История разведенной арфистки

– Дай его мне.

– Зачем? У тебя самой нет ключа от квартиры?

– Дай мне немедленно ключ, если не хочешь… сию минуту.

В то время как будущий цадик смотрел на нее глазами, полными слез, старший мальчик расстегнул свою рубашку и вручил ей шнурок с ключом, который его отец замкнул на металлическое кольцо красного цвета, выделявшееся среди других.

Она открыла наружную дверь и спокойно сказала:

– Вот такие дела, мальчик. Такие… мистер Иегуда-Цви. Чтобы это было в последний раз… иначе мне придется поговорить с вашей бабашкой… и вашим дедушкой.

– Только не с дедом, – умоляюще произнес перепуганный мальчик. – Пожалуйста, только не с дедушкой, – еще раз попросил он прежде, чем она захлопнула дверь перед ними обоими.

13

Несколькими ночами позднее, на обратном пути в Иерусалим, после того как сцены в суде были отсняты, все с тем же красным шарфом, обмотанным вокруг шеи, Нóга случайно обмолвилась Элиэзеру о происшествии с двумя мальчишками.

– Даже если вы отобрали у них ключ, никакой уверенности в том, что они не вернутся, быть у вас не может, – сказал он. – Маленькие ублюдки, в-в-озможно, сделали дубликат, так что не удивляйтесь, если по возвращении вновь найдете их сидящими перед вашим телевизором.

– Что же мне тогда делать?

– След-д-дующий раз не вышвыривайте их и не начинайте спорить. Будьте с ними дружелюбны и созвонитесь со мной, а я вытащу старую свою полицейскую форму, и будьте уверены, что малолетние цадики больше не потревожат вас ник-к-огда.

– Никогда? – она рассмеялась. – Мне всего-то осталось пробыть в Израиле от силы пару месяцев.

– Ну т-так что же? В любом случае вы имеете право прожить их спокойно.

Заикание раздражало, но было в нем также нечто привлекательное, ибо каждый раз возникало оно неожиданно. Целые предложения порой вылетали легко и гладко, и тогда она забывала, что он заикается, а обычное слово или скромное предложение, в котором мог таиться скрытый намек, становились психологическим препятствием, и тогда, вместо простого повторения слова или замены его синонимом, он застревал на каком-то звуке и тянул его. В темноте микроавтобуса, мчавшегося по автостраде, ведущей к Иерусалиму, она почувствовала его желание познакомиться с нею поближе – не только потому, что просто понравилась ему, но и потому, что она была свободна и не связана ни с кем, без мужа и детей, не испытывая желания этих детей заводить, и, не в последнюю очередь, потому, что время ее пребывания в Израиле было недолгим, что исключало возможность рискованного и слишком сильного увлечения, способного нанести ущерб ему самому или его семье.

И поскольку он был осведомлен о предстоящих проектах контор, занимавшихся набором массовок, он попробовал уговорить ее за время пути, чтобы она, так или иначе, приняла участие если не во всех, то в некоторых из них.

– Столько денег мне не нужно, – сказала она.

– Дело не т-только в деньгах, – запротестовал он, – но и в том, чтобы стать участником – без каких бы то ни было усилий или об-б-язательств – в повествованиях, касающихся самых различных персонажей, которые навсегда останутся в памяти публики. Этим вечером, для примера, ты замечательно огласила вердикт. Когда этот фильм будет закончен – если это все-таки случится вообще – я ни секунды не сомневаюсь, что среди зрителей немало найдется таких, которые запомнят, как мягко, но уверенно ты произнесла «в-виновна», как если бы ты говорила не об убийце, но о себе самой.

Отставной судья, тихо сидевший через проход и, по-видимому, дремавший, повернул голову.

– Да, мадам, Элиэзер прав: в нынешнее время суд ожидает провозглашения сурового приговора подчеркнуто строгим голосом, разве что с едва уловимой каплей сомнения. Я ведь и сам обычно зачитывал вердикт с драматической силой – из-за чего они и не отдали эту реплику мне.

Когда на автобусной остановке рядом с кинотеатром Эдисона Нóга и судья вышли, Элиэзер неожиданно решил к ним присоединиться.

– Хочу увидеть этот ваш дом, чтобы не искать его, когда понадобится, чтобы я помог вам избавиться от этих ребят.

Нóга издалека показала дом, не обращая внимания на его недвусмысленную попытку проводить ее до самой двери.

14

Элиэзер был неудержим. На следующий день он позвонил ей и предложил составить ему компанию – посетить попозже вечером некий бар, где будут проходить съемки израильского фильма, для которых потребуется массовка – люди среднего возраста в дополнение к молодняку, постоянным посетителям заведения.

– Ничего особенного, – добавил он, – просто приятный вечерок в центре города. Эпизод будет простым, съемки надолго не затянутся, будут простыми тоже, без каких бы то ни было фантазий и кинематографических эффектов, массовка должна смешаться с толпой посетителей, ничем не выделяясь, съемочная камера будет спрятана. Массовку попросят вести себя естественно, не выделяясь совершенно ничем – пить, как все, наслаждаться музыкой и болтать друг с другом, словно давние друзья. Оплаты не предвидится. Съемочная группа берет на себя оплату напитков, вечеринка в городе входит в составную часть платы.

