Помоги проекту - поделись книгой:
Пела Аня. Даже Чегодаева остановилась у крыльца, пораженная Аниным голосом, светлым, как обновленный снег.
Увидев ее, Аня оборвала песню на полуслове.
— Продолжайте, курсант Носова. Где научились так хорошо петь?
— У нас в семье все поют, — робко отвечала Аня. — Мой отец в юности пел в хоре вместе со знаменитым Пироговым…
Девушек распределили по взводам в ротам. Лейтенант Мудрецова, к которой попали Нина и ее новые подруги, построила своих подопечных в казарме. В номой солдатской форме они были похожи друг на друга. Внимательно оглядев каждую с головы до пят, Мудрецова сказала:
— Некоторым, как это ни печально, придется расстаться с косами.
— Ой, косы отрежут!
— Кто выкрикнул? — прошлась строгим взглядом по лицам девушек взводная.
— Я-а-а, — призналась Аня.
— Наша фамилия, товарищ курсант?
— Носова.
— Надо в таких случаях отвечать по-военному: «Курсант Носова!»
— Я не знала.
— Так вот, курсант Носова! И все… зарубите себе на носу, что разговаривать или выкрикивать в строю не положено.
Комвзвода Мудрецова шла вдоль шеренги. Против Нины она остановилась.
— Курсант?..
— Курсант Обуховская.
— Выйдите из строя! Кру-гом!.. Не так. Смотрите, как это делается, — показала. — Ясно?
— Да.
— Сделайте еще раз.
Нина повернулась и замерла, задержав дыхание. Гимнастерка на ней топорщилась пузырем.
— Товарищи курсанты, обратите внимание на заправку гимнастерки под ремень!.. А сейчас смотрите, как надо делать, — и, легко поворачивая Нину, чтобы видели все, Мудрецова ловко разогнала складки у нее за спиной. — Уяснили?
— Да, — вразнобой пробежало по шеренге.
— Будем считать, что эту нехитрую премудрость усвоили. На досуге порепетируете. А вы, курсант Обуховская, поняли?
— Кажется.
— По уставу надо говорить: «Так точно» пли «Никак нет». Становитесь в строй.
В перерыве Нина вытащила из тумбочки зеркальце. «Совсем изменилась! Вот бы мама увидела!» — разглядывала она себя.
— Дай-ка и я погляжусь, — подошла Аня.
— На, покрасуйся.
— Батюшки, на кого похожа!
— На курсантика, — рассмеялась Нива.
— Становись!
И снова взводная начала обучать девушек азам солдатской науки.
Нелегко стать снайпером
Шли дни. Учебная программа усложнялась. Девушки все чаще и чаще колесили по окрестностям, ползали по-пластунски, окапывались в мерзлой земле. Ладони покрывались мозолями, кожа саднила, но снова и снопа разгребали глубокий снег и долбили примороженную землю солдатской лопатой.
Однажды занятия по тактике шли дольше обычного. То шли по лесу, то взбирались по крутым склонам оврагов, проваливаясь по колени в снег, ползли по запорошенному полю, оставляя позади широкие борозды. И наконец, начали окапываться. Силы, казалось, иссякли, но, как всегда, подхлестнул властный голос Мудрецовой.
Нина выбилась из сил и еле двигала лопатой. Хотелось уткнуться головой в снег и уснуть. По она вдруг вспомнила прочитанный накануне в «Комсомольской правде» очерк «Кровь Нальчика». И сейчас, как наяву, увидела танковый ров за городом с телами расстрелянных, замученных советских людей. Двухлетняя девочка с простреленной грудью, пятилетний мальчик, убитый прикладом. И что-то больно ворохнулось в груди, заныло. Нина с силой вонзила в мерзлую землю солдатскую лопату: прочь слабость!
Наконец ячейка вырыта. Сердце у Нины гулко стучит, в глазах туман, но она одержала победу и единоборстве с усталостью.
Возвращались, едва держась на ногах. Мудрецова, которая и сама порядком умаялась, приказала:
— Курсант Носова, запевай!
Раздался Анин чистый голос:
Обуховская пост вместе со всеми. Она чувствует себя частицей могучей силы народной, поднявшейся, на бой с захватчиками. Отступает усталость, шаг становится четче, не столь трудным кажется обратный путь.
…Ужинали молча. Горячая каша обжигала рот, но Инна этого почти не ощущала: так продрогла и проголодалась. После горячего чая по телу разлилось приятное тепло. Клонило ко сну. А до отбоя — более часа. За это время надо почистить винтовку, пришить чистый подворотничок да еще хоть немножечко подсушить у печки валенки.
Когда она собирала затвор, подошла Аня:
— Помочь?
— Уже заканчиваю…
— А тебе, Полина?
— Отнеси, пожалуйста, мою винтовку в пирамиду. Я пойду местечко у печки отыщу. Надо валенки с портянками посушить: снега на тактике начерпала.
— Давай. — И, взяв ее винтовку на плечо, Аня скомандовала: — Нина, за мной шагом марш!
В своих вздувшихся ватных брюках она выглядела неуклюже.
— Топаешь, как бравый солдат Швейк! — рассмеялась Нина…
— Отбой! — прозвенел голос Сони Кутломаметовой.
Незаметно как и день пролетел.
— Ох и намучилась я сегодня! — Нина сделала последний стежок на подворотничке. — Теперь как убитая спать буду.
— Еще бы, — сказала Анн, — нынче взводная, как Салтычиха, нас гоняла.
— Девочки, спать и не разговаривать! — предупредила подошедшая дежурная.
— Клава, молчим.
Инна улеглась на правый бок, свернувшись в комочек: так теплее. Засыпая, она улыбалась. Может, потому, что завтра их не будет доводить тактикой взводная, а своим напевным и добрым говорком, по-матерински ласково, поведет занятие замполит Екатерина Никифоровна Никифорова.
За окном — вьюга. Ветер яростно хлестал в стекла, и они жалобно дребезжали.
«Вот разгулялась непогодушка, — подумала Нина, глядя на запушенное морозным инеем окно. — Не позавидуешь тем, кто сейчас на передовой…»
К аудитории было пасмурно, лица девушек казались бледно-серыми.
— Встать! — раздался звонкий голос дежурной Беллы Дрездиной, и она начала рапортовать вошедшей Никифоровой.
— Здравствуйте, товарищи курсанты!.. Садитесь!
Инна заметила, что Никифорова приветствовала их с едва скрываемой радостью.
— Нина, сегодня наша «мама» сияет, — прошептала остроглазая Аня.
— Может, Гитлер на мине подорвался?
— Было б здорово!
— Тише, — толкнула их в спину Люба Макарова.
Никифорова не стала проверять присутствующих по списку, как это делала всегда, а положила учебный журнал на краешек стола.
— Товарищи курсанты! Девочки мои милые! — взволнованно начала она. — У нас большая радость с фронта…
Все замерли, устремив на нее нетерпеливые глаза. Наступила тишина. Лишь ветер осатанело швырял в стекла пригоршнями снежную крупу.
— …Под Сталинградом сдались в плен окруженные гитлеровские войска с их командующим фельдмаршалом Паулюсом…
— Ур-а-а! — воскликнула Аня, вскакивая из-за столика.
— Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а! — подхватили все в радостном порыве.
— Так им и надо, проклятым! — сказала Нина, повернувшись к Ане. — Здорово их там прижали. Как волчью стаю!
Глаза Ани полыхнули яростным огнем.
— Погодите, я еще с вами за брата поквитаюсь! — она сжала кулаки.
— Тише!.. Тише, девочки!.. Садитесь, — успокаивала их замполит, по ей самой было не под силу погасить счастливую улыбку…
Уже на исходе был февраль. Девушки готовились принимать воинскую присягу. Еще требовательнее стала на строевых занятиях лейтенант Мудрецова. Каждый раз, когда ее проницательный взгляд скользил по шеренге, Нина с замиранием сердца ждала «разноса» и молила: «Пронеси, пронеси…» — и старалась вовсю. Но, как назло, не проносило.
— Четче, четче, курсант Обуховская!.. Вот так!
Только в перерывах Нина облегченно вздыхала и проводила ладонью по влажному лбу.
Ежедневно гудела под ногами мерзлая земля. На плацу девушки отрабатывали строевой шаг, выправку, разучивали строевые песни. Нине нравилось маршировать под песню: и дышалось как-то легче, и шаг становился твердым и четким, а движении — необыкновенно свободными.
И вот, наконец, наступил долгожданный, торжественный день: 23 февраля 1943 года весь снайперский курс девушек застыл на плацу, держа равнение на алое полотенце Красного знамени.
В синей морозной выси сверкало зимнее солнце. Его лучи высекали искры из снежинок. Свет до слез слепил глаза.
Сияли начищенные пуговицы шинелей и пряжки ремней. Вороненой сталью поблескивали ровные ряды винтовок. Глаза устремлены на начальника курсов капитана Чегодаеву, которая зачитывает текст присяги.
Вместе со всеми Нина повторяла торжественно-волнующе слова: «Я клянусь до последней капли крови… Я клянусь!..» И ее сердце тревожно и радостно стучало в груди.
…И вновь курсантская жизнь пошла своим чередом. Миновала грудная и суровая зима, а занятия продолжились. Отшумел весенним половодьем апрель. С теплыми грозовыми дождями пришел май. Сирень заполыхала под окнами ломов поселка.
Гадость ликующей весны вселялась и в девичьи сердца. Между боевыми и тактическими занятиями они урывали минуту-другую, чтобы полежать на мягкой луговой траве среди золотистых лютиков, освежить в речке уставшие руки, лицо или побродить по цветущему саду. А в выходные дни шли загорать к пруду пли просто прогуляться по роще и попутно заглянуть в клуб на танцы.
Прощай, снайперская школа!
Нина склонилась над письмом. Непослушные волосы падают на глаза. Она то и дело поправляет их и продолжает писать.
Подошла Аня:
— Смотрю, чересчур стараешься… Кому, если не секрет?
— Маме.
— А я подумала — кавалеру…
— Взвод, в две шеренги становись!
— Мудречиха! — вздрогнула Аня и побежала в строй.
Поделиться книгой: