или на «Дневники Адама и Евы» Марка Твена в мягкой обложке: эта книга такая тоненькая и ее так легко читать, что она идеально им подходит и вполне могла быть написана специально для родителей с маленькими детьми, чье время на чтение ограничивается драгоценными секундами, выкроенными между кормлениями и сменой подгузников.
Вид: Parentes lassi. Измотанные родители
В большинстве случаев это пара с несколькими детьми, как минимум одному из которых нет еще и года. Цель их визита (как и большинства других занятий) сводится к попытке либо утомить детей так же сильно, как дети утомляют их самих (по большей части бессмысленными играми на свежем воздухе), или же отыскать какой-нибудь способ отвлечь детей, чтобы насладиться минутой покоя. У меня есть две сестры, и, когда мы были маленькими, младше десяти лет, мой отец – невероятно творческий и изобретательный человек – часами пытался придумать способ обуздать нашу детскую энергию, которая проявлялась в беготне, лазании по амбару, где хранилось сено, криках и воплях. По замыслу отца, нам должно было быть так же весело, а весь наш пыл и энтузиазм можно направить на выработку электроэнергии для нужд фермы. В конце концов он сдался, осознав, что ему не удастся придумать ничего лучше, чем отправить нас всех в коровник, посадить в колесо вроде тех, что покупают хомячкам, и при помощи вырабатываемой энергии приводить в действие насосы на доильных аппаратах.
В дождливый день (а такие, надо признать, в Шотландии не редкость) наступает час книжного магазина. Наш отдел детской литературы хоть и не идет ни в какое сравнение с магазином детской книги, расположенным по соседству, но тем не менее его тоже можно считать вполне достойным, и как только родители приводят сюда своих чад, им обычно тут же удается отыскать что-нибудь, чтобы занять их на пару минут, а самим тем временем потихоньку ретироваться к кожаным креслам у камина и устроиться в них поудобнее, обмякнув и уронив голову на грудь, пока кто-нибудь из детей не нарушит воцарившееся умиротворение.
Вид: Puer relictus. Брошенный ребенок
Нужно признать, такое случается чрезвычайно редко, но, бывает, зайдет в магазин какой-нибудь родитель (как правило, отец, в одиночку присматривающий за маленьким ребенком), оставит свое покладистое чадо в отделе детской литературы с книжкой в руках, а затем не спеша направится к входной двери, осторожно откроет ее и, крикнув сотруднику, который в этот момент окажется за стойкой: «Вы не могли бы за ним присмотреть? Я отойду на минутку!» – рванет прочь со всех ног. Как правило, «минутка» в этом случае длится от пятнадцати минут до получаса. Ребенок же, судя по всему давно привыкший к подобным инцидентам, будет терпеливо сидеть и читать, пока родитель не вернется, рассыпаясь в неискренних извинениях и неубедительных оправданиях. Таким папашей в подобных случаях обычно оказывается человек, от которого в последнюю очередь можно было бы ожидать, что он бросит собственную дочь или сына. Велика вероятность, что на нем будут вельветовые брюки, опрятный шерстяной свитер (подобранный, очевидно, не им самим) и пара ботинок, которые, судя по их превосходному качеству, означают, что у него есть достойная работа и трудится он явно не в книжной лавке.
В нашем магазине есть одна сотрудница – Джиллиан по прозвищу Рыжая Угроза. Она подрабатывает у нас на полставки уже около года, но на ее плечах тяжелым грузом лежит опыт работы в магазине одной эдинбургской сети, где она прошла то, что принято называть «обучением». На самом деле это некая разновидность опасного промывания мозгов, в ходе которого жертву приучают верить всевозможной чепухе, в том числе возмутительной мантре «покупатель всегда прав». Она вежлива, услужлива и проявляет невыносимое усердие в работе, а этим качествам попросту не место в магазине подержанной книги. И все же есть в ней одна подкупающая черта – она язвительна и остроумна, что, если верить фольклору, является отличительной чертой всех обладателей густой рыжей шевелюры. Когда я рассказал ей, что собираю истории для этой книги, Джиллиан вспомнила об одном инциденте, произошедшем в книжном, где она работала несколько лет тому назад.