Они договорились встретиться на улице, возле ее дома, но он заявился раньше и ждал ее у входа, объяснив свое появление тем, что хотел бы осмотреть окно в ванной комнате, заодно проверив крепость водоотводной трубы, по которой незваные гости и спускались в ее квартиру. Затем он осмотрел входную дверь и предложил вернуться обратно и поставить новую задвижку на окно в ванной, а заодно уже поменять внутренний замок, но это предложение было решительно отвергнуто, поскольку Нóга не собиралась тратить время на ремонт иерусалимской квартиры до полной ясности в делах по смене места жительства в результате тель-авивского эксперимента. Она обулась в простые туфли на высоком каблуке, набросила красный шарф, который успела уже полюбить, и выставила Элиэзера за дверь.

К ее удивлению, он сказал, что бар, о котором шла речь, находится прямо за углом. Этого не могло быть… это было поразительно.

– Уж не кажется ли вам, – спросила она без язвительности, – что нечто подобное может находиться у меня по соседству, в районе, населенном одними харедим?

На его губах мелькнула, искривив их, неопределенная и многозначительная усмешка.

– Вы будете сильно удивлены, какие открытия могут ожидать любознательного человека прямо у порога собственного его дома.

И он повел ее прямиком на близлежащий рынок, шук, знаменитый базар Махане Иегуда, с чисто подметенными проходами и лавками, магазинчиками и прилавками для овощей, сейчас закрытыми и пустыми. Ароматы копченой рыбы, специй и сыров все еще наполняли воздух надвинувшейся ночи внутри предающегося разгулу бара, где в толпе посетителей уже невозможно было различить, кто здесь завсегдатай, а кто случайный посетитель и участник массовки.

– Вы когда-нибудь посещали этот шук в ночное время?

– Ни в ночное, ни в дневное. Мой брат открыл для меня счет в лавке около дома, и мне не приходится поэтому толкаться на шуке, чтобы найти помидоры подешевле.

– Помидоры подешевле? – сказал он, изображая удивление. – Не нужно относиться к этому с таким уж пренебрежением. Для примера вот этот бар… приди вы сюда днем, потом говорили бы, что это – один из самых лучших ресторанов в Израиле.

Несколько ступеней вели вниз, откуда, словно из-под земли, доносилась музыка. Бывший склад для хранения вина был со вкусом преображен множеством крошечных столиков и банкеток, а в боковой нише устроился аккордеонист, наигрывавший популярные мелодии давно минувших времен.

Сейчас, когда они сидели близко друг к другу, частично в качестве участников массовки, частично сами по себе, она почувствовала, ощутила чисто мужское желание преуспеть там, где предыдущие соперники потерпели поражение, а потому этот заикающийся бывший полицейский, у которого была законная жена и подрастающие наследники (более того, даже появившийся недавно внук), не нуждается более в продолжении рода, а потому не упустит хорошенькую, с ямочками на щеках, арфистку, рассказывая ей о возможных рабочих перспективах, таких как телевизионные сериалы, снимающиеся в больницах, в которых надо изображать врачей, медсестер, сотрудников администрации, обслуживающий персонал и, уж конечно, пациентов – массовка должна была непрерывно и постоянно поддерживать игру профессиональных актеров – страдающих, агонизирующих, умирающих или выздоравливающих – в зависимости от роли.

Аккордеон играл что-то цыганское. Даже если большинство посетителей были незнакомы друг с другом и забрели в это место случайно, ветерок интимности окутывал всех.

– Можете ли вы, опираясь на свой опыт, сказать, кто здесь, как мы, из массовки, кто просто посетитель, а кто актер?

– Нет, – признался он. – Это тяжело. Даже с моим опытом. Потому что я не знаю, где спрятана камера, я не в состоянии опознать, кто есть кто.

Она, улыбаясь, поняла его состояние. Медленно потягивая пиво, она мягко сказала:

– Должна признать: вы – это нечто.

– Ну так что вы скажете относительно съемок в больничном сериале? – почувствовав или вообразив поощрение, спросил он. – Там будет сниматься много серий, поэтому им нужна будет постоянная массовка. Я сам участвую в этом проекте, и если вы продлите свое пребывание в Израиле, вы без труда сможете заработать кучу денег.

– Я прилетела сюда вовсе не для того, чтобы заработать, а для того, чтобы помочь маме обустроиться в новой для нее среде пансиона для престарелых… самом лучшем из возможных для нее. И у меня нет намерения оставаться в Израиле дольше, чем это необходимо. Концерт Моцарта для арфы и флейты ожидает меня в Арнеме, и пальцы мои прямо трепещут от желания прикоснуться к струнам.

Он осторожно положил свои руки на ее пальцы, словно в попытке ощутить это желание, и его заикание стало еще сильнее.

– Ну т-так, з-з-начит, если не б-больница, может б-быть, что н-нибудь другое… пок-короче и п-поинтереснее?

– Звучит получше.

– А что насчет массовки, где требуется музыкальное сопровождение?

– Да… это подойдет.

– Запущены съемки «Кармен»… вечер в п-пустыне на Масаде… и им нужны люди в массовку, способные изображать цыган… но платить они не могут.

– А в чем дело?

– В том, что съемки вмещают в себя переезды, и проживание в самых дорогих отелях, и, разумеется, посещение оперы – три раза во время перерывов…

– Звучит заманчиво. И вы будете там тоже?

– Нет… потому что для съемок оперы им нужна только женская массовка.

– Тогда это выглядит еще более привлекательно.

– Почему?

– Потому что иногда я устаю от мужчин.

У него отвисла челюсть, и он не произнес ни слова.

– Ну, так что теперь? – рискнула она, несколько обескураженная.

– Что вы имеете в виду под «теперь»?

– «Кармен».

– Поговорите со своим братом, – перебил он ее и опять замолчал.

Через какое-то время дежурный администратор освободил их от неловкого молчания, сообщив, что работа их в качестве массовки закончена, однако они могут находиться в баре до самого закрытия.

– П-простите меня, – сказал Элиэзер, хватая за руку проходившую мимо молоденькую девушку. – Сейчас вы, надеюсь, можете сказать мне, где с-п-п-прятана съемочная камера?

Девушка улыбнулась.

– Вообще-то это страшный секрет… но сейчас он, пожалуй, уже не так важен, – и она указала на старинный сводчатый потолок, где можно было разглядеть нечто, похожее на сияющий и огромный птичий глаз.

– Можете не провожать меня, – сказала Нóга. – Дорогу до дома я разгляжу.

Они шли обратно через рынок Махане Иегуда, который в это время начал уже просыпаться. Но расстроенный участник массовки не собирался сдаваться. Словно отвергнутый любовник, он увязался за своим предметом страсти, слушая цокот ее каблуков, рассыпавших дробь по каменной отмостке рынка, пока звуки шагов не затихли неподалеку от дома, положив предел и окончание совместного вечера. Он был охвачен сомнением, оскорбленное его желание настоящего мужчины, воина и охотника, было уязвлено. Кончилось все неожиданным (может быть, и для него самого) вопросом, не сводя с нее глаз, он поинтересовался количеством струн на арфе.

Пораженная, она сумела только промолвить:

– Количество струн? На арфе? На моей?

– На вашей… на твоей… вообще.

– Зачем вам это?

– Чтобы получше тебя узнать.

Это было так наивно, что она не рассердилась на его назойливость. Она просто рассмеялась. А потом объяснила, что в концертной арфе сорок четыре струны, соединенные в шесть с половиной октав точно так же, как в фортепьяно. Это дает возможность исполнять произведения, написанные для фортепьяно и на арфе… и наоборот… так сказать, vice versa.

– Выходит, вся разница в том, что в пианино струны натянуты горизонтально, а у арфы – вертикально?

– Ну, это – самая малозначительная разница. Главная заключается в звучании.

– Объясни, ведь и то и то использует одинаковые струны – из кишок животных.

– Не обязательно. Некоторые струны сделаны из нейлона… или даже из металла.

– Металл… – пробормотал он.

– Металл, – повторила она, задетая почему-то его полуночным и необъяснимым любопытством: – А кроме струн у арфы есть еще семь педалей.

– П-педалей? Зачем?

– Для воспроизведения дополнительных тонов и полутонов.

– И сколько их всего может быть?

– Всех вместе – сто сорок один.

Он весь погрузился в раздумье, словно переваривая такое число, затем воззрился на арфистку с выражением, в котором восхищение смешано было с сочувствием, и произнес:

– Тебе, я уверен, приходиться быть очень собранной.

– Да. Собранной. Это очень правильное определение. Если я задену не ту струну или педаль, ошибку заметит весь оркестр.

– И сколько же времени ты играешь на арфе? – бывший полицейский все продолжал свой допрос.

– С молодых ногтей…

– И, значит, из-за музыки ты н-не могла иметь детей.

– Я не могла? – она отпрянула. – Кто тебе сказал такую чушь? Я могла иметь их в любое время. Всегда. Но я не хотела, – сказала она твердо, повторяя то, что уже говорила ему, когда они встретились впервые.

– Откуда тебе известно это… то, что у тебя могут быть дети?

– Мне известно. Я это знаю. Мой бывший муж понимал это, что и послужило причиной, по которой он меня бросил.

Темнота вокруг них продолжала сгущаться. Луна исчезла. Исчезли и люди – не было видно никого. Это был час, ниспосланный людям для глубокого сна – даже в этом районе.

Но он не спешил уходить.

– Я понимаю… – пробормотал он, успокаивая себя и проглатывая чувство глубокого разочарования и даже унижения.

– Я…. п-п-понимаю тебя…

Он остался стоять.

– Ты не хочешь, чтобы я пришел завтра и поставил задвижку, чтобы ребята…

– Благодарю, – перебила она. – В настоящее время нет смысла улучшать состояние старой этой квартиры… а что до ребят… с этим я справлюсь сама.