Книга первая
Критический обзор важнейшей литературы вопроса
Предисловие
Вопрос об «
Живой интерес вопрос об «аскетизме» получил, благодаря решительному повороту, заметно обозначившемуся в направлении науки, преимущественно биологии и психологии, а также отчасти в направлении философии и общественного сознания.
«Материализм», сменившийся «позитивизмом», постепенно уступает место «идеализму».
Если прежнее направление мысли и жизни было неблагоприятно для уяснения вопроса об аскетизме, то, благодаря указанному перевороту, названный вопрос в значительной степени привлек к себе научное и общественное внимание.
В самом деле, одно из популярнейших и авторитетнейших, господствовавших до последнего времени в науке о жизни направлений, считавшееся долгое время единственно объективным и точным, целиком сводило все понятие о жизни к приспособлению, а все значение, цель и ценность жизни — к наилучшему осуществлению такого приспособления. На первый план с полной определенностью выдвигалось значение именно
Само собой понятно, какое влияние могло оказывать такое учение на человеческую мысль, на человеческую волю, на человеческую нравственность. Внутреннее содержание жизни вообще, и человеческой в частности и в особенности, ее самобытные, творческие начала теряли — естественно — всякое значение, так как все измерялось степенью приспособленности жизни к
Этот взгляд, в связи с безостановочно прогрессировавшим ростом материальной культуры, обширными успехами техники, отразился полным забвением внутреннего, духовного мiра человека, его самобытных начал и специфических особенностей. Отсюда и развитие человеческой культуры, не исключая и всех отраслей науки, приняло крайне одностороннее направление. Телеологический принцип жизни был окончательно упразднен, поруган, изгнан из науки о жизни, и все явления жизни подчинены всецело механизму. Механизм из биологии перешел и на психологию, создавши «психологию без души». [1] Господство «силы» и «материи» над «духом» было провозглашено законом и для человека, как индивидуума и члена общества. Эволюционное истолкование жизни указывало во
«Стремлением организовать человечество вне безусловной религиозной сферы, утвердиться и устроиться в области временных, конечных интересов — этими стремлениями характеризуется вся современная цивилизация». [7] Последней целью нравственности поставляется содействие общему благосостоянию и процветание культуры, так что все обязанности человека рассматриваются только как общественные императивы, а все добродетели являются только социальными добродетелями. Естественно, что и в науке хотят видеть только искание средств к улучшению условий культурной жизни, признавая ее конечной целью лишь содействие прогрессу цивилизации.
Указанными общими и основными предпосылками эволюционной доктрины уже определяется и ее отношение к «аскетизму», — отношение строго и последовательно, безраздельно отрицательное, неодобрительное или даже прямо и неприкровенно враждебное. Корифей современного эволюционизма Герберт Спенсер, в качестве специфической особенности своей этики, выставляет свое вполне и всецело отрицательное отношение к «аскетизму». По его собственным словам, «истолкователи нравственных правил причинили много зла, представляя их в большинстве случаев лишь с их отталкивающей стороны, а потому нельзя не ожидать наперед больших благ от представления нравственных правил с привлекательной стороны, которая обнаруживается во всех тех случаях,
Отрицательное отношение к «аскетизму» очень глубоко и широко проникло в сознание общества, принимая в некоторых случаях формы резкие, крайние, доходящие до абсурда. Так, небезызвестный Скабичевский несколько лет тому назад объявил, что «аскетизм» есть не что иное, как «особенного рода психическая болезнь». [10]
Протоиерей Ключарев (впоследствии архиепископ Амвросий) в конце шестидесятых годов писал: «против аскетизма в настоящее время много распространено предубеждений. Его называют направлением, противным человеческой природе и вредным для жизни общественной». [11] Уже почти тридцать лет спустя, сравнительно недавно, профессор протоиерей Светлов так характеризовал отношение к «аскетизму» современного общества: «наш век отличается упадком духовных стремлений, господством материальной культуры; аскетизм непонятен нашему времени». [12]
До таких крайних и резких выводов, до такого кульминационного пункта в отрицании всякого значения и смысла «аскетизма» дошли наука и общественное сознание в минувшем веке, передав это печальное наследство в значительной части и вновь народившемуся, текущему столетию.
В XIX столетии просвещение получило не только антихристианский, но и — в значительной степени — антирелигиозный, антитеистический характер. Преимущественными выразителями и носителями его были естественнонаучные материалисты — Молешотт, Фохт, Бюхнер, Геккель. Основатели немецкого
По учению марксизма, в истории человечества все факты и внешней и внутренней жизни вырастают исключительно на почве производства, обмена и потребления. Все содержание социальной жизни он сводит к классовой борьбе, так что классовый интерес является высшей и единственной нормой поведения. В мiровоззрении марксизма нет места для какого-либо фактора, сколько-нибудь независимого от экономического; христианство, как и всякая религия вообще, — не более, как надстройка над экономическим фундаментом. Экономические задачи положены в основу планов устроения будущего золотого века. «Определенный род экономических отношений своим последствием должен иметь известный род религиозной веры или религиозного общества». Всякий человек, — говорит Бебель, «есть продукт своего времени и орудие обстоятельств». Потому христианство, это превосходнейшее духовное выражение настоящего социального порядка, необходимо должно исчезнуть, как скоро наступит лучший социальный строй. [13]
В чаемом социалистами социалистическом государстве изменению и обновлению должны подвергнуться не только хозяйственные и юридические отношения, но и нравственные.
По определению недавно умершего профессора венского университета
Другие же, напротив, находят, что современное нравственное учение выражает собой значительное преобладание и даже господство стремлений и настроений объединительного характера, с подавлением индивидуальной самостоятельности и личного счастья. B современном нравственном идеале, — говорят, — очень сильно звучит нота самоотречения и он носит резко и рельефно выраженный аскетический характер. В идеале смирения и самоотречения забывается человеческая личность, которая должна быть бодрой, деятельной, счастливой, а не самоотреченной, пассивной, печальной. В современной морали, таким образом, не выражен личный элемент.
Резким, непримиримым противником пессимизма и аскетизма является особенно Ницше, который стоит на индивидуалистической точке зрения и отвергает всякие социалистические и демократические теории. По взгляду Ницше, всякая здоровая мораль управляется инстинктом жизни. Между тем, почти всякая нравственность, которой до сих пор учили, противоестественна, так как она направлена именно против инстинктов жизни. То же следуете сказать и о религии. «Бог является (разум, в религии) врагом жизни (Feind des Lebens). Святой, которому Бог оказывает свое благоволение — идеальный кастрат. Жизнь кончается там, где наступает царство Божие». [17] В частности, и христианству Ницше особенно ставит в укор его аскетическую тенденцию, его пессимистический взгляд на тело и земную жизнь. Уменьшение, ослабление жизненной энергии — вот что оспаривает, вот что ненавидит Ницше и в религии и в морали. «Сильнейшее повышение самой жизни», «увеличение мощи жизни» — вот, по мнению Ницше, высший принцип человеческого поведения, высшая норма, высший постулат. Вот почему Заратустра запрещает своим последователям смирение, терпение и аскетически-пессимистический взгляд на жизнь. [18] В идее «сверхчеловека» возводится в абсолют «волящее индивидуальное сам». [19]
«Традиционный аскетизм» иногда даже и у богословов решительно противополагается христианской любви, как начало ей совершенно чуждое, с ней решительно несовместимое. [21] Считают необходимым категорически констатировать, что «наше время внимательно не к тому, что совершается за монастырской стеной, в уединении пустыни, в затворе аскета, а к тому, что дает христианство для всех сторон действительной жизни, для экономических нужд, для социальных потребностей, для трудовых общин, для братского общежития». [22] В современное христианское сознание все более и более проникает убеждение, что задачей христианства является спасение не только лично-индивидуальное, но и общественно-социальное, торжество царствия Божия не только в личной жизни, но и в общественных и социальных отношениях. Современная жизнь настойчиво выдвигает вопросы о путях и средствах созидания христианской общественности, в связи с вопросами об отношении христианства к земной жизни человечества, его культурно-историческому творчеству. Христиане, и в особенности христианские пастыри, приглашаются осуществлять заповеди практической любви, предписанные христианством, к выполнению задач, так называемой, «христианской общественности». При этом аскетизм, как начало спасения, будто-бы исключительно индивидуального, рассматривается в качестве фактора, отрицательно относящегося к осуществлению спасения общественного. Представителей церкви упрекают в том, что они в христианстве видят и понимают один только загробный идеал, оставляя земную сторону жизни, весь круг социально-общественных отношений без воплощения христианской истины. [23] Констатируют ненормальность постановки пастырства на аскетическую почву. Считают бесспорным, что «перерабатывать саму жизнь, христианизировать ее во всех ее проявлениях» пастырь-аскет отказывается из-за страха «оскверниться» «прикосновением с ней». Зло во внешнем мiре разрослось до такой степени, именно «благодаря бездействию аскетов — пастырей и их попустительству». [24] Утверждают, что для христианства наступила пора на деле показать, что в церкви заключается не один лишь загробный идеал. [25] Настойчиво провозглашают, что церковь, в противоположность интеллигентному обществу, поняла и приняла сознательно будто-бы лишь заповедь о любви к Богу, сосредоточила все свое внимание лишь на аскетической стороне учения Христова, но пренебрегла Божиим мiром, исполнением заповеди о любви к ближним. [26] Вообще христианство должно не отрицать земную жизнь и культуру, как это было будто-бы до сих пор, а сообщать им религиозное освящение. [27] Как бы ни относиться к указанным убеждениям и взглядам, игнорировать их невозможно; с ними следует считаться, и считаться серьезно, так как они составляют догмат веры почти всей нашей, так называемой, интеллигенции и последовательно и широко распространяются в обществе.
Так со всех сторон и с самых противоположных точек зрения «аскетизм» подвергается резким нападкам, доходящим до глумления, до решительного и полного недоразумения. Целые тучи всевозможных недоразумений сгустились около этого вопроса, закрывая для многих саму возможность отнестись к нему с необходимым научным беспристрастием. [28]
Однако охарактеризованное направление, дойдя до nес plus ultra, вызвало, по известному историческому закону, уже ясно и рельефно обозначившуюся реакцию.
Самобытные, активные требования человеческого духа не могли быть окончательно заброшены, забыты и подавлены, и еще прошлому веку пришлось считаться с этими требованиями и в науке и в жизни. В самом деле, сама наука, в лице своих лучших и беспристрастных, достойнейших представителей, должна была, наконец, констатировать, на основании добросовестных и тщательных исследований, несомненность той истины, что «жизнь» далеко не покрывается и не исчерпывается одними механическими соотношениями, которые даже не составляют в ней самого главного элемента. Постепенно выяснилась решительная необходимость допустить влияние на образование и развитие «жизни» психического фактора, — и тем больше, чем выше организация самого существа. Особенно же крайняя односторонность и совершенная недостаточность механического учения о «жизни» обнаружилась со вступлением биологии в двадцатый век. Таким путем стала постепенно уясняться та истина, что главенствующая, определяющая роль в происхождении и процессе «жизни» принадлежит не материи, а духу, за которым была снова признана некоторыми серьезнейшими представителями точной и беспристрастной науки отвергнутая и забытая было самостоятельность и активность.
В связи с этим стали и в науке и в обществе постепенно пробуждаться и распространяться идеалистические или спиритуалистические воззрения. [29]
Пробудившийся в последнее время интерес к духовным проблемам человеческой личности и человеческой жизни заметно усилил также стремление к наследованию вопросов
Едва ли заключает в себе излишнее преувеличение то наблюдение, что в наши дни из всех философских проблем этическая проблема выдвигается на первое место и оказывает определяющее влияние на все развитие философской мысли. [31] Можно без преувеличения сказать, что самой характерной чертой современного умственного настроения составляет возрастающий и крепнущий интерес ко всем тем отраслям знания, которые имеют отношение к личности человека, к его природе и условиям его общественного существования. Обострившийся в настоящее время социальный вопрос также, по своему существу, имеет серьезное нравственное значение. По справедливым словам проф.
Этот нравственный тон новой филантропии проявляется в ее беспримерном чувстве социальной обязанности, в ее призыве к личному самопожертвованию, в ее требовании самовоспитания и мудрости». [32]
В неразрывной связи с таким общим поворотом в направлении науки, философии и общественного сознания находится и заметно иное, по сравнению с предшествующим, отношение к вопросу об «аскетизме». Признание самостоятельности, господствующего значения и активности человеческого «духа» должно было с логической принудительностью повести к признанию и важного, необходимого значения «аскетизма», как принципа приобретения и сохранения духовного самообладания и господства духа над низшей, материальной стороной человека. По словам проф.
Такой поворот в сторону, благоприятствующую «аскетизму», заметен даже в протестантских странах. По словам известного исследователя «аскетизма» Zökler’a, «многие протестанты в последнее время заняты вопросом, не следует ли признать отсутствие аскетизма, хотя бы и не в монашеской форме, недостатком протестантской церкви и, соответственно этому, не следует ли принять действительные меры к его восстановлению. По крайней мере,
Признавая всю неотложную важность решения выдвинутого на очередь экономического вопроса, справедливо подчеркивают, однако, что «сущность нравственного решения экономического вопроса заключается во внутренней его связи с целой жизненной задачей человека и человечества». [36]
При этом защитники важности и значения «аскетизма» впадают нередко даже в крайность преувеличения. Это объясняется реакцией предшествовавшей крайности — совершенному почти забвению и игнорированию «аскетизма».
Течение, благоприятствующее «аскетизму», проявилось в стране преимущественного господства и процветания протестантизма, как известно, решительно и принципиально отвергшего «аскетизм», — как начало чуждое, враждебное истинному, евангельскому христианству. Но «аскетизм», очевидно, составляет коренное, необходимое требование человеческой природы, самой ее организации. Отвержение «аскетизма» повело к крайнему пессимизму, который широкой, мрачной волной пронесся прежде всего и преимущественно именно по протестантским странам. Родоначальником и наиболее ярким и характерным выразителем философского пессимизма явился Шопенгауэр. [37]
Итак, пессимистическая окраска «аскетизма» и преувеличение его значения составляет одну из обозначившихся в последнее время особенностей в научном и — особенно — философском освещении «аскетизма».
В качестве второй особенности современной философской постановки вопроса об «аскетизме» следует отметить связь «аскетизма» с
У нас, в России, указанный, благоприятствующий «аскетизму», поворот научного и общественного сознания должен был найти для себя особенно благоприятную почву, в силу самых национальных особенностей русского народа.
По справедливым словам
Отмеченное выше отношение современной философской европейской мысли к «аскетизму», характеризующееся пессимизмом и мистицизмом, заметно отразилось в направлении и нашей мысли — в мiровоззрении, напр.,
По справедливым словам
Таким образом, наблюдая современные научные, и общественные запросы, мы с той или другой стороны подходим к вопросу об «аскетизме», к признанию всей важности выяснения его подлинного, действительного значения в христианстве. Все другие, нами указанные вопросы или в нем подразумеваются, или с ним тесно, неразрывно связаны, так или иначе с ним существенно соприкасаются. Вопрос об аскетизме — вопрос о самой сущности христианства, об основном характере его жизненного понимания, проявления и осуществления. [45] Таким образом, вопрос об «аскетизме» — не какой-либо узкоспециальный вопрос, — нет, он глубоко соприкасается со всеми важнейшими и основными догматическими и нравственными истинами христианства. Этот вопрос находится в точке пересечения многих принципиальных вопросов — богословских и философских, и при том, самых интересных и жизненных.
Каково же фактическое отношение нашей
Признав, таким образом, важность и значение вопроса об «аскетизме», что же сделало наше богословие для его научного раскрытия и разъяснения?
Около тридцати лет тому назад проф. А. Ф. Гусев писал: «сущность и значение христианского аскетизма в нашей богословской литературе вовсе не выяснены с научной точки зрения, хотя мы и знаем несколько работ по этому предмету». [48] «Мы не имеем ни одной, сколько-нибудь сносной и удовлетворяющей научным требованиям монографии, посвященной настоящему историческому изображению хотя нескольких великих аскетических типов и анализу их… Наша духовная журналистика за все время её существования представила лишь самое ограниченное количество маленьких статеек, в которых выясняется значение, напр., столпничества, молчальничества и т. д. Но эти статьи преследуют назидательный, но не научный интерес». [49]
С того времена научное раскрытие вопроса об «аскетизме» несомненно подвинулось вперед, но все же этот успех нельзя признать существенным, достаточным и вполне удовлетворительным. По справедливым словам
Выражением этого пробудившегося интереса к исследуемому нами вопросу служит появление за последние годы нескольких сочинений, посвященных раскрытию и анализу аскетических воззрений представителей аскетической письменности IV века христианства, [51] а также воззрению некоторых из наиболее выдающихся аскетических писателей в отдельности. [52]
Но до сих пор еще не появлялось труда об «аскетизме»
Бесспорно, идеальным явилось бы такое состояние науки, при котором сначала были бы уяснены и раскрыты аскетические воззрения отдельных, наиболее видных и характерных представителей аскетической письменности, и уже после этого, в виде итога, как вывод из всех предшествовавших исследованию, было предложено научное, систематическое изложение православного учения. Однако выполнение такого требования, если оно даже фактически осуществимо, в чем можно сильно сомневаться, — потребовало бы слишком много времени, а между тем жизнь не ждет, она настоятельно заявляет о своих требованиях и налагает на представителей нашего богословия известные нравственные обязанности. С другой стороны, и самое существо богословского учения православной церкви вовсе не таково, чтобы оно для своего точного раскрытия требовало непременно математической полноты изучения всех выразителей и представителей православного мiровоззрения — Свв. Отцов и Учителей Церкви. Общий смысл православного учения достаточно уясняется и из точного изучения писания только наиболее выдающихся Свв. Отцов Церкви, и это условие в нашем труде мы, по мере сил и возможности, и старались выполнить.
Изложение в системе основных и наиболее характерных данных Божественного Откровения, — Св. Писания и Св. Предания, — как высшей истины для мысли и высшей нормы для жизни, применительно к современной ступени развития христианского человечества и в качестве результата его предыдущего развитая, составляет задачу и обязанность
Излагая сущность православного учения, мы должны были, и действительно старались, строго держаться единственно-надежной почвы — Божественного Откровения — Св. Писания и Св. Предания. Св. Предание вселенской церкви, наилучшими выразителями которого являются Свв. Отцы и Учители Церкви, есть обязательное правило, необходимая норма надлежащего понимания истин православного веро- и нраво- учения, содержащихся в Св. Писании, как основном источнике православного учения. Рассматривая, по смыслу темы, вопрос об «аскетизме» с точки зрения библейских и святоотеческих данных, мы интересовались также и теми направлениями в решении этого вопроса, которые даны в современных богословских и философских работах, — стараясь оценить эти решения при свете данных, заключающихся в наших основных источниках.
Что касается
В частности, прежде всего мы старались раскрыть,
«Аскетизм», как видно из самого понятия о нем, раскрываемого во «Введении», — с одной стороны, предполагает греховную испорченность человеческой природы, её косность и необходимость преобразования и перевоспитания, с другою — тот идеал нравственного совершенства, по началам и в целях достижения которого должно совершаться это преобразование. Содержание и характер нравственного идеала столь же существенно, как и указанная выше сторона, определяют особенности и характер тех аскетических средств, которые способствуют реализации этого идеала в жизни, как и вообще естественно — цель определяет средства, ведущие к её достижению. Отсюда — естественно — для определения сущности и смысла христианского «аскетизма» необходимо ясное представление и изображение
Отсюда нравственное совершенство и «спасение» в христианстве — понятия коррелятивные. Содержание и характер нравственного совершенства определяются тем, к чему христианин стремится в своей жизни, в чем видит свою конечную цель, т. е. находятся в полной зависимости от понимания учения
Дальнейший ход нашей работы следующий. Из православного учения о существе «спасения» и нравственного идеала христианина мы стараемся показать общеобязательность для
Отсюда труд наш распадается на две основные части:
Предлагаемый труд обнимает только первую половину нашей задачи и составляет первый том всего нашего сочинения. Он, соответственно вышесказанному, состоит из «Введения», 4-х глав и «Заключения».
Во «Введении» раскрывается смысл и значение самого термина «ἄσχησις», на основании филологического анализа и историко-литературного его употребления.
Одной из особенностей предлагаемого труда является
Главнейшие источники
Основоположительными и фундаментальными источниками при написании нашей диссертации служили:
1)
2)
T. I.
T. II.
T. III.
T. V.
T.VI.
T. VII.
T. VIII–IX.
T. XI.
T. XVIII.
T. XXVI.
T. XXIX–XXXII.
T. XXXIII.
T. XXXIV.
T. XXXV–XXXVII.
T. XXXIX.
T. XL.
T. XLI–XLIII.
T. XLVII–LXIV.
T. LXV. Apophthegmata Patrum.
T. LXVII.
T. LXVIII–LXX.
T. LXXVIII.
T. LXXIX.
Epistolarum libri quatuor.
T. LXXXIII.
T. LXXXVIII.
T. XC–XCI.
T. XCI.
T. XCIII.
T. XCIV.
T. СIII. Excepta ex orat. S. Methodii de resurrectione.