Дело было субботним днем в Эдинбурге. В магазине было полно покупателей, в том числе родителей с детьми (в субботу после обеда там всегда людно – жаль, что в наших краях все иначе). Отдел детской литературы был организован таким образом, чтобы создать комфортную атмосферу, в которой дети могут читать (чего нельзя сказать о нашем детском отделе, который расположен, пожалуй, в самом холодном углу магазина, где пол выложен не по-детски мрачными каменными плитами). Судя по рассказам Джиллиан, это место стало райским уголком для родителей, которые приводили туда своих отпрысков словно на пикник.
В тот субботний день Пиппа, сотрудница, отвечавшая за ту часть магазина, прибирала в отделе детской литературы и обнаружила там двух оставленных без присмотра ребятишек дошкольного возраста. Сначала она подумала, что их родители забрели в другой конец магазина, но, когда отсутствие затянулось, поинтересовалась у коллег, не знает ли кто-нибудь, куда подевались непутевые взрослые. Никто не смог дать ей вразумительного ответа. Тогда Пиппа усадила детей и немного им почитала, пока остальные сотрудники безуспешно прочесывали магазин в поисках нерадивых отца и матери. Пиппа уже было собралась звонить в полицию, когда они наконец объявились, радостно прижимая к груди пакеты с покупками. Они ходили в BHS, крупный магазин в пятнадцати минутах ходьбы от книжного, даже не задумываясь о том, какой устроили переполох. Казалось, их больше озадачил тот факт, что сотрудники книжного магазина – не профессиональные няни, и в их обязанности не входит задача присматривать за чужими детьми, пока их родители проводят субботний день, прогуливаясь по магазинам.
Вид: Parentes, gloriae cupidi. Мотивирующие родители
Могу сказать без тени сомнения, что четырехлетний Тарквин НЕ горит желанием читать «Войну и мир». Конечно же не все родители, желающие, чтобы их дети ставили рекорды по грамотности, силком заставляют их учиться, но те, кто предпринимает такие попытки, либо подвергают ребенка мучениям, либо слишком торопят его развитие. Опять же, справедливости ради надо отметить: наблюдать такое приходится очень редко, и большинство людей с радостью позволяют читательским привычкам своего ребенка прогрессировать в комфортном для него темпе. Хотя я совершенно ничего не смыслю в детской психологии, мне все же кажется, что самые счастливые дети из тех, что заходят к нам в магазин, это те, кому разрешено выбирать книги, читать которые им хочется самим. При этом родители в большинстве случаев дают им деньги, чтобы они могли самостоятельно расплатиться за покупки. Для кого-то, возможно, это очередной повод усмехнуться, но в мире, где все чаще используется безналичный расчет, подобное зрелище согревает душу. Могу лишь догадываться, какие на то могут быть основания, но подозреваю, что основных причин три: во-первых, таким образом дети учатся считать, во-вторых, общаться с незнакомыми людьми под присмотром взрослых и, в-третьих, знать цену деньгам.
В те дни, когда в магазине еще работала Ники – самая эксцентричная из всех, кого мне когда-либо посчастливилось нанять на работу, но при этом одна из добрейших и необычнейших из всех людей, которых я когда-либо встречал, – нам довелось познакомиться с одним поистине очаровательным семейством. Насколько я помню, мальчик лет семи приобрел экземпляр одной из книг о Гарри Поттере (хотя, вполне возможно, здесь память меня подводит), и, пока он расплачивался за покупку, Ники спросила его, что он читал до этого. Он ответил: «Убить пересмешника». Было очевидно, что такой ответ застал Ники врасплох, но мать мальчика лишь пожала плечами и пояснила:
– Он сам ее выбрал – мы решили, что это не самая подходящая книга, но он настоял.
Очевидно, это был чрезвычайно одаренный ребенок, притом что в его случае о менее назойливых родителях и мечтать не приходится. На самом деле они не вписываются в эту категорию, да и вообще ни в одну классификацию. Надеюсь увидеть их снова.
Вид: Filii, librorum cupidi. Дети-книголюбы
Противоположность предыдущей категории. Недавно мимо магазина шла семья с тремя детьми в возрасте от четырех до десяти лет. Вскоре я услышал, как все трое начали клянчить и умолять родителей зайти к нам в магазин. Мать заглянула внутрь и сказала:
– Не пойдем мы туда – это обычный магазин, где продаются старые книги.
Дети заметно огорчились, и мне ничуть не совестно за мою искреннюю надежду на то, что они продолжали канючить до тех пор, пока не дошли до лавки со сладостями, а то и дольше. В самом магазине подобное тоже случается, когда равнодушные к книгам родители неохотно забредают внутрь вслед за своими увлекающимися чтением детьми. Ненасытному читателю трудно признать тот факт, что не все разделяют его интерес к книгам, но иногда реальность бывает жестока, и приходится наблюдать, как родители тащат детей вовсе не в книжный магазин, а прочь из него.
Отдел детской литературы пользуется у взрослых не меньшей популярностью, чем у детей. Часто туда заходят люди среднего возраста, которые, прекрасно осознавая, что моложе они не становятся, начинают испытывать ностальгию по временам своей юности. Артур Рэнсом, Энид Мэри Блайтон, Элинор Брент-Дайер – книги детства способны перенести их обратно в те годы. Готов поспорить, что успех новой серии книг для детей и юношества в оформлении издательства Ladybird обусловлен тем обстоятельством, что их покупатели принадлежат к той возрастной группе, представители которой в детстве наверняка читали оригинальные издания. (Между 1940 и 1980 годами издательский дом Ladybird выпустил 645 книг, что представляет собой недюжинный вызов любому коллекционеру.)
Художница Мириам Элия и ее брат Эзра хоть и не первыми догадались сымитировать формат старых изданий Ladybird, но сделали это настолько успешно, что издательский дом Penguin Random House, которому сегодня принадлежит бренд Ladybird, решил подать на Мириам в суд. После этого, демонстрируя невероятный цинизм, владельцы издательства сами начали придумывать названия в стиле Ladybird, подняв обширные архивные материалы, в результате чего появились такие названия, как «Сарай» (The Shed), «Жена» (The Wife), «Встреча» (The Meeting), «Хипстер» (The Hipster) и «Книга о вдумчивости» (The Ladybird Book of Mindfulness). Как отметила Клэр Армитстед в своей статье для газеты The Guardian в 2017 году, все это и вдохновило Мириам на создание «язвительного плаката, оформленного на манер книжной обложки, с изображением сердитой маленькой девочки, держащей в руке игрушечный телефон, и с подписью:
Вот так Мириам Элия познакомилась с жестоким миром издательского бизнеса.
3. Homo qui maleficas amat. Оккультист
Нет на свете человека, которому было бы по душе слушать выводы о себе, сделанные на основе карточного расклада, или байки о том, что какой-то незнакомец имеет доступ к некой параллельной интеллектуальной реальности, которая сокрыта от других. Подобное поведение, говорящее о необоснованных претензиях на привилегированность, характерно для всех разновидностей оккультистов. Облик типичного представителя последних, как правило, свидетельствует о заносчивости и чувстве превосходства, что по меньшей мере странно, учитывая непоколебимую веру оккультиста в правдивость совершенно невероятных вещей. В магазин эти нелюдимые создания всегда наведываются в одиночку, хотя я подозреваю, что объясняется это вовсе не личными предпочтениями. Им недостает базовых навыков общения, и в большинстве случаев складывается впечатление, что даже элементарные правила личной гигиены им освоить так и не удалось. Быть может, однажды уверовав в собственную принадлежность к числу мастеров темных искусств или способность говорить с мертвыми, человек обретает право довольно беспечно относиться к умыванию и общению с живыми людьми. Ведь тем, кто ушел в мир иной, все равно, чем от него пахнет и во что он одет.
Вид: Artifex maleficus. Знаток темных искусств
Он всегда с головы до ног одет в черное, как правило, полноват и непременно находится в поисках книг Алистера Кроули или какого-нибудь старинного издания, с помощью которого, как он полагает, ему удастся вызвать Мефистофеля. (Любой знаток темных искусств обязательно смотрел «Девятые врата» – раскритикованный в пух и прах фильм Романа Полански, где Джонни Депп исполняет роль Дина Корсо, торговца антикварными изданиями, не обремененного высокими моральными принципами, который разыскивает утраченные страницы одной старинной сатанинской книги по просьбе клиента с фаустовскими замашками.) Знатоки темных искусств, как и те, кто одержим какой-либо навязчивой идеей, – в основном мужчины; и уж не знаю, кто в них вселился, но вид их поневоле заставляет думать, что они прямо сейчас с превеликой радостью принесли бы в жертву козу, будь они уверены, что это умилостивит Князя Тьмы. Тех из нас, кто продает книги об оккультизме, они считают неверующими – имбецилами, которые не отдают себе отчет в существовании падшего ангела Люцифера, не признают в нем единственного истинного бога и упорно отказываются по достоинству оценить Кроули и распознать в его закидонах непреложную правду и путь к истинному просветлению. По их мнению, нас можно смело списывать со счетов. Даже сама необходимость покупать у нас книги кажется им унизительной, ведь, продавая эти бесценные тексты, мы превращаем содержащиеся в них глубочайшие тайные знания в источник прибыли. Кстати, по всей видимости, правильно говорить не «магия», а «магика».
Особняком стоит такой подвид, как виккане. Они также ступили на путь просветления, недоступный всем нам. В контексте выхолощенной викканской «магики» не последнюю роль играют каменные круги. Неподалеку от Уигтауна есть один археологический памятник, возведенный в честь зимнего солнцестояния, – я часто вожу к нему знакомых, приехавших погостить. Когда я был маленьким, этот монумент был для меня самой обычной грудой камней, однако местные жители наделяли ее особым смыслом. Бытует мнение, что когда-то это место имело историческую значимость и, возможно, служило местом захоронения Гальдуса, первого короля Галлоуэя. За последние несколько лет оно стало чем-то гораздо бóльшим – объектом паломничества, где люди стали оставлять всевозможные вещицы в качестве жертвенных подношений. На камнях можно увидеть все что угодно, от монет до креветок. Однажды мой друг, приехавший в гости, нашел там надкушенное шоколадное печенье. Решив, что выбрасывать еду грешно, он его доел.
Здесь необходимо обозначить разницу между теми, кто охоч до «магики», и теми, кого интересует ловкость рук, или «престидижитация», как ее принято называть среди тех, кто полагает, что длинные слова наделяют своеобразным волшебством то, что другие считают просто фокусами. Как правило, ими оказываются мальчики-подростки, непременно весьма обаятельные. Они прекрасно понимают, что практикуемая ими разновидность магии – не что иное, как мастерский трюк, и обычно изучают данную область с целью произвести впечатление на сверстников, в первую очередь на девочек. Их ничуть не интересует искусство заклинаний: осознание того, что магия – не более чем иллюзия, помогает им не попасть в категорию людей, которые верят в колдовство.
Раньше к нам захаживал один постоянный покупатель – торговец узкоспециализированной литературой, который каждый год появлялся в конце апреля (словно по волшебству) и спрашивал, нет ли у нас книг о жизни после смерти. Он парковал свой черный катафалк напротив входа и, пошатываясь и потея, но все же с уверенностью откидывая со лба несколько жидких прядей выкрашенных в черный цвет волос, направлялся в раздел эзотерики. Каждый раз, наведываясь в магазин, он проводил не меньше часа, прочесывая имеющийся в наличии товар и рассматривая книги, которые могли бы приглянуться его клиентуре, а затем, подходя к кассе, жаловался, что у нас слишком мало материала по интересующей его теме. Однажды, решив, что с меня хватит, я сказал ему, что на эту тему написано не так уж и много, потому что, честно говоря, это полная чушь. Он в ужасе сделал шаг назад, покачал головой (призрачные остатки крашеных редеющих волос вновь безвольно повисли поверх его поросячьих глазок, которые казались еще меньше из-за обильной дешевой подводки, делавшей его похожим на панду), пробормотал нечто вроде проклятия своими вымазанными черной помадой губами и, вскинув вверх правую руку в каком-то особом ритуальном жесте, направился к выходу. Я по сей день гадаю, сработало ли его проклятие и не потому ли я все еще работаю в книжном. С тех пор я его ни разу не видел.
Вид: Homo qui coniurationes fervet. Любитель теорий заговора
Хотя любителя теорий заговора нельзя назвать оккультистом в строгом смысле слова, тем не менее его, как и знатока темных искусств, отличает наивная вера в идеи, ошибочность которых подтверждается рядом исчерпывающих доказательств. Существует бесконечное множество теорий заговора, но чаще всего посетители интересуются книгами об убийстве Джона Кеннеди или о Джеке Потрошителе. Часто приходят желающие приобрести и то и другое сразу. В последнее время отрицание холокоста, а также версии о том, кем были спланированы теракты 11 сентября, также обрели большую популярность, причем часто эти запросы пересекаются. Любителя теорий заговора распознать не так просто, как знатока темных искусств. На первый взгляд и даже при внимательном рассмотрении он может показаться нормальным человеком, способным разумно формулировать свои мысли. К примеру, Альфред с небольшой натяжкой мог сойти за вполне вменяемую личность – как внешне, так и по манере вести беседу, при условии отсутствия в разговоре фраз «высадка на Луну» и «бесконтактная оплата».
Если представителю этого вида случается заглянуть в магазин, чтобы продать вам книги, найти среди них хоть что-нибудь, что могло бы заинтересовать обычного покупателя, например пособия по естествознанию, биографии, книги о топографии или даже об авиации, вам вряд ли удастся. Принесенные им коробки (или, что более вероятно, черные мусорные пакеты) будут набиты книгами об НЛО, Бермудском треугольнике, гаитянских куклах вуду и полтергейстах. В высшей степени сомнительные теории о спонтанном самовозгорании человека кажутся представителям этого вида гораздо более правдоподобными, чем очевидные физические законы, на которых основана работа двигателя внутреннего сгорания. Насмехаться над их увлечениями, разумеется, себе дороже, за исключением тех случаев, когда они сами признают, что решили избавиться от всех этих книг, поскольку погоня за тайными знаниями оказалась бесполезной тратой времени, а сами они в конце концов осознали, что их подростковая одержимость сериалом «Секретные материалы» объяснялась самой обыкновенной юношеской влюбленностью в актрису Джиллиан Андерсон.
Вид: Homo qui cartas providas legit. Таролог
Обыкновение пристально всматриваться в хрустальный шар и строить предположения о будущем незнакомых людей – в буквальном смысле на пустом месте – традиционно являлось исключительной прерогативой бородатых (или, по крайней мере, отрастивших густые усы) представителей обоих полов средних лет. Этот стереотип донельзя точно описывает типичного таролога: несмотря на то что упомянутая ступень классификации охватывает более широкий спектр особей, чем можно было бы предположить исходя из названия, пристрастие к предсказанию будущего считается основной чертой, объединяющей всех его представителей. К числу прочих пристрастий относятся толкование сновидений, интерес к кельтской мифологии, астрология, гомеопатия, фэншуй и практики духовного исцеления. А еще все, что имеет отношение к кристаллам – но только при условии, что это не имеет никакого научного обоснования. Гадальщик на картах таро обычно одет в мешковатую одежду, из которой как минимум один предмет покрашен в яркие цвета в технике тай-дай[11]. Каждый сантиметр его одеяния покрыт собачьей и/или кошачьей шерстью, а тяжкий запах благовоний сопровождает его повсюду. Однако от гадальщика на картах таро веет не только благовониями, но и некой неопределенностью, причем он непреклонно верит в то, что люди готовы с радостью платить хорошие деньги, чтобы выслушать его предсказания или чтобы им прописали стакан воды с красителем в качестве лекарства от рака. Тарологи часто покупают книги о том, как основать собственный бизнес, хотя на самом деле им следовало бы потратиться на пару изданий о том, что делать в случае банкротства.
В университете мой друг Каллум в шутку притворялся, что может предсказывать будущее, используя колоду карт таро. Он ровным счетом ничего не знал о них и выдумывал все на ходу, однако очень скоро за дверью его комнаты выстроилась целая очередь из желающих попасть к нему на сеанс. Даже после того как он признался, что все выдумал, они продолжали приходить – прямо как в случае с писателем-фантастом Лафайетом Рональдом Хаббардом, который открыто заявил, что основал Церковь сайентологии с целью заработать денег, и все же люди продолжали верить в его диковинные догмы и предписания. Каллум, пытаясь убедить людей в том, что он действительно все выдумал, начал изобретать все более и более абсурдные предсказания, но складывалось впечатление, что это лишь подстегивало желание его клиентов приходить снова и снова. И вот, совершенно отчаявшись, он был вынужден прикинуться, будто сила, которой его наделили духи, стала для него слишком тяжелой ношей и он решил прекратить сеансы, опасаясь за свое здоровье.
Вид: Venator umbrorum. Охотник за привидениями
По данным опроса YouGov 2014 года, в Великобритании живет больше людей, которые верят в существование привидений, чем тех, кто исповедует какую-либо религию (34 % и 26 % соответственно). Еще более тревожным кажется тот факт, что 9 % британцев утверждают, будто общались с умершими (хотя вполне вероятно, что сюда вошли и те, кто попросту взывал к могильной плите, ведь сама постановка вопроса не предполагает непременного получения ответа от почившего). Большинство людей ничуть не удивятся, узнав, что в Америке те же показатели гораздо выше: 45 % местного населения верят в привидения, а 18 % заявляют, будто вступали с призраком в контакт. Принимая в расчет эти данные, кажется странным, что покупатели так редко интересуются книгами о полтергейстах, но те, кто все же спрашивает, нет ли таких в наличии, как правило, жутко действуют на нервы. Есть немало людей, которые меня раздражают (вообще-то их пруд пруди), но эту группу со всей справедливостью можно поместить во главу списка. Местный глянцевый журнал Dumfries & Galloway Life – замечательное во всех смыслах издание, однако его редакторы все же бессмысленно жертвуют пространством полос, печатая колонку «группы исследователей паранормальных явлений» под названием «Неестественное сверхъестественное». Одеваются эти люди, как и следовало ожидать, в костюмы актеров массовки со съемок малобюджетного фильма о графе Дракуле – цилиндры, кружевные перчатки по локоть, винтажные платья и массивные ботинки, а результаты их исследований на удивление неоднозначны и утомительно несущественны. Обычно речь идет о посещении какого-нибудь дома, где предположительно обитают привидения – они отправляются туда ночью, тушат свет, фотографируют старую мебель и друг друга, а после рассказывают, что «почувствовали, как в половине третьего ночи повеяло странным холодом» или «заметили таинственную тень, которая промелькнула прямо перед тем, как солнце окончательно скрылось за горизонтом». Давайте признаем: ни в том ни в другом нет ничего необычного. Во всяком случае, эти чудаки никому не причиняют вреда – они развлекают и как могут привлекают в регион легковерных туристов.
Если бы мне когда-нибудь случилось усомниться в том, что привидения – это всего лишь продукт чьего-то беспокойного воображения (а если быть честным, такие сомнения никогда меня не посещали), то причиной этого стал бы тот факт, что целых четыре раза разные покупатели и сотрудники рассказывали, что видели или чувствовали проявления каких-то потусторонних сил в магазине. Обычно я недолго думая отметаю подобные домыслы, но люди, о которых идет речь, не знакомы между собой и повода познакомиться друг с другом у них не было, при этом все четыре встречи с «призраком» произошли в одном и том же месте: на ступеньках или на одной из площадок лестницы. И хотя я объясняю все это тем, что в этой части дома гуляет постоянный сквозняк, а благодаря освещению там образуются необычные тени, эти случаи все же заронили во мне зерно сомнений, однако гербицид науки не позволил ему прорасти.
Вид: Homo artificii studiosus. Любительница рукоделия
Хотя технически этот вид трудно отнести к типу оккультистов, любительницу рукоделия отличает множество тех черт, что присущи представителям других подвидов этой категории, и в первую очередь – вкус в одежде, свойственный гадальщикам на картах таро. «Рукодельница» никогда до конца не уверена, что же именно она ищет (в большинстве своем это женщины) и избегает пристального внимания, словно профессиональный шпион. Даже матерым офицерам штази не удалось бы добиться от нее ответа о том, что же это за вид рукоделия, который ее интересует. Отдел литературы о рукоделии в моем магазине набит книгами о совершенно бесполезных способах впустую потратить время – от окрашивания камней до вязания вещей из собачьей шерсти. Есть среди них и несколько полезных книг – о шитье, гончарном деле и тому подобных занятиях, но любительница рукоделия никогда и ни при каких обстоятельствах не покупает ничего мало-мальски дельного. Обычно это мать, дети которой давно выросли и покинули семейное гнездо, а сама она уже на пенсии (еще одна черта, объединяющая ее с гадальщиками на картах таро) и теперь ищет что-нибудь – что угодно, чтобы заполнить образовавшуюся бездну свободного времени. Именно в этом и заключается проблема, ведь любительница рукоделия точно не знает, чем именно желает заниматься. Изготовление тростей, декорирование десертов с помощью мастики и вышивание – обо всем этом чаще всего рассказывается в книгах, которыми интересуются эти дамы, но им никогда не удается подыскать именно то, что нужно, как бы много различных изданий ни было в наличии. В каком-то смысле их растерянность служит определенной цели, ведь они могут скоротать долгие часы одиночества, донимая несчастных книготорговцев в поисках занятия, которое принесет им удовлетворение.
Поделиться книгой